- Ну, если ты так настаиваешь, мы можем и не давать. - Ин Боцзюэ обернулся к Се Сида: - Это твоя затея! Говорил тебе, не возьмет. Вот и моргай теперь глазами.
Прибыли шурин У Старший и Хуа Цзыю. Каждый протянул по две коробки со сладостями к чаю. Симэнь попросил настоятеля принять подношения. После чаю перешли к трапезе. Оба стола ломились от расставленных с большим вкусом солений и печений, сладостей и яств. Симэнь снял парадные одежды и сел с друзьями за утреннюю трапезу, в то время как приглашенный настоятелем рассказчик услаждал их рассказом о Хунмэньском пире из «Повествования о Западных Ханях». Настоятель У препроводил на Небо послания и тоже присоединился к пирующим.
- А младенца принесут? - поинтересовался он.
- Нет, слишком мал, а дорога дальняя, - отвечал Симэнь. - Жена опасается, как бы не напугался. К обеду доставят его одежды. Думаю, вполне достаточно будет приобщить их к Трем сокровищам.
- Я тоже так полагаю, - согласился настоятель. - Так-то лучше.
- Все бы ничего, - продолжал Симэнь. - Только больно уж он робок и пуглив. Три или четыре служанки да мамка глаз с него не спускают, а все равно пугается. Особенно когда кошку иль собаку увидит.
- Да, ребенка вырастить нелегко, - заметил шурин У Старший.
Пока они говорили, вошел Дайань.
- Барышни Гуйцзе и Иньэр прислали Ли Мина и У Хуэя с чаем, - объявил он.
- Зови! - крикнул Симэнь.
Вошли с двумя коробками Ли Мин и У Хуэй. Опустившись на колени, они открыли коробки, полные печенья в форме сосновых шишек и шариков, вроде тех, что носят на шапках чиновники, облитых белым сахаром хлебцев с пожеланием долголетия, а также чая с розовыми лепестками.
Симэнь попросил настоятеля убрать подношения.
- Как же вы про молебен узнали? - спросил Симэнь певцов.
- Я встретил на улице дядю Чэня, - отвечал Ли Мин. - От дяди и узнал. А дома рассказал сестрице Гуйцзе. Тогда мамаша велела мне купить подарки и У Иньэр подговорила. Вот мы и пришли. Они просили вам кланяться, батюшка. Хотели сами прибыть, да постеснялись. Отнесите, говорят, хотя бы эти скромные подарки - слугам на угощение.
- Обождите, вас покормят, - сказал им Симэнь.
Настоятель велел певцам пройти в другое помещение, где они сытно поели вместе с остальными слугами. Однако хватит пустословить.
После полуденной молитвы настоятель У распорядился снова накрыть большой стол. На нем появились обильные яства - сорок скоромных и постных блюд: острых и соленых, пресных и сладких, жбан цзиньхуаского вина, горы сахара и фруктов, а также даосское облачение для младенца: черная атласная с позолотой даосская шапочка, темная полотняная ряса, расшитая облаками, подрясник из зеленого атласа, пара белых шелковых чулок, темные туфельки из шаньсийского шелка, плетеный из шелковой тесьмы поясок и пояса - желтый нитяной, с престола Трех сокровищ и лиловый нитяной от Государыни покровительницы детей серебряное ожерельице с выгравированным пожеланием: «Блистайте, хоромы, золотом и яшмой, продлитесь, дни, в довольстве и славе». На желтом шелковом талисмане, предназначенном для избавления от нечисти, выделялись красные знаки, гласившие: «Покровитель судьбы Дух Тайи, даруй здоровье и согласье». Подарки лежали на квадратных подносах. Рядом стояли четыре блюда изысканных фруктов.
Мальчикам-послушникам было велено достать из узлов красные записки с посланиями и молитвами, которые читались во время всех трех служб, и показать их Симэню. Потом они положили их в коробки, разместили на коромыслах - всего их оказалось восемь - и понесли к Симэню. Довольный Симэнь направил домой Цитуна, чтобы тот передал его просьбу наградить послушников платками и ляном серебра.
В тот же самый день, надо сказать, справляли рождение Цзиньлянь. В гостях у нее были невестка У Старшая, ее матушка Пань, золовка Ян и барышня Юй. Все они сидели в покоях Юэнян, когда принесли подарки из монастыря. Женщины бросились рассматривать подношения, которые не удалось разместить и на четырех столах.
- Поди сюда скорей, сестрица! - крикнула Цзиньлянь, обращаясь к Пинъэр. - Гляди-ка, что наставник твоему сыну прислал. Смотри, монашеская шапочка, ряса… А вот, гляди, туфельки.
Подошла Мэн Юйлоу.
- Полюбуйся, сестрица, - вертя в руках туфельку на белой шелковой подошве, говорила она Юэнян, - какие же искусные эти даосские монахи! Такие крошечные туфельки вывернуть ухитрились. И швы спрятали, и строчкой украсили. А как облака чисто вышили! Нет, по-моему, не сами они делали. Это у них жены, наверно, старались.
- Что ты говоришь! - оборвала ее Юэнян. - Какие могут быть жены у монахов! Должно быть, заказывали.
- Если эти даосы жен заимели, - вмешалась Цзиньлянь, - то, выходит, и присутствующие здесь матери-наставницы не иначе как мужьями обзавелись. Они тоже вон как платки вышивают.
- Даосский монах шапку свою надвинет и идет куда вздумается, - пояснила мать Ван. - Нас же, послушников Будды, по одному виду сразу узнаешь.
- Мне говорили, - не унималась Цзиньлянь, - за вашей обителью Богини милосердия Гуаньинь расположен даосский скит Постижения сокровенного, а по пословице: когда мужской скит рядом с женским стоит, пусть и не общаются, да связи не прерываются.
- Как ты, Шестая, глупости любишь болтать! - сказала Юэнян.
- А это, глядите-ка, от Государыни покровительницы пояс лиловый, - продолжала свое Цзиньлянь. - И ожерелье серебряное с талисманом да с пожеланием. Красивый поясок! А на обороте, смотрите, имя У… дальше не могу разобрать… юань.
- Это монашеское имя, которое дал младенцу отец наставник, - пояснил Цитун. - У Инъюань.
- Это что, знак «ин»? - переспросила Цзиньлянь и воскликнула: - Сестрица, гляди, вот невежа этот даос! Почему он ему и фамилию сменил?
- Это тебе так кажется, - заметила Юэнян и обернулась к Пинъэр: - Ступай принеси младенца. Давайте полюбуемся им в монашеском одеянии, а?
- Он только что уснул, - отвечала Пинъэр. - Не хочется беспокоить.
- Ничего страшного! - заверила ее Цзиньлянь. - Разбуди поосторожней.
Пинъэр пошла в спальню младенца.
Цзиньлянь взяла красный пакет и извлекла из него молитвенное обращение, в котором за Симэнь Цином следовала его жена урожденная У, а немного пониже урожденная Ли. Остальные жены в послании не значились.
- Вы только посмотрите! - показывая всем бумагу, говорила возмущенная Цзиньлянь. - Вот он какой справедливый и беспристрастный, наш насильник проклятый! Скажете, нет у него любимиц?! Только ее, с ребенком, записал, а мы, выходит, не в счет. Нас и за людей не принимают!
- А сестрица Старшая записана? - спросила Юйлоу.
- А уж без нее и вовсе курам на смех, - отвечала Цзиньлянь.
- Ну, чего ж тут особенного! - вставила Юэнян. - Одну упомянул и хватит. Неужели весь отряд перечислять, монахов смешить?!
- А что, мы рядом с ней недоноски какие, что ли, или выродки Лю Чжаня, - не унималась Цзиньлянь.
Появилась Пинъэр с Гуаньгэ на руках.
- Давайте сюда облачение, - предложила Юйлоу. - Я его одевать буду.
Пинъэр держала Гуаньгэ. Юйлоу надела ему даосскую шапочку, потом рясу, ожерелье и два пояса. Ребенок с испугу закрыл глаза и почти не дышал.
- Бери послания, жертвенных денег захвати и иди в молельню, - наказала Пинъэр хозяйка. - Сама предай огню.
Пинъэр вышла.
- Ну чем не монашек в этом облачении? - играя с Гуаньгэ, говорила Юйлоу.
- Какой там монах! - вставила Цзиньлянь. - Ни дать ни взять - маленький дух Тайи.
- Что ты городишь! - Юэнян сердито поглядела на Цзиньлянь. - Сейчас же прекрати такие разговоры при младенце!
Смущенная Цзиньлянь умолкла.
Напуганный переодеваниями Гуаньгэ расплакался. Тут вернулась Пинъэр и поспешно взяла ребенка. Пока она снимала с него монашеское одеяние, он обкакал ей юбку.
- Вот так У Инъюань! - заметила в шутку Юйлоу. - Блюдо ему надо подставлять, когда захочет.
Юэнян велела Сяоюй вытереть юбку. На руках у матери Гуаньгэ заснул.
- Мой мальчик! - говорила Пинъэр. - Замучили тебя. Сейчас мама уложит сыночка в кроватку.
На столе почти ничего не осталось, и Юэнян пригласила старшую невестку У, золовку Ян, мамашу Пань и остальных полакомиться яствами из монастыря.
Начинало смеркаться.
Еще накануне Симэнь, готовясь к молебну, не брал в рот скоромного и вина и не поздравлял Цзиньлянь. Она ждала его в этот вечер, выйдя к воротам. Наступили сумерки, и у ворот появились Чэнь Цзинцзи и Дайань.
- А батюшка скоро будет? - спросила она.
- Боюсь, не скоро, - отвечал Цзинцзи. - Когда мы уходили, только начали читать акафист. До первой стражи им не кончить. А потом, даосы так не отпускают. Начнут духов благодарить с возлияниями.
Цзиньлянь, не проронив ни слова, вернулась в покои Юэнян раздраженная.
- Дашь слепцу волю, потом раскаешься, - обратившись к Юэнян, говорила она. - Ближний обкрадет, ближний и растопчет. Если набрюшник лопнул, на пояс нечего надеяться. Я у ворот постояла, зятя Чэня встретила. Не придет, говорит, батюшка. Молебен еще не отошел, когда он его домой послал.
- Тем удобнее для нас, - заметила Юэнян. - Значит, вечером послушаем проповедь с песнопениями. Думаю, мать наставница и мать Ван нам не откажут.
В это время зашелестела дверная занавеска и в комнате появился подвыпивший Чэнь Цзинцзи.
- Пришел поздравить матушку Пятую, - сказал он и обратился к жене: - Налей чарку. Я матушке Пятой поднесу.
- Где я тебе возьму чарку! - отвечала жена. - Ступай, поклонись матушке. Сейчас налью. Погляди на себя! Ты же пьян. Людям молебен, а тебе - выпить предлог.
- Правда, батюшка не придет? - спросила его Юэнян. - Дайань тоже там?
- Молебен еще не кончился, - отвечал Цзинцзи. - Батюшка меня отпустил, потому что дома никого нет, а Дайаня при себе оставил. Настоятель никак не хотел меня отпускать, все за стол сажал. Выпей, говорит, большой кубок, тогда отпущу.
- А кто да кто там с хозяином? - поинтересовалась Юэнян.
- Шурин У Старший, шурин Хуа Старший, дядя Ин, дядя Се и певцы У Хуэй с Ли Мином. Даже не знаю, когда они разойдутся. Шурин У хотел было откланяться, а шурин Хуа попросил батюшку его задержать. Наверно, в монастыре и заночуют.
- «Шурин Хуа»?! С чего это ты его так называешь, а? - воспользовавшись отсутствием Пинъэр, спросила Цзиньлянь. - Что это за родственничек, ты б его покойного брата спросил. Уж называл бы хоть «шурин Ли».
- А что вы, матушка, собственно, удивляетесь, как деревенская девица, к которой посватался Чжэн Энь? - отвечал Цзинцзи. - Она ведь наследника родила. Вот ее счета всем вам и приходится оплачивать.
- Сейчас же клади земной поклон, арестантское твое отродье, - заругалась на него жена, - и убирайся отсюда. Чтоб я больше не слышала твоего вздора!
Цзинцзи попросил Цзиньлянь занять почетное место и, качаясь из стороны в сторону, отвесил ей четыре земных поклона.
Когда он ушел, в комнате зажгли свечи и накрыли стол. Пригласили матушку Пань, золовку Ян, старшую невестку У и остальных. Цзиньлянь наполнила всем чарки, и они принялись лакомиться лапшой. После нескольких чарок служанки собрали посуду и вынесли стол.
Юэнян велела Сяоюй запереть внутренние ворота и поставить на кровать маленький столик. Гости расселись в круг, в центре которого разместились монахини. Воскурили благовония и при двух свечах собравшиеся приготовились слушать проповедь.
Начала старшая мать-наставница:
- Итак, вслушайтесь в проповедь Тридцать второго патриарха Запада, снисшедшего на Землю Восточную, дабы посеять в сердцах наших учение Будды - слово Его, составившее Великий Сокровенный Канон «Трипитаку».
В давние времена, в третьем году под девизом Всеобщего Блаженства при Танском Сыне Неба Гао-цзуне, произошло чудо, о коем в здешних сочинениях не упоминается. Так вот. Жил-был в деревне Шаоду, что в Линнани, некий богач Чжан, человек именитый и солидный. Владел он крупным состоянием, окружил себя многочисленной челядью и имел восемь жен. С утра начиналось у него в доме веселье, не проходило вечера без приема или пира. Отдавшись праздности и наслаждениям, он и не помышлял о добрых делах. И вот как-то, выйдя из дому в поисках услад, завидел он праведников. Несли они на плечах своих благовонные палочки и масло, отборный рис и прочую снедь и громко повторяли имя Будды. Приблизился к ним Чжан и спрашивает: «Куда ж вы путь держите, праведники?» И отвечает один из них: «Кто на молебен с принесением жертв, кто на проповедь». Спрашивает тогда Чжан: «А что проку, скажите мне, во всех этих молебнах да проповедях?» И отвечали ему праведники: «Нелегко человеку постичь учение Будды, нелегко человеку жизнь на белом свете прожить. Вот как верно сказано по сему поводу в Лотосовой сутре: “Если человек желает себе счастья, пусть молится Будде и приносит жертвы. Не насладится довольством в нынешней жизни, станет знатным и богатым в последующей”. А почему? Да потому, что еще в старину люди сказывали: “И дракону, внемли он Будде, откроется Его Слово; и змею, раскайся он в грехах, даруется перерожденье. Что ж говорить о человеке?!”». Воротился богач Чжан домой и велел слуге-мальчику пригласить в залу всех жен своих. Когда предстали пред ним восемь жен его, он сказал им так: «Ухожу я, жены мои, в Обитель Желтой сливы, а все состояние мое делю поровну меж вами, чтоб могли вы дожить свои дни. Ведь и вы, и я вкушали одни наслажденья, окружавшие нас, но не ведали, что будет с нами в грядущем». Выслушали его жены и сказали так: «Чем же грешен ты, господин наш? Ты чист и непорочен, как святой. Это мы рожали и тем прогневали Всевышнего. Наши грехи тяжелее твоих. Живи смиренно дома, отпусти нас искупить наши грехи».
Да,
Уговаривали пылко
Жены мужа своего,
Он же, с тихою улыбкой,
Не сказал им ничего.
Умолкла старая наставница. Настал черед матери Ван. Юэнян, Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь, Сюээ, Пинъэр, дочь Симэня и Сяоюй хором восславили Будду, и мать Ван перешла к напевному псалму:
Восемь жен все расстилались пред мужем,
чтобы в жизни держать при себе.
«Поступать так жестоко не нужно,
Не предай нас злосчастной судьбе!
Малым детям готовишь ты слезы,
Их страданья нет силы снести!
Ты поверь, уходить - несерьезно,
Можно дома заветы блюсти.
Обрекаешь на тяжкие муки!
Нас лишения ждут впереди!
Лучше смерть, чем безвестность разлуки!
Не бросай посредине пути!»
Льнет к супругу жена, сын - к родителю.
В свете горше не сыщешь обители!
Поет на мотив «Золотые письмена»:
Восемь жен, глаза все выплакав почти,
Умоляли мужа жить в семье родной,
Не блуждать напрасно горною тропой,
Ведь и дома можно заповеди чтить.
И отвечал им муж так: «Премного благодарен вам, жены мои! Когда я умру и отойду в царство тьмы, тогда вы и замолите мои грехи, а теперь, прежде чем предстать пред Владыкою ада, мне хотелось бы выпить с вами чару вина». Пока они пили вино, у Чжана родился план. «Жены мои! - обратился он к ним. - Поправьте светильник, прошу вас». Жены нечаянно задули свет и побледнели от страха. Тогда богач Чжан крикнул: «Служанка! Сейчас же зажги свет!» Меж тем он выхватил стальной меч и до смерти напугал своих жен.
Псалом:
Чжан светильник опять зажигает.
«Кто его и зачем потушил, -
Своим женам мечом угрожает, -
Чтоб навеки я мертвым почил?
Кто же автор коварной затеи?
Овладеть захотела добром?!
Не сберечь тебе, курочка, шеи!»
В страхе все, как одна, ввосьмером.
«Государь наш, вы гнев свой умерьте,
Милосердно даруйте нам жизнь!
Ты видал, мы тушили все вместе,
По-злодейски ты точишь ножи!
Всех нас вместе, подряд, уничтожь скорей,
Адский пламень владеет душой твоей!»
Богач усмехнулся и обратился к женам: «Вы потушили светильник предо мной, живым, и тут же стали отрекаться. Да разве после этого вы почтете своим долгом молиться за мои грехи, когда я уйду в мир иной? Неужто думали, что меня, достойного мужчину почтенных лет, вам, бабам, вот так легко удастся провести? Смешно!» Жены смолкли, ни слова не сказав в ответ. А Чжан, познав, что знатность и богатство - плод подвигов, свершенных в предшествующей жизни, позвал тотчас же мальчика слугу. «Повозки нагрузи, - сказал, - благовониями и маслом, рисом и лапшой, закусками и овощами. И не забудь положить серебра. Я ухожу в горный монастырь Желтой сливы молиться, жертвы приносить и проповеди слушать».
Поет на мотив «Золотые письмена»:
«Жены, истина любви в моих словах.
Брахма страсть, богатство - все презрел,
И божественные сущности прозрел,
Слился с миром и прославился в веках».
Итак:
Уходит ныне в монастырь богач,
Родные, близкие - все в горький плач.
Мать Ван умолкла.
- Вам бы передохнуть да перекусить, досточтимые наставницы, - обратилась к монахиням Юэнян.
Она вызвала Сяоюй и велела ей принести четыре блюда овощей, два блюда солений и блюда со сладостями: сахаром, хрустящим печеньем, круглыми хлебцами и жареными лепешками, потом пригласила старшую невестку У, золовку Ян и матушку Пань составить монахиням компанию.
- Благодарю, я сыта и больше не могу, - отвечала госпожа У. - Пригласи лучше золовушку Ян. Ведь она, родимая, постится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210