А-П

П-Я

 


- Всего сразу не расскажешь. Да что скрывать! Вот так вот и живу.
- Ай-яй-яй! - воскликнул старик. - Значит, милостыню просишь? А ведь, помнится, как жили! Известная фамилия, солидный дом! Я ведь с твоим отцом дружбу водил. Ты тогда еще маленьким был. С пучком на голове в школу бегал. И до чего же ты дошел! Ой-ой-ой! Ну, а есть кто из родных? Чего ж они тебе не помогут?
- Дядя Чжан жив… Да только я давным-давно к нему не показывался. Неловко…
Ван Сюань пригласил гостя в дом и предложил занять место гостя, а слуге велел накрыть стол. Появились сладости и закуски. Когда Цзинцзи съел все, что ему подали, Ван достал темный холщовый халат на вате, войлочную шапку, пару теплых чулок и туфель и отдал их промерзшему Цзинцзи. Потом хозяин отвесил лян серебра и, прибавив к нему пятьсот медяков, тоже протянул горемыке.
- Вот тебе одеться, - сказал он, - а медяки на расходы. Сними угол. А серебро на торговлю в разнос пусти. Будет чем голод утолить, не придется и ночлежке обретаться. Она тебя к добру не приведет. А как наступит время за жилье платить, приходи. В месяц раз выдавать буду.
Цзинцзи пал ниц и бил челом.
- Все понял, батюшка, - повторял он и благодарил хозяина, потом удалился, забрав с собою серебро и медяки.
Но искать угол Цзинцзи и не подумал, торговать не собирался. Пятьсот медяков пропил в кабачках да в харчевнях, лян серебра разменял на медяки и, бродя по улицам, тоже растранжирил. Когда его схватили как воришку и отвели к околоточному, Цзинцзи пришлось отведать тисков. Выпустили его без гроша в кармане, зато в награду ему достались синяки и шишки.
Через несколько дней ватный халат он проиграл, а теплые чулки выменял на еду и по-прежнему стал просить милостыню.
И вот однажды проходил Цзинцзи мимо дома Ван Сюаня. Отшельник оказался у ворот. Перед ним склонился в земном поклоне все тот же оборванный и промерзший до костей нищий, у которого от поднесенного Ваном осталась только войлочная шапка, а туфли были обуты на босу ногу.
- А-а! Хозяин Чэнь! - воскликнул старец. - Ну как идет торговля? Жилье нашел? Какая плата?
Цзинцзи долго мялся. Наконец, на повторные вопросы промолвил:
- Видите дело-то какое. Опять ни с чем остался.
- Ай-ай-ай! - качал головой Ван. - Нет, так, сынок, жить нельзя. За дело легкое тебе браться нет охоты, а трудное не по плечу. Хоть бы каким немудреным делом занялся, чем подаяния-то выпрашивать, насмешки да попреки выслушивать, доброе имя отцов позорить. Почему ты меня не послушался, а?
И Ван Сюань опять пригласил Цзинцзи в дом, а слуге Аньтуну велел накормить гостя. Когда Цзинцзи наелся досыта, хозяин дал ему штаны, белую холщовую куртку, носки, а также связку медяков и меру риса.
- Вот возьми да займись у меня торговлей, слышишь? - наказывал он. - Продавай хоть уголь или дрова, бобы или тыквенные семечки, все равно тебе хватит на пропитание. Все лучше, чем попрошайничать. Цзинцзи дал старику слово, взял подношения и удалился.
Несколько дней Цзинцзи заказывал горячие блюда, ел мясо и лапшу, деля трапезы со своими товарищами по ночлежке, пока не остался без гроша. Белую куртку и штаны он проиграл.
В первой луне нового года Цзинцзи, завернувшись в лохмотья, вышел на улицу. Обращаться к старцу Вану ему было неловко, поэтому, добредя до высокой стены его дома, он остановился на солнечной стороне. Ван Сюань бросил в его сторону холодный взгляд и не позвал. Цзинцзи немного помялся, но потом все-таки подошел к благодетелю и, пав ниц, начал отбивать земные поклоны. Он был оборван и нищ, как и прежде.
- Сбился ты с пути, сынок, - заключил Ван. - Время бежит неумолимо, утроба в пище ненасытна. Бездонную пропасть, сколько в нее ни бросай, не засыплешь. Зайди-ка. Что я тебе скажу. Есть одно место. Светлое и вольготное. Там найдешь ты успокоение душе и телу. Только тебе, пожалуй, не захочется туда.
- Сжальтесь надо мной, дядюшка, - стоя на коленях, бормотал со слезами на глазах Цзинцзи. - С удовольствием пойду, куда будет вам угодно, только бы мне обрести пристанище и покой.
- Это будет невдалеке от города, - пояснил Ван. - У пристани в Линьцине стоит обитель преподобного Яня. Место изобилует рыбой и рисом. Целое скопление кораблей и джонок. А какие доходы! И тишина, раздолье. Настоятелем там даосский монах Жэнь - мой давнишний приятель. У него два-три послушника. Вот я и хочу собрать гостинцы и отдать тебя к нему в послушники. Приобщит он тебя к священному писанию и будешь потом справлять требы.
- Спасибо вам за заботу, дядюшка! Как бы это было хорошо!
- Тогда ступай, а завтра приходи да пораньше, - наказал Ван. - Будет благоприятный день - отведу тебя в обитель.
Цзинцзи удалился. Старец тотчас же позвал портных и заказал для Цзинцзи две даосских рясы, монашескую шапку, чулки и туфли, словом полное одеяние.
На другой день явился Цзинцзи. Ван Сюань велел ему совершить в пустой комнате омовение, привести себя в порядок и переодеться. Цзинцзи вышел в монашеской шапке, в куртке и штанах, а поверх на нем блестела темная шелковая ряса. На ногах были сандалии и теплые чулки. Старец приготовил четыре блюда закусок и фруктов, жбан вина, кусок холста, завернул пять лянов серебра и нанял двух носильщиков. Сопровождаемые слугами Аньтуном и Ситуном они выехали за город. Ван Сюань оседлал коня, а для Цзинцзи нанял осла. Путь держали на пристань Линьцина. До обители преподобного Яня было не больше семидесяти ли. Когда они достигли монастыря, уже смеркалось.
Только поглядите:
Вот-вот должно закатиться дневное светило. Землю уж окутывает мрак. Гаснет заря. Ее багряные лучи мерцают в зыби вод. Лишь солнце скрылось, стал стелиться бирюзовый туман. Под сенью тополей зеленых нет-нет да чирикали пташки, в лес торопясь на ночлег. В селении полном алых абрикосов брели в загоны и хлева коровы, овцы.
Да,
Там к берегу реки
причалила рыбачья джонка;
Теленка оседлав,
спешит домой пастух-мальчонка.
Добравшись до пристани, Ван Сюань и его спутники миновали широкую плотину-переправу, потом Большой мост, и их взору открылись стоявшие на причале бесчисленные корабли и джонки.
Пред обителью преподобного Яня Ван спешился и скрылся за воротами. Он очутился среди густых темно-зеленых сосен, в чаще бирюзовых кипарисов. По обе стороны тянулись красные стены, их гребни сближались, образуя проход. Вот он достиг красных дверей храма. Прекрасное это было строение!
Только поглядите:
Высоко вздымались обители врата. За ними возвышались храма многоярусные приделы. Горела золотом вывеска-надпись. Тут пестрели яркие картины придворных и вельмож из свиты Сына Неба. А вот пятизальный обширный дворец, в котором глиняных царей драконов двенадцать изваяний красовались . По обе стороны тянулись нескончаемые галереи. На них искусно вырезаны были тьмы тварей водяных. Хоругви древко воздымалось до Млечного Пути. Главнокомандующего стяг со словом «Полководец» к себе приковывало взгляд. К обители со всех сторон ведут дороги, тропы. Весной и осенью, как полагается, сюда приносят жертвы на алтарь. Идут благодатные дожди и веет приятный ветерок. Здесь жители речных селений молебны служат. Божественная благодать тут пребывает уже тысячелетья. С надеждою взирают на обитель народ и знатные особы, в ней находя душе успокоенье.
Уже у ворот Ван Сюаня заметил инок и поспешил доложить настоятелю. Тот поправил рясу и тотчас же вышел из кельи навстречу паломнику. Ван наказал Цзинцзи и носильщикам с коробами оставаться за воротами обители. Настоятель Жэнь пригласил старца к себе в келью, где на Террасе Пустынника они обменялись приветствиями.
- Давно вы не посещали святую обитель, почтеннейший благодетель, - проговорил Жэнь. - Рад вас видеть.
- Да все дела, - отвечал Ван. - Суета мирская захлестнула. Никак не мог выбраться.
После приветствий Ван занял почетное местогостя, а настоятель сел за хозяина. Молоденький служка подал чай.
- Время позднее, почтеннейший благодетель, - заметил после чаю настоятель. - Заночевали бы.
С этими словами он распорядился привязать лошадь сзади и задать сена. - Если б не особая надобность, не стал бы нарушать покой святой обители, - начал Ван Сюань. - С просьбой я к вам, отец наставник. Не знаю, какова на то будет ваша воля.
- Не извольте сомневаться, почтеннейший благодетель, - заверил его Жэнь. - Готов исполнить любое ваше распоряжение.
- Я насчет сына одного моего старинного друга. Зовут его Чэнь Цзинцзи, двадцати четырех лет. Малый он смышленый и собой недурен. Правда, уж очень бойкий. Мать с отцом умерли рано. Ученье пришлось оставить. А родители его, надо сказать, рода именитого, не простые. Состояние нажили, да в опалу попали. Имущество в казну отошло. И негде ему теперь голову приклонить. Смею надеяться, вы мне не откажете, отец наставник. Ради моей дружбы с его покойным родителем я решил проводить его в вашу святую обитель, где бы он мог стать послушником. Что вы на это скажете, отец настоятель?
- Как я посмею отказать вам, почтеннейший благодетель! - воскликнул Жэнь. - Есть у меня два ученика, но такова уж, должно быть, выпала мне прискорбная доля, оба они глупы и, видно, не будет из них проку, что меня сильно огорчает. А он честный?
- Насчет малого, скажу вам правду, досточтимый наставник, будьте покойны, - заверил Ван. - Правдивый и самостоятельный. Он застенчив и робок, но золотые руки. Учеником останетесь довольны.
- Когда вы намерены его привести?
- Да он у ворот обители дожидается. И подарки скромные при нем. Прошу покорно, примите их, пожалуйста, не побрезгуйте.
- Что же вы мне раньше-то не сказали, почтеннейший благодетель! - всполошился настоятель и обернулся к служке: - Зови!
Носильщики внесли короба. Жэню вручили лист, на котором значилось:
«Кусок грубого шелку, жбан вина, пару свиных ножек, пару жареных уток, две коробки фруктов и пять лянов серебра с почтением и низким поклоном подносит ученик Ван Сюань».
В знак благодарности настоятель поспешно стал отвешивать поклоны.
- К чему вы так утруждаете себя, почтеннейший благодетель? - говорил он. - Я не заслужил столь щедрых подношений. Вы ставите меня прямо-таки в неловкое положение: мне неудобно принимать, но было бы неучтиво и отказаться.
Тут он обернулся к Чэнь Цзинцзи. Тот стоял в даосской шапке, темной шелковой рясе, сандалиях и белых чулках. Его талию стягивал сплетенный из шелковой тесьмы пояс. У него были выразительные глаза и красивые брови. Алые губы подчеркивали белизну зубов. Лицо казалось напудренным. Цзинцзи вошел и, упав на колени, отвесил настоятелю восемь земных поклонов.
- Сколько тебе лет? - спросил Жэнь.
- Я родился в год лошади. Мне только что исполнилось двадцать четыре.
Перед настоятелем в самом деле был смышленый и расторопный малый, которому он дал монашенское имя Чэнь Цзуннэй. Дело в том, что старшего ученика звали Цзинь Цзунмин, второго - Сюй Цзуншунь, Чэня поэтому назвали Цзунмэй. Ван Сюань велел внести подарки, и настоятель их принял. Служка зажег фонари. Накрыли стол. Сперва подали рис, потом вино и всевозможные закуски. Стол ломился от яств. Были тут куры и свиные ножки, гуси и утки, рыба, креветки и прочая снедь. Старец пил немного, но настоятель и его ученики по очереди подносили ему чарки. Вскоре Ван отказался от вина и, выйдя из-за стола, направился в отведенную ему опочивальню
На другой день рано утром служка принес ему таз воды. Едва он успел умыться и причесаться, как настоятель подал чаю, а немного погодя накрыл стол и опять начали угощать вином. Лошадь Вана тоже получила щедрую порцию сена. Наградили и отпустили носильщиков.
Перед отбытием Ван Сюань позвал Цзинцзи.
- Будь прилежен и старайся, - наказывал он. - Изучай священное писание и внимай поучениям отца наставника. А я буду наведываться, одежду к каждому сезону тебе привозить. - Старец обернулся к Жэню и продолжал. - А вы наказывайте его всякий раз, как перестанет слушать ваши наставления. Нерадивого ученика баловать нечего. - Ван отвел Цзинцзи в сторонку и предупредил. - Давай у меня начни новую жизнь, встань на путь праведный. К делу приобщись. А будешь еще куролесить, на меня больше не надейся!
- Даю вам слово, батюшка! - заверил его Цзинцзи.
Ван Сюань простился с настоятелем и, выйдя за ворота, отбыл верхом домой.
Так Чэнь Цзинцзи стал послушником даоса в обители преподобного Яня. Настоятель Жэнь был уже в годах. Тучный мужчина со щетинистой бородой и багровым носом, он был любитель выпить и мастак болтать, обладал зычным и раскатистым голосом. Главное его занятие состояло в приемах да проводах паломников и посетителей. Все же дела обители и большие и малые, он передал своему старшему послушнику Цзинь Цзунмину.
Как раз в то время открылся Его Императорского Величества канал, и два построенных в Линьцине шлюза помогли упорядочить орошение полей. К пристани то и дело прибывали казенные и частные корабли. И всякий почитал за долг посетить обитель преподобного Яня. Тут молились об удаче и счастье, исполняли обеты, интересовались судьбой или просто раздавали милостыню. Одни жертвовали обители серебро и рис, другие - благовония, масло, бумажные деньги и свечи, третьи - сосновые жерди и тростниковые циновки. Так обитель оказалась заваленной излишним товаром. Настоятель Жэнь направил послушников на пристань, где и была открыта лавка. Вся выручка от продажи шла в настоятелеву мошну.
Старший послушник Цзинь Цзунмин, непутевый малый лет тридцати с небольшим, был завзятый пьяница и волокита. Целыми днями пропадал он в теремах певичек или наслаждался с откупленными красотками, а кроме того держал при себе двоих совсем еще юных служек, с которыми делил ложе. Со временем они ему надоели. Он стал приглядываться к Цзинцзи, у которого в обрамлении алых губ сверкали белизною зубы, а розовое лицо казалось напудренным. Бойкий и смышленый Цзинцзи бросал в сторону старшего послушника многозначительные взгляды, и Цзинмин заманил его к себе в спальню.
С вечера Цзинмин пригласил Цзинцзи выпить и угощал до самой полночи, пока тот не опьянел. Они легли на одну кровать, сначала головами в разные стороны, но потом Цзинмин дал понять, что ему неохота нюхать вонючие ноги Цзинцзи, и велел ему лечь на подушку рядом. Лицом к лицу они пролежали недолго. Цзунмин заявил, что у Цзинцзи изо рта дурно пахнет, и заставил его отвернуться. Теперь Цзинцзи своим задом упирался прямо Цзунмину в живот.
Цзинцзи сделал вид, будто спит, а Цзунмин тем временем приготовился к нападению с тылу. Причиндал у него напрягся и выпрямился, как палка. Слегка смазав его сверху слюной, Цзинмин запустил в задние ворота только головку. Чэнь Цзинцзи, надобно сказать, еще в ночлежке приходилось отражать такого рода нападения, которым подвергал его бродяга Хоу Линь, по прозвищу Взмывший к Небу, поэтому он принял вызов, распустил очко, и тот самый предмет незаметно двинулся вперед. Цзинцзи молчал, а про себя думал: «Эта схватка ему дорого обойдется. Больно он легко думает от меня отделаться. Да за кого он меня принимает! Но я ему подстрою! Он у меня полакомится! За все сдеру!» Тут Цзинцзи взял да нарочно вскрикнул. Цзинмин, испугавшись, что их услышит отец настоятель, тут же закрыл ему рот рукой.
- Тише, братец! - просил он. - Не кричи, дорогой, умоляю! Сделаю все, что ты захочешь.
- Раз такое дело, - говорил Цзинцзи, - я промолчу. Но ты должен исполнить три моих желания.
- Дорогой брат! Не три, все десять исполню.
- Раз ты этого хочешь, - начал Цзинцзи, - то, во-первых, не разрешаю тебе больше спать с теми служками. Во-вторых, ты отдашь мне ключи от всех дверей обители, и, в-третьих, не будешь меня удерживать, куда бы я ни пошел. Тогда я позволю тебе то, чего ты домогаешься.
- Об этом не беспокойся! - заверил его Цзунмин. - Будет по-твоему.
Всю ночь до рассвета провели они в единоборстве. Таким делам Чэнь Цзинцзи был обучен еще сызмальства. Чего он только не знал! В ту же ночь они на ложе дали друг другу нерушимую клятву быть вместе. Они нежно шептались и щупались, лизали и сосали. Цзинь Цзунмин был наверху блаженства. А на другой день он и в самом деле передал Цзинцзи все ключи, бросил обоих своих служек и стал ночевать на одной кровати с Цзинцзи. Так день за днем шло время.
Как-то настоятель Жэнь с обоими послушниками отбыл служить молебен, а Цзинцзи оставил сторожить обитель. Хотя старец Ван и заверил настоятеля в честности Цзинцзи, тот все же не мог отделаться от подозрений. Вот он и решил испытать нового послушника.
- Оставайся в обители и смотри в оба! - наказывал ему Жэнь перед отбытием. - Должен сказать, что там сзади в курятнике я держу не кур. Они только по виду куры, а на самом деле фениксы. Когда будет завершен мой монашеский подвиг на земле, они вознесут меня на небо, где я предстану пред ликом самого Нефритового Владыки. А в покоях у меня стоят корчаги с отравой. За провинности я не бью послушников, а даю им этой отравы, и они отходят. Так что смотри как следует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210