Потом у любящей четы на свет дракон родился,
Почетом упоен, супруг пред слабыми гордился.
Он, потонув в своих страстях, расстанется с любимой,
Она, как лист сухой, падет, попав в «чертог куриный».
Записав судьбу, предсказатель Хуан запечатал конверт и вручил его Цзинцзи. Когда тот вернулся домой, Симэнь сидел с Ин Боцзюэ и сюцаем Вэнем. Хозяин взял конверт и пошел в дальние покои к Юэнян.
- Предсказание не предвещает ничего доброго, - сказал он.
Не узнай Симэнь дурных предвестий, все бы шло своим чередом, а тут у него на лбу три морщины залегли, и душу многопудовая печаль терзала.
Да,
И богачу в расцвете сил
грозит тяжелая утрата.
Так узнает он невзначай,
сколь беден он, - близка расплата.
Дни нашей жизни сочтены,
и как достатки ни обильны,
Переиначить срок нельзя -
перед судьбою мы бессильны.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
ДАОС ПАНЬ СОВЕРШАЕТ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ И МОЛЕБЕН С ЗАЖЖЕННЫМИ СВЕТИЛЬНИКАМИ
СИМЭНЬ ЦИН В ГОЛОС ОПЛАКИВАЕТ ПИНЪЭР
Судьба и щедрой и лихой бывает.
Своим поступкам каждый цену знает.
Ты молод иль состариться успеешь -
За все тебе воздастся, что содеешь.
Заботы дня, всех дел твоих теченье
Продумывай в часы отдохновенья.
Будь сердцем вечно к правде устремлен -
Природы высший выполнишь закон.
Итак, Симэнь не знал, что и делать, когда увидел, что никакие снадобья не помогают Пинъэр, а врачи и прорицатели не предвещают ничего утешительного.
Первое время Пинъэр еще как-то боролась с недугом: сама причесывалась, умывалась и по надобности вставала с постели. Но потом у нее пропал аппетит. Изнурительные кровотечения подорвали силы. Еще совсем недавно она напоминала распустившийся цветок, теперь же, худая и непривлекательная, настолько ослабла, что была не в силах подняться с проложенной бумагой подстилки. А чтобы не пахло, она наказывала горничным жечь благовония. Руки ее исхудали и повисли, как серебряные нити. Симэнь через день бывал на службе, а все остальное время проводил около больной, плакал и рыдал.
- Шел бы ты, дорогой, в управу, - уговаривала его больная, - а то службу упустишь. А я уж как-нибудь. Только вот кровотечения покою не дают. Может, перестанут. Аппетит появится, тогда и поправлюсь. А ты ведь мужчина. Нельзя тебе как на привязи дома сидеть.
- Дорогая моя! - отвечал со слезами на глазах Симэнь. - Могу ли я оставлять тебя в таком состоянии?!
- Какой ты глупый! - говорила Пинъэр. - Если суждено мне умереть, все равно не удержишь. Давно собиралась тебе сказать, да все не решалась. Не знаю отчего, но когда рядом никого нет, меня охватывает страх. Кажется, встает передо мной какой-то человек, будто тень неясная с ребенком на руках. И во сне все время его вижу. Размахивает то ножом, то дубинкой и осыпает меня руганью, а как потянусь за ребенком, отпихивает. Сколько раз с собой звал, дом, говорит, купил. Только я тебе не говорила.
- Смерть человека - что угасание светильника, - успокаивал ее Симэнь. - Ну где он теперь, через столько лет?! Это от долгой болезни у тебя нервы расшатались. Какие у нас в доме могут быть демоны и злые духи? Сама посуди. Но я велю съездить к отцу настоятелю У за амулетами. Повесим на дверях и увидим, посмеют ли они беспокоить тебя.
Симэнь направился в переднюю постройку и велел Дайаню седлать коня и ехать в монастырь Нефритового владыки за амулетами.
По дороге Дайань повстречал Ин Боцзюэ с Се Сида и спешился.
- Батюшка дома? - спросили они.
- Дома, - отвечал слуга.
- А ты далеко отправился?
- За амулетами в монастырь Нефритового владыки.
Боцзюэ и Сида пошли к Симэню.
- Се Цзычунь только что узнал, что невестка плоха, - говорил Боцзюэ. - Вот и пришли справиться о здоровье.
- Эти дни ей немного полегчало, - пояснил Симэнь. - Похудела, скажу я вам, до неузнаваемости. Я уж не знаю, что и делать. Раз ребенок умер, говорю, его не вернешь, а она ночи напролет плачет. С горя и заболела. Как я ее ни уговаривал, ничего не помогло. Ну что мне теперь делать, а?
- Брат, а зачем ты послал в монастырь Дайаня? - поинтересовался Боцзюэ.
Симэнь рассказал друзьям о страхе, который охватывает Пинъэр всякий раз, когда она остается одна, и продолжал:
- Не появилась ли в доме нечисть? Чтобы ее отогнать, думаю развесить на дверях амулеты. Вот и послал за ними к настоятелю У.
- Нечисть, брат, тут ни при чем, - заявил Се Сида. - Просто нервы у невестки расшатались.
- Брат, а нечисть отогнать не так трудно, - подхватил Боцзюэ. - За городскими воротами в обители Пяти священных гор. живет даос Пань. Гонителем нечисти зовется. Как он ловко ее изгоняет! Пять громов небес на них насылает Амулетами и наговорной водой несет спасение. Ты бы его, брат, пригласил. Ему достаточно заглянуть в спальню невестки. Сразу любую нечисть узрит. А как недуги лечит!
- Может, амулеты от настоятеля У подействуют, - сказал Симэнь. - А не помогут, тогда попрошу тебя со слугой поехать верхом и пригласить даоса Паня.
- Мне, брат, труда не составит, - заявил Боцзюэ. - Я сейчас же за ним пойду. Молю, чтобы Небо сжалилось и чтобы моей невестушке стало полегче. Я сейчас же отправлюсь.
Они поговорили еще немного, выпили чаю и откланялись.
Между тем Дайань привез амулеты, и их развесили на дверях. Однако к вечеру Пинъэр опять охватил страх.
- Покойник вновь приходил за мной, а с ним еще двое, - говорила она Симэню. - Они убежали, как только ты вошел.
- И ты всерьез веришь в эти наваждения?! - успокаивал ее Симэнь. - Не бойся! Брат Ин считает, что у тебя нервы не в порядке. Даос Пань, говорит, из обители Пяти священных гор наговоренной водой лечит и нечисть изгоняет. Завтра с утра попрошу брата Ина за ним сходить. Пусть дом осмотрит и от нечисти избавит, если она завелась.
- А нельзя ли пораньше позвать? - спрашивала Пинъэр. - Покойник ушел разгневанный. Завтра опять за мной придет. Скорей позови даоса.
- Если ты так боишься, может за У Иньэр паланкин послать? - советовал Симэнь. - Пусть у тебя побудет пока.
- Не надо, - покачала головой Пинъэр. - У нее своих забот хватает. Зачем ее отвлекать?
- А если тетушку Фэн? - предложил Симэнь.
Пинъэр кивнула в знак согласия, и хозяин велел Дайаню сходить за тетушкой Фэн, но той не оказалось дома.
- Как только она появится, - передавал слуга Шпильке, - вели ей в хозяйский дом зайти. Ее матушка Шестая зовет.
Тем временем Симэнь наказывал Дайаню:
- Завтра с утра отправишься с дядей Ином в обитель Пяти священных гор за даосом Панем.
Но не о том пойдет речь.
На другой день Пинъэр навестила мать Ван из монастыря милосердной Гуаньинь. Гостья держала в руках коробку с отборным рисом и двумя десятками больших творожных лепешек. В маленькой коробочке лежало с десяток ароматных маринованных баклажанов. Пинъэр велела Инчунь помочь ей сесть на постели и, когда монахиня поклонилась, пригласила ее присаживаться.
- Как мне тяжело, мать наставница! - жаловалась Пинъэр. - А ты и не навестишь. Как сутру напечатали, так и след простыл.
- Матушка, дорогая вы моя! - взмолилась Ван. - Я знать не знала, что вам нездоровится. Только вчера матушка Старшая за мной слугу прислала. А из-за этой сутры, знали бы вы, как я с сестрой Сюэ разругалась. Мы ведь вам печатали, а эта старая потаскуха Сюэ, себе на уме, от печатников целый лян серебра прикарманила, а мне ни гроша не дала. К вам, матушка, придет радость, а ей, распутнице, в ад дорога проложена. Я и сама-то от такого расстройства слегла. Даже к матушке Старшей на день рождения не попала, не поздравила благодетельницу.
- Каждый за свои дела ответит, - говорила Пинъэр. - Она сама знает, что творит. А ссориться вам не следует.
- А кто с ней ссорится! - прервала ее Ван.
- Старшая на тебя рассердилась, - продолжала Пинъэр. - Ты, говорит, не молилась за нее о ниспослании потомства.
- О моя бодхисаттва! - воскликнула Ван. - И больная, я не переставала читать священное писание. Ровно месяц молилась я о появлении у Старшей сына-наследника. Только вчера миновал месяц, и я вот пришла к вам. Я уж заходила во внутренние покои, виделась с хозяюшкой. Упрекнула она меня. Не знала, говорю, о недугах матушки Шестой и ничего с собой не захватила. Только вот, говорю, принесла немного рису, маринованных баклажанов да творожных лепешек вас угостить. Тогда матушка Старшая велела Сяоюй проводить меня к вам, дорогая вы моя матушка.
Сяоюй открыла коробки и показала содержимое Пинъэр.
- Спасибо за хлопоты, - проговорила больная.
- Инчунь! Подогрей-ка для матушки парочку творожников, - обратилась к горничной монахиня. - А я пока сама покормлю матушку риском.
- Угости чаем матушку наставницу, - распорядилась Пинъэр, когда Инчунь понесла коробки с подарками.
- Чаю я попила у матушки Старшей, - заметила Ван. - Подай рису. Я лучше погляжу, как матушка будет отвар кушать.
Инчунь тут же накрыла стол, расставила четырех сортов сладости и пригласила монахиню. Потом подала Пинъэр чашку рисового отвару, тарелочку ароматных маринованных баклажанов и желтых поджаренных творожников. Инчунь держала в руках пару небольших палочек из слоновой кости, а стоявшая рядом Жуи - чашку. Пинъэр пропустила глотка три отвару, разок откусила творожник и покачала головой.
- Унесите! - прошептала она.
- Пищей насущной жив человек, - говорила монахиня. - Какой вкусный отвар! Скушали бы еще немножко.
- Не невольте меня, - просила больная.
Инчунь убрала с чайного столика посуду. Мать Ван приподняла одеяло и взглянула на исхудавшую Пинъэр.
- До чего ж вы, родимая, похудели! - воскликнула она. - А ведь были здоровехоньки в прошлый раз. Что с вами, матушка?
- В том-то и дело, - подхватила Жуи. - Матушка от расстройства слегла. Батюшка лучших докторов звал. Каждый день лекарства принимала и уж было совсем поправляться стала, а тут в восьмой луне ее дитя, Гуаньгэ, испугали. Матушка дни и ночи напролет волновалась, все думала спасти наследника. Так-то уж себя утруждала, что и спать не ложилась. А когда его не стало, целыми днями рыдала. Горе про себя переживала. А ведь не каменная. Другие горем-то своим поделятся, им полегче делается, а матушка все про себя. Не спросишь - ничего не скажет. Как тут болезни не приключиться?!
- Но что может расстраивать матушку? - недоумевала монахиня. - Ведь ее так любит хозяин. О ней заботится хозяюшка. Ее окружают остальные хозяйки. Не представляю, кто ее расстраивает?
- Вы, мать наставница, ничего не знаете, - заговорила Жуи и велела Сючунь поглядеть, закрыта ли дверь, а то, как водится, путники душу изливают, а притаившийся в траве на ус наматывает. Кормилица продолжала: - Госпожа Пятая матушку со свету сживает. Это она напустила своего кота и перепугала Гуаньгэ. А батюшка как ни допытывался, матушка ни слова не проронила. Потом уж Старшая госпожа все рассказала. Кота батюшка прикончил, а Пятая так и не призналась. Теперь на нас зло срывает. После кончины Гуаньгэ в восьмой луне она сама не своя от радости. Язвит, ехидствует направо - налево, а все, чтобы наша матушка услыхала. Ну как же тут не расстраиваться, как не терзаться. Матушка все глаза выплакала. Вот и слегла. Только Небо знает, какая она добрая. Все про себя переживает. На нас, сестер, хоть бы раз голос повысила. Нравится нашей матушке, скажем, платье, так она его до тех пор не наденет, пока у других такого же не будет, вряд ли кто в доме не удостоверился в ее доброте. Только другая подарок возьмет, а за глаза про нее же наговаривает.
- Как же так можно?! - удивилась монахиня Ван.
- Так вот и делают, - продолжала Жуи. - Бывает, придет к Пятой почтенная Пань, а у нее хозяин на ночь останется. Она старую мать к нашей хозяюшке проводит. А матушка наша чего ей только не даст?! И обуться, и одеться, и серебра вручит. А госпожа Пятая все равно недовольна.
- Ну будет уж тебе про нее говорить! - оборвала кормилицу Пинъэр. - Я все равно не жилец на этом свете. Пусть себе поступает как знает. Небо в безмолвии своем величаво.
- О, Будда милосердный! - воскликнула монахиня. - Как вы великодушны, матушка! Небо видит доброту вашу и воздаст вам в грядущем.
- На что же мне еще надеяться, мать наставница? - спрашивала Пинъэр. - Я ж лишилась сына, меня изводит недуг. Будь я даже бесплотным духом, мне шагу не ступить. Хотела бы я дать вам, мать наставница, серебра. Когда меня не будет, прошу вас, позовите инокинь, сестер ваших, помолитесь за меня, многогрешную, почитайте «Канон об очищении от крови».
- Бодхисаттва милосердная! - воскликнула Ван. - Ваше беспокойство излишне, уверяю вас. Небо сжалится над вами за доброту вашу сердечную и избавит вас, матушка, от мук тяжких. Небо спасет и сохранит вас.
Во время их беседы появился Циньтун.
- Батюшка велел прибрать спальню, - сказал он, обращаясь к Инчунь. - Сейчас господин Хуа придет навестить матушку. Они в передней ожидают.
- Я пока пройду в ту комнату, - сказала, вставая, монахиня.
- Только прошу вас, мать наставница, побудьте потом со мной, - наказывала ей Пинъэр. - Мне еще с вами поговорить надобно.
- Я останусь, матушка, не волнуйтесь, - заверила ее Ван.
Немного погодя в спальню вошел Хуа Цзыю, сопровождаемый Симэнем.
- Не знал я, что ты больна, - обратился он к молча лежавшей Пинъэр. - Только что здешний слуга сказал. Завтра жена придет тебя проведать.
- Весьма тронута вашим вниманием, - только и проговорила Пинъэр и повернулась к стене.
Хуа Цзыю посидел немного и вернулся в переднюю постройку.
- Мой покойный дядюшка в бытность свою правителем Гуаннань, - говорил Симэню шурин Хуа, - приобрел настойку гинуры. При женских болезнях рекомендуется пять фэней с вином принять. Кровотечения сразу приостановятся. Почему бы ей не попробовать? Ведь у нее настойка должна быть.
- Принимала, - сказал Симэнь. - Был у меня здешний правитель Ху. О болезни разговорились. Советовал пальмовую золу с петушьим гребнем смешать и с вином выпить. На день кровотечения прекратились, а потом еще хуже стало.
- Тогда плохи дела, зятюшка, - заключил Хуа Цзыю. - Не присмотреть ли вам загодя доски для гроба? А жене я велю завтра же ее навестить.
Хуа Цзыю встал и начал откланиваться. Как Симэнь ни просил его посидеть еще, он удалился.
Жуи и Инчунь меняли Пинъэр подстилку, когда в спальне появилась тетушка Фэн и, приблизившись к больной, поклонилась.
- Что ж ты, дорогая мамаша, больную матушку нашу не навестишь? - обратилась к вошедшей Жуи. - Батюшка за тобой Дайаня посылал, у тебя и дверь на замке. Где ты только пропадаешь?
- Всех забот не перескажешь, - начала тетушка Фэн. - Целыми днями из монастырей не вылезаю. Все к учению Буддову приобщаюсь. С раннего утра из дому выхожу и, как ни кручусь, возвращаюсь больше затемно. А дома тебя уж поджидает монах - то отец Чжан, то отец Ли, а то отец Ван.
- Не при матери Ван будь сказано, как вы, мамаша, со всеми управляетесь? - полюбопытствовала Жуи.
- Вот болтушка! - Пинъэр улыбнулась.
- Без тебя, мамаша, матушка наша рисинки в рот не брала, - говорила Жуи, - от болей страдала. А стоило тебе прийти, матушка даже заулыбалась. Побудь с ней. Авось и поправится.
- В исцелении матушки я любого лейб-медика за пояс заткну, - тетушка Фэн засмеялась, а потом запустила руку под одеяло и коснулась Пинъэр. - Да, матушка, до чего ж вы исхудали! За нуждой встаете?
- Если бы! - заметила Инчунь. - До сих пор матушка с нашей помощью кое-как поднималась, а последние дни лежит. Раза по три за день подстилку меняем.
- И с чего только кровь идет? - говорила Жуи. - Ведь матушка почти и в рот ничего не берет.
Тем временем в спальню вошел Симэнь.
- А, вот и сама мамаша пожаловала! - воскликнул он, заметив тетушку Фэн. - Бывало, ты чаще заглядывала. Куда ж это ты запропала, а?
- Как пропала, батюшка! - возразила старуха. - Время засолов приспело. Деньжонок наскребла и с соленьями эти дни возилась. А то, чего доброго, думаю, угораздит кого в гости заявиться, соленьями и угощу. У меня ведь вольных денег не водится. Вот впрок и припасаю, чтоб потом по лавкам не ходить.
- Что же ты мне раньше-то не сказала? - удивился Симэнь. - У меня только что в поместье овощи собрали. Выделили бы тебе пару гряд, на целый год хватило бы.
- Да разве я решилась бы вас беспокоить, батюшка?! - воскликнула старуха и вышла в соседнюю комнату.
Симэнь Цин сел на край кровати. Рядом с горящими благовониями стояла Инчунь.
- Как себя чувствуешь? - спросил Симэнь больную, а потом обернулся к Инчунь: - А как во время завтрака? Матушка покушала рисовый отвар?
- Если б глоток отведала! - отвечала горничная. - Мать наставница принесла творожников. Матушка откусила разок да к рису коснулась.
- От брата Ина за даосом Панем ездили, но не застали, - говорил Симэнь. - Завтра надо будет Лайбао послать.
- Пошли поскорей! - просила Пинъэр. - Как глаза закрою, пугает меня покойник.
- Это у тебя от слабости, - успокаивал ее хозяин. - Возьми себя в руки, и призраки перестанут тебе досаждать. Погоди, даос Пань всю нечисть уничтожит, а примешь лекарство - и поправишься.
- От моего недуга, дорогой мой, нет спасенья, - шептала Пинъэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210