Юэнян разложила на позолоченные тарелочки сласти и подала сперва наставнице, потом золовке Ян.
- Откушайте за компанию с наставницами, - уговаривала ее хозяйка.
- Помилуй меня, Будда! - взмолилась Ян. - Я сыта, не могу больше. Да здесь какие-то жареные кости. Нет, нет! Уберите, сестрица! Еще проглотишь ненароком скоромное.
Все расхохотались.
- Да что вы, матушка, это же монастырские соленья, - объяснила Юэнян. - Кушайте, не бойтесь. Они только на вид как мясо.
- Ну, ежели постное, можно отведать, - согласилась Ян. - В глазах у старухи рябит, вот мясо и померещилось!
Только они сели за трапезу, в комнату вошла Хуэйсю, жена Лайсина.
- А тебе чего тут нужно, вонючка проклятая? - в упор спросила ее Юэнян.
- Я тоже хочу проповедь послушать, - отвечала Хуэйсю.
- Ведь ворота заперты. Как ты сюда попала? - не унималась Юэнян.
- Она на кухне была, - пояснила Юйсяо. - Печь тушила.
- То-то вижу, чумазая какая! - проговорила хозяйка. - И засаленная вся, как барабанная колотушка, а туда же - проповедь слушать!
Собравшиеся снова уселись вокруг монахинь. Служанки убрали посуду и начисто вытерли стол. Юэнян поправила свечи и воскурила благовонные палочки. Монахини ударили в гонг и продолжали напевно:
И начал богач Чжан жизнь праведную в горном монастыре Желтой сливы. Целыми днями простаивал на коленях, вникая в смысл Писания, а по ночам погружался в сидячую медитацию. Заметил его Четвертый Патриарх чаньский наставник, и понял: необыкновенный это человек, быть ему истинным послушником Будды - на роду написано. Спросил Патриарх, из каких краев пожаловал, как прозывается. Ответил ему Чжан и поведал свою историю: «Ваш скромный ученик оставил богатства и жен своих и навсегда ушел из мира». И взял его Патриарх себе в послушники. Днем заставлял деревья сажать, а ночью - рис рушить. Так в трудах тяжких провел он шесть лет. Подвиг его поразил и Высокочтимого Ведану стража учения Будды, и Четвертого Патриарха. Он-то и велел Чжану найти пристанище и покой. Приобщив его к Трем сокровищам, он вручил Чжану рясу, травяной плащ от дождя и причудливо изогнутый посох и направил его к берегам Мутной реки, где бы мог он вселиться в утробу, родиться вновь и обрести жилище. «Пройдет три сотни и шесть десятков дней, и созреет плод, - говорил Чжану Четвертый Патриарх. - Ты уже стар и обветшала келья твоя. Ты уж не сможешь распространять сокровенный закон, не сумеешь обратить в веру новых чад…»
Монахини довели рассказ о деяниях богача Чжана до Драгоценной девы и ее тетушки. Те стирали белье на Мутной реке, когда к ним приблизился монах и попросил приют, но они промолчали. Тогда старец бросился в реку…
Тут Цзиньлянь, давно уже клевавшая носом, ушла спать, чуть погодя удалилась и Пинъэр. Ее позвала Сючунь, потому что проснулся ребенок.
Остались Цзяоэр, Юйлоу, матушка Пань, Сюээ, золовка Ян и госпожа У. Они дослушали рассказ до того самого момента, когда из реки выудили рыбу. Ее проглотила дева и понесла, и ходила девять месяцев.
Мать Ван запела на мотив «Резвится дитя»:
Людям неведомо, странная вещь!
Эта - пришедшая с Запада весть.
Чудная сущность вселилась во чрево -
Железноликим беременна дева.
Чудо зачатья - не брачное дело.
Корень - где свет достигает предела.
Там, за Куньлунем - в безбрежном эфире
Будда Амида радеет о мире.
Вошла Драгоценная дева к тетушке и говорит: «Что же такое случилось? Мы белье стирали. Старец попросился приютить его и почему-то бросился в реку. Я так напугалась! А потом съела персик бессмертия, и теперь меня раздувает. Каюсь, во чреве моем зреет плод».
Да,
Во чреве Девы-матери плод странного зачатия.
Слезами умывается и в страхе ждет несчастия.
Как сказано стихами:
Откуда взялся этот плод, увы, не мнимый?
Как быть? Молчит она, раскаяньем томима -
На первый месяц показалася роса,
Второй - вдруг затуманилась краса,
На третьем - жилки заалели кровяные,
Четвертом - выступили формы костяные,
На пятом месяце уж стал понятен пол,
Шесть полостей сформировались на шестом,
Семь дыр проткнул седьмой иглою острой,
А на восьмом обрел плод человечий образ.
Девятый месяц - вызрел долгожданный плод,
Готова Дева-мать свой распахнуть живот.
Пятый Патриарх вселился в материнскую утробу, дабы спасти людей, а посему никто среди живущих не должен огорчаться. В древности, чтобы на землю снизойти, Будда в смертную утробу поселился и так явился в этом мире. Потом родившую Его вознес в Небесные чертоги.
Так будды светозарный дар
В утробу смертную проник,
Так вызрел Пятый Патриарх,
Спасителем явился в мир.
Тут Юэнян заметила, что исчезла дочь Симэня, а невестка У спит на ее постели. Зевала золовка Ян. Догоравшие свечи едва-едва мерцали.
- Который час? - спросила Юэнян.
- Четвертую ночную стражу пробили, - отвечала Сяоюй. - Уж петухи запели.
Юэнян велела монахиням убирать сутры. Золовка Ян направилась к Юйлоу, барышня Юй устроилась у Сюээ, невестка У разместилась во внутренней комнате с Юйсяо. Старшую наставницу хозяйка проводила к Цзяоэр, а с собой оставила мать Ван.
Они выпили по чашке чаю, который им подала Сяоюй, и легли.
- Ну, а потом что? - спрашивала Юэнян монахиню. - Стал Пятый Патриарх бессмертным?
Мать Ван продолжила рассказ:
Увидали отец с матерью, что дочка их беременна, велели старшему сыну выгнать Драгоценную из дому да накликать на нее тигров. Но сжалился милостивый дракон и не дал ей погибнуть. Подбежала Драгоценная к раскидистому тополю и петлю на себя накинула. Тут растрогался Дух звезды Тайбо. Велел напоить ее и насытить. Так волею судьбы прошло девять месяцев, и попала она в храм Селенья Бессмертных, и разрешилась от бремени. Как явился на свет Пятый Патриарх, лиловой дымкой покрылся храм, алый свет засиял вокруг. Поглядела дева на дитя свое и испугалась. Вид у него был необыкновенный. Сидел он прямо, скрестив ноги. Потом очутилась она в Селеньи Небесной Радости у богача Вана, где отдохнула и обогрелась у огня. Когда же она предстала пред хозяином, тот решил сделать ее своей наложницей. Поклонились они с сыном богачу, и в тот же час умерла у него жена. Схватили тогда Драгоценную с сыном, но потом богач одумался. «Должно быть, добрые это люди, - сказал он. - Оставлю их у себя». Только к шести годам заговорил Пятый Патриарх и, ничего не сказав матери, направился прямо под засохшее дерево на берег Мутной реки, достал три сокровенных дара и пошел в монастырь Желтой сливы слушать проповеди Четвертого Патриарха. Так он и достиг бессмертия, а впоследствии освободил от перерождений родительницу свою, и стала она небожительницей.
Выслушала рассказ монахини Юэнян и сильнее укрепилась в ней вера в Будду.
Тому свидетельством стихи:
Молитвой смерти избежать хотят невежды,
Но грешен ум, болтлив язык и нет надежды,
Монахи любят серебро и сытный ужин,
Чтоб толстосумов растрясти, им Будда нужен.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
ПИНЪЭР, РОДИВ СЫНА,ОБРЕЛА БЛАГОСКЛОННОСТЬ
ЦЗИНЬЛЯНЬ, ОДЕВШИСЬ СЛУЖАНКОЙ, ДОМОГАЕТСЯЛ ЛЮБВИ
Творишь добро - от души твори.
Свое равнодушие ты побори.
Не станут меньше, не пропадут
Дела благие, усердный труд.
Сутр целые горы на свете есть,
А много ль из них нам дано прочесть?
Копи богатства хоть целый век -
В беде не помогут они, человек.
Расставишь жертвы и там, и тут -
К ним духи даже не подойдут.
Хоть полон дом сыновей подчас,
А кто ж наследник твой в смертный час?..
Так вот. В ту ночь Юэнян и мать Ван легли вместе.
- Почему я не замечаю у вас, матушка, никаких признаков грядущей радости материнства? - спросила хозяйку монахиня.
- Какое там материнство! - воскликнула Юэнян. - В восьмой луне прошлого года, когда мы купили дом напротив, я, сама не знаю зачем, пошла поглядеть. Оступилась на лестнице, и у меня был выкидыш… Шести - или семимесячный. И с тех пор никаких признаков.
- Почти семимесячный! Ой, дорогая вы моя! - сочувственно разохалась монахиня. - Ведь уж совсем созревший младенец!
- То-то и оно! Средь ночи выкинула. Посветили мы со служанкой в нужник, а там мальчик.
- Какая жалость, дорогая моя матушка! - причитала Ван. - Как же это случилось? Слабый, должно быть, плод был.
- Поднималась я по лестнице, - рассказывала Юэнян, - и как-то оступилась. Меня шатнуло назад, ноги поехали, и я б не устояла, если б не сестрица Мэн. Спасибо, поддержала, а то бы все ступеньки пересчитала.
- Вам бы, матушка, сыном обзавестись, - посоветовала монахиня, - ваш сын стал бы дороже всех иных. Смотрите, давно ли матушка Шестая в доме, а уж сына обрела. И как она счастлива!
- Будь на то наша воля! Каждому свой жребий.
- Ничего подобного! - возразила монахиня. - Есть у нас наставница - мать Сюэ. Как она наговорной водой пользует! Помнится, у начальника Чэня жена уж в годах была, а одни выкидыши. Ну никак доносить не могла. И стоило ей принять воду наговорную от матери Сюэ, такого красавца родила, что весь дом ликует от радости. Только для этого потребуется одна вещь, а ее раздобыть нелегко.
- Что же это такое? - поинтересовалась Юэнян.
- Нужно детское место после мальчика-первенца. Его следует промыть в вине и сжечь, а пепел всыпать в наговорную воду и принять в день жэнь-цзы. Только никто не должен знать. А чтоб злые духи не повредили, принять надобно натощак с рисовым вином. Еще необходимо будет твердо помнить день, потому что ровно через месяц - ни днем раньше, ни днем позже - свершится зачатие.
- А где ж обитает эта наставница? - спросила хозяйка.
- Матери Сюэ уж за пятьдесят. Раньше она жила в монастыре Дицзана, а теперь стала наставницей обители Священного Лотоса. Это на южной окраине города. Высокой нравственной чистоты сия послушница Будды. А сколько у нее священных книг! А как она читает «Толкование по пунктам “Алмазной сутры”» или жития «Драгоценных свитков»! Начнет проповедовать - ей и месяца не хватит! Только по богатым домам ходит. А придет, дней десять, а то все полмесяца не отпускают.
- Пригласи ее ко мне, ладно? - попросила Юэнян.
- Обязательно! Я вам, матушка, у нее наговорной воды попрошу. Только раздобудьте то, о чем говорили. Может, попытаться достать у матушки Шестой, от ее первенца, а?
- Нет, нельзя ублажать себя за счет ближнего, - запротестовала Юэнян. - Лучше я дам тебе серебра, а ты мне не спеша разыщешь.
- Тогда придется к повитухе идти, - отвечала монахиня. - Только у них и достанешь. А насчет воды не сомневайтесь. Никаким звездам не затмить лунного сиянья. Будет у вас наследник, только примете.
- Но об этом чтоб ни слова, - наказала Юэнян.
- Матушка, кормилица вы моя дорогая, да за кого ж вы меня принимаете! - заверила ее монахиня.
После этих разговоров они погрузились в сон, и о том вечере говорить больше не будем.
* * *
На другой день воротился из монастыря Симэнь. Юэнян только что встала, и Юйсяо помогла хозяину раздеться.
- Что ж ты вчера не пришел? - спросила Юэнян. - Сестрица Шестая так хотела поднести тебе чарку.
- Молебен очень долго слушали, - отвечал Симэнь. - А вечером отец настоятель, сватушка, раскошелился. Богатый пир устроил. Тут шурин У Старший пожаловал. Он-то меня и не отпустил. Пришлось пировать до самой полночи с шурином Хуа Старшим, братьями Ин Боцзюэ и Се Сида. Певцы тоже были. Я с утра домой поспешил, а они и сегодня пировать будут. Немало, должно быть, выложил родственник У на такое угощение.
Тут Юйсяо подала чай. Симэнь в управу не пошел, а отправился в кабинет и заснул сей же час, едва успев добраться до кровати.
Между тем встали Цзиньлянь и Пинъэр. После утреннего туалета они пошли к Юэнян пить чай. Пинъэр несла на руках Гуаньгэ.
- Хозяин вернулся, - обратившись к Пинъэр, сказала Юэнян. - Я его угощала, а он отказался, в передние покои ушел. Завтрак готов. Ступай одень малыша монахом и покажи ему.
- Я тоже пойду одевать Гуаньгэ, - сказала Цзиньлянь.
Когда на Гуаньгэ снова появилась расшитая золотом даосская шапочка и ряса, перепоясанная украшенным табличками и талисманами пояском, его обули, и Цзиньлянь решила вынести его сама, но ее остановила Юэнян:
- Пусть мама сама возьмет, а то еще запачкает тебе желтую юбку. На вышивку попадет, не отчистишь.
Пинъэр взяла сына на руки. Цзиньлянь шла вслед за ней. Когда они приблизилась к кабинету в западном флигеле, заметивший их Шутун поспешно спрятался.
Симэнь крепко спал, повернувшись лицом к стене.
- Храпишь, старый побирушка! - сказала Цзиньлянь. - А тебя маленький монашек зовет. У старшей мамочки завтрак на столе. Чего ж ты притворяешься? Мама кушать зовет.
После обильной выпивки Симэнь головы не мог поднять и громко храпел. Цзиньлянь и Пинъэр подсели к нему на кровать и положили прямо перед ним сына. Тот протянул ручонки к отцовскому лицу. Симэнь открыл глаза и увидел одетого монахом Гуаньгэ. Обрадованный отец, улыбаясь, обнял сына и начал целовать.
- Погаными губами еще ребенка лезет целовать, - заворчала Цзиньлянь. - А ну-ка, монашек наш маленький У Инъюань, плюнь ему в лицо. Спроси, где он вчера пахал. Где он так умаялся? Ишь, дрыхнет средь бела дня. Скажи, как мама Пятая его ждала. Какой папа нехороший. Маму поздравить не захотел.
- Молебен допоздна служили, - отвечал Симэнь. - А после благодарения духов пир начался. Всю ночь пили. Я уж сегодня пораньше приехал. Немного сосну, а там к ученому Шану на прием надо собираться.
- Без вина ты жить не можешь, - заметила Цзиньлянь.
- Он же мне приглашение прислал. Не пойду - обидится.
- Только пораньше приходи. Ждать буду.
- У матушки Старшей завтрак на столе, - торопила Пинъэр. - И кислый отвар с ростками бамбука припасен.
- Есть мне не хочется, - сказал Симэнь. - А от кислого отвара не откажусь.
Он встал и направился в дальние покои. Цзиньлянь же уселась на кровать и протянула ноги к печке.
- Да, теплая тут, оказывается, постель, - засунув руку под одеяло, сказала она. - Прямо руки обжигает.
Она заметила на столе небольшую изящно отделанную медью каменную курильницу и взяла ее в руки.
- Сестрица, будь добра, подай с того столика коробку с благовониями, - обратилась она к Пинъэр.
Цзиньлянь открыла коробку, бросила в курильницу плиточку, а другую для благоухания спрятала себе под юбку.
- Пойдем, - сказала, наконец, Пинъэр, - а то еще хозяин вернется.
- А что нам его бояться? Пусть приходит, - отозвалась Цзиньлянь.
Они взяли Гуаньгэ и направились в дальние покои к Юэнян. После завтрака Симэнь велел слуге седлать коня. Пополудни он отбыл на пир к ученому Шану. Вскоре откланялась и матушка Пань.
Вечером стала собираться и мать Ван. Юэнян незаметно сунула ей лян серебром и попросила не говорить старшей наставнице, а достать ей наговорную воду у матери Сюэ.
- Я теперь приду только шестнадцатого, - говорила монахиня, принимая серебро. - Достану то, в чем ты так нуждаешься.
- Ладно! - согласилась Юэнян. - Устроишь как полагается - еще отблагодарю.
Монахиня Ван ушла.
Людям солидным, дорогой читатель, никак нельзя привечать буддистских монахинь и сводней, разрешать им проникать в женские покои, потому что под видом чтения проповедей и священных историй о загробном блаженстве и преисподней они занимаются вымогательством, подстрекают к дурному и творят всяческое зло. Каждые девять из десятка становятся жертвами их ухищрений и навлекают на себя беду.
Тому свидетельством стихи:
Послушниц иногда дурных
аж в проповедницы пророчат!
Те ж только женам богачей
искусно голову морочат.
Когда б и впрямь их озарил
ученьем Будда совершенный,
Весь свет излился бы на них,
и мрак царил бы во Вселенной.
Вечером Цзиньлянь посидела немного в покоях Юэнян, потом удалилась к себе. Устроившись у зеркала, она сняла с себя головные украшения и завязала волосы узлом. Потом набелилась, густо подкрасила губы помадой, чтобы они ярче выделялись на белоснежном лице, прицепила подвески-фонарики и воткнула в волосы под золоченый лиловый ободок три цветка. Оделась она в ярко-красную, отделанную золотой ниткой кофту и синюю атласную юбку. Словом, вырядилась служанкой, чтобы разыграть Юэнян и остальных.
Когда она позвала Пинъэр, та хохотала до упаду.
- Сестрица, - немного успокоившись, проговорила, наконец, Пинъэр. - Ты как есть служанка. Постой, я только за платком схожу. Тебе только красного платка не хватает. Давай их настращаем: батюшка, мол, еще служанку купил. Они поверят, вот увидишь!
Впереди с фонарем шла Чуньмэй. Тут им повстречался Цзинцзи.
- Кто, думаю себе, идет? - протянул он, смеясь. - А это, оказывается, вы, матушка Пятая, шутки разыгрываете.
- Зятюшка, поди-ка сюда, - подозвала его Пинъэр. - Ступай первым к хозяйке, посмотри, что они там делают, да скажи им: так, мол, и так.
- Уж я-то их проведу! - отозвался Цзинцзи и направился прямо к Юэнян.
Она с остальными женами сидела на кане и пила чай.
- Матушка! - обратился к хозяйке Цзинцзи. - Разве вы не слыхали, батюшка тетушку Сюэ звал: за шестнадцать лянов служанку купил. Ей лет двадцать пять, поет и играет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210