- У подушки под циновкой. Дай поскорее.
Цзиньлянь приподняла подстилку, вылила яд в чашку и размешала головной шпилькой. Поддерживая одной рукой мужа, она другой поднесла ему смесь.
- Ух, какое противное! - промолвил У Чжи, отпив глоток.
- Разбирать не приходится. Лишь бы помогло.
У Чжи отпил еще глоток. Тогда Цзиньлянь влила ему в рот остальное, опустила его на подушку и поспешно слезла с кровати.
- У меня боль в животе! Ой, ой! Терпенья нет! - закричал он.
Цзиньлянь схватила два припасенных одеяла и с головой накрыла мужа.
- Мне душно! - простонал У Чжи.
- Доктор говорит, надо пропотеть, и тебе полегчает.
У Чжи хотел еще что-то сказать, но Цзиньлянь испугалась, что он начнет противиться, вскочила на постель и села на мужа верхом, крепко держа одеяла.
Да,
Масло кипело в груди, огнем обжигало нутро. Будто шилом кололо в самое сердце, словно кто-то резал ножом живот. То бросало в озноб, потом хлынула кровь отовсюду. Крепко стиснул он зубы, к убиенным невинно отлетала душа. Все во рту пересохло, душа расставалась со светом. В царстве теней стало одним отравленным больше, в мире же здешнем двое могли свободно отдаться любви.
У Чжи застонал. Его мучило удушье. Внутри будто все оборвалось, и он умер. Цзиньлянь сорвала с него одеяла. Он лежал, неподвижный, закусив губы. Темнели потеки крови. Цзиньлянь в испуге соскочила с кровати и застучала в стену. Услыхав стук, старая Ван приблизилась к задней двери и кашлянула. Цзиньлянь опустилась и открыла ей дверь.
- Кончился? - спросила вошедшая.
- Да. А у меня руки-ноги отнялись. Не знаю, что и делать.
- Ничего, я помогу.
Старуха засучила рукава, налила бадью кипятку, бросила туда тряпку и полезла наверх. Она свернула постель, первым делом протерла губы, потом смыла запекшуюся кровь и накрыла покойника. Они потихоньку, шаг за шагом, перенесли У Чжи вниз, положили на старую дверь, причесали покойника, одели, повязали головной повязкой, надели чулки и обули, накинули на лицо белый шелк и покрыли усопшего чистым одеялом. После этого они поднялись наверх и вымыли спальню. Старуха ушла, а Цзиньлянь принялась голосить, притворившись будто оплакивает кормильца.
Послушайте, дорогой читатель! Надобно сказать, что плачут женщины по-разному: одни громко рыдают и слезы льют, другие молча обливаются слезами, а третьи голосят без слез. Весь остаток ночи проголосила Цзиньлянь.
В пятую ночную стражу, до рассвета, к старухе Ван пришел Симэнь Цин. Сводня посвятила его во все подробности. Симэнь дал на гроб и похороны. Они позвали Цзиньлянь, чтобы посоветоваться с ней о дальнейшем.
- У Чжи умер, - сказала вошедшая Цзиньлянь, - и ты теперь единственная у меня опора. Во всем на тебя полагаюсь. Не бросай меня как старую головную повязку.
- Ну, что ты зря беспокоишься?
- А вдруг обманешь, тогда как?
- Обману, считай меня вторым У Чжи.
- Ну, хватит болтовней заниматься, - прервала их старуха. - Теперь главное - на рассвете в гроб положить. А что если у следователя подозрение возникнет, а? У них за главного Хэ Девятый. Человек опытный и осторожный. Возьмет да и не даст хоронить.
- А, ерунда! - засмеялся Симэнь. - Я с Хэ сам поговорю. Пусть только попробует против меня пойти!
- Тогда нечего мешкать, сударь, поскорее с ним договаривайтесь, - торопила старуха.
Симэнь Цин оставил старухе серебра на гроб, а сам отправился к Хэ Девятому.
Да,
Коснуться в силах кто светил сиянья?
Себя рождает мирозданье.
Если хотите узнать, что сказал Симэнь следователю Хэ и что случилось потом, приходите в другой раз.
Цаплю белую на снеге выдал взмах огромных крыл,
Попугай на ветке ивы криком сам себя открыл.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
СИМЭНЬ ЦИН ПОДКУПАЕТ ХЭ ДЕВЯТОГО
СТАРАЯ ВАН, ПОЙДЯ ЗА ВИНОМ, ПОПАДАЕТ ПОД ПРОЛИВНОЙ ДОЖДЬ
Безумец, коль цветок полюбишь,
С красоткой горестей хлебнешь -
И самого себя погубишь,
И в дом несчастье принесешь.
Не поноси, что заурядно,
Какой в минутных встречах прок?
Пора придет, и беды грянут -
Коварства сводни Ван итог.
Итак, Симэнь отправился к Хэ Девятому, а мы расскажем теперь о старой Ван. Взяла она серебро и пошла за гробом и похоронными принадлежностями. Она купила благовония, свечи, бумажные жертвенные деньги и все необходимое для погребения и, вернувшись домой, посоветовалась с Цзиньлянь. Та зажгла перед покойником жертвенный светильник. В дом стали заходить соседи, чтобы выразить вдове соболезнование. Цзиньлянь прикрывала лицо и делала вид, будто плачет.
- От чего скончался У Старший? - спрашивали входившие.
- Муж жаловался на сильные боли в сердце, - отвечала вдова. - С каждым днем ему становилось все хуже. Видно было, что не жилец. И вот в третью стражу его не стало. Какое горе!
Цзиньлянь громко завопила. Соседи понимали, что со смертью У Чжи не все ладно, но расспрашивать не осмеливались и только утешали хозяйку:
- Умер, ну что ж теперь поделаешь? А живым жить надобно. Не убивайся так, дорогая! Вон на дворе жара какая стоит!
Цзиньлянь сделала вид, что сердечно благодарит их за участие, и соседи разошлись по домам. Старая Ван тем временем распорядилась, чтобы внесли гроб, и вышла встретить старшего следователя Хэ Девятого. Уже было закуплено все, что потребуется дома и при сожжении останков. Из монастыря Воздаяния пригласили двоих монахов отслужить молебен. Прибыли и помощники следователя Хэ.
Но расскажем о нем. Был вечер, когда он не спеша подходил к Лиловокаменной. На углу улицы ему повстречался Симэнь Цин.
- Куда путь держишь? - спросил Симэнь.
- Да вот У Старший, торговец лепешками, умер. Иду в гроб положить.
- Погоди, поговорить надо, - задержал его Симэнь.
Хэ последовал за Симэнем. Они свернули за угол в небольшой кабачок. Когда оба оказались в небольшой комнате наверху, Симэнь обратился к следователю:
- Прошу занять место гостя!
- Посмеет ли слуга занимать место рядом с вашей милостью, сударь?
- Не стесняйся, присаживайся! Прошу тебя.
После взаимных уговоров они, наконец, сели за стол. Симэнь заказал кувшин хорошего вина. Вскоре на столе появились закуски, фрукты, сладости и подогретое вино. Хэ мучили подозрения. «Симэнь Цин никогда раньше меня не угощал, - думал он, - а тут вдруг вино ставит. Должно быть, неспроста».
Они долго сидели, пили вино. Наконец, Симэнь достал из рукава слиток блестящего как снег серебра и положил его перед Хэ.
- Не побрезгуй скромным подношением. Потом еще отблагодарю.
- Что вы, ваша милость! Смею ли я принять серебро! Ведь я вам не оказывал никаких услуг, - сложив на груди руки, отказывался следователь. - Прикажите, что вам угодно, не посмею ослушаться.
- Не отказывайся, друг. Возьми серебро.
- Только скажите, что вам угодно, - просил Хэ.
- Да ничего особенного. Там ты за труды само собой получишь. Об одном прошу, чтобы при положении в гроб У Старшего все обошлось как надо. Без лишних разговоров… Накрой парчовым покровом, и чтоб дело с концом.
- Я-то думал, что-нибудь особенное, - заверил Симэня следователь, - а то пустяки какие. Да разве я могу за это серебро брать!
- Если не возьмешь, значит не хочешь сделать, что прошу.
Хэ Девятый давно побаивался коварного Симэня, который всю управу в своих руках держал, и взял серебряный слиток. Они выпили еще, и Симэнь кликнул полового:
- Подсчитай! Завтра в лавку за деньгами приходи.
Они спустились вниз и вышли из кабачка.
- Смотри, друг, никому не болтай, потом еще награжу, - предупредил следователя Симэнь и удалился.
«Почему он дал мне целых десять лянов? - раздумывал Хэ. - Только за то, чтобы я разрешил положить У Чжи в гроб? Нет, тут что-то не все ладно». У ворот дома У Чжи он встретил своих заждавшихся помощников и старуху Ван.
- От чего умер У Старший? - спросил он помощников.
- Жена говорит, от сердечной боли, - отвечали те.
Следователь отдернул занавеску и вошел в дом.
- Что-то вы поздновато пожаловали, господин Хэ? - спросила старуха. Мы вас прямо заждались. И геомант давно пришел.
- Все дела. Вот и задержался.
Следователь заметил вышедшую к нему Цзиньлянь, одетую в грубое платье бледного цвета, с белой бумагой в волосах. Она притворилась плачущей.
- Не расстраивайтесь, сударыня, - успокаивал ее Хэ, - душа вашего супруга возносится на небеса.
- Не выразить словами моего горя, - вытирая слезы, проговорила Цзиньлянь. - У мужа болело сердце, и вот в несколько дней его не стало. Какой удар!
Следователь оглядел Цзиньлянь и подумал: «Раньше я только слышал про жену У Чжи… Вот, оказывается, какую красавицу он себе взял! Не зря Симэнь Цин десять лянов отвалил!» Когда он подошел к покойнику, геомант уже совершил над усопшим таинства. Хэ снял покров, откинул с лица лоскут белого шелка и, сосредоточившись, стал внимательно всепронзающим взглядом осматривать покойника - его почерневшие ногти, темно-синие губы, пожелтевшее лицо и выпученные глаза. Ему сразу стало ясно, что У Чжи отравлен.
- У него что-то и лицо посинело, и губы закушены… И кровь изо рта… - недоуменно говорили подручные следователя.
- Будет глупости болтать! - оборвал их Хэ. - Вон солнце так и палит. Как тут тленом не тронуться?
И подручные по наущению старой Ван поспешно положили покойника в гроб и навсегда забили гвоздями. Старуха передала следователю связку медяков и попросила разделить их между обоими помощниками.
- Когда вынос? - спросил Хэ.
- Госпожа хотела бы на третий день совершить сожжение за городской стеной, - ответила Ван.
Подручные удалились. В этот вечер Цзиньлянь устроила угощение с вином. На другой день четверо буддийских монахов читали заупокойные молитвы, а рано утром, в пятую стражу третьего дня состоялся вынос. Гроб подняли подручные следователя. Проводить У Чжи вышли кое-кто из соседей. Одетую в траур Цзиньлянь несли в паланкине. Всю дорогу она притворно оплакивала кормильца. На пустыре сожжения усопших гроб с останками У Чжи предали огню, а пепел бросили в пруд. За панихиду и поминки расплачивался Симэнь Цин.
Вернувшись домой, Цзиньлянь поднялась наверх и установила табличку, на которой было написано: «Здесь покоится душа усопшего мужа У Старшего». Перед табличкой была зажжена глазурная лампада, установлен золотой траурный стяг, разложены бумажные медяки, слитки золота и серебра и другие жертвенные предметы.
Старуху Ван вдова отправила домой, а сама в тот же день разделила ложе с Симэнем. Как только они не наслаждались наверху в доме У Чжи! Что там бывало - в чайной! Все украдкой да урывками. Теперь, когда У Чжи не стало, никто больше не мешал им быть вместе всю ночь. Вначале Симэнь Цин еще побаивался соседей. Зайдет, бывало, к старухе, у нее немного посидит. Со смертью У Чжи он брал с собой приближенного слугу и черным ходом проходил прямо к Цзиньлянь. Крепко они привязались к друг другу, прилепились - не разлучишь. Симэнь частенько дня по три, а то и по пять домой не заявлялся, отчего там царил беспорядок и недовольны были все домашние - от мала до велика. Ведь только попади к такой чаровнице в вертеп, себя же погубишь.
О том же поется и в романсе на мотив «Турачьи небеса»:
Рабы всесильного желанья,
Соединивши мысль и страсть,
Грядущее презрев в лобзаньях,
Они не жаждут прозревать.
Но, чувств глубоких порожденье,
Тоска и боль живут в груди.
У и Юэ нет примиренья!
От воли Неба не уйти!
Быстро летело время, как челноки сновали дни и луны. И вот прошло больше двух месяцев с того дня, когда Симэнь Цин впервые встретил Пань Цзиньлянь. Близился праздник начала лета.
Только поглядите:
С зеленых ив свисали витые нити бирюзы, алели кругом румяны гранатов. Нежный ветерок колыхал покрывало, со свистом веер навевал холодок. Всюду встречали лето, у каждого над праздничным столом порхали кубки.
Возвратясь из храма духа-повелителя Тайшань - Великой горы, Симэнь зашел в чайную. Старуха поспешно подала ему чаю и спросила:
- Далеко ль ходили, сударь? Что ж это вы госпожу-то не навестите?
- В монастыре был. Надо, думаю, в большой праздник ее повидать. Вот и пришел.
- Матушка ее родная, тетушка Пань, у нее в гостях. Кажется, еще тут. Погодите, я погляжу.
Старая Ван прошла черным ходом к Цзиньлянь. Та угощала вином свою мать. Завидев соседку, Цзиньлянь стала потчевать и ее.
- Вот кстати явилась, мамаша, - говорила она с улыбкой. - Присаживайся, выпей по случаю встречи чарочку да и за то, чтобы крепыш родился.
- Да у меня и мужа-то нет, - засмеялась Ван. - Откуда мне приплода ждать? Это вот тебе только наследником и обзаводиться - ты молодая, в самом расцвете сил.
- Говорят, молодые цветы красотою манят, а старые, поблекшие - плодами дарят.
- Слышишь, дорогая, - обратилась Ван к Пань Старшей, - как твоя дочка меня, старуху, обзывает? Я, говорит, оборванка - поблекший цветок. Что ж, посмотрим, не понадобится ли ей завтра эта оборванка!
- Вы уж на нее не обижайтесь, - заметила та. - Она у меня с малых лет на язык остра.
Надобно сказать, что с тех пор как Ван свела Симэня с Цзиньлянь, ей, старухе, и впрямь целыми днями покоя не было: то на стол накрывала, то за вином бегала. Но и себя она, разумеется, не забывала: руки около них грела.
- Да, дочка у вас бойкая и сметливая, - расхваливала она Цзиньлянь. - Прекрасная женщина! Только какому счастливцу достанется?
- На то вы, почтенная, и сваха. На вас вся надежда, - заметила Пань Старшая, пододвигая сводне чарку и палочки.
Цзиньлянь налила вина.
Старая Ван осушила подряд не одну чарку, и лицо ее стало багровым. Чтобы не заставлять Симэня долго ждать, она подмигнула Цзиньлянь и, попрощавшись, пошла домой. Цзиньлянь поняла, что ее ждет Симэнь. Она постаралась поскорее отделаться от матери, и когда та ушла, прибрала комнату, зажгла благовония, унесла остатки трапезы и снова накрыла стол. Едва она приготовилась к встрече Симэня, как он вошел к ней через террасу. Хозяйка спустилась к нему навстречу, отвесила поклон, и они вместе поднялись наверх.
Надобно сказать, что сразу же после смерти мужа Цзиньлянь перестала блюсти траур, а табличку души покойного отставила в сторону и накрыла листом белой бумаги. Никаких жертвенных блюд перед алтарем новопреставленного мужа она не ставила. Только и знала краситься да румяниться. Одевалась она в яркие платья и, завлекая Симэня, предавалась с ним любовным усладам. Стоило ему оставить ее дня на два, на три, как она обрушивалась на него с руганью:
- Ах ты, негодный! Бросил меня на произвол судьбы, изменник. Где завел зазнобу, а? Я ему не нужна стала! Сиди, мол, себе одна, мерзни!
- Да у меня младшая жена померла. Хоронили, некогда было. А сегодня в монастырь ходил. Купил тебе головные украшения, жемчуг и платья.
Цзиньлянь сильно обрадовалась. Симэнь позвал слугу Дайаня, и тот стал вынимать из узла один подарок за другим. Цзиньлянь с благодарностью приняла вещи. Своими побоями она до того запугала падчерицу Инъэр, что уж больше не скрывала своей связи с Симэнем. Цзиньлянь велела ей подать гостю чашку чаю, а сама накрыла стол и села рядом с ним.
- Ну зачем ты тратишься! - заметил Симэнь. - Я дал мамаше серебра. Вина, мяса, закусок и фруктов она принесет. Мне просто захотелось побыть с тобой в праздник.
- У меня мать была - ее угощала. Тут нетронутые кушанья. Чего время терять? Давай пока закусим, а то когда старуху дождешься.
Цзиньлянь подсела к Симэню, прильнула щекой к его лицу, положила ногу ему на колено и так, крепко прижавшись друг к другу, они пили вино.
* * *
Но расскажем о старой Ван. С корзиной в одной руке и безменом - в другой она вышла из дому купить вина и мяса. Стояло начало пятой луны - пора ливней. Только что в небе ярко светило солнце, и вдруг, откуда ни возьмись, набежала туча. Дождь хлынул как из ведра.
Только поглядите:
Со всех сторон сгустились черные тучи, был во мрак заточен небосвод. Затмили солнце летящие струи, разбивалися капли о широкие листья бананов. Тут бешеный ветер пришел на подмогу. Выкорчевывал он вековые могучие сосны. Загрохотали потом и грома раскаты, сотрясая Великой горы вершину, пики Хуа и Сун. Дождь жару прогнал, смыл палящий зной и влагой напоил он всходы хлебов. Дождь жару прогнал, смыл палящий зной, и возжелала чаровница красотами природы насладиться. И влагой напоил он всходы хлебов, и путник забыл про дорожную слякоть и грязь.
Да,
В Цзяне и Цзи, в Хэ и Хуай воды весны гомонят!
Ярко блестит мокрый бамбук, смутно алеет гранат.
Купила Ван кувшин вина и целую корзину рыбы, мяса, курицу, гуся, овощей и фруктов. Только она вышла на улицу, как ее застал ливень. Старуха бросилась под крышу и повязала голову платком, но сама промокла насквозь. Постояла немного, и когда ливень начал утихать, стремглав бросилась домой. Вино и мясо оставила на кухне, а сама вошла в комнату. Цзиньлянь и Симэнь пили вино.
- Хорошо вам тут пировать-то! Поглядите, вся до нитки промокла старуха, - Ван рассмеялась. - Вы уж мне потом подкиньте, сударь.
- Ну что за человек! Всегда на ком-нибудь да отыграется!
- Ни на ком я отыгрываться не собираюсь, а вы, сударь, извольте мне купить кусок темно-синего полотна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210