- И ты еще спрашиваешь! - воскликнула Ван. - Сама ж обрекла меня на такую жизнь. Вот и приходи по вечерам, вместе время коротать будем.
- Вряд ли я смогу, - возразила старуха и продолжала: - Но тебя одну я не оставлю. Хочешь найду человека?
- Кого?
- Говорят, враз у двоих в гостях не бывают, - прикрывая рот, засмеялась Фэн. - Вчера заходил ко мне наш господин. Она, говорит, без дочери-то, наверно, скучает. Тебя навестить собирается. Что ты на это скажешь? Никто не узнает, а будешь благосклонна, не придется тужить ни о питье, ни о бытье. Сойдетесь, он тебе и дом подходящий присмотрит. Зачем тебе в таком вот захолустье жить?
- Нужна ли ему такая уродина, как я? - Ван улыбнулась. - Вон у него жен сколько! И все как богини.
- Не скажи! - убеждала ее старуха. - Не зря говорят: любовнику везде мерещутся красавицы Си Ши. Вот увидишь: раз придет и повадится, не отстанет. Батюшка - человек праздный. Если б он был к тебе равнодушен, наверно, не стал бы меня просить и ляном серебра одаривать. Это он мне за хлопоты с барышней. Потом видит - никого нет, стал просить, чтоб я с тобой поговорила. Он ответа ждет. А мне какой прок зря болтать! В любой сделке главное - обоюдное согласие.
- Ну, хорошо, - согласилась Ван. - Если желает зайти, буду ждать завтра.
Заручившись согласием, Фэн посидела еще немного и, рассыпаясь в благодарностях, откланялась. На другой день к ней зашел Симэнь, и она рассказала ему со всеми подробностями о своей беседе с Ван Шестой. Симэнь не мог сдержать радости и тотчас же отвесил старухе лян серебром, попросив ее накрыть стол.
Между тем Ван Шестая убралась в доме, зажгла благовония, повесила над кроватью полог и заварила лучшего чаю. Тут подоспела старая Фэн. В корзине у нее лежали куры, рыба, яства, овощи и фрукты. Она прошла на кухню и занялась приготовлением блюд, а хозяйка, тщательно вымыв руки, принялась за лапшу и лепешки. В приемной стояли до блеска протертые столы и стулья.
Вскоре после полудня прибыл Симэнь. В штатском платье, с пылезащитной маской на глазах, он подъехал верхом, сопровождаемый Дайанем и Цитуном. У ворот Симэнь спешился, велел привести коня вечером, а пока поставить на Львиной, сам же проследовал с Дайанем в дом и уселся в приемной.
Появилась со вкусом одетая и причесанная Ван Шестая и, поклонившись гостю, сказала:
- Сколько мы вам причинили беспокойства, батюшка, и не перечесть. А тут еще с дочерью хлопоты…
- Вы уж с мужем не взыщите, если что не так сделал, - проговорил Симэнь.
- Ну что вы, батюшка! - воскликнула Ван. - Как можно! Вы нам оказали такую честь.
Она отвесила ему четыре земных поклона. Старуха подала чай, и Ван поднесла чашку Симэню. Убедившись, что коня отвели, а Дайань запер ворота, Ван присела ненадолго за стол, а потом пригласила гостя в спальню.
Окна и дверь закрывали бумажные шторы. Перед кроватью в нише стояла четырехстворчатая ширма из пестрого шелка и парчи, на которой красовались вырезанные из бумаги сценки встречи студента Чжана с Инъин и шмели, упоенные нектаром цветов. На столе рядом с зеркалом теснились шкатулки, туалетные принадлежности, пудреницы, баночки, коробочки и всякие безделушки, с пола поднимался аромат благовонных палочек. На возвышении стояло глубокое кресло, в котором и расположился Симэнь.
Ван заварила чашку густого чаю с орехами и подсоленными ростками бамбука и подала ее Симэню, потом отставила пустую чашку, подсела к нему сбоку на кровати и начала болтать о пустяках. Он подметил, что она одна управляется за столом.
- Хорошо бы тебе завести помощницу, - сказал Симэнь.
- Откровенно говоря, плохо мне стало без дочки, - отвечала Ван. - Все самой приходится делать.
- Не тужи! - успокоил ее Симэнь. - Велю вон мамаше Фэн приглядеть девчонку лет четырнадцати, тебе сразу легче станет.
- Уж мужа дождусь, пусть он и серебра выкраивает, и тетушку Фэн просит.
- Зачем же ждать? - не унимался Симэнь. - Сколько понадобится, я заплачу.
- Опять вас беспокоить? - воскликнула Ван. - Мы вам и без того, надо полагать, надоели.
По душе пришлись Симэню ее речи и, когда вошла Фэн и стала накрывать на стол, он сказал ей о служанке.
- Поклонись да поблагодари батюшку, - обратилась к Ван Шестой старуха. - Есть у меня на примете девочка лет тринадцати. У тетушки Чжао на южной окраине живет. Могу завтра же привести. В бедной семье росла. Отец служит в дозоре, да пала у него лошадь. Боится, как бы начальник не выпорол, а денег нет. Вот и решил дочь продать. Всего четыре ляна просит. Как раз тебе бы подошла.
Ван Шестая поспешно сложила руки и поклонилась Симэню. Подали закуски и подогретое вино. Ван наполнила чарку, взяла обеими руками и протянула Симэню, отвешивая низкий поклон.
- Достаточно и обычного поклона, - проговорил он, сделав знак рукой.
Ван покорно улыбнулась и села сбоку на скамеечку. Старая Фэн подносила одно яство за другим, подала она и искусно выпеченные пирожки. Ван положила в тарелку мяса с овощами и протянула Симэню.
Они пировали вдвоем. То и дело вздымались чарки. А Дайань и старуха Фэн пристроились на кухне, но не о том пойдет речь.
Когда они осушили не одну чарку, Ван подсела поближе к Симэню и принялась потчевать его яствами. Сначала они были заняты интимной беседой, потом стали пить вино из уст в уста. Они были одни. Симэнь обнял ее, и они слились в страстном поцелуе. Ван играла яшмовым стеблем. Обуреваемые желанием, они оставили вино, заперли дверь и сняли одежды. Ван легла на кровать и откинула одеяло.
Солнце клонилось к западу. Возбужденный винными парами Симэнь вынул из мешочка серебряную подпругу, чтобы подготовить тот самый предмет к делу. Ван стала играть с ним руками, отчего он вздулся и покраснел, стал грубым и большим. Потом села Симэню на колени. Они опять заключили друг друга в объятия, стали целоваться. Затем женщина подняла одну ногу и рукой направила сокровище Симэнь Цина в свое лоно. После того, как они потолкались какое-то время, Симэнь Цин на ощупь обнаружил, что в нежном и влажном лоне волосы поднялись, как колосья, и женщина хочет вступить с ним в битву. Тогда он велел ей лечь на спину, взял ее ноги, положил их себе на пояс и стал то вставлять, то вынимать тот самый предмет.
Только поглядите, что это было за сражение тучки и дождя:
Воинственность витала над бирюзовою тахтой, царило буйство на парчовом ложе. На кораллах изголовья сражался храбро удалец, под балдахином нежно-голубым вел бой храбрец неустрашимый. Богатырь в ярости метал копье с черной бахромой, воительница пылкая, станом ловко играя, натиск его отражала. Бросок вперед, отход назад. То поединок Лушаня. с фавориткой Великосущной Вот схватились, оружия скрестя. То неотступный Цзюньжуй преследует Инъин. Сошлись единоборцы, как средь Небесной Реки Ткачиха с Волопасом. В вихре закружились, будто чаровницы, манящие в пещеры бессмертных, и Жуань Чжао. Вот и копье пронзило щит. Соединился молодец Цуй со своей Сюэ Красоткой. Грянул удар, занесен меч. Су Крошку встретил Шуан Цзянь. То нежно иволга щебетала - У Цзэтянь на свиданье с Аоцао. То у ласточки перехватило дух - с Люй Чжи увиделся Шэнь Жэнь. Сперва сноровки недоставало в метании копья, и щит едва-едва удары отражал. После разминки повели взаимную атаку, сомкнулись плечом в плечо. Нетерпеливый богатырь копьем нацеливался прямо в сердце. Стремглав воительница храбрая копье устами перехватить спешила. Вот пушка с ядрами уже штурмует подступы к развилке. Удары ловко отражает бесстрашная хозяйка чресел. Вот духу набирается золотой петух, шею задрав горделиво. Вот сук засохший тянется к цветку, его царапает и колет. После долгой схватки глаза застил туман. Одно движенье - и судорогой сводит. Поединок их так расшевелил, никто б разнять не в силах. Уж дышит тяжело хозяйка заросшей власами пещеры. Уж войско грозное томимо жаждою, с ног валится. Копье у латника дало осечку. Он сник, готовый бросить поле битвы, коня утратил и едва-едва влачится по трясине. А та, что тонкой лестью верх взяла, теперь глупышкой притворилась, глядит на отступившего противника, который все ниже погружается в пучину. Кольчуга порвана и смята, как бурею цветы. Слетела парчовая шляпка, словно ураганом сбитый лист. У полководца Серного кольца поломаны доспехи, сбит шишак. но генерал Серебряной подпруги еще упорно держит свой рубеж.
Да,
Густые облака
у девяти небес нашли покой.
Разбитые войска,
слепившись в ком, смешалися с землей.
Надобно сказать, что Ван Шестая была женщиной с причудами. Ей, например, доставляло удовольствие принимать гостей только с заднего двора. И сколько ее ни упрашивали, она от этой своей затеи никак не отступала. Даже ее мужу, Хань Даого, приходилось срывать цветы на заднем дворике. Лишь разок-другой в месяц она позволяла ему войти к ней прямо с улицы. Другая ее причуда - игра на свирели, которой она отдавалась самозабвено. Без игры на свирели никакие услады не приносили ей удовлетворения. Эти-то причуды и пришлись особенно по душе Симэню.
В тот день они забавлялись до первой ночной стражи.
- Завтра приходите пораньше, батюшка, - говорила Ван, когда Симэнь стал собираться домой. - А я уж постараюсь, ублажу вас на славу.
Симэнь был очень доволен. На другой же день он заглянул в лавку на Львиной и передал старухе Фэн четыре ляна на покупку служанки, которую назвали Цзиньэр. Постоянно думая о своей новой зазнобе, Симэнь через два дня отбыл к ней верхом на коне, сопровождаемый Цитуном и Дайанем. У ворот он велел Цитуну отвести коня на Львиную.
Узнав о визите Симэня, старуха Фэн тотчас же купила жбан вина и бросилась к Ван накрывать стол. Она из кожи вон лезла, чтобы угодить Симэню.
В каждый свой приход Симэнь давал Ван Шестой по ляну-другому на расходы. Он появлялся у нее утром и прощался, когда отбивали первую ночную стражу. И никто в его доме понятия не имел об этой связи. Старая Фэн целыми днями хлопотала у Ван Шестой. Некогда ей было заглянуть в господский дом. Ли Пинъэр раза три посылал за ней слугу, да все напрасно - либо ссылалась на дела, либо оставляла дом на замке. И вот однажды Хуатун повстречал старуху и привел ее к Пинъэр.
- Что это значит, мамаша? - допрашивала ее Пинъэр. - Исчезла, и ни слуху ни духу. Слуг посылала - тебя нет. Почему не приходишь? Смотрите, какая занятая особа! Белье бросила, пеленки. Много ли служанки настирают? Все тебя ждем.
- Легко вам говорить, сударыня, - отвечала Фэн, - а я как писарь за дезертиром гонялась. Забот вот сколько - по самое горло. То ты соляной купец, то в дуду игрец. Снуешь, как белка в колесе.
- Да у тебя, видно, забот больше, чем у самого отца настоятеля. Когда ни позови, тебе некогда. Все деньги зарабатываешь? Где ж ты, интересно, пропадаешь?
- У кувшина и ушки отвалились, и горлышко отбилось. Какие там деньги?! Знаю, сердишься. Я и так уж думала: вот вырвусь, да никак… И сама, право, в толк не возьму, что день-деньской и делала. В прошлый раз матушка хозяйка серебро дала, просила найти за городом подушку для молитвенных бдений, а у меня из головы вон. Когда вспомнила, торговца уж и след простыл. Ну как же я к ней покажусь, а?
- Что ж, так и скажешь: нет, мол, тебе коврика? Как же ты ей в глаза-то посмотришь? Ведь она тебе деньги дала. Вместо того чтоб купить, будешь прикидываться да ловчить, да?
- На нет и суда нет, - отвечала старуха. - Верну деньги, и дело с концом. Я вон вчера чуть с осла не упала.
- Смотри, в другой раз упадешь, не встанешь, - заметила Пинъэр.
Фэн направилась в дальние покои, но по дороге зашла на кухню узнать новости.
- А, матушка Фэн! - встретили ее сидевшие рядом Юйсяо и жена Лайсина. - Где ж это ты, драгоценная, пропадаешь? Матушка Шестая тебя съесть готова. Исчезла, говорит, ни слуху ни духу.
Старуха подошла к ним поближе, отвесила два поклона и сказала:
- Только что от матушки. Досталось порядком.
- Матушка о коврике спрашивала, - сказала Юйсяо.
- Была за городом. Торговец распродал и домой отчалил, а воротится в третьей луне будущего года. Вот серебро принесла. Возьми, барышня, верни хозяйке.
- Вот странная бабка! - засмеялась Юйсяо. - Там батюшка серебро отвешивает, вот он уйдет, сама зайдешь к матушке и отдашь, а пока присаживайся. Вот что хочу спросить: давно дочь Ханя отбыла, а? Как приказчик Хань вернется, тебе, небось, серебра подвалит. Он тебя еще не отблагодарил?
- Уж подвалит или нет - его воля, - отвечала старая Фэн. - Только восемь дней с отъезда прошло. Будет разве что к концу месяца.
Симэнь вынес серебро и вручил его Бэнь Дичуаню на покупку именья. Когда они ушли, старуха очутилась в покоях Юэнян. Однако и встретившись с хозяйкой, она не спешила возвращать серебро.
- Были, матушка, коврики, да очень уж грубые, - говорила она.
- Потом и те распродал и уехал. В следующем году обещал хорошие привезти.
- Ну ладно! - отвечала ей доверчивая Юэнян. - Серебро у себя оставь, а привезет - купишь парочку.
Она угостила старуху чаем с печеньем, и та вернулась к Пинъэр.
- Ругалась, небось, Старшая? - спросила ее Пинъэр.
- Я так ее заговорила, что она довольна осталась, чаем напоила, печенья дала.
- Это она в гостях у Цяо была, - пояснила Пинъэр. - Оттуда и печенье. От языка твоего, мамаша, и комары средь лета погибнут. Так ты постираешь белье?
- Приготовь, замочи, а завтра я пораньше приду, - отвечала старуха. - Нынче мне надо к своему давнему благодетелю поспеть.
- И всегда у тебя найдется отговорка. Попробуй, не приди завтра, я с тобой по-другому поговорю.
Старуха рассмеялась и ушла. Пинъэр хотела было ее угостить, но она отказалась.
- Сыта я, не буду, - на ходу сказала она.
Обеспокоенная тем, как бы не прозевать свидание Симэня с Ван Шестой, она ускорила шаг.
Да,
Старухи-сводни - маленькие ведьмы -
Губами сальными разносят сплетни.
С утра до ночи в хлопотах, в дороге.
И как у них не отсыхают ноги!
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
СИМЭНЬ ЦИН ПРИКАЗЫВАЕТ ИЗБИТЬ ХАНЯ ШУЛЕРА
ПАНЬ ЦЗИНЬЛЯНЬ СНЕЖНОЙ НОЧЬЮ ПЕРЕБИРАЕТ СТРУНЫ ЦИТРЫ
Сытый нежностями, лаской
чаровниц прекрасноликих,
Жадно к винному кувшину
лунной ночью припадаешь.
Но еще одна красотка
подарит тебя улыбкой,
Поведет густою бровью;
тучи-волосы распустит,
Гибким, словно ива, станом
поманит тебя к блаженству -
И, как шмель завороженный,
ты к цветку опять стремишься.
Нет, в любви мужчин и женщин
мы оценим постоянство.
Что до нежностей продажных -
право, ими не прельщайся.
Так вот, подошла старая Фэн к калитке у передней залы и видит Дайаня с чайным подносом в руках. Заметил ее слуга и, дав знак, сказал:
- Туда ступай, мамаша. А мы придем, как батюшка дядю Ина проводит. Цитун уже вино понес.
Старуха прибавила шагу.
Надобно сказать, что Ин Боцзюэ вел разговор насчет подрядчиков Ли Чжи и Хуана Четвертого, которые добились подряда на годовые поставки двору тридцати тысяч цзиней благовонных палочек и воска на сумму в девять тысяч лянов серебром.
- Большие барыши возьмешь, - говорил Ин Боцзюэ. - При заключении контракта им в Дунпине платить придется. Вот я и пришел потолковать. Может, войдешь в пай?
- Да как же я могу вступать в пай с этими подрядчиками?! - воскликнул удивленный Симэнь. - Они ж мошенники и казнокрады, а я в управе на страже казны поставлен. И вдруг с ними якшаться?
- Ну, если ты, брат, отказываешься, придется кого другого в пайщики подыскать, - убеждал Ин Боцзюэ. - А то ссудил бы две тысчонки лянов. Пять процентов в месяц тоже не помеха. А они вернут. Ну как, брат, согласен? Тогда скажу, они завтра же придут.
- Ну, раз ты ручаешься, ладно уж, выкрою как-нибудь тысчонку, - согласился Симэнь. - Я ведь поместье перестраиваю. Большей суммой не располагаю.
Когда Симэнь развязал, наконец, язык, Ин Боцзюэ продолжал:
- Если совсем нет серебра, может, пятьсот лянов товарами отпустишь? Полторы и выйдет. Они медяка не возьмут, не беспокойся.
- Пусть только обманут - я на них управу найду! - пригрозил Симэнь. - И предупреждаю тебя, брат: денег дам, пусть барышничают, только чтоб моим именем не прикрывались. А дойдут до меня такие слухи, в тюрьме сгною.
- Что ты, брат! Какие могут быть разговоры! - заверил его Ин Боцзюэ. - Говорят, управляющий от своих прав не отказывается. Если твой авторитет на пользу дела пойдет, это одно, ну, а во вред - как тогда быть? Успокойся, брат! Что случится, я буду в ответе. Стало быть, договорились? Ну, завтра их пришлю.
- Нет, завтра у меня дела, - ответил Симэнь. - Пусть лучше послезавтра приходят.
Ин Боцзюэ ушел.
Симэнь велел Дайаню седлать коня, а сам закрыл глаза пылезащитной повязкой.
- Цитун ушел? - спросил он.
- Вернулся, - отвечал Дайань. - Он уж успел за хлыстом сбегать.
Симэнь сел на коня и направился в Кожевенный переулок.
Между тем брат Хань Даого, Хань Второй, по кличке Шулер, проигрался, все с себя спустил и, как на грех, отправился к Ван Шестой с намерением выпить.
- Невестушка, - обратился он к Ван, извлекая из рукава связку колбасок, - раз уж брата нет, не распить ли нам тобой кувшинчик?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210