Муж ничего не знает. Перенесите их себе на хранение, прошу вас.
- Тогда я пойду, слуг позову.
Симэнь побежал домой и стал держать совет с Юэнян.
- Серебро пусть слуги в коробках перенесут, - посоветовала Юэнян. - Сундуки и корзины через улицу таскать нельзя. Соседи увидят. Надо, по-моему, вот что сделать: подождать, пока стемнеет, и через стену передать. Так безопаснее будет.
Симэню совет понравился, и он велел слугам Лайвану, Дайаню, Лайсину и Пинъаню перенести в продуктовых коробках три тысячи лянов серебра.
Наступил вечер и взошла луна. Пинъэр с помощью Инчунь и Сючунь поставила у стены стол и скамейку и вынесла сундуки. Симэнь, которого сопровождали только Юэнян, Цзиньлянь и Чуньмэй, подставил лестницу и разложил на гребне стены войлок. Ему передавали сундук за сундуком. Все перетащили в спальню Юэнян.
Тебя это удивляет, читатель? Да, раз решил разбогатеть, иди на риск.
О том же говорят и стихи:
Богат и знатен тот, кто одарен удачей,
Но почести и выгода грозят бедой.
Всегда свершается судьбой назначенное,
Но силой не возьмешь, не данное судьбой.
Так и не узнали соседи, сколько шелков, ювелирных изделий, драгоценных камней, золота и серебра приобрел тогда Симэнь Цин. В ту же ночь увязали вьюки, написали свату Чэню письмо и отправили в Восточную столицу слугу.
С зарею выходил он на большую буроватого цвета дорогу, на закате шел по багровой вечерней пыли. Добравшись, наконец, до столицы, слуга передал командующему придворной гвардией Ян Цзяню письмо и подарки, чтобы тот вручил их члену Тайного совета государеву наставнику Цай Цзину и попросил последнего дать указание правителю Кайфэнского управления Яну. Звали этого правителя Ян Ши, по прозванию Гуйшань. Был он уроженцем уезда Хуннун в провинции Шэньси. В год гуй-вэй получил высшую ученую степень цзиньши и занял пост в Высшей кассационной палате, потом был продвинут в правители Кайфэнского управления. Честный и бескорыстный это был сановник. К тому же экзаменовал его в свое время сам государев наставник Цай. Да и Ян Цзянь обладал властью при дворе. Как тут устоять?!
Симэнь ночью послал с письмом гонца к Хуа Цзысюю, в котором уведомлял его: поддержкой, мол, заручились, так что на допросе говори - все наследство прожито, ничего не осталось, кроме, мол, домов и земли.
Пришел день аудиенции правителя. Ян Ши вошел в залу. Чиновники всех шести служб застыли в ожидании распоряжений.
Только поглядите:
Он службу несет бескорыстно и честно, разумно, без спешки решает дела. К подвластным всегда милосерд и состраданья исполнен. Он, правду отделив от лжи, рассудит справедливо и захват чужих угодий, и всякую тяжбу о земле. Будь ссора, избиение иль распря, он прежде выявит виновных и лишь потом выносит приговор. В час досуга он гостя игрой на цитре услаждает. Правитель, он мнением народа дорожит. Пусть он и сановник, столичный вельможа, он стал родным отцом и матерью народу своему.
Из тюрьмы привели Хуа Цзысюя и других арестованных. Они опустились на колени.
- Куда делось состояние? - спросили Цзысюя.
- Все ушло на похороны его светлости дядюшки, на свершение панихид, - бормотал Цзысюй. - Остались только два дома и земельный участок. Остальное имущество было разделено.
- Состояние придворного учету не поддается, - заявил Ян Ши. - Что легко добывается, то легко и проживается. Коль скоро состояния как такового уже не существует, властям в Цинхэ предписывается произвести оценку обоих домов и земли. Вырученные от их продажи деньги разделить между Хуа Цзыю и остальными истцами.
Истцы попытались было заикнуться о серебре, но их прервал выведенный из себя правитель Ян:
- Мало вас били?! - воскликнул он. - После кончины его сиятельства придворного евнуха Хуа молчали, а теперь задним числом волокиту решили затевать, да? Казенную бумагу и тушь изводить?
Цзысюя отпустили, даже не подвергнув избиению. В уездную управу Цинхэ было направлено распоряжение оценить дома и землю, но не о том пойдет речь.
Как только слуга Лайбао узнал приговор, он ночью же пустился в обратный путь и доложил обо всем Симэню. Весть об освобождении Цзысюя по милости правителя Яна его сильно обрадовала.
Пинъэр снова пригласила к себе Симэня, чтобы дать ему серебра на покупку дома.
- Ведь скоро я буду принадлежать тебе, - добавила она.
Симэнь стал советоваться с Юэнян.
- Во сколько бы власти ни оценили эти дома, - рассудила Юэнян, - я тебе в дело ввязываться не советую. Купишь дом, а потом у хозяина подозрения возникнут. Что тогда?
Симэнь принял к сведению мнение жены.
Через некоторое время вернулся Цзысюй. Управа поручила помощнику уездного правителя Юэ определить цену обширной городской усадьбы дворцового смотрителя Хуа, расположенной в переулке Покоя и Радости, примыкающем к Большой улице. Она была оценена в семьсот лянов и продана Ванам из рода императорских родственников. Поместье за Южными городскими воротами приобрел за шестьсот пятьдесят пять лянов столичный воевода Чжоу Сю. Оставался городской дом, в котором жили хозяева, оцененный в пятьсот сорок лянов, но к нему не смели подступиться, потому что находился он по соседству с Симэнь Цином.
Хуа Цзысюй не раз посылал слугу, но Симэнь отказывался, ссылаясь на отсутствие денег. Время шло. В управе торопились оформить бумаги и закрыть дело, а нужной суммы все не набиралось. У Пинъэр лопнуло терпение, и она направила к Симэню тетушку Фэн, чтобы та попросила его взять пятьсот сорок лянов из отданного ему на хранение серебра и приобрести на них дом. Симэнь так и сделал, внеся деньги в управу. Истцы получили серебро и подписали документы, которые и были тотчас же отправлены столичному начальству. Тысячу восемьсот девяносто пять лянов поровну поделили между собой Хуа Цзыю и остальные наследники, а Хуа Цзысюй после тяжбы остался гол как сокол - ни денег, ни домов, ни поместья. И от серебряных слитков на три тысячи лянов, что хранились в сундуках, даже и след простыл.
Расстроенный Цзысюй попытался было узнать у Пинъэр, сколько серебра она отдала Симэню и сколько осталось, чтобы собрать как-нибудь на покупку дома, но Пинъэр обрушилась на него с бранью и ругалась несколько дней подряд.
- Хм! Вот оборотень! Тебе не до дела было, бестолочь! Дом бросил, с девками возился. А когда под тебя подкопались да в тюрьму бросили, тогда ты просить стал, чтоб я покровителей тебе отыскала. А я ведь женщина! Мне и порог переступать не полагается - крылья подрезаны. Что я понимаю, кого знаю? Где мне доброжелателей искать? Будь я железная - все одно не накуешь гвоздей. И из-за тебя унижалась - господ упрашивала, да что из того проку. Кто ж тебя из беды выручать будет, когда ты ни с одним солидным человеком знакомства не завел? Спасибо, сосед Симэнь Цин по старой дружбе за тебя похлопотал, в столицу слугу снарядил. Не поглядел, что стоит холод, ветер воет. И вот, только тебя вытащили, едва ты на ноги встал, и уж с жены отчет требуешь? Зажил чирей - и про боль забыл, из могилы вылез - про серебро вспомнил? Свое потребовал? Ты ж собственноручно мне писал. Твои письма у меня хранятся. Думаешь, стала б я без твоего на то согласия серебро трогать, покровителей одаривать? Чтоб меня ж потом в хищении обвиняли?
- Да, я писал, - подтвердил Цзысюй. - Но я надеялся, останется хоть немного… купить дом и на жизнь. А теперь что ж, кулаки считать?
- Хм! Ну как тебя не ругать, остолоп несчастный! - снова набросилась на мужа Пинъэр. - Надо было раньше думать. Когда попался, не скупился; а выпутался, так счета давай подводить. Знай, твердит: «Сколько серебра потратила!» Сказать, куда твои три тысячи ушли? А вот куда: государеву наставнику Цаю и командующему Яну, а у них губа не дура. Не дай им солидный куш, так бы они тобой и заинтересовались, так и уберегли бы твое нежное тело от прикосновения хворостинки! Так бы они ни за что ни про что и выпустили тебя, черепашье отродье, дали бы дома язык распускать! Не подмажешь - не поедешь. Что ты им, дорогой родственничек, что ли?! Никто за здорово живешь ради твоего спасения с севера на юг трястись не будет. Собрал бы стол да отблагодарил человека как полагается, а то разнос устраивает! Отчет ему вынь да положь!
После такой отповеди Цзысюй умолк. На другой день Симэнь направил к нему слугу Дайаня с подарками, чтобы отвлечь его от пережитых волнений. В свою очередь Цзысюй и из благодарности, и с намерением разузнать о серебре позвал двух певиц и хотел было угостить Симэня. Да и сам Симэнь не прочь был вернуть соседу несколько сот лянов на покупку дома, но того никак не желала Пинъэр. Она тайком послала к Симэню тетушку Фэн и упросила отказаться от приглашения мужа, сама же сунула мужу подложный счет, по которому выходило, что все серебро ушло на подкупы и не осталось ни медяка. Ничего не подозревавший Цзысюй не раз приглашал Симэня, но тот отсиживался у певиц, и слуга возвращался с одним и тем же ответом: соседа, мол, нет дома. Цзысюй выходил из себя и только топал ногами от раздражения.
Послушай, дорогой читатель! Так уж повелось: когда жена изменяет мужу, ему - обладай он решимостью и силой откусывать зубами гвозди - все равно не суметь ни разгадать, ни пресечь ее тайные помыслы. Исстари заведено: муж вне дома правит, жена в дому распоряжается. И как часто жена портит репутацию своему мужу! А почему? Да все потому, что в обращении с нею муж сам нарушает порядок. Необходимо, чтобы муж запевал, а жена подтягивала; чтобы взаимная уступчивость и великодушие согревали душу и чтоб сердца неизменно влекло друг к другу, чтобы муж восхищался женою своею, а жена восторгалась своим мужем. Только так и можно прожить в покое и согласии. А зародись малейшее подозрение, и тотчас же вспыхнет неприязнь. Так вот и Хуа Цзысюй. Совсем голову потерял, порхал день-деньской, совсем предав забвению правила и приличия. Мог ли он в таком случае требовать постоянства от жены?!
Да,
Кто устоять исполнен твердого желанья,
Того и буря пошатнуть не в состояньи.
О том же говорят и стихи:
Когда б заслугой мудрость стала,
Разбойник Чжи носил бы знатный чин.
Кто полон долга, тот высоко чтим,
Сластолюбивый же презрен и жалок.
С чужой женой Симэнь - в разврате без заботы,
Нрав блудодейки - как проточная вода;
Хоть мужа в гроб она безжалостно свела,
Цзысюй в ином миру сведет с ней счеты.
Однако довольно пустословить. Потом Цзысюй наскреб кое-как двести пятьдесят лянов и купил дом на Львиной. Вскоре после переезда у него началась лихорадка - следствие пережитых потрясений, и с начала одиннадцатой луны он слег в постель да так и не встал. При Ли Пинъэр еще приглашали лекаря Ху с Большой улицы, а теперь Цзысюй не желал тратиться. Так шел день за днем. Настало тридцатое число, и Хуа Цзысюй, увы, испустил последнее дыхание. Было ему от роду двадцать четыре года. Старший слуга Тяньси стащил у прикованного к постели хозяина пять лянов и был таков.
После смерти мужа Пинъэр велела тетушке Фэн пригласить Симэня. Купили гроб, обрядили покойника, отслужили панихиду и совершили погребение. Среди провожавших были и одетые в траур братья Цзысюя с женами, но после похорон они разошлись по домам.
В тот же день Симэнь велел Юэнян приготовить вина и закусок, чтобы умилостивить душу усопшего на могиле.
Пинъэр провожала мужа в паланкине, в котором и вернулась домой. Хотя она соорудила алтарь поклонения душе усопшего и облачилась в траур, сердце ее было отдано Симэню. Еще при Цзысюе Симэнь взял к себе обеих ее служанок. Теперь между домами установились тем более тесные связи.
Однажды, было это девятого числа первой луны, прослышав, что у Пань Цзиньлянь день рождения, Пинъэр купила подарки и, хотя не прошло еще и пяти седмиц. после кончины мужа, отправилась в паланкине поздравить соседку. Она была в белом шелковом жакете и отделанной золотом синей юбке. Расшитая жемчугом белая полотняная лента, как головной ободок, стягивала прическу Тетушка Фэн села рядом с Пинъэр и укутала ее ковром, слуга Тяньфу сопровождал паланкин сзади.
Войдя в дом, Пинъэр прежде всего отвесила четыре низких поклона Юэнян.
- Простите меня, сударыня, - сказала она, - что ничем вас тогда не угостила. Спасибо за щедрые подношения.
Затем Пинъэр поклонилась Цзяоэр и Юйлоу. Наконец вышла и Цзиньлянь.
- Вот и госпожа Пятая, - промолвила Пинъэр, отвешивая низкий поклон и называя ее «старшей сестрой». - Будьте так любезны, примите мой скромный подарочек.
Цзиньлянь стала было отказываться. Они долго передавали подарок из рук в руки, наконец обменялись поклонами, и Цзиньлянь поблагодарила за внимание. Пинъэр поздоровалась с госпожой У Старшей и матушкой Пань, а потом изъявила желание приветствовать Симэня.
- Муж отбыл на панихиду в монастырь Нефритового императора, - пояснила Юэнян и пригласила гостью к столу.
Подали чай. Уже началось чаепитие, когда вошла Сунь Сюээ. Одета она была скромнее остальных, и это сразу бросилось в глаза гостье.
- Кто будет эта госпожа? - спросила Пинъэр, вставая. - Мы незнакомы.
- Тоже жена, - пояснила Юэнян.
Пинъэр поспешила было поклониться Сюээ, но ее удержала хозяйка.
- Не утруждайте себя, сударыня. Достаточно и обычного приветствия.
Когда женщины поздоровались, хозяйка пригласила Пинъэр в спальню и велела горничным подать чай, а в гостиной накрыть стол. Немного погодя в жаровню подбросили угля. На столе заискрилось вино и появились закуски. Госпожа У Старшая, матушка Пань и Ли Пинъэр заняли почетные места для гостей. Юэнян с Цзяоэр исполняли обязанности хозяек, сбоку сели Юйлоу и Цзиньлянь. Сюээ, не смея задерживаться, ушла распоряжаться на кухню.
Пинъэр охотно пила со всеми, кто ей подносил. Это заметила Юэнян и сама наполнила всем чарки, попросив Цзяоэр, а за ней и всех по порядку выпить с гостьей.
- Вы теперь так далеко от нас уехали, госпожа Хуа, что нас ожидают больше разлуки, нежели встречи, - чтобы поддержать разговор, заметила Юэнян и полушутя добавила: - Мы очень о вас скучаем, а вы так бессердечны - даже не обещаете нас навещать.
- Госпожа Хуа и сегодня вряд ли пришла бы, не будь рождения Пятой, - вставила Юйлоу.
- Дорогие мои! - говорила Пинъэр. - Вы так ко мне добры. Я бы с удовольствием вас навещала, но у меня траур, и дома некого оставить. Всего пять седмиц минуло с кончины мужа… Мне казалось, что госпожа Пятая обидится, только поэтому и пришла. - И, обратившись к У Юэнян, спросила: - А когда ваше рождение, сударыня?
- До моего еще нескоро, - ответила Юэнян.
- Госпожа Старшая родилась пятнадцатого в восьмой луне, - уточнила Цзиньлянь. - Обязательно приходите.
- Конечно, приду, вне сомнения.
- Не уходите, - упрашивала гостью Юйлоу. - Оставайтесь, у нас переночуете.
- Да мне и самой хотелось бы с вами посидеть и поговорить. Но мы только что переехали. Без мужа дом опустел, а за задней стеной сад императорского родственника Цяо - такая глушь! И лисы швыряют кирпичи и черепицу. По ночам так жутко становится! Было у нас двое слуг - старший ушел. Только вот Тяньфу у передних ворот поставлен, а сзади ни души. Спасибо, матушка Фэн, свой человек, то и дело заходит. То мне постирает, то служанкам туфли сошьет.
- Сколько же матушке Фэн лет? - спросила Юэнян. - Какая добрая старушка! Ее хвалят, а она слова не проронит.
- Уж пятьдесят шесть, в год собаки родилась. Детей у нее нет, сватает, я ей кое-что из одежды даю - тем и живет. Со смертью мужа я ее к себе взяла, чтоб повеселее было. Она у меня со служанками на одном кане спит.
- Ну и чудесно! - вставила бойкая на язык Цзиньлянь. - Вот матушка Фэн и подомовничает, а вы у нас переночуете. Хозяина у вас нет, отчет давать некому.
- Послушайте меня, сударыня, - посоветовала Юйлоу. - Матушка Фэн пусть домой возвращается в паланкине, а сами у нас останьтесь.
Ли Пинъэр улыбнулась и ничего не сказала. Пока они вели разговоры, вино обошло несколько кругов. Первой откланялась матушка Пань. Вслед за матерью ушла и Цзиньлянь.
Ли Цзяоэр наполнила большой кубок до самых краев и предложила его гостье.
- С меня достаточно, - поблагодарила ее Пинъэр.
- Когда госпожа Старшая и госпожа Третья вас угощали, вы почему-то не противились, а я поднесла, отказываетесь, - не унималась Цзяоэр. - Значит, не хотите меня уважить.
- Дорогая моя госпожа Вторая! - умоляла гостья. - Честно говорю, я больше не могу.
- Ну уж осушите последний кубок, сударыня, - попросила Юэнян. - Больше неволить не будем.
Пинъэр взяла кубок и, поставив его перед собой, продолжала беседовать с хозяйками.
- А твоя госпожа что там делает? - спросила Юйлоу стоявшую в сторонке Чуньмэй. - Ступай позови ее. И матушку Пань тоже. Скажи, Старшая госпожа просит выпить чарку с госпожой Хуа.
Чуньмэй вышла, но скоро вернулась.
- У матушки Пань все тело ломит, спать легла, а моя госпожа пудрится. Сейчас придет.
- Где ж это видано, чтобы хозяйка гостей бросала, а? - заметила Юэнян. - Извольте радоваться… к себе ушла. Сколько раз на дню можно пудриться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210