- Где-то целый день пропировал, пришел пьяный, а теперь пристаешь. Что ни делай, все равно я ж нечистая. А ведь нельзя нечистой женщине ложиться с мужчиною. Не к добру это. А умру, тоже меня будешь искать?
Как она ему ни отказывала, ей все-таки пришлось послать Инчунь за водой и после омовения возлечь с Симэнем. И вот что удивительно. Стоило им только приступить к делу, как крепко заснувший после убаюкивания Гуаньгэ тотчас же проснулся. Так повторялось трижды, и Пинъэр вынуждена была кликнуть Инчунь, чтобы та позабавила младенца барабанчиком. Потом его унесла кормилица, и они смогли отдаться усладам сколько хотели.
- Поосторожней, милый! - просила Пинъэр. - У меня сильная боль внутри.
- Если тебе больно, я брошу, - сказал Симэнь и взял со стола чашку чаю промочить горло.
Тут и сражение подошло к концу.
Да,
По телу в темноте укромной
Разлита нега страсти томной.
Вот когда Симэнь понял, насколько чудодейственно снадобье монаха. Пошла третья ночная стража, когда они уснули.
А пока перейдем к Пань Цзиньлянь.
Когда она узнала, что Симэнь пошел к Пинъэр, ей стало ясно, кто утащил узелок и где он находится. Она кусала губы своими белыми, как серебро, зубами, потом заперлась и легла спать.
Юэнян положила у себя наставниц Сюэ и Ван. Монахиня Ван потихоньку вручила Юэнян обещанную вытяжку из детского места младенца мужского пола, приготовленную вместе со снадобьем, взятым у монахини Сюэ.
- Выберете день жэнь-цы, - учила хозяйку наставница Сюэ, - примете с вином и возляжете в тот же вечер с супругом. Понесете непременно. Только никому чтоб ни слова!
Юэнян поспешно убрала снадобье и поблагодарила монахиню.
- Как я вас ждала в первой луне, мать Ван! - говорила она. - А вы так и не появились.
- Легко сказать, матушка! - отвечала монахиня Ван. - Я вам говорила: ждать придется. Вот и пришла. По случаю рождения матушки Второй с наставницей Сюэ вместе пожаловали. Спасибо говорите наставнице. Как трудно такое средство-то добыть, знали бы вы, матушка! Хорошо, у одной тут первенец мужского пола родился, а рядом как раз мать наставница оказалась. Три цяня пришлось бабке незаметно сунуть. Только бы добыла. Мы вам это место в квасцовой воде проваривали, в порошок толкли, потом, как и полагается, в двух новых черепках с изображением уток выпаривали, через сито пропускали, в наговоренной воде разводили.
- Сколько ж я хлопот доставила вам, мать наставница Сюэ, и вам, мать Ван! - говорила Юэнян, одаривая каждую двумя лянами серебра. - Если будет все благополучно, я вам, мать наставница, поднесу кусок желтого атласу на рясу.
Монахиня Сюэ в знак благодарности сложила руки на груди.
- Как я вам признательна! - ответствовала она. - У вас душа бодхисаттвы.
Говорят, вещь нужную не так легко продать, дерьмо же разбирают нарасхват.
Да,
Когда велось бы так всегда служенье Будде,
От слуг не знали б никогда спасенья люди!
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
ЮЭНЯН СЛУШАЕТ ЧТЕНИЕ ИЗ АЛМАЗНОЙ СУТРЫ
ГУЙЦЗЕ ПРЯЧЕТСЯ В ДОМЕ СИМЭНЯ
Бледнеет румянец - мне в зеркало страшно взглянуть!
Рукой подперев подбородок сижу… Не уснуть.
На талии сохлой ажурный повис поясок,
И слезы сверкают, сбегая с увянувших щек.
В тоске негодую, что так равнодушен мой друг.
В сметении сердце, и нет избавленья от мук.
Дождусь ли когда ветерком благодатным пахнет,
Любимый в покои мои, как бывало, впорхнет?..
Итак, узнав, что Симэнь с узелком остался у Пинъэр, ревнивая Цзиньлянь глаз не сомкнула всю ночь. На другой же день утром, когда Симэнь отбыл в управу, а Пинъэр причесывалась у себя в спальне, Цзиньлянь пошла прямо в дальние покои.
- Знала бы ты, сестрица, - обратилась она к Юэнян, - какие сплетни про тебя пускает Ли Пинъэр! Ты, говорит, хозяйку из себя строишь, зазнаешься, когда у других день рожденья, ты лезешь распоряжаться. Муж, говорит, пьяный ко мне пошел в мое отсутствие, а она - это ты-то, сестрица, - ее перед всеми конфузишь, стыдишь ни за что ни про что. Она, говорит, меня из себя вывела. Я, говорит, мужу велела из моей спальни уйти, а он, говорит, опять все-таки ко мне пришел. Они всю ночь напролет прошушукались. Он ей целиком, со всеми потрохами, отдался.
Так и вспыхнула разгневанная Юэнян.
- Вот вы вчера тут были, - говорила она, обращаясь к старшей невестке У и Мэн Юйлоу. - Скажите, что я о ней такого говорила? Слуга принес фонарь, я только и спросила: почему, мол, батюшка не пришел? А он мне: к матушке Шестой, говорит, пошел. Нет, говорю, у человека никакого понятия и приличия. Сестрица Вторая рождение справляет, а он даже прийти не хочет. Ну чем, скажите, я ее задела, а? С чего она взяла, будто я хозяйку из себя строю, зазнаюсь, я такая, я сякая?! А я еще порядочной женщиной ее считала. Правду говорят, внешний вид обманчив. В душу не залезешь. Как есть шип в цветах, колючка в теле. Представляю себе, что она наедине с мужем наговаривает! Так вот почему она так всполошилась, к себе побежала. Дурная голова! Неужели думаешь, дрогнет мое сердце, если ты захватишь мужа, а? Да берите его себе совсем! Пожалуйста! Вам ведь в одиночестве жить не под силу! А как же я терпела, когда в дом пришла! Он, насильник, тогда мне на глаза совсем не показывался.
- Полно, сударыня! - успокаивала ее супруга У Старшего. - Не забывайте, у нее наследник! Так исстари повелось: у кого власть, тому все дозволено. А вы - хозяйка дома, что лохань помойная. Все надобно терпеть.
- А я с ней все-таки как-нибудь поговорю, - не унималась Юэнян. - Хозяйку, видите ли, строю, зазнаюсь! Узнаю, откуда она это взяла.
- Уж простите ее, сестрица! - твердила перехватившая в своих наветах через край Цзиньлянь. - Говорят, благородный ничтожного за промахи не осуждает. Кто не без греха! Она там мужу наговаривает, а мы страдай! Я вот через стенку от нее живу. А будь такой же как она, мне б и с места не сойти. Это она из-за сына храбрится. Вот погодите, говорит, сын подрастет, всем воздаст по заслугам. Такого не слыхали? Всем нам с голоду помирать!
- Не может быть, чтобы она такое говорила, - не поверила госпожа У.
Юэнян ничего не сказала.
Когда начинает сгущаться мгла, ищут свечу или лучину. Дочь Симэня жила в большой дружбе с Ли Пинъэр. Бывало, не окажется у нее ниток или шелку на туфельки, Пинъэр дает ей и лучшего шелку и атласу, то подарит два или три платка, а то и серебра сунет незаметно, чтобы никто не видал. И вот, услыхав такой разговор, она решила довести его до сведения Пинъэр.
Приближался праздник Дуаньу, то бишь день дракона, и Пинъэр была занята работой. Она шила ребенку бархатные амулеты, мастерила из шелка миниатюрные кулечки, напоминавшие формой цзунцзы, и плела из полыни тигрят для отпугивания злых духов, когда к ней в комнату вошла падчерица. Пинъэр усадила ее рядом и велела Инчунь подать чай.
- Вас давеча на чай приглашала, что ж вы не пришли? - спросила падчерица.
- Я батюшку проводила, - отвечала Пинъэр, - и, пока прохладно, села вот сыну кое-что к празднику смастерить.
- Мне с вами поговорить надо бы, - начала падчерица. - Не подумайте, что я сплетни пришла плести. Скажите, вы говорили, что матушка Старшая, дескать, хозяйку из себя строит, а? Может, вы с матушкой Пятой ссорились? А то она у матушки Старшей на все лады вас судила да рядила. Матушка Старшая собирается с вами объясняться. Только не говорите, что я сказала, а то и мне достанется. А вы, матушка, с мыслями соберитесь, подумайте, как ей ответить.
Не услышь такого Пинъэр, все бы шло своим чередом, а тут у нее даже иголка выпала, руки опустились. Долго она была не в силах слова вымолвить.
- Дочка! - наконец со слезами на глазах заговорила Пинъэр. - Ни слова лишнего я не говорила. Вчера только я услыхала от слуги, что батюшка ко мне направился, я к себе поспешила и стала уговаривать его пойти к матушке Старшей, только и всего. Матушка Старшая так обо мне заботится! Да как я буду отзываться дурно о человеке, когда он делает мне столько добра! Но кому же, хотела бы я знать, я такое говорила?! Зачем зря клеветать!
- А матушка Пятая как услыхала, что Старшая собирается с вами объясняться, так вся и вспыхнула, - объясняла падчерица. - По-моему, этого так оставлять нельзя. Надо ей очную ставку устроить, вот что.
- Да разве ее перекричишь? - махнула рукой Пинъэр. - Уж буду на Небо уповать. Она ведь и днем и ночью под меня подкапывается и не успокоится, пока не покончит либо со мной, либо с сыном.
Пинъэр заплакала, падчерица успокаивала ее. Появилась Сяоюй и пригласила их к обеду. Пинъэр отложила работу и направилась с падчерицей в покои хозяйки дома, но, даже не коснувшись еды, вернулась к себе, легла в постель и тотчас же уснула.
Вернулся из управы Симэнь и, найдя Пинъэр спящей, стал расспрашивать Инчунь.
- Матушка целый день крошки в рот не брала, - сказала служанка.
Симэнь бросился к постели Пинъэр.
- Что с тобой, скажи! - спрашивал он. - Почему ты не ешь? - Когда он обратил внимание на ее заплаканные глаза, он не раз повторил один и тот же вопрос: - Как ты себя чувствуешь?
Пинъэр поспешно поднялась и стала тереть глаза.
- Ничего страшного, - говорила она. - Так, с глазами что-то, и аппетиту нет.
Она ни словом не обмолвилась о происшедшем.
Да,
Не жалуется, не покажет вида,
Что грудь терзает тяжкая обида.
Тому свидетельством стихи:
Глупа красотка поневоле -
Не дай ей бог стать умной вдруг
И ясно видеть все вокруг -
Не выдержать ей этой боли!
Дочь Симэня вернулась в дальние покои.
- Я ее спросила! - обратилась она к Юэнян. - Она со слезами на глазах клялась мне, что никогда ничего подобного не говорила. Матушка, говорит, так обо мне заботится. Как же я, говорит, могу о ней такое говорить.
- Да я с самого начала не поверила, - вставила госпожа У. - Сестрица Ли - прекрасная женщина. Не могла она сказать такой вздор.
- Небось, между собой поругались, - заключила Юэнян. - Мужа не поделили! Вот Цзиньлянь и пришла на соперницу наговаривать. Я одна-одинешенька, с собственной тенью время коротаю, а мне все косточки перемоют.
- А ты, дорогая, понапрасну человека не вини, - увещевала хозяйку госпожа У. - Я прямо скажу: сотня таких, как Пань Цзиньлянь, не стоит и одной сестрицы Ли Пинъэр. Прекрасной она души человек! Вот уж года три, как в дом вошла, а что плохого о ней скажешь?!
Во время этого разговора в комнату вошел Циньтун с большим синим узлом за спиной.
- Что это у тебя? - спросила Юэнян.
- Лицензии на продажу тридцати тысяч цзиней соли, - отвечал слуга. - Приказчик Хань с Цуй Бэнем их только что в акцизе зарегистрировали. Батюшка просил накормить обоих и выдать серебра. Они послезавтра, двадцатого, в счастливый день, отправляются в Янчжоу.
- Хозяин, наверное, сейчас придет, - проговорила невестка У. - Мы уж с наставницами к матушке Второй пройдем.
Не успела она сказать, как отдернулась дверная занавеска, и явился сам Симэнь. Госпожа У и монахини заторопились к Ли Цзяоэр, но их заметил хозяин.
- А эту жирную потаскуху Сюэ зачем сюда занесло? - спросил он Юэнян.
- Что ты язык-то свой распускаешь? - одернула его хозяйка. - Мать наставница в гости пришла, а ты набрасываешься. Что она тебе, дорогу, что ли, перескочила. И откуда ты ее знаешь?
- Ты еще не знаешь, что вытворяет эта плешивая разбойница? - продолжал Симэнь. - Она пятнадцатого в седьмой луне завлекла в монастырь Дицзана дочь советника Чэня и одного малого по имени Жуань Третий, подбила их на прелюбодеяние да еще и три ляна серебра выманила. А этот Жуань Третий в объятиях девицы дух испустил. Дело получило огласку, и сводню ко мне доставили. Я ее велел раздеть и двадцать палок всыпать. А по какому, собственно, праву она до сих пор в монахинях ходит, а? Ей же было предписано бросить монастырь и найти мужа. Может, захотела еще раз управу навестить, тисков отведать?
- Ну, разошелся! - укоряла его Юэнян. - Давай, громи святых, поноси Будду! С чего ж это ей в мир возвращаться, когда она посвятила себя служению Будде и, стало быть, являет добродетель? Ты не представляешь себе, каким подвижничеством отмечены дни ее жизни!
- Да, подвижничеством! - усмехнулся Симэнь. - Спроси лучше, по скольку мужиков она принимает за ночь.
- Ну, довольно пакостей! Я бы тебе тоже сказала! - оборвала его Юэнян и перевела разговор на другую тему. - Так когда ты отправляешь людей в Янчжоу?
- Лайбао только что послан к свату Цяо, - говорил Симэнь. - Он даст пятьсот лянов, и я пятьсот. Двадцатого, в счастливый день, и отправлю.
- А шелковую лавку кому передашь?
- Пусть Бэнь Дичуань пока поторгует.
Юэнян открыла сундук и достала серебро. Его перевешали и передали отъезжающим. Вьюки паковали в крытой галерее. Каждый получил по пять лянов и пошел домой собираться в путь, но не о том пойдет речь.
В крытой галерее появился Ин Боцзюэ.
- Далеко собираешься, брат? - спросил он.
Симэнь рассказал ему о предстоящей поездке Лайбао и Хань Даого в Янчжоу за солью.
- Желаю тебе, брат, всяческой удачи! - подняв руки, воскликнул Боцзюэ. - Барыши будут немалые, а?! Это уж наверняка!
Симэнь предложил ему присаживаться и велел подать чай.
- Ну, а как насчет Ли Чжи с Хуаном Четвертым? - спросил Симэнь. - Скоро у них деньги появятся?
- Да думаю, не позднее этого месяца, - отвечал Боцзюэ. - Они мне вчера вот что сказали: Дунпинское управление заключает контракт на поставку двадцати тысяч коробок благовоний. Просят еще ссудить их пятьюстами лянов, пособить в срочном деле. А как только они выручат деньги, сразу же все, до медяка, вернут.
- Но ты же видишь, - отвечал Симэнь, - я людей в Янчжоу собираю. У меня у самого денег нет. Самому у свата Цяо пятьсот лянов в долг брать пришлось.
- Они меня очень просили с тобой потолковать, - продолжал Боцзюэ. - Ведь с кем дело начал, с тем и до конца доводить надо. Ты отказываешь, к кому же они пойдут?
- Лавочника Сюя Четвертого, что проживает к востоку от городских ворот, знаешь? - спросил Симэнь. - Вот он мне должен. Пусть пятьсот лянов у него и возьмут.
- Ну, вот и прекрасно! - обрадовался Ин.
Пока они говорили, слуга Пинъань подал визитную карточку.
- Ся Шоу от господина Ся передал, - объяснил Пинъань. - Вас, батюшка, завтра к себе приглашают.
Симэнь развернул карточку и стал читать.
- Я ведь пришел еще кое-что тебе сказать, - заговорил опять Ин Боцзюэ. - Про Гуйцзе ничего не слыхал? Она у тебя давно не была!
- Понятия не имею! - сказал Симэнь. - Она у меня с первой луны не появлялась.
- Так вот, ты знаешь Ван Цая, третьего сына полководца Вана? - начал свой рассказ Ин Боцзюэ. - Дело в том, что женат он на племяннице главнокомандующего Лу Хуана из Восточной столицы. Когда молодые поехали поздравить дядюшку с Новым Годом, тот отвалил им в подарок целую тысячу лянов серебра. А эта самая племянница Лу Хуана, представь себе, красавица-картинка. Передай художник хоть частицу ее красоты, от портрета глаз бы не оторвал. Пока ты дома сидишь, старик Сунь, Рябой Чжу и Чжан Сянь Младший целыми днями с Ван Цаем у певиц околачиваются. Ван Цай соблазнил одну молоденькую, зовут Ци Сян, из дома Ци во Втором переулке. Навещал он и Ли Гуйцзе, а когда заложил головные украшения жены, она, обнаружив пропажу, чуть руки на себя не наложила. А тут вскоре наступил день рождения ее столичного дядюшки. Она отправилась в столицу и все ему рассказала. Разгневанный Лу Хуан передал имена дружков главнокомандующему императорской гвардией Чжу Мяню, а тот дал распоряжение в Дунпин арестовать всю компанию. Так что вчера у Ли Гуйцзе забрали старика Суня, Рябого Чжу и Чжан Сяня. Сама Гуйцзе спряталась в соседнем доме, у Чжу Косматого, а нынче говорила, что к тебе пойдет, будет просить заступиться.
- Да они и в первой луне там дневали и ночевали, - говорил Симэнь. - Деньгами, вижу, так и сорят. Спросил, откуда, а Чжу Рябой только смешками отделывается.
- Ну я пошел, - сказал Боцзюэ. - А то Гуйцзе пожалует. Сам с ней говори. А то скажет, я в чужие дела нос сую.
- Да погоди! - не пускал его Симэнь. - Я тебе вот что скажу: Ли Чжи ничего не обещай, слышишь? Я сам долг получу, тогда мы с тобой потолкуем.
- Понятно! - отозвался Боцзюэ и раскланялся.
Только он вышел за ворота, у дома Симэня остановился паланкин. Из него вышла Гуйцзе.
Симэнь велел Чэнь Цзинцзи взять осла и отправляться за серебром к Сюю Четвертому.
В крытой галерее появился Циньтун и передал хозяину приглашение от Юэнян.
- Вас матушка просит, - сказал Циньтун. - Барышня Гуйцзе пожаловала.
Симэнь направился к Юэнян. Гуйцзе была в коричневом платье, без белил и румян. Повязанная белым платком, из-под которого торчали волосы, побледневшая певица отвесила хозяину земной поклон и зарыдала.
- Что же теперь делать, батюшка? - шептала она. - В беду попали! Верно говорят, запрешь ворота, так беда с неба грянет. Появился тут молодой барич Ван. Мы его и знать-то не знали. Рябой Чжу и Сунь Молчун его зачем-то к моей сестрице привели, а ее дома как раз не было. Не привечайте вы его, говорю, к чему это, а мамаша у нас чем старее, тем глупее. А случилось это в тот самый день, когда у тетушки рождение справляли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210