Художник показал его собравшимся. Симэнь полюбовался портретом и велел Дайаню показать его хозяйкам в дальних покоях.
- Что они скажут, - говорил он. - Если что не так, можно будет исправить.
Дайань унес портрет.
- Батюшка просит посмотреть портрет матушки Шестой, - обратился он к Юэнян. - Может, подправить? Живописец Хань ждет.
- Это что еще за затея? - удивилась Юэнян. - Где теперь умершая, никому не известно. А тут портрет пишут.
- А где у нее дети? - вставила Цзиньлянь. - Кто ж портрету и поклоняться-то будет? Тогда пусть и нас всех нарисует, когда на тот свет пойдем.
Портрет заинтересовал Мэн Юйлоу и Ли Цзяоэр.
- Матушка, поглядите-ка! - говорили они. - Сестрица Ли как живая. Она в добром здравии такая была. И как одета! Только губы слишком тонкие вышли.
- И левая бровь низковата, - заметила Юэнян. - Уголки бровей у нее были больше изогнуты. Но как все-таки живописец верно воспроизвел сестрицу!
- Он матушку в храме видел, вот и написал по памяти, - объяснил Дайань.
Тут вошел Ван Цзин.
- Батюшка Цяо пожаловали, - объявил он. - Просят портрет показать.
Дайань понес портрет в переднюю постройку.
- Губы, говорят, слишком тонкие получились, - сказал он художнику. - И левая бровь низковата, а уголки бровей должны быть больше загнуты.
- Это пустяки! - воскликнул Хань и тотчас же подправил губы и брови.
- Прекрасный портрет! Сватьюшка как живая! - говорил сват Цяо. - Только дыханья не хватает.
Симэнь остался доволен и во время угощения живописца поднес ему три чарки вина. На лаковом подносе Ханю вынесли кусок атласу и десять лянов серебра.
- Я попросил бы вас побыстрее завершить поясной портрет, чтобы повесить у гроба, - наказывал художнику Симэнь, - а большой - к похоронам. Сделайте оба портрета на цветастом набивном шелку зеленого цвета. Украсьте прическу диадемой, жемчугами и перьями зимородка. Оденьте в отделанную золотом ярко-красную накидку и цветастую юбку. А наконечники на валиках обоих слитков поставьте из слоновой кости.
- Все будет сделано как полагается, - заверил Симэня живописец и, взяв серебро, откланялся. За ним шел с палитрой молоденький слуга.
Сват Цяо и остальные гости стали осматривать гроб.
- Сегодня ведь будет только положение на одр? - спросил Цяо.
- Да, конечно, - отвечал Симэнь. - Вот-вот должен прийти следователь с помощниками. Торжественное положение во гроб намечено на третье число.
Сват Цяо выпил чашку чаю и откланялся.
Вскоре появился следователь со своими людьми. Они свернули бумажное покрывало и разложили одежды. Симэнь собственноручно совершил омовение глаз усопшей, а Чэнь Цзинцзи, выполняя долг сына, смежил ей брови. Потом Симэнь быстро вложил в рот покойнице заморскую жемчужину. Положение на одр было завершено и, как только полог был опущен, все от мала до велика разразились рыданиями.
Лайсин загодя купил в похоронной лавке четыре фигурки девушек-служанок, покрытые золотой краской. Они держали в руках таз, полотенце, гребень и другие предметы туалета. Их украшали жемчужные ожерелья и оправленные в серебро подвески. Украшения отличались таким изяществом, что выглядели как настоящие. Одеты они были в цветастые шелковые наряды. Фигурки расставили рядом с одром, перед которым размещались жертвенные сосуды, курильницы и древняя ритуальная утварь. На столе стояли филигранной работы подсвечники и коробки с благовониями. Окружавшие покойницу предметы своим блеском затмевали светило.
Десять лянов получили за работу ювелиры, изготовившие три набора серебряных чарок. Поминальные трапезы во флигеле Симэнь поручил Ин Боцзюэ. Ему было отпущено сперва пятьсот лянов серебра, а потом еще сто связок медяков. Весь учет расходов вел приказчик Хань Даого. Закупками съестного и всего, что необходимо для кухни, ведали Бэнь Дичуань с Лайсином. Тот же Ин Боцзюэ, а также Се Сида, сюцай Вэнь и приказчик Гань Чушэнь по очереди провожали прибывавших выразить соболезнование. Цуй Бэнь был обязан вести только связанные с трауром счета. Лайбао отвечал за склад товаров, а Ван Цзин - за винный погреб. Чуньхун и Хуатун служили у одра. Пинъань с четырьмя караульными били в гонг всякий раз, когда поклониться праху усопшей прибывали посторонние. Они же давали посетителям жертвенную бумагу и благовония. Другие четверо караульных стояли рядом с писцом, который сидел у ворот и заносил имена прибывавших в особую книгу. Во время заупокойных служб караульные поднимали большие зонты и держали траурные стяги и хоругви. Пользуясь отсутствием посетителей, писец писал объявления, которые развешивались на стенах. Обязанности были строго распределены, и каждый занимался порученным делом.
Его сиятельство Сюэ, смотритель императорского именья, прислал с посыльными шестьдесят еловых жердей, тридцать длинных бамбуковых шестов, три сотни камышевых циновок и сотню пеньковых веревок. Симэнь заглянул в визитную карточку смотрителя, наградил посыльных пятью цянями серебра и, вручив письменную благодарность, отпустил.
Хозяин распорядился нанять плотников для возведения большого навеса с двумя входами. Посреди него поставили экран. У передней кухни построили другой навес размером с три комнаты, а у главных ворот - размером в семь комнат.
Приглашенные из монастыря Воздаяния двенадцать буддийских монахов читали канон о новопреставленной.
Двое слуг целый день подавали чай, который заваривали в кухне, двое поваров не переставая подносили кушанья.
Шурины Хуа Старший и У Второй вскоре ушли. Симэнь наказал сюцаю Вэню написать для печатников траурное извещение, в котором между прочим говорилось о «скоропостижной кончине моей супруги». Сюцай потихоньку показал текст Боцзюэ.
- Нет, так не пойдет, - заметил Боцзюэ. - У него ведь невестка У супругой значится. Так писать нельзя. А то пересуды пойдут. Да и брат У Старший обидится. Пока не пиши. Погоди, я с ним поговорю.
Под вечер все разошлись. Симэнь остался с Ли Пинъэр. Рядом с одром поставили летнюю кровать и отгородили ее ширмой. Симэнь лег. Ему служили Чуньхун с Шутуном. Едва рассвело, Симэнь направился к Юэнян умываться. Он облачился в траур: белую повязку, траурную шапку, белые чулки, туфли и халат. С утра прибыл надзиратель Ся и обратился к Симэню со словами соболезнования и утешения. Симэнь приветствовал сослуживца, а сюцай Вэнь пил с ним чай. У главных ворот надзиратель Ся остановился и обратился к писцу:
- Всех записывай! Особенно караульных. О неявившихся доложишь. Они у меня будут наказаны.
Отдав распоряжение, Ся Лунси вскочил на коня и помчался в управу.
Симэнь велел сюцаю Вэню составить приглашения и отправил посыльных к родным и близким с уведомлением о заупокойной службе в третий день после кончины. Вскоре пополудни был сооружен алтарь, который венчало изображение Будды, но говорить об этом подробно нет надобности.
Певица У Иньэр, узнав печальную весть, прибыла в паланкине. Она предстала перед смертным одром и со слезами на глазах возожгла жертвенную бумагу, а затем проследовала в дальние покои и отвесила земной поклон Юэнян.
- Матушки Шестой не стало, - с плачем говорила она, - а я до сих пор ничего не знала. Почему никто мне раньше не сказал?! Я до глубины души потрясена горем.
- Ты ее приемная дочь и навестить-то ни разу не удосужилась, - упрекала ее Юйлоу. - А как она страдала последние дни!
- Дорогая вы моя матушка! - обратилась к Юйлоу певица. - Да разве б я не пришла?! Умереть мне на этом месте - не знала я ничего!
- Хоть ты и не была, а покойная матушка про тебя не забыла, - говорила Юэнян. - Кое-что на память тебе оставила. Просила тебе передать. - Юэнян обернулась к Сяоюй: - Ступай принеси сестрице!
Сяоюй удалилась и вскоре вернулась с узелком, из которого извлекла атласную кофту с юбкой, пару золотых шпилек и золотые цветы.
Растроганная Иньэр и в самом деле расплакалась.
- Если б я знала о болезни моей почтенной матушки, - шептала она, - я бы сейчас же пришла, поухаживал бы за матушкой.
Она поблагодарила Юэнян, и та, напоив ее чаем, оставила до третьего дня.
В третий день монахи ударили в гонг. Над алтарем развевались траурные стяги, кругом были разложены и развешаны бумажные деньги. Когда началась служба, у алтаря собрались все от мала до велика, облаченные в грубое пеньковое платье. Среди других выделялся Чэнь Цзинцзи В глубоком трауре с белой повязкой на рукаве он усердно молился Будде. Близких и друзей, соседей и чиновных лиц скопилось столько, что и не счесть. Заблаговременно прибывший геомант Сюй дожидался положения во гроб. После заупокойной службы с принесением жертв тело покойной перенесли в гроб. Симэнь велел Юэнян положить усопшей четыре комплекта лучших одежд и четыре серебряных слитка по одному в каждый угол.
- Не стоило бы вам, зятюшка, серебро в гроб класть, - посоветовал было Симэню шурин Хуа Цзыю. - Ему все равно долго не улежать. Рано или поздно на белый свет явится.
Но Симэнь его не послушал. Усопшую накрыли лиловой гробовой крышкой, на которую опустили огромный саркофаг. Когда семизвездное дно его по распоряжению следователя стали с четырех углов забивать на веки вечные гвоздями, раздались громкие вопли с причитаниями. Симэнь голосил со всеми вместе.
- Не увижу я больше тебя, дорогая моя! - причитал он. - Как мало пожила ты на свете!
Наконец-то он успокоился, угостил постными кушаньями геоманта Сюя и отпустил домой.
Перед саркофагом рисовым клейстером приклеили крупную надпись: «Да успокоит священный огнь светильника душу усопшей». Собравшиеся толпою близкие, друзья, приказчики и прочий люд, одетые в траур, во время возжигания фимиама образовали у ворот сплошную белую толпу.
Для написания траурного стяга пришел рекомендованный сюцаем Вэнем бывший секретарь государственной канцелярии Ду с Северной окраины.
- Его зовут Цзычунь, по прозвищу Юнье, - объяснял Симэню сюцай. - При императоре Чжэнь-цзуне он служил во дворце Покоя и Согласия, а теперь пребывает на покое дома.
Симэнь припас каллиграфу серебра и шелку, и, угощая его в крытой галерее, сам поднес три чарки вина. Компанию Ду Цзычуню составляли Ин Боцзюэ и сюцай Вэнь. После угощения развернули ярко-красное пеньковое полотнище стяга, на котором Симэнь предложил написать: «На сем погосте покоится тело почтенной Ли, супруги Симэня, телохранителя Его Величества».
- Брат, у тебя ведь жива старшая жена, - возражал Боцзюэ. - Так писать нельзя.
- Вполне можно, - заметил Ду Цзычунь. - Раз покойная сударыня родила сына, такая надпись допустима ритуалом.
После долгих обсуждений вместо «супруги» написали все-таки «младшая жена».
- Если супруга, стало быть, особа, титулованная Его Величеством, - говорил сюцай Вэнь. - А младшая жена - одна из тех, кто находится при вас, сударь. Это просто более общее обозначение.
Надпись была сделана белым, слова же «Его Величества» каллиграф начертал золотом. Надпись прикрепили над саркофагом. Ду Цзычуня потом попросили написать дщицу усопшей, угостили и, наградив, отпустили.
В тот же день жертвенные столы с принесением в жертву трех животных и возжиганием бумажных денег устраивали сват Цяо, шурины У Старший и Хуа Старший, свояки Хань и Шэнь. С выражением соболезнования в паланкинах пожаловали супруги - свата Цяо, шуринов У Старшего, У Второго и Хуа Старшего. К ним вышли препоясанные пенькою, с трауром в волосах Юэнян и остальные жены Симэня. Когда прибывшие женщины помолились, Юэнян проводила их в дальние покои, где им подали чай и поминальную трапезу. Только супруги У Старшего и Хуа Старшего, облаченные в длинные белые накидки, блюли глубокий траур, остальные женщины ограничились частичным трауром.
В тот же день весть о смерти Пинъэр дошла и до певицы Ли Гуйцзе. Она прибыла в паланкине и стала возжигать жертвенную бумагу.
- А ты когда сюда пришла? - спросила она стоявшую рядом У Иньэр. - Что ж ты мне не сказала? Ишь какая умница! Выходит, только о себе и думаешь.
- Да я и сама-то только что узнала, - отвечала Иньэр. - Неужели я не навестила бы матушку до кончины?!
Однако говорить подробно, как Юэнян принимала Гуйцзе, нет надобности.
А время шло. Вот и наступила первая седмица со дня кончины Пинъэр. Из монастыря Воздаяния прибыли шестнадцать буддийских монахов во главе с игуменом Хуанем. Они отслужили панихиду с молитвою духам водной стихии и суши и пением псалмов из Цветка Учения, а в конце свершили молитвенное покаяние с помощью духовного сосредоточения-самадхи на воде. На панихиду пришли все - близкие и родные, друзья и приказчики. Вслед за буддийскими монахами возжигал благовония отец У, настоятель даосского монастыря Нефритового владыки. Он принес с собой канон, читаемый во вторую седмицу.
Во время трапезы, которую устроил им Симэнь, появился слуга.
- Господин Хань принес поясной портрет, - объявил вошедший.
Взоры присутствующих обратились к портрету Ли Пинъэр. Ее прическу украшали жемчуга и перья зимородка, золотая диадема и пара фениксов-шпилек. В ярко-красной узорной накидке, полная и нежно-белая, она была как живая. Довольный Симэнь повесил портрет над гробом.
- Только что дыхания не хватает, - на все лады расхваливали искусство живописца собравшиеся.
Симэнь пригласил Ханя к столу.
- Попрошу вас, - обратился к нему Симэнь, - вы уж постарайтесь. В большой портрет вложите по возможности весь ваш талант.
- Сделаю все, на что только способна в моих руках кисть, сударь, - заверял его художник. - Не волнуйтесь!
Симэнь щедро одарил Ханя, и тот удалился.
К обеду прибыл сват Цяо. Для заупокойной службы с принесением жертв ему доставили из дому свиную тушу и овцу. С коромысел сняли более пяти десятков коробов и тюков. На столе появилось обилие яств: блюда, приготовленные из пяти жертвенных тварей, пять сосудов с жертвенной снедью, подносы с засахаренными фруктами, чашки с отварами и рисом, бумажные слитки золота и серебра, куски жертвенного атласа и узорных шелков, жертвенная бумага, свечи и благовония. Впечатление усиливалось еще и тем, что все это раскладывалось под удары в гонги и барабаны, которые сопровождали игру на струнных и духовых инструментах.
Одетые в траур Симэнь Цин и Чэнь Цзинцзи молились перед гробом усопшей Пинъэр. Ин Боцзюэ и Се Сида, а также сюцай Вэнь и приказчик Гань принимали прибывавших. Со своей стороны сват Цяо пригласил ученого Шана, цензора Чжу, шурина У Старшего, уездного экзаменатора Лю, тысяцкого Хуа и свояка Дуаня. Человек восемь близких и друзей воскурили благовония и после троекратного зова принять жертвы опустились на колени, вслушиваясь в похвальное слово - молитвенное обращение к душе усопшей.
Геомант читал:
«Сего двадцать второго дня под восемнадцатым знаком синь-сы, после новолуния, в девятую луну под пятьдесят седьмым знаком гэн-шэнь, в седьмой год под тридцать четвертым знаком дин-ю, в правление под девизом Порядка и Гармонии, я, сват Цяо Хун, с благоговением приношу в жертву щетинистую свинью с тонкорунной овцой, дабы почтить новопреставленную сватью, супругу достопочтенного господина Симэня, урожденную Ли, и перед прахом ее выразить искреннее соболезнование ее близким.
Усопшая являла собой образец душевного благородства и теплоты, хозяйской бережливости и прилежания, неизменно относилась к окружающим с добротой и милосердием. Родные края прославляют тебя как полное воплощение женских добродетелей. О цвет женского совершенства! О аромат нежнейшего цветка!
Выйдя замуж, ты жила с супругом своим в согласии как с фениксом подруга. Заботливая и любвеобильная, ты была исполнена чувства долга и щедрости. Нежная и покладистая, ты служила женам высоким примером целомудренной чистоты. С благоговейною заботой обращалась ты со старшими, с благожелательством относилась к младшим. И взлелеяла в душе своей чистоту и непорочность голубого нефрита, и воссияла она как жемчужина морская.
Мы искренне желали, чтобы навек продлилась сия великая гармония любящих сердец - созвучие гуслей и арфы, чтобы насладились возлюбленные беспредельным счастьем, но, увы, внезапный недуг - и ты исчезла, как мгновенный сон. Ушел из жизни прекрасный человек. Как же не горевать, как не убиваться?!
Моя малютка-дочь, которую лелеет любящая мать, связывает нас с усопшей узами родства. Не полагали мы, что на середине жизненного пути Небо разрушит надежды, отнимет у супруга его любимую подругу, унесет ее в царство тьмы и не даст больше восхищаться ее достоинствами. Сколь тяжко расставанье с возлюбленной и близкой!
С сей чарою, душа, тебя я призываю! Внемли и духом к нам явись! Вкуси и насладись едою!»
После жертвоприношения гостей пригласили в крытую галерею, где их ждала трапеза, но не о том пойдет речь.
Затем жертвы душе усопшей приносили госпожа Цяо, мать свояка Цуя, супруга цензора Чжу, супруга ученого Шана и Дуань Старшая. Их поклонение сопровождалось ударами в гонги и барабаны, а также исполняемой под музыку пляскою загробных судей, звенящих копьями и алебардами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210