Они продолжали провозглашать один тост за другим и играли на пальцах. Через некоторое время служанка внесла обтянутый газом фонарь. Кормилицы Цзиньгуй и Юйтан унесли Цзиньгэ, которому было пора спать.
После проигрыша Цзинцзи, не осушив штрафного кубка, удалился к себе в кабинет. Чуньмэй послала за ним Хайтан, но он не появлялся. Тогда она наказала Юэгуй:
- Если не пойдет, притащи. А то десяток пощечин у меня заработаешь.
Когда Юэгуй вошла в кабинет, Цзинцзи уже успел лечь поперек кровати навзничь и громко храпел. Как она ни старалась, ей так и не удавалось его добудиться.
- Вас матушка приглашает, - повторяла она. - Пойдемте, а то мне из-за вас попадет.
Наконец Цзинцзи что-то пробурчал себе под нос.
- Ну и попадет, а мне-то что! - проговорил он. - Я пьян, с меня хватит.
Юэгуй потянула его к себе.
- Я вас доведу, дядя, - толкая Цзинцзи, говорила она. - У меня силенки хватит - не из слабого десятка!
От толчков в голове у того прояснилось. Однако он, уже прикидываясь совсем пьяным, будто в шутку заключил Юэгуй в свои объятия и, благо было темно, поцеловал.
- Его зовут по-хорошему, - повышенным голосом заговорила служанка, - а он себе вон что позволяет! Не совестно ли!
- Дитя мое! - обратился к ней Цзинцзи. - Если ты не против, то зачем к совести взывать!
Он еще раз поцеловал Юэгуй, и они пошли к беседке.
- Мне приказано вас привести, дядя, не то от матушки достанется, - говорила Юэгуй.
Чуньмэй велела Хайтан наполнить большие кубки и села с Цзинцзи играть в шашки, а кто проигрывал, тот обязан был осушать кубок. Пока они играли одну партию за другой, зевавшие служанки удалились на покой. Остались только Хайтан и Юэгуй, которых Чуньмэй послала за чаем, и они с Цзинцзи остались в беседке одни. Пояс с подвесками ослаб и обнажился ее стан - нефритовое изваяние. Алые уста источали нежнейшее благоуханье.
Да,
Сколько тенистых террас
освещали косые лучи!
Фениксов пара неслась
в круговерти любовных пучин.
Тому свидетельством стихи:
В беседке меж цветов
они полны истомы,
блестят как светлячки
росинки на виске.
Не заноси часов
в глубинные хоромы,
попробуй, отличи
клюв соловья в цветке.
Они как раз предавались любовным усладам, когда Хайтан внесла чай.
- Матушка, вас к Цзиньгэ просят, - сказала служанка. - Мальчик проснулся. Плачет, вас зовет.
Чуньмэй с Цзинцзи осушила еще два больших кубка, потом прополоскала рот чаем и удалилась в дальние покои. Служанка стала убирать посуду, а Сиэр, поддерживая Цзинцзи, повел его в кабинет на покой, но не о том пойдет речь.
Однажды Его Императорским Величеством был издан эдикт, согласно которому начальнику гарнизона Чжоу с пешими и конными войсками приказывалось присоединиться к частям правителя Цзичжоуской области Чжан Шуе и вместе отправиться в карательный поход на гору Лян с целью истребить разбойников во главе с Сун Цзяном.
- Береги сына! - наказывал начальник Чуньмэй перед самым отбытием. - Да позови сваху. Надо будет брату твоему найти подходящую пару. А я его имя на всякий случай в воинскую часть внесу. Если все пойдет удачно и мы вернемся с победой, государь император не оставит нас своими милостями. И ему, смотришь, чин какой перепадет. И тебе будет лестно и приятно.
Чуньмэй в знак согласия кивнула головой. Дня через два или три вещи были собраны, и воевода Чжоу во главе пехоты и конницы отправился в поход. Взял он с собой только Чжоу Жэня, а Чжан Шэну с Ли Анем поручил присматривать за домом, но не о том пойдет речь.
Однажды Чуньмэй позвала тетушку Сюэ.
- Вот дело-то какое, - начала хозяйка. - Батюшка перед отъездом просил меня позаботиться о женитьбе моего брата. Нашла бы ты ему подходящую пару, девушку лет шестнадцати или семнадцати. Только чтобы собой хороша была, умна и расторопна. А то у него нрав сама знаешь какой!
- Как не знать! - воскликнула сваха. - Лучше не говорите, дорогая! Он и первой-то своей недоволен был.
- Смотри, не угодишь, пощечин у меня заработаешь! - предупредила Чуньмэй. - Ведь она ко мне в дом невесткой войдет. Дело нешуточное!
Чуньмэй велела служанке угостить сваху чаем. Тут к ним вошел сам Чэнь Цзинцзи и сел за стол.
- А, это вы, зятюшка Чэнь! - воскликнула сваха и поклонилась. - Давненько не видались. Где пропадали, почтеннейший? А вам счастье улыбается. Матушка только что распорядилась вам невесту подыскать. Чем же вы, почтенный сударь, благодарить меня будете?
У Цзинцзи вытянулось лицо. Он не проронил ни слова.
- Иль у тебя язык отнялся, зятюшка, - продолжала сваха.
- Да не называй ты его зятем! - вставила Чуньмэй. - Что было, то прошло. Он - дядя Чэнь, так его и зови!
- Виновата, матушка! - спохватилась сваха. - Опять проклятый язык не так повернулся. Больше не буду. Стану тебя звать дядюшкой.
Цзинцзи не выдержал и, прикрывая полный рот, засмеялся.
- Вот это другое дело! - глотая еду, говорил он. - По душе, приятно слышать.
Тетушка Сюэ вошла в раж и в шутку шлепнула Цзинцзи.
- Вот старый бродяга! - засмеялась она. - Ему, видишь ли, по душе. Не льсти уж! Чай, я не зазноба твоя!
Тут рассмеялась и Чуньмэй.
Немного погодя Юэгуй подала чай и закуски. После чаю сваха забрала свою корзину и стала откланиваться.
- Уж я для вас постараюсь, матушка, ног жалеть не стану, - проговорила она. - Как только найду хорошую девицу из порядочной семьи, приду скажу.
- Насчет подарков, нарядов, украшений и всего, что полагается, пусть не волнуется, - заметила Чуньмэй. - Только бы из хорошего дома была да собой недурна. Как присмотришь, приходи.
- Хорошо, матушка! - заверила ее сваха. - Мне бы только вам угодить, матушка!
Через некоторое время Цзинцзи закончил обед и удалился к себе, а тетушка Сюэ все еще мешкала с уходом.
- Когда же это он к вам пожаловал, матушка, - спросила она, едва Цзинцзи скрылся за дверью.
Чуньмэй рассказала свахе, как Цзинцзи сделался монахом, и продолжала:
- Долго я его разыскивала. Двоюродным братом объявить пришлось.
- Умно придумали! Предвидели, матушка, что впереди-то будет, - похвалила ее сваха. - Говорят, к вам на день рождения бывшая ваша хозяйка визит нанесла.
- Сперва она прислала мне подарки, потом я отправила слугу с приглашением, - пояснила Чуньмэй. - Целый день у меня провела.
- Занята я была тогда, - говорила сокрушенно тетушка Сюэ. - Тут одной молодухе свадебный обряд устраивала - постель для новобрачных убирала. Весь день прохлопотала, а рвалась поздравить вас, матушка. И дядя Чэнь с ней видался?
- Что ты! Он ее видеть не может! Из-за приглашения мне целую сцену устроил. Упрекал, что с ней знаюсь, что хлопочу за нее. Нет, говорит, у тебя никакого самолюбия. Пусть У Дяньэнь слугу пытает, тебе-то что за дело. А ее надо к суду привлечь. Что ты, говорит, о ней беспокоишься, забыла, как она с нами обращалась?
- Его тоже, конечно, можно понять, - заметила сваха. - Но с другой стороны, нельзя же столько времени злобу таить.
- Раз я приняла от нее подарки, значит, уже не могла отказать ей в приглашении. Пусть ее мучит совесть, а я неучтивой прослыть не собираюсь.
- Доброй вы души человек, матушка! - воскликнула сваха. - Потому-то вы и счастливы в жизни.
Тут сваха подхватила свою корзину с украшениями и, откланявшись, ушла.
Дня через два она явилась к Чуньмэй.
- Вот у тысяцкого Чжу есть молоденькая дочка, - сказала сваха. - Пятнадцати лет. Пара подходящая. Правда, мать умерла, сиротка она.
- Нет, слишком молода, - отвечала Чуньмэй.
Тогда тетушка Сюэ заговорила о второй дочери Ин Боцзюэ, двадцати двух лет от роду. Но и от нее отказалась Чуньмэй под тем предлогом, что самого Ин Боцзюэ уже не было в живых, а выдавать ее будет дядя, и за ней никакого приданого не получишь. Так обе девицы получили отказ.
Прошло еще несколько дней, и тетушка Сюэ принесла цветы. Она достала из рукава визитную карточку от родителей невесты. На ярко-красном атласе было написано: «Старшая дочь владельца атласной лавки именитого горожанина Гэ, двадцати лет от роду. Появилась на свет в год под знаком курицы, пятнадцатого дня одиннадцатой луны в полуночный час под первым знаком цзы».
- Ее зовут Цуйпин - Зимородковая Ширма, - пояснила сваха. - Девица - картинка. Стройная и ростом взяла. Овальное лицо. Изысканные манеры, нежна и обходительна. Умна и расторопна. А какая рукодельница, и говорить не приходится. Живет с отцом и матерью, а у них десятки тысяч связок монет. Целое состояние. Атласная лавка на Большой улице. В Сучжоу, Ханчжоу и Нанкин по торговым делам ездят. Прекрасная семья. Лучше и не сыскать. Кровать с пологом, корзины и сундуки приданого - все в Нанкине заказывали.
- Если так, я согласна, - решила Чуньмэй и велела свахе отнести письменное согласие родителям невесты, что та незамедлительно и исполнила.
Да,
Если хочешь залучить
красотку из светлицы, -
Лучше свахи красный лист
поможет пожениться.
Тому свидетельством стихи:
Там в небесных чертогах тончайшие ткутся шелка.
Свяжут нитью блестящею суженных издалека.
Как на небе Ткачиху нашел Волопас,
На земле ум и нежность слились в добрый час.
Так сваха Сюэ стала посредницей между двумя домами. Узнав, что жених из дома начальника гарнизона, богатый горожанин Гэ проникся желанием с ним породниться и послал со своей стороны сваху Чжан, которая занялась сватовством вместе с тетушкой Сюэ.
Чуньмэй уже приготовила подарки - два короба чая, яства, сладкие пирожки и фрукты к чаю. На смотрины и сговор попросила поехать Сунь Вторую. Та отбыла в дом Гэ в паланкине и вернулась с кольцами.
- Да, девушка действительно хороша собой! - говорила она Чуньмэй. - Пара будет отличная. Она нежна как цветок. И семья вполне порядочная.
Чуньмэй позаботилась о выборе благоприятного дня для отправки свадебных даров - шестнадцати подносов отваров, плодов и сладостей к чаю, двух коробок головных украшений, двух - жемчуга и бирюзы, четырех ящиков с вином и пары бараньих туш. Невесте были преподнесены также волосник, полный набор золотых и серебряных головных украшений, шпильки, кольца, а помимо того креповый и атласный халаты, наряды на все времена года, цветное полотно, холст и двадцать лянов серебра, о чем говорить подробно нет надобности. Астролог установил для переезда невесты восьмой день в шестой луне.
- А у невесты будет своя служанка? - спросила Чуньмэй у свахи.
- Кровать с пологом, туалетный столик, крапленые золотом сундуки - все имеется, вот только служанки никак нет, - отвечала Сюэ.
- Тогда надо купить девочку лет тринадцати или четырнадцати, - наказывала Чуньмэй. - В спальне прислуживать. И ночное ведро вынести, и воды утром подать. Без прислуги неудобно.
- В двух домах девочек продают, - заметила Сюэ. - Я завтра же приведу.
На другой день сваха Сюэ и в самом деле привела к Чуньмэй девочку.
- Ей тринадцать лет, матушка, - говорила Сюэ. - До этого она у подрядчика Хуана Четвертого служила. Но Хуан Четвертый растратил казенные деньги и вместе с Ли Третьим был посажен в тюрьму. С ними и Лайбао попал. Под стражей больше года. Все имущество спустили, дом продали. Ли Третий в заточении умер. Тогда его сына, Ли Хо, посадили. А Сэнбао, сын Лайбао, скитается по чужим краям, погонщиком стал.
- Лайбао, говоришь? - переспросила Чуньмэй.
- Он теперь называет себя Тан Бао.
- Значит она у Хуан Четвертого служила, - проговорила Чуньмэй. - Сколько же за нее просят?
- Деньги им нужны, в казну долг вносить, - говорила сваха. - Всего четыре с половиной ляна просят.
- Ишь чего захотели! - воскликнула Чуньмэй. - За три с половиной возьму.
Было отвешено три с половиной ляна белоснежного казенного серебра и свахе передали купчую. Девочке дали имя Цзиньцянь, однако хватит пустословить.
Вот и настал восьмой день шестой луны. Голову Чуньмэй венчала украшенная жемчугами и бирюзою парадная фениксова шапка. Карминовый халат, богато расшитый вплоть до рукавов, дополнял нежно-голубой нефритовый в золотой оправе пояс. Ее огромный паланкин несли четверо носильщиков. Сопровождаемый барабанщиками и слугами с фонарями поезд двигался к дому Гэ за невестой. Чэнь Цзинцзи восседал на статном белом коне. Отливали серебром седло и сбруя. Одетые в черное воины окриками разгоняли с дороги зевак. Цзинцзи был в шапке ученого, в темном с круглым воротником атласном халате и в черных сапогах на белой подошве. Шапку его украшали две воткнутых ветви золотых цветов.
Да,
Было сухо, безотрадно -
Благодатный дождик вдруг,
А в чужом краю внезапно
Повстречался старый друг.
Уж невесту окружали
Мириады грез ночных:
Его имя на скрижалях!
Стоит человеку помыться и переодеться, как он становится совсем другим.
У ворот дома начальника гарнизона Чжоу из паланкина вышла молодая, скрытая под ярко-красным карминовым покрывалом. Неся свадебную вазу, наполненную безделушками и зерном, она вошла в ворота. Астролог ввел ее в ярко декорированную залу, откуда после положенных при встрече церемоний она проследовала в спальню новобрачных. Чуньмэй усадила молодых на край ложа под пологом и покинула спальню. Когда на постель были брошены деньги и раскрашенные плоды, астролога с наградными отпустили домой. Разошлись и барабанщики.
Посидев немного на краю ложа рядом с Гэ Цуйпин, Цзинцзи верхом, сопровождаемый слугами с фонарями, отправился к тестю с благодарственным визитом. Вернулся сильно выпившим.
А вечером насладились счастьем новобрачные, забавляясь игрою дождя и тучки.
Да,
Не раз увлажнен благовонной росою
был персика алый цветок,
И иву изящную с кроной густою
согнул удалой ветерок.
Тому свидетельством стихи:
Прелестницу игривую
У озера под ивою
Раз повстречаешь невзначай -
Забудешь всю свою печаль.
Едва подует ветерок -
И Ле-цзы спрячется в тени,
Качнется ивовый листок -
Красотка юная манит.
В ту ночь Цзинцзи и Цуйпин отдались любви. Слились на брачном ложе красавица и талант будто пара неразлучных уточек, словно пара фениксов, и резвились как рыбы в воде.
На третий день после свадьбы Чуньмэй распорядилась по-праздничному ярко убрать дальнюю залу и накрыть пиршественные столы. На встречу съехались родные и близкие жениха и невесты. Пирующих услаждали музыкой и пением, но говорить об этом подробно нет надобности.
Каждый день Чуньмэй приглашала к себе на обед молодую чету. Чуньмэй и Цуйпин целые дни проводили вместе, величая друг дружку невесткой и золовушкой, и никто в доме - ни служанки с кормилицами, ни жены слуг не смели им перечить.
Чуньмэй, надобно сказать, отдала молодым трехкомнатный западный флигель, где и разместилась их спальня, сверкавшая чистотою, точно снежный грот. На дверях были опущены занавески, на окнах свисали шторы. К флигелю примыкал западный кабинет, где занимался Цзинцзи. Там тоже стояли тахта, столики, лежали старинные книги. Через руки Цзинцзи проходила вся переписка начальника Чжоу: не только письма, поздравления и визитные карточки, но также распоряжения и донесения с мест. Одни подлежали регистрации, на другие ставилась казенная печать, поэтому в кабинете имелись кисти, тушь, бумага и все необходимое. Все полки были до отказу уставлены отдельными книгами и сериями томов.
Чуньмэй то и дело заходила туда и подолгу болтала с Цзинцзи, а тайком и не раз они позволяли себе и большее.
Да,
Утром - пировал в долине золотистой,
Ночью - целовал прозрачный локоток.
Жизни наслажденья - как родник игристый,
Жизнь - иссякнет мигом, как один глоток.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ
ЧЭНЬ ЦЗИНЦЗИ ОТКРЫВАЕТ КАБАЧОК В ЛИНЬЦИНЕ
ХАНЬ АЙЦЗЕ ВСТРЕЧАЕТ ЛЮБОВНИКА В БИРЮЗОВОМ ТЕРЕМЕ
Сильный человек и волевой
слышит аромат и кочерыжки.
Если на душе твоей покой,
так уютно и на жестком ложе.
Благо тем, кто полон состраданья
к мира суете, его излишкам.
Безучастность к чувства излиянья -
вот, однако, что всего дороже,
Если богатеет человек,
разоряя своего соседа,
Воротила сыщется иной -
преградит дорогу душегубу.
Ныне ты вознесся высоко,
у тебя победа за победой,
В будущем грозит тебе удар -
ты кулак судьбы познаешь грубый.
И вот однажды начальник гарнизона Чжоу и правитель Цзинани Чжан Шуе во главе пеших и конных войск, отправившись в карательный поход на гору Лян, покарали тридцать шесть главарей под водительством Сун Цзяна. Десять с лишним тысяч разбойников были принуждены сдаться, и на земле снова воцарились мир и покой. О победе доложили Его Величеству. Высочайшим указом Чжан Шуе возводился в чин цензора и назначался старшим комиссаром Шаньдуна. Начальник гарнизона Чжоу Сю был назначен командующим пехотой и конницей Цзинани, в чьи обязанности входили инспекции водных путей и борьба с разбойниками и пиратами. Остальные отличившиеся в походе военачальники, им подчинявшиеся, получили повышение на один ранг. Поскольку имя Цзинцзи тоже значилось в списке личного состава, он был удостоен чина войскового советника с месячным пайком в два даня риса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
После проигрыша Цзинцзи, не осушив штрафного кубка, удалился к себе в кабинет. Чуньмэй послала за ним Хайтан, но он не появлялся. Тогда она наказала Юэгуй:
- Если не пойдет, притащи. А то десяток пощечин у меня заработаешь.
Когда Юэгуй вошла в кабинет, Цзинцзи уже успел лечь поперек кровати навзничь и громко храпел. Как она ни старалась, ей так и не удавалось его добудиться.
- Вас матушка приглашает, - повторяла она. - Пойдемте, а то мне из-за вас попадет.
Наконец Цзинцзи что-то пробурчал себе под нос.
- Ну и попадет, а мне-то что! - проговорил он. - Я пьян, с меня хватит.
Юэгуй потянула его к себе.
- Я вас доведу, дядя, - толкая Цзинцзи, говорила она. - У меня силенки хватит - не из слабого десятка!
От толчков в голове у того прояснилось. Однако он, уже прикидываясь совсем пьяным, будто в шутку заключил Юэгуй в свои объятия и, благо было темно, поцеловал.
- Его зовут по-хорошему, - повышенным голосом заговорила служанка, - а он себе вон что позволяет! Не совестно ли!
- Дитя мое! - обратился к ней Цзинцзи. - Если ты не против, то зачем к совести взывать!
Он еще раз поцеловал Юэгуй, и они пошли к беседке.
- Мне приказано вас привести, дядя, не то от матушки достанется, - говорила Юэгуй.
Чуньмэй велела Хайтан наполнить большие кубки и села с Цзинцзи играть в шашки, а кто проигрывал, тот обязан был осушать кубок. Пока они играли одну партию за другой, зевавшие служанки удалились на покой. Остались только Хайтан и Юэгуй, которых Чуньмэй послала за чаем, и они с Цзинцзи остались в беседке одни. Пояс с подвесками ослаб и обнажился ее стан - нефритовое изваяние. Алые уста источали нежнейшее благоуханье.
Да,
Сколько тенистых террас
освещали косые лучи!
Фениксов пара неслась
в круговерти любовных пучин.
Тому свидетельством стихи:
В беседке меж цветов
они полны истомы,
блестят как светлячки
росинки на виске.
Не заноси часов
в глубинные хоромы,
попробуй, отличи
клюв соловья в цветке.
Они как раз предавались любовным усладам, когда Хайтан внесла чай.
- Матушка, вас к Цзиньгэ просят, - сказала служанка. - Мальчик проснулся. Плачет, вас зовет.
Чуньмэй с Цзинцзи осушила еще два больших кубка, потом прополоскала рот чаем и удалилась в дальние покои. Служанка стала убирать посуду, а Сиэр, поддерживая Цзинцзи, повел его в кабинет на покой, но не о том пойдет речь.
Однажды Его Императорским Величеством был издан эдикт, согласно которому начальнику гарнизона Чжоу с пешими и конными войсками приказывалось присоединиться к частям правителя Цзичжоуской области Чжан Шуе и вместе отправиться в карательный поход на гору Лян с целью истребить разбойников во главе с Сун Цзяном.
- Береги сына! - наказывал начальник Чуньмэй перед самым отбытием. - Да позови сваху. Надо будет брату твоему найти подходящую пару. А я его имя на всякий случай в воинскую часть внесу. Если все пойдет удачно и мы вернемся с победой, государь император не оставит нас своими милостями. И ему, смотришь, чин какой перепадет. И тебе будет лестно и приятно.
Чуньмэй в знак согласия кивнула головой. Дня через два или три вещи были собраны, и воевода Чжоу во главе пехоты и конницы отправился в поход. Взял он с собой только Чжоу Жэня, а Чжан Шэну с Ли Анем поручил присматривать за домом, но не о том пойдет речь.
Однажды Чуньмэй позвала тетушку Сюэ.
- Вот дело-то какое, - начала хозяйка. - Батюшка перед отъездом просил меня позаботиться о женитьбе моего брата. Нашла бы ты ему подходящую пару, девушку лет шестнадцати или семнадцати. Только чтобы собой хороша была, умна и расторопна. А то у него нрав сама знаешь какой!
- Как не знать! - воскликнула сваха. - Лучше не говорите, дорогая! Он и первой-то своей недоволен был.
- Смотри, не угодишь, пощечин у меня заработаешь! - предупредила Чуньмэй. - Ведь она ко мне в дом невесткой войдет. Дело нешуточное!
Чуньмэй велела служанке угостить сваху чаем. Тут к ним вошел сам Чэнь Цзинцзи и сел за стол.
- А, это вы, зятюшка Чэнь! - воскликнула сваха и поклонилась. - Давненько не видались. Где пропадали, почтеннейший? А вам счастье улыбается. Матушка только что распорядилась вам невесту подыскать. Чем же вы, почтенный сударь, благодарить меня будете?
У Цзинцзи вытянулось лицо. Он не проронил ни слова.
- Иль у тебя язык отнялся, зятюшка, - продолжала сваха.
- Да не называй ты его зятем! - вставила Чуньмэй. - Что было, то прошло. Он - дядя Чэнь, так его и зови!
- Виновата, матушка! - спохватилась сваха. - Опять проклятый язык не так повернулся. Больше не буду. Стану тебя звать дядюшкой.
Цзинцзи не выдержал и, прикрывая полный рот, засмеялся.
- Вот это другое дело! - глотая еду, говорил он. - По душе, приятно слышать.
Тетушка Сюэ вошла в раж и в шутку шлепнула Цзинцзи.
- Вот старый бродяга! - засмеялась она. - Ему, видишь ли, по душе. Не льсти уж! Чай, я не зазноба твоя!
Тут рассмеялась и Чуньмэй.
Немного погодя Юэгуй подала чай и закуски. После чаю сваха забрала свою корзину и стала откланиваться.
- Уж я для вас постараюсь, матушка, ног жалеть не стану, - проговорила она. - Как только найду хорошую девицу из порядочной семьи, приду скажу.
- Насчет подарков, нарядов, украшений и всего, что полагается, пусть не волнуется, - заметила Чуньмэй. - Только бы из хорошего дома была да собой недурна. Как присмотришь, приходи.
- Хорошо, матушка! - заверила ее сваха. - Мне бы только вам угодить, матушка!
Через некоторое время Цзинцзи закончил обед и удалился к себе, а тетушка Сюэ все еще мешкала с уходом.
- Когда же это он к вам пожаловал, матушка, - спросила она, едва Цзинцзи скрылся за дверью.
Чуньмэй рассказала свахе, как Цзинцзи сделался монахом, и продолжала:
- Долго я его разыскивала. Двоюродным братом объявить пришлось.
- Умно придумали! Предвидели, матушка, что впереди-то будет, - похвалила ее сваха. - Говорят, к вам на день рождения бывшая ваша хозяйка визит нанесла.
- Сперва она прислала мне подарки, потом я отправила слугу с приглашением, - пояснила Чуньмэй. - Целый день у меня провела.
- Занята я была тогда, - говорила сокрушенно тетушка Сюэ. - Тут одной молодухе свадебный обряд устраивала - постель для новобрачных убирала. Весь день прохлопотала, а рвалась поздравить вас, матушка. И дядя Чэнь с ней видался?
- Что ты! Он ее видеть не может! Из-за приглашения мне целую сцену устроил. Упрекал, что с ней знаюсь, что хлопочу за нее. Нет, говорит, у тебя никакого самолюбия. Пусть У Дяньэнь слугу пытает, тебе-то что за дело. А ее надо к суду привлечь. Что ты, говорит, о ней беспокоишься, забыла, как она с нами обращалась?
- Его тоже, конечно, можно понять, - заметила сваха. - Но с другой стороны, нельзя же столько времени злобу таить.
- Раз я приняла от нее подарки, значит, уже не могла отказать ей в приглашении. Пусть ее мучит совесть, а я неучтивой прослыть не собираюсь.
- Доброй вы души человек, матушка! - воскликнула сваха. - Потому-то вы и счастливы в жизни.
Тут сваха подхватила свою корзину с украшениями и, откланявшись, ушла.
Дня через два она явилась к Чуньмэй.
- Вот у тысяцкого Чжу есть молоденькая дочка, - сказала сваха. - Пятнадцати лет. Пара подходящая. Правда, мать умерла, сиротка она.
- Нет, слишком молода, - отвечала Чуньмэй.
Тогда тетушка Сюэ заговорила о второй дочери Ин Боцзюэ, двадцати двух лет от роду. Но и от нее отказалась Чуньмэй под тем предлогом, что самого Ин Боцзюэ уже не было в живых, а выдавать ее будет дядя, и за ней никакого приданого не получишь. Так обе девицы получили отказ.
Прошло еще несколько дней, и тетушка Сюэ принесла цветы. Она достала из рукава визитную карточку от родителей невесты. На ярко-красном атласе было написано: «Старшая дочь владельца атласной лавки именитого горожанина Гэ, двадцати лет от роду. Появилась на свет в год под знаком курицы, пятнадцатого дня одиннадцатой луны в полуночный час под первым знаком цзы».
- Ее зовут Цуйпин - Зимородковая Ширма, - пояснила сваха. - Девица - картинка. Стройная и ростом взяла. Овальное лицо. Изысканные манеры, нежна и обходительна. Умна и расторопна. А какая рукодельница, и говорить не приходится. Живет с отцом и матерью, а у них десятки тысяч связок монет. Целое состояние. Атласная лавка на Большой улице. В Сучжоу, Ханчжоу и Нанкин по торговым делам ездят. Прекрасная семья. Лучше и не сыскать. Кровать с пологом, корзины и сундуки приданого - все в Нанкине заказывали.
- Если так, я согласна, - решила Чуньмэй и велела свахе отнести письменное согласие родителям невесты, что та незамедлительно и исполнила.
Да,
Если хочешь залучить
красотку из светлицы, -
Лучше свахи красный лист
поможет пожениться.
Тому свидетельством стихи:
Там в небесных чертогах тончайшие ткутся шелка.
Свяжут нитью блестящею суженных издалека.
Как на небе Ткачиху нашел Волопас,
На земле ум и нежность слились в добрый час.
Так сваха Сюэ стала посредницей между двумя домами. Узнав, что жених из дома начальника гарнизона, богатый горожанин Гэ проникся желанием с ним породниться и послал со своей стороны сваху Чжан, которая занялась сватовством вместе с тетушкой Сюэ.
Чуньмэй уже приготовила подарки - два короба чая, яства, сладкие пирожки и фрукты к чаю. На смотрины и сговор попросила поехать Сунь Вторую. Та отбыла в дом Гэ в паланкине и вернулась с кольцами.
- Да, девушка действительно хороша собой! - говорила она Чуньмэй. - Пара будет отличная. Она нежна как цветок. И семья вполне порядочная.
Чуньмэй позаботилась о выборе благоприятного дня для отправки свадебных даров - шестнадцати подносов отваров, плодов и сладостей к чаю, двух коробок головных украшений, двух - жемчуга и бирюзы, четырех ящиков с вином и пары бараньих туш. Невесте были преподнесены также волосник, полный набор золотых и серебряных головных украшений, шпильки, кольца, а помимо того креповый и атласный халаты, наряды на все времена года, цветное полотно, холст и двадцать лянов серебра, о чем говорить подробно нет надобности. Астролог установил для переезда невесты восьмой день в шестой луне.
- А у невесты будет своя служанка? - спросила Чуньмэй у свахи.
- Кровать с пологом, туалетный столик, крапленые золотом сундуки - все имеется, вот только служанки никак нет, - отвечала Сюэ.
- Тогда надо купить девочку лет тринадцати или четырнадцати, - наказывала Чуньмэй. - В спальне прислуживать. И ночное ведро вынести, и воды утром подать. Без прислуги неудобно.
- В двух домах девочек продают, - заметила Сюэ. - Я завтра же приведу.
На другой день сваха Сюэ и в самом деле привела к Чуньмэй девочку.
- Ей тринадцать лет, матушка, - говорила Сюэ. - До этого она у подрядчика Хуана Четвертого служила. Но Хуан Четвертый растратил казенные деньги и вместе с Ли Третьим был посажен в тюрьму. С ними и Лайбао попал. Под стражей больше года. Все имущество спустили, дом продали. Ли Третий в заточении умер. Тогда его сына, Ли Хо, посадили. А Сэнбао, сын Лайбао, скитается по чужим краям, погонщиком стал.
- Лайбао, говоришь? - переспросила Чуньмэй.
- Он теперь называет себя Тан Бао.
- Значит она у Хуан Четвертого служила, - проговорила Чуньмэй. - Сколько же за нее просят?
- Деньги им нужны, в казну долг вносить, - говорила сваха. - Всего четыре с половиной ляна просят.
- Ишь чего захотели! - воскликнула Чуньмэй. - За три с половиной возьму.
Было отвешено три с половиной ляна белоснежного казенного серебра и свахе передали купчую. Девочке дали имя Цзиньцянь, однако хватит пустословить.
Вот и настал восьмой день шестой луны. Голову Чуньмэй венчала украшенная жемчугами и бирюзою парадная фениксова шапка. Карминовый халат, богато расшитый вплоть до рукавов, дополнял нежно-голубой нефритовый в золотой оправе пояс. Ее огромный паланкин несли четверо носильщиков. Сопровождаемый барабанщиками и слугами с фонарями поезд двигался к дому Гэ за невестой. Чэнь Цзинцзи восседал на статном белом коне. Отливали серебром седло и сбруя. Одетые в черное воины окриками разгоняли с дороги зевак. Цзинцзи был в шапке ученого, в темном с круглым воротником атласном халате и в черных сапогах на белой подошве. Шапку его украшали две воткнутых ветви золотых цветов.
Да,
Было сухо, безотрадно -
Благодатный дождик вдруг,
А в чужом краю внезапно
Повстречался старый друг.
Уж невесту окружали
Мириады грез ночных:
Его имя на скрижалях!
Стоит человеку помыться и переодеться, как он становится совсем другим.
У ворот дома начальника гарнизона Чжоу из паланкина вышла молодая, скрытая под ярко-красным карминовым покрывалом. Неся свадебную вазу, наполненную безделушками и зерном, она вошла в ворота. Астролог ввел ее в ярко декорированную залу, откуда после положенных при встрече церемоний она проследовала в спальню новобрачных. Чуньмэй усадила молодых на край ложа под пологом и покинула спальню. Когда на постель были брошены деньги и раскрашенные плоды, астролога с наградными отпустили домой. Разошлись и барабанщики.
Посидев немного на краю ложа рядом с Гэ Цуйпин, Цзинцзи верхом, сопровождаемый слугами с фонарями, отправился к тестю с благодарственным визитом. Вернулся сильно выпившим.
А вечером насладились счастьем новобрачные, забавляясь игрою дождя и тучки.
Да,
Не раз увлажнен благовонной росою
был персика алый цветок,
И иву изящную с кроной густою
согнул удалой ветерок.
Тому свидетельством стихи:
Прелестницу игривую
У озера под ивою
Раз повстречаешь невзначай -
Забудешь всю свою печаль.
Едва подует ветерок -
И Ле-цзы спрячется в тени,
Качнется ивовый листок -
Красотка юная манит.
В ту ночь Цзинцзи и Цуйпин отдались любви. Слились на брачном ложе красавица и талант будто пара неразлучных уточек, словно пара фениксов, и резвились как рыбы в воде.
На третий день после свадьбы Чуньмэй распорядилась по-праздничному ярко убрать дальнюю залу и накрыть пиршественные столы. На встречу съехались родные и близкие жениха и невесты. Пирующих услаждали музыкой и пением, но говорить об этом подробно нет надобности.
Каждый день Чуньмэй приглашала к себе на обед молодую чету. Чуньмэй и Цуйпин целые дни проводили вместе, величая друг дружку невесткой и золовушкой, и никто в доме - ни служанки с кормилицами, ни жены слуг не смели им перечить.
Чуньмэй, надобно сказать, отдала молодым трехкомнатный западный флигель, где и разместилась их спальня, сверкавшая чистотою, точно снежный грот. На дверях были опущены занавески, на окнах свисали шторы. К флигелю примыкал западный кабинет, где занимался Цзинцзи. Там тоже стояли тахта, столики, лежали старинные книги. Через руки Цзинцзи проходила вся переписка начальника Чжоу: не только письма, поздравления и визитные карточки, но также распоряжения и донесения с мест. Одни подлежали регистрации, на другие ставилась казенная печать, поэтому в кабинете имелись кисти, тушь, бумага и все необходимое. Все полки были до отказу уставлены отдельными книгами и сериями томов.
Чуньмэй то и дело заходила туда и подолгу болтала с Цзинцзи, а тайком и не раз они позволяли себе и большее.
Да,
Утром - пировал в долине золотистой,
Ночью - целовал прозрачный локоток.
Жизни наслажденья - как родник игристый,
Жизнь - иссякнет мигом, как один глоток.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ
ЧЭНЬ ЦЗИНЦЗИ ОТКРЫВАЕТ КАБАЧОК В ЛИНЬЦИНЕ
ХАНЬ АЙЦЗЕ ВСТРЕЧАЕТ ЛЮБОВНИКА В БИРЮЗОВОМ ТЕРЕМЕ
Сильный человек и волевой
слышит аромат и кочерыжки.
Если на душе твоей покой,
так уютно и на жестком ложе.
Благо тем, кто полон состраданья
к мира суете, его излишкам.
Безучастность к чувства излиянья -
вот, однако, что всего дороже,
Если богатеет человек,
разоряя своего соседа,
Воротила сыщется иной -
преградит дорогу душегубу.
Ныне ты вознесся высоко,
у тебя победа за победой,
В будущем грозит тебе удар -
ты кулак судьбы познаешь грубый.
И вот однажды начальник гарнизона Чжоу и правитель Цзинани Чжан Шуе во главе пеших и конных войск, отправившись в карательный поход на гору Лян, покарали тридцать шесть главарей под водительством Сун Цзяна. Десять с лишним тысяч разбойников были принуждены сдаться, и на земле снова воцарились мир и покой. О победе доложили Его Величеству. Высочайшим указом Чжан Шуе возводился в чин цензора и назначался старшим комиссаром Шаньдуна. Начальник гарнизона Чжоу Сю был назначен командующим пехотой и конницей Цзинани, в чьи обязанности входили инспекции водных путей и борьба с разбойниками и пиратами. Остальные отличившиеся в походе военачальники, им подчинявшиеся, получили повышение на один ранг. Поскольку имя Цзинцзи тоже значилось в списке личного состава, он был удостоен чина войскового советника с месячным пайком в два даня риса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210