А-П

П-Я

 

Она грызла тыквенные семечки и плевалась шелухой прямо на прохожих, не переставая хихикать и подсмеиваться вместе с Юйлоу.
- Поди-ка погляди, сестрица, - обращалась она к Юэнян, тыкая пальцем, - вон у того дома под стрехой как красиво колышутся два фонаря-астры! - Немного погодя Цзиньлянь позвала Цзяоэр: - Глянь-ка напротив! Видишь, у ворот подставка, а на ней как интересно развешаны фонари: впереди большая рыба, а за ней рыбешки, черепашки и крабы. - Еще через некоторое время она кликнула Юйлоу: - Смотри-смотри! Фонарь-старуха и фонарь-старик.
Тут налетел ветер и порвал снизу фонарь-старуху. Цзиньлянь, не удержавшись, так громко рассмеялась, что привлекла внимание прохожих.
Они подняли головы, сгрудились - не пройдешь, не пробьешься - настоящая давка. В шумной толпе нашлись гуляки-лоботрясы, которые, указывая на Цзиньлянь, начали гадать.
- Наверняка, из богатого дома, - заметил один.
- Должно быть, наложница какого-нибудь родовитого вельможи на карнавал пожаловала, - поддакнул другой. - Вырядилась как придворная дама.
- Да это публичная девка, не видите, что ли? Петь пригласили.
- Не угадали вы! А я знаю, кто она, - заявил протиснувшийся вперед. - Говорите, певица? Тогда кто же остальные? Сейчас все объясню. Те двое не из простых - жены Владыки ада, наложницы Полководца пяти путей - того самого, кто лавку лекарственных трав против управы держит, чиновников ссужает, - его милости Симэня жены. Так что не очень расходитесь! Наверно со старшей женой пришли на фонари любоваться. Ту, в зеленой безрукавке, не знаю, а в красной, с цветами в волосах, ну точь-в-точь жена торговца лепешками У Старшего. Когда тот застал ее с Симэнем в чайной у старухи Ван, Симэнь убил его пинком в живот, а ее себе в жены взял. Вернулся потом из столицы деверь ее У Сун, на него в суд подал, да по ошибке Доносчика Ли порешил. Тут-то его Симэнь и упек на каторгу. Года два не видать было, а нынче вон как похорошела!
- Разойдись! - закричал еще один говорун. - Ну, чего пристали!
Юэнян заметила внизу большую толпу и велела Цзиньлянь с Цзяоэр сесть за стол да послушать романсы, которые по случаю праздника фонарей исполняли певицы. Немного погодя Юэнян встала из-за стола.
- Я больше чарки не в силах выпить. Мы с Цзяоэр откланяемся первыми, а вы, - Юэнян обратилась к Цзиньлянь и Юйлоу, - останьтесь, уважьте госпожу Хуа. Муж ушел, и я беспокоюсь. Дома одни служанки.
Пинъэр никак не хотела отпускать Юэнян.
- Сударыня, дорогая! - упрашивала она. - Наверное, я чем-нибудь не угодила. В такой праздник вы даже не дотронулись до еды, уходите раньше, чем зажигают свет. Если и отлучился господин Симэнь, вам беспокоиться нечего - служанки остались. Вот взойдет луна, и я провожу вас.
- Нет, сударыня, - говорила Юэнян, - я ведь не могу много пить. Пусть сестрицы вместо меня с вами побудут.
- Вы не можете, но госпожа Вторая тоже ни чарки не осушила, - настаивала Пинъэр. - Где ж это видано! Я у вас чарку за чаркой пила, не отказываясь. Вы мне не прощали, а когда снизошли в мое унылое жилище, где я не могу угостить вас ничем особенным, вы не желаете меня уважить.
С этими словами она поднесла Цзяоэр большой серебряный кубок и сказала:
- Выпейте сударыня! Госпожу Старшую не угощаю - знаю, что она не может, а потому подношу маленькую чарочку. - И Пинъэр протянула чарочку Юэнян. - А вы, госпожа Вторая, осушите большую.
Юэнян одарила каждую певицу двумя цянями серебра и, дождавшись когда Цзяоэр допила вино, встала из-за стола.
- Мы уходим, - сказала она Цзиньлянь и Юйлоу, - а за вами слуг с фонарями пришлем. Долго не засиживайтесь. Дом пустой.
Юйлоу кивнула в знак согласия. Пинъэр проводила Юэнян и Цзяоэр до ворот, где они сели в паланкины, а сама вернулась в терем к Юйлоу и Цзиньлянь.
Вечерело. На востоке взошла луна, и в тереме зажгли фонари. Певицы пели, пир продолжался, но не о том пойдет речь.
* * *
Расскажем теперь о Симэнь Цине. В тот день он пообедал с Ин Боцзюэ и Се Сида, и они пошли любоваться фонарями. Дойдя до начала Львиной, Симэнь постоял около кисейных фонарей и свернул в сторону. Ему не хотелось, чтобы Боцзюэ и Сида увидели его жен у Ли Пинъэр. Только они отошли от Львиной, им попались Сунь Молчун и Чжу Жинянь.
- Давно, брат, не виделись, соскучились по тебе, - протянули они, отвешивая Симэню поклон. - А вы тоже хороши, разрази вас небо! - заругались они на Боцзюэ и Сида. - Сами с братом гуляют, а нам ни звука.
- Зря, брат Чжу, на них обижаешься. - вступился Симэнь. - Мы только что встретились.
- Фонари поглядели, теперь куда пойдем? - спросил Чжу Жинянь.
- Пошли в кабачок, пропустим по чарочке, - пригласил Симэнь. - Домой не зову. Жены у меня нынче в гостях.
- Чем в кабачок, лучше навестить Ли Гуйцзе, - предложил Чжу. - Случай самый подходящий. С Новым годом поздравим, весело время проведем. На днях к ней заглянули, а она как нас увидела, так у нее слезы и потекли. С тех пор, говорит, неможется. След, говорит, его милости простыл, не навестит. Мы ее успокоили: брат, мол, занят. Выгородили тебя. А сейчас ты свободен, и мы пойдем к ней с удовольствием.
Симэнь вспомнил о встрече с Ли Пинъэр и стал отказываться:
- У меня сегодня еще есть дело небольшое. Пойдемте завтра, ладно?
Но разве от дружков отвяжешься! Пришлось пойти к Ли Гуйцзе.
Да,
Помят цветущий луг под старой ивою -
Веселья след, будящий снова страсть!
Здесь горы серебра улыбкою игривою
Похищены, чтоб нищим кушать всласть!
Симэнь с друзьями направился к Гуйцзе. У ворот стояла нарядная Гуйцин. Она поклонилась гостям и пригласила в залу.
- Мамаша! Выходи скорей! - закричала Чжу Жинянь. - Его милость привели, нам говори спасибо!
Вскоре появилась старуха. Опираясь на костыль, она заковыляла к Симэню, а после приветствий сказала:
- Чем я, старуха, не угодила вам, зятюшка? Совсем нас навещать перестали. Должно быть, новую зазнобу нашли, а?
- Ты, мамаша, не ошиблась! - поддакнул Чжу. - Какую же красавицу завел господин! Целыми днями у нее пропадает. Про Гуйцзе совсем забыл. Если б его не встретили и не привели, он бы и не подумал сюда заглянуть. Не веришь, мамаша? Вон Сунь Тяньхуа спроси, он скажет. - И, указав на Боцзюэ и Сида, продолжал: - А эти, небо их разрази! С ним заодно блудят - одна порода.
Старуха расхохоталась.
- Дорогой брат Ин! - обратилась она к Боцзюэ. - Тебя мы никогда на грех не наводили. Почему ж ты за нее словца доброго перед его милостью не замолвил? У его милости, известное дело, и дома забот хватает. Говорят, добрый молодец не одной красоткой утешается, а красотка не единственного поклонника заводит. Все медяки - друг другу двойники. Не стану хвалиться, но моя Гуйцзе собой не дурна. Да что тут говорить! Его милость и сами не без глаз - видят!
- Сказать правду, - вмешался в разговор Сунь Молчун, - брат завел себе такую, которая без мамашиного надзору живет. Будет он теперь с поднадзорными путаться?!
- Да не слушай ты этого болтуна, мамаша! - Симэнь шлепнул Суня Молчуна. - Человека загубит этот рассадник беды и зла.
Сунь и остальные покатывались со смеху. Симэнь достал из рукава три ляна серебра и передал Гуйцин.
- В великий праздник я друзей угощаю.
- Не хочу я брать серебро, - притворно сказала Гуйцин и передала деньги старухе.
- Что это значит?! - недоумевала старуха. - Желаете посмеяться над нами, зятюшка? Мы, мол, и в великий праздник не угощаем, вас заставляем раскошеливаться, так что ли? Выходит дело, мы только о деньгах и печемся?
- Мамаша, - сказал выступивший вперед Боцзюэ, - послушай меня и возьми серебро. В Новом году хозяева наперебой угощают. Тащи скорее вино!
- Но так не полагается, господа! - старуха на словах отказывалась, а сама тем временем потихоньку прятала серебро к себе в рукав и, кланяясь Симэню, говорила: - Благодарю вас, сударь, за пожертвование.
- Постой-ка, мамаша! - крикнул Ин Боцзюэ. - Послушай, я тебе анекдот какой расскажу. Повадился парень к красотке в заведение ходить. Раз приходит нарочно в лохмотьях, садится. Полдня просидел. Хозяйка никакого внимания - даже чаем не угостила. «Проголодался я, - говорит, - мамаша. Хоть риску дай поесть». А она ему: «У меня в сусеке хоть шаром покати, а ты рису просишь». «Нету рису, так хоть воды принеси - лицо умыть». А хозяйка свое: «И на воду денег нет. Вот уже который день не носят». Достает парень из рукава слиток в десять лянов серебра и кладет на стол. «На, - говорит, - купи рису и принеси воды». Всполошилась тут хозяйка. «Зятюшка, дорогой мой, кушайте, - лепечет, - лицо, умывайте рис, а рис умоете, откушайте лицо».
Все рассмеялись.
- Как ты умеешь над другими потешаться! - заметила старуха. - Только язык-то без костей - не бывает такого.
- Поди-ка сюда. Что я тебе на ухо скажу… - не унимался Боцзюэ. - Его милость себе новую зазнобу завел. Раньше она брата Хуа ублажала. Зовут У Иньэр, из красной аллеи. Зачем ему теперь твоя Гуйцзе! Он и сейчас не заглянул бы, не затащи мы его силой.
- Не верю я тебе! - смеялась старуха. - Моя Гуйцзе куда лучше У Иньэр, а потом у нас с зятюшкой давняя дружба. Ее никаким мечом не разрубить. Да и сам зятюшка, должна сказать, человек умный, золото от подделки отличить сумеет.
Пока шел разговор, в гостиной поставили четыре кресла, в которые уселись Ин Боцзюэ, Се Сида, Чжу Жинянь, и Сунь Молчун. Симэнь Цин разместился напротив. Мамаша пошла за вином и закусками.
Наконец появилась Ли Гуйцзе. Ее волосы по обыкновению держала шелковая сетка, взятая под жемчужный ободок. Прическу украшали бирюзовые цветы и крапленые золотом, витые шелком ханьчжоуские шпильки. В ушах сверкали золотые фонарики-серьги. Одета она была в белую с узорами шелковую кофту с застежкой. Поверх был накинут зеленый жакет с отделанными золотом рукавами, из-под которого развевалась красная креповая юбка. Будто изваянная из нефрита, стройная и чинная, она поклонилась гостям и села сбоку, рядом с Гуйцин.
На расписном квадратном подносе подали семь белых, как снег, чашек с серебряной ложечкой в каждой. Пахнуло пряным ароматом роз от заваренного с орехом чая. Гуйцин и Гуйцзе оделили гостей чаем. После чаепития слуги убрали чашки и вновь накрыли столы.
Вдруг из-за занавески показались головы. Одетые в лохмотья прилипалы пробрались в гостиную и пали ниц. Они протянули шэна четыре тыквенных семечек и провозгласили:
- Почтенные и милостивые господа! Примите от нас скромные гостинцы по случаю великого праздника.
Симэнь узнал только одного из них. Его звали Юй Чунь.
- Сколько тут вас? - спросил его Симэнь.
- Дуань Цзиньша и Цинь Неюэ за дверью ждут, - ответил Юй Чунь.
Вошел Дуань Цзиньша.
- И вы тут, господин Ин, - заметив Боцзюэ, воскликнул он и склонился в земном поклоне.
Симэнь встал и велел принять семечки, потом раскрыл кошелек и бросил на пол лян серебром. Юй Чунь подобрал деньги и вместе с остальными упал на колени. Они били челом и приговаривали:
- Благодарим вас, сударь, за великую милость!
Компания без задержек высыпала на улицу.
Вот посвященный прилипалам романс на мотив «Обращенный к Сыну Неба»:
Ластиться умеют,
Хапать мастера,
Не пасут, не сеют,
В голове - мура.
Чуть сорвется что-то -
Подличать, кричать.
Обольщать красоток
Их не обучать!
Пир учуют носом -
Липнут мошкарой,
А прогнать несносных -
Поднимают вой.
Шиш несут оттуда,
Но в улыбке пасть -
У богатых блюда
Облизали всласть!
Симэнь отделался от прилипал и сел за праздничный стол. Гуйцзе наполнила золотые кубки и распустила красные рукава. Стол ломился от яств. Подали свежие фрукты. В обществе ярко одетых певиц гости, казалось, пили нектар благоухающих цветов. Вино обошло два круга, и заиграли певицы - Гуйцин на цитре, Гуйцзе на пипа - и запели «Теплом повеяло цветущею весной».
Не успели они спеть, как в гостиную вошли трое в синем с клюшками в руках. Это были игроки в мяч. Они поднесли жареного гуся в коробке и два кувшина вина.
- Примите, почтенный сударь, и вы, люди добрые, скромные подарки к великому празднику, - протянули игроки, опускаясь на колени.
Симэнь знал их и раньше. Одного звали Лысый Бай, другого - Лоботряс Чжан, третьего - Басурман Ло.
- Ступайте во двор, подождите. Вот выпьем и придем, - сказал им Симэнь.
Игрокам дали со стола четыре блюда закусок, большой жбан вина и поднос сладостей. Покончив с вином и едой, они надули мяч и стали ждать Симэня. Когда он вышел во двор, они сделали небольшую разминку и пригласили Гуйцзе сыграть с двумя игроками. Один подавал, другой отражал мячи. Гуйцзе так ловко брала и отбивала мячи, у нее были такие замысловатые подачи, что не смолкали одобрительные возгласы, а когда случался промах, всякий спешил подать отскочивший в сторону мяч. Партия закончилась, и игроки бросились к Симэню просить вознаграждение.
- Вот это Гуйцзе! Как владеет приемами! - хвалили певицу игроки. - Не то что раньше. Она и нас замотала. Через годик-другой, гляди, первым игроком будет среди певиц, равных не сыщешь. Куда там девицам из казенного дома Дун со Второй аллеи!
На лбу у Гуйцзе выступил пот, пыль пристала к бровям. Она тяжело дышала, чувствовалась усталость в пояснице. Чтобы немного остыть, певица достала из рукава веер и стала им обмахиваться. Она взяла Симэня под руку, и они пошли смотреть, как играет Гуйцин с Се Сида и Лоботрясом Чжаном. Лысый Бай и Басурман Ло стояли сбоку и подавали мяч.
Вот еще романс на мотив «Обращенный к Сыну Неба», который посвящен игрокам в мяч:
Пусть в дом давно нужда стучит,
Объедками живут,
Но нет у них забот-кручин,
Коль туго мяч надут.
Так день-деньской, обняв мячи,
Они в игру зовут,
Но даже если богачи,
Порой на зов идут,
Металл в мошне не забренчит,
Во рту и крошек нет,
И одиночество в ночи,
Ведь жен простыл и след
Когда друзья Симэня играли в двойную шестерку, в мяч и пили вино, он заметил прискакавшего верхом Дайаня. Слуга незаметно подошел к Симэню и прошептал на ухо:
- Госпожа Старшая и Госпожа Вторая домой отправились. А госпожа Хуа велела пригласить вас к ней пораньше.
Симэнь дал понять Дайаню, чтобы тот привязал лошадь у задних ворот и обождал, а сам вышел из-за стола и скрылся в спальне у Гуйцзе. Через некоторое время он проследовал к задним воротам - вроде за нуждой, а сам вскочил на коня и улетучился, как дым. Ин Боцзюэ наказал слуге из заведения вернуть Симэня, но тот и ухом не повел.
- У меня дома дела, - только и сказал он и велел Дайаню наградить игроков полутора лянами серебра.
Гуйцзе опасалась, что Симэнь уйдет к У Иньэр, а потому послала служанку за ворота проследить за отъезжающим гостем.
Боцзюэ и дружки пировали до второй ночной стражи.
Да,
Как говорится, брань оставим людям,
А петь да веселиться сами будем.
Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В ПОГОНЕ ЗА БОГАТСТВОМ СИМЭНЬ ЦИН ЖЕНИТСЯ
ОХОТНИК ДО ГУЛЯНОК ИН БОЦЗЮЭ СПРАВЛЯЕТ СВОЕ РОЖДЕНИЕ
С красотками беда - они полны коварства:
И рушат города, и покоряют царства.
О, пусть в горах Ушань свиданье длится вечно!..
Сама мечта о том волнует бесконечно.
Нам сердце иссушить способна чаровница,
Там ненависть внушить, где жаждут породниться.
Изяществом своим любого бы сразила.
Да, в мягкости ее какая скрыта сила!
Итак, Симэнь Цин покинул «Прекрасную весну» и сопровождаемый Дайанем верхом поехал на Львиную к Пинъэр. У ее дома спешился. Ворота оказались заперты. Его жены, стало быть, уже отбыли домой. Симэнь послал слугу за тетушкой Фэн. Старуха открыла ворота, и гость въехал во двор.
Пинъэр, изящно причесанная, в скромном, почти без украшений, одеянии, стояла со свечой у зашторенного окна и грызла семечки. Завидя Симэня, она плавной походкой поспешила ему навстречу. Когда она спускалась вниз, как на ветру развевалась ее бледно-желтая шелковая юбка.
- Пришел бы чуть раньше, застал бы госпожу Третью и Госпожу Пятую, - сказала, улыбаясь, Пинъэр. - Только распрощались. Старшая госпожа отбыла раньше. Тебя, говорит, нет дома. А ты где пропадал?
- Мы с братом Ином и Се Цзычунем ходили фонарями любоваться. Только твой дом миновали, еще двоих друзей встретили. Зазвали к певицам. А от них никак не вырвешься. Слуга посоветовал выйти к задним воротам, вроде бы за нуждой, я кое-как и улизнул, а так ни за что бы не отпустили.
- Премного благодарна за щедрые дары, - сказала Пинъэр. - Только обидно, что гостьи мои очень скоро ушли. За домом, мол, некому присмотреть.
Снова появились изысканные вина и угощения. В зале загорелись узорные фонари и были опущены плотные занавески. Из курильницы струился аромат «драконовой слюны», в золотой жаровне горел фигурный уголь. Праздничный стол ломился от яств. Наполнив бокал густым пахучим вином, Пинъэр, низко кланяясь, поднесла его Симэню.
- После смерти мужа у меня нет близких, - сказала Пинъэр. - Выпей этот кубок и разреши мне во всем положиться на тебя. Не отвергай ничтожную. Я готова служить тебе у ложа, быть сестрою твоим женам. Тогда я умру со спокойным сердцем. Что ты мне на это скажешь?
В глазах у Пинъэр стояли слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210