Золотом искрилось и пенилось вино. Чай заваривали с подснежниками. Госпожа Линь вырядилась в парчовую юбку и узорную накидку. С улыбкой, сверкавшей белизною зубов, она взяла нежной, как нефрит, рукою кубок и поднесла его гостю. Ее глаза горели желанием. За игрою на пальцах и в кости, то и дело прерываемой шутками и смехом, росло их подогреваемое весною желание и распалялась страсть. А ведь с вином все лукавее становится взор, все труднее сдержать сердечный пыл.
Солнце тем временем стало клониться к закату. Спускались сумерки. В серебряных подсвечниках загорелись высокие свечи.
Дайаня с Циньтуном в боковой пристройке угощала вином, закусками и сладостями тетушка Вэнь.
Жена Вана Третьего, жившая там же, в женской половине, в домике за калиткой имела в услужении своих горничных и мамку-кормилицу. Даже на досуге она не навещала хозяйку, а последняя к тому же заперла калитку, так что ни один слуга не решился бы побеспокоить пировавших. Они же, удалившись в спальню, отдернули полог и зашторили окна. Горничная поправила в серебряном подсвечнике свечу, и красавица-хозяйка заперла за нею дверь. Любовник разделся и лег, она после омовения ног последовала за ним. Изголовье было расшито волшебными цветами, на алом одеяле бушевали волны.
Симэнь, надобно сказать, еще дома наточил копье и подготовил меч, решив во что бы то ни стало выйти из поединка победителем. Для этой цели он заранее принял с вином снадобье иноземного монаха, приспособил две подпруги и захватил с собою узелок со снастями. Едва они очутились под одеялом, как Симэнь задрал ей ноги, вставил свой веник в срамную щель и, напрягая все силы, начал атаку. Ожесточенные наскоки сопровождались таким шумом и скрипом, что казалось, будто трещит высоченный бамбук на илистом болоте.
- Мой милый, дорогой! - повторяла госпожа Линь, и ласковые обращения лились из уст ее нескончаемым потоком.
Да,
Море знамен боевых отразилось в очах,
Небо трясли барабаны при лунных лучах.
Есть изрядной длины поэтическое описание этого сражения:
Пред ширмою парчовой опьяненная душа была готова к поединку. Под пологом узорным воитель, сосуд души телесной, знамя боевое развернул. Вихрем выскочил на поле ратное силач-крепыш хмельной. Сей демон сладострастья был увенчан шлемом красным и повязкою парчовой. Латы, сверкающие черным лаком, укрывали его стан, обтянутый халатом буро-красным, с поясом тугим из рыбьей шкуры. Он выступал в бесшовных сапогах. Дрался копьем с черными кистями, держал плеть грозную всегда наготове, кожею обтянутый кистень и стрелу без оперенья. Оседланный им конь рыже-огненной масти в заросшей впадине на привязи стоял. Вот показалось громадное знамя полководца. Оно сулило тучи грозовые и обильный дождь. Знамя души телесной скрывало силуэт красавицы-цветка, лисицы. Ее прическу украшали пара фениксов с распущенными хвостами и нити жемчуга. В кофте белой газовой была она и в бирюзовой юбке, подпоясанной изящным пояском. Из-под нее виднелись шелк белых панталон, блестящие чулочки и туфелек острые носки, похожие на фениксовы клювы. Ее высоко поднятая секира не видна и описанью краткому никак не поддается. Украдкою чаровница роняет слезы, тревогою исполнен взор, к тюлевому пологу склонилась головой, как-то осунулась, поблекла. Под ней перина мягкая и нежная, как яшма. Красавица игрою буйной порхающего феникса с подругой занята, укрытая покровом. Вот в схватке раздались удары в барабан, раскатистые, как гром весною. А вот пахнуло густым ароматом мускуса и орхидей. Тут стан поднялся, и на покрывале забушевали красные волны, там полетели стрелы, и полог натянулся на серебряных крючках. А волны алые только умножили решимость. Полог натянулся на серебряных крючках, и их стремленья разошлись. Она тотчас же с успехом отбила две дюжины атак. В цель угодить метателю копья с трудом лишь удавалось. Ее защитою надежной был шелковый покров, расшитый парой уток-неразлучниц. Он булавою с кистенем привык играть и наносить удары точные в мишень. Три тысячи раз был он готов метнуть разгоряченное копье, но щит могучий, увы, едва лишь допустил всего с полсотни ударов. Он - мастер был сражаться в латах. Она же силы выматывала ловко и высасывала соки до конца. Конь боевой, ретивый немало потоптал цветов. Сколько пало их, воинов обессиленных, в чаще лесной у крутого обрыва! Устрашающий, крепкого телосложенья, он рыскал всюду и хватал. Красавица, нежнее персика и абрикоса, она чарами всякого к себе манила. Его раззадорь, развяжет бой затяжной и горячий. Польсти ей, иволгою запоет и ласточкой защебечет. Долгий поединок выдержав, она, испариной орошена, все шпильки растеряет. Выстояв упорное единоборство, он тяжело дыша, все ложе перевернет. Глядь! Близ уезда Тайная развилка оружие уж грудами лежит. Брови напряглись, глаза опухли. Смотри! А на поле брани уже брошены поверженные копья. Тела растерзаны, разверзлась плоть. Да, облако печали поднялось в небеса, лежало разбитое наголову войско. Сколько сластолюбиц он покорял, да не сумел он одолеть красавицу эту.
В тот раз Симэнь воскурил две ароматных свечи - на солнечном сплетении и сокровенных вратах госпожи Линь. Он сказал ей о пире, который будет устроен у него в честь Праздника фонарей и на который он пришлет приглашения ей и супруге Вана Третьего. Теперь покорная ему душой и телом, госпожа Линь с удовольствием приняла приглашения. Симэнь встал довольный и никак не мог с нею расстаться.
Они пировали до второй ночной стражи. Коня ему вывели через задние ворота, и он отправился домой другим путем.
Да,
Не горюй, что сей ласковый день удержать не могла -
Ароматом цветка одарила полночная мгла.
Тому свидетельством стихи:
Стою я у терема и о любимом грущу.
Коль встречу опять - от себя никуда не пущу.
Не скажет Лю-лан, что пожухнет и персика цвет -
На легкой волне его алый останется след.
Когда Симэнь добрался до дому, ему доложил Пинъань:
- Был посыльный от его сиятельства Сюэ. Приглашает вас, батюшка, на завтра в загородное императорское поместье любоваться весною. Потом от дяди Юня пять приглашений вручили. Матушек на пир просят. Приглашения я во внутренние покои передал.
Симэнь молча направился во внутренние покои к У Юэнян. Там оказались Мэн Юйлоу и Пань Цзиньлянь. Воротясь от супруги тысяцкого Хэ, Юэнян сняла головные украшения и цветы. Ее волосы, убранные под сетку, держали шесть золотых шпилек и жемчужный ободок. На ней была голубая шелковая накидка и юбка из легкой желтой парчи.
Когда вошел Симэнь, женщины тотчас же прервали разговор и приветствовали его. Он сел в кресло посреди комнаты.
- А ты откуда так поздно? - спросила его хозяйка.
- У брата Ина засиделся, - солгал Симэнь.
Юэнян завела разговор о жене тысяцкого Хэ.
- Какая, оказывается, молодая у него супруга, - говорила она. - Ей всего восемнадцать. А собой до чего ж хороша - красавица писаная! Образованная, душевная и исключительно гостеприимная. Мы впервые увидались, а я чувствовала себя с ней как со старой знакомой. Очень милая женщина! Она года два как замужем, а у нее четыре горничных, две мамки-кормилицы и две женщины в услужении.
- Она ж племянница дворцового евнуха-смотрителя Ланя, - заметил Симэнь. - При дворе, небось, воспитывалась. Скорее всего они ей с приданным достались. Большие деньги дал придворный за племянницей.
- Да, тебе слуга докладывал? - спросила Юэнян. - Нас пятерых к Юню приглашают, а тебя - к смотрителю Сюэ. Приглашения я в шкатулку убрала. - Хозяйка обернулась к Юйсяо. - Ступай, батюшке покажи.
Симэнь просмотрел приглашения от Сюэ, потом от Юнь Лишоу, которое было послано от имени его жены с надписью:
«Юнь, урожденная Фань, низко кланяется и приглашает Вас».
- Тогда готовьтесь, всем надо быть, - заключил Симэнь.
- Сестрицу Сюээ дома надо бы оставить, - посоветовала Юэнян. - Праздники… Гости не пожаловали бы ненароком. И принять будет некому.
- Ладно, пусть Сюээ остается, а вы идите, - согласился Симэнь. - Я завтра никуда не собираюсь. Евнух-смотритель за город приглашает, а у меня нет никакого желания. И так ноги что-то болят и поясницу ломит. То ли весна действует?
- А не простуду схватил? - спросила Юэнян. - Чего ж ты ждешь? Доктора Жэня пригласил бы.
- Ничего, дома посижу и пройдет, - отозвался Симэнь и продолжал. - Праздник фонарей подходит. Надо к угощению готовиться. Пригласим жену господина Хэ, жену столичного воеводы Чжоу, жену Цзин Наньцзяна, матушек свата Чжана и свата Цяо, жену брата Юня, матушку Вана Третьего, жену У Старшего и матушку свата Цуя. Их надо будет позвать. Числа двенадцатого или тринадцатого развесим фонари. Актеров от императорского родственника Вана позовем. Жаль, Бэнь Четвертый уехал в столицу - и ни слуху ни духу. В прошлом году он потешными огнями занимался. Кто нас теперь услаждать будет?
- К его жене обратись, - не все ли равно? - вставила Цзиньлянь.
- Ты слова без подвоха не скажешь, потаскушка, - сердито взглянув на нее, обрезал Симэнь.
Юэнян и Юйлоу пропустили их реплики мимо ушей.
- Но мы совсем незнакомы с матерью Вана Третьего, - заметила Юэнян. - Удобно ли ее приглашать? Да и она вряд ли решится придти.
- Она знает меня, поскольку я стал приемным отцом ее сыну, - объяснил Симэнь. - Поэтому я и хочу послать ей приглашение. А придет она или нет - ее дело.
- Не пойду завтра к Юням, - объявила Юэнян. - Время подходит. К чему мне на люди показываться! Только разговоры вызывать.
- Не дело ты говоришь, сестра, - вмешалась Юйлоу. - И ничего страшного нет. У тебя нисколько не заметно. Нескоро еще, должно быть. Ничего! В праздники и тебе развеяться полезно.
Симэнь выпил чаю и направился в покои Сунь Сюээ. Заметив это, Пань Цзиньлянь позвала падчерицу и удалилась к себе.
Вечером Сюээ по просьбе Симэня долго, до поздней ночи, массажировала ему ноги и тело, но не о том пойдет речь.
На другой день утром пожаловал Ин Боцзюэ.
- Приглашение вчера получил от брата Юня, - начал он. - Жену мою приглашают, а у нее наряды поизносились. В такие праздники в чем попало не выйдешь. На смех подымут. Вот я и решился, брат, к тебе с просьбой обратиться. Одолжи, будь милостив, невестке своей верхнюю одежду, юбку с кофтой да головные украшения, шпильки и серьги. А то ей не в чем на люди показаться.
Симэнь позвал Ван Цзина.
- Ступай с матушкой Старшей поговори, - наказал Симэнь.
- Друг, будь добр, пройти к воротам, - обратился к слуге Боцзюэ. - Там Ин Бао с платком и коробкой. Вынеси ему.
Ван Цзин взял у Ин Бао платок и удалился. Наконец, он вынес целый узел и протянул его ожидавшему.
- Тут два комплекта одежд из вытканной золотом лучшей узорной парчи, пять предметов головных украшений и пара жемчужных сережек.
Ин Бао забрал узел и пошел домой, а Боцзюэ остался у Симэня.
- Вчера жена была в гостях у госпожи Хэ, - заговорил за чаем Симэнь. - Вернулась к вечеру. А нынче от жены брата Юня пять приглашений принесли. Опять жен зовут. Старшая ребенка ждет - не хотела идти. А я говорю: раз приглашают, надо идти. Тем более в такие праздники. И я все эти дни покоя не знаю. Только вчера покончил с визитами. То у брата Юня пир, то по каким-то делам до вечера задержался, а тут евнух-смотритель Сюэ за город зовет, весной любоваться. И на все время нужно. Настоятель У девятого молебен служит, тоже приглашал. Не смогу я в монастырь ехать. Зятя пошлю. Не знаю, то ли выпил лишнего, эти дни у меня что-то в пояснице ломит. Прямо ходить не могу.
- Это, брат, у тебя от вина, - заключил Боцзюэ. - Вниз разлилось и бродит. Остерегаться надо.
- Попробуй остерегись! - улыбнулся Симэнь. - В такие праздники в любой дом зайди, без вина не отпустят.
- А нынче кто да кто из невесток пойдет? - спросил Боцзюэ.
- Старшая, Вторая, Третья и Пятая. Я дома остаюсь. Отдохнуть надо день-другой.
Во время их разговора явился Дайань с коробкой в руках.
- Посыльный от господина Хэ приглашения принес, - объяснил слуга. - Девятого на праздничный пир приглашают.
- Ну что ты скажешь! - воскликнул Симэнь. - Попробуй откажись, когда тебя зовут.
В коробке лежали три приглашения. Одно, красное, было адресовано
«Старшему коллеге досточтимому господину Сыцюаню»,
другое -
«Его милости почтенному господину У»
и третье -
«Почтенному господину Ину».
Все приглашения кончались следующей подписью:
«С нижайшим полоном от Хэ Юншоу».
- Посыльный не знает адресов, - продолжал Дайань. - Вот и принес все приглашения сюда. Он просит переслать их по назначению.
- Но что же это такое получается?! - воскликнул Боцзюэ, взглянув на адресованное ему приглашение. - Я же даже подарков не посылал, а он приглашает. Неловко так пойти.
- Я тебе дам что поднести, - успокоил его Симэнь. - А ты вели Ин Бао отнести, и все будет в порядке.
С этими словами Симэнь крикнул Ван Цзина.
- Ступай принеси два цяня серебра и платок, а на карточке напиши имя батюшки Ина, - наказал ему Симэнь и обернулся к Боцзюэ. - А ты приглашение возьми, чтобы слугу к тебе не посылать. Шурину я с Лайанем отправлю.
Немного погодя Ван Цзин внес подарки и протянул их Боцзюэ.
- Благодарю тебя брат! - сложив руки и кланяясь, говорил Боцзюэ. - Как же легко ты избавил меня от затруднений! Я тогда за тобой пораньше зайду. Вместе пойдем.
Боцзюэ откланялся и удалился.
В полдень У Юэнян и остальные жены, вырядившись по-праздничному, отправились на пир к жене квартального Юня. Юэнян восседала в большом паланкине, в трех паланкинах поменьше разместились остальные жены Симэня. Сзади на маленьких носилках сидела Хуэйюань, жена Лайцзюэ, при которой стояла корзина с нарядами. Четверо солдат окриками разгоняли с дороги зевак. Процессию сопровождали Циньтун, Чуньхун, Цитун и Лайань.
Да,
Стройны, как будто яшмы изваянья,
И в мире суеты нежны.
В нарядах сказочном сияньи
Они под стать Чанъэ с луны.
Но скромности очарованье
Чревато чарами весны.
Однако не станем рассказывать, как Юэнян с Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу и Пань Цзиньлянь пировали у жены Юнь Лишоу.
Симэнь Цин приказал привратнику Пинъаню:
- Кто бы меня ни спрашивал, говори, нет, мол, дома, а визитные карточки принимай.
Пинъань послушно сел у ворот и никуда не смел отлучаться, а посетителям отвечал, что хозяина нет дома.
Симэнь же в тот день сидел у жаровни в покоях Ли Пинъэр. После смерти Пинъэр хозяйка велела Жуи кормить дочку Лайсина, Чэнъэр. А коль скоро у Симэня эти дни болели ноги, он вспомнил про пилюли долголетия. Их прописал ему доктор Жэнь и велел принимать с женским молоком. Он направился в спальню и велел кормилице Жуи отцедить молока. По случаю праздников Жуи вырядилась по-особенному. Ее прическу, обильно украшенную цветами и перьями зимородка, стягивали голубовато-зеленый крапленый золотом платок и отливающий золотом ободок. На ней были голубая шелковая кофта, из бледно-зеленого нанкинского атласа накидка и желтая парчовая юбка. Обута она была в туфельки на толстой подошве, сшитые из белого шелкового сатина и зеленого шаньсийского шелка. На пальцах красовались четыре серебряных кольца. Она села рядом с хозяином и помогла ему принять пилюли, потом налила кубок и попотчевала закусками. Принеся их, Инчунь удалилась в соседнюю комнату, где села играть в шашки с Чуньмэй. На кухне на всякий случай оставалась Сючунь.
Заметив отсутствие посторонних, Симэнь прислонился спиной к кану и расстегнул шерстяные штаны на белой шелковой подкладке. Воитель был подтянут серебряной подпругой.
- Поиграй на свирели, - попросил он, а сам продолжал пить вино и лакомиться фруктами и закусками. - Играй с усердием, дитя мое, Чжан Четвертая. Завтра я подыщу для тебя украшения и парчовую безрукавку. Двенадцатого числа первой луны сможешь нарядиться.
- Вы так ко мне добры, батюшка, - проговорила она и начала долгую игру на флейте, в течение которой можно было основательно подкрепиться.
- Хочу воскурить на тебе фимиам, дитя мое, - наконец, сказал Симэнь.
- Делайте со мною что вам угодно, батюшка, воскуряйте как хотите, - проговорила она.
Симэнь велел ей запереть дверь. Она разделась и навзничь легла на кан. На ней были только новенькие панталоны из ярко-красного шаньсийского шелка и она приспустила одну штанину. Симэнь достал из рукава три вымоченных в вине ароматных свечи-коняшки, которые у него остались от воскурения на госпоже Линь, сдернул я Жуи нагрудник и поставил одну свечу на солнечное сплетение, другую - внизу живота, а третью - на лобок, потом зажег их все вместе и стал пихать свой веник в срамную щель. Опустив голову, он наблюдал за своей толкотней, заботясь только о том, чтобы въезжать по самую маковку и сновать туда-сюда без перерыва. Затем он взял туалетный столик и поставил его рядом, чтобы смотреть в зеркало. Через некоторое время свечи начали догорать. Пламя лизало тело. Жуи от боли нахмурила брови и стиснула зубы, но терпела.
- Милый, дорогой мой! Довольно! - нежным и дрожащим голосом шептала она, на едином дыхании сливая слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210