Да обегай целую столицу, ни за какие деньги не сыщешь, право слово! Столичного вельможу, вроде главнокомандующего гвардией, с нефритовым, скажем, или золотым поясом еще можно встретить, но чтоб с носорожьим - позвольте! И что удивительно, носорог-то ведь не сухопутный, а речной. Сухопутному - грош цена, другое дело - речной. Не зря говорят - чудодейственный. Не веришь - налей воды в блюдо и опусти туда пояс. Вода сразу расступится - бесценное сокровище! Ночью на тысячу верст светится, до зари не угасает. Огнем горит! Сколько ж ты, брат, за него серебра отвалил?
- А ну, попробуй оцени!
- Как же его оценить, когда ему нет цены!
- Ладно, так уж и быть, скажу, - начал Симэнь. - Вчера вечером, только стало известно, что я ищу пояс, прибегает ко мне человек. Есть, говорит, пояс у полководца Вана с Большой улицы. Вручил я Бэнь Дичуаню семьдесят лянов серебром, направил к Вану. Торговался он, торговался, те никак не уступают. Давай сто лянов, да и только.
- Да ведь и правду сказать, где еще такой отыщешь? - вставил Ин Боцзюэ. - Вон ширина какая! Любо-дорого поглядеть! Как опояшешься, выедешь - один вид чего стоит! И в управе-то тебе все сослуживцы позавидуют.
Они сели, и Боцзюэ продолжал восторгаться.
- А ты грамоту вручил? - спросил, наконец, Симэнь приказчика У.
- Да нет еще, - сразу вмешался Ин Боцзюэ, - ничего брат У пока не делал. Прибегает нынче ко мне, умоляет, чтоб я пособил. Ведь не кто иной как ты, брат, оказал ему столь высокое доверие! Ты направил его в столицу с подарками самому государеву наставнику, и хоть чин он получил от его превосходительства, но это все равно, что облагодетельствован был тобою. Какое человеку счастье подвалило, а?! Слов нет, любой чиновник - от первого ранга и до девятого - есть верноподданный сын Его Величества. А у брата сейчас ни гроша за душой, вот он и просил меня. При вступлении, мол, на пост и начальство одарить надобно, и угощение устроить, и одежды справить. На все большие деньги требуются. А что поделаешь, куда пойдешь?! Один гость, говорят, двоих хозяев не беспокоит. Все к одному идет. Прошу тебя, брат, есть серебро - выручи, дай ему взаймы несколько лянов. Пусть дело справит, как полагается. А заступит в должность, отблагодарит за услуги, не забудет, брат, твоей великой милости. Ведь он служил у тебя в приказчиках. Ты, брат, и местных, и столичных чиновников деньгами выручал. К кому же ему еще идти за помощью? - Ин Боцзюэ обернулся к У Дяньэню: - Давай сюда вексель.
У Дяньэнь поспешно вынул из-за пазухи долговую расписку и протянул ее Симэню. В ней речь шла о ста лянах, поручителем значился Ин Боцзюэ и давалось обязательство вернуть из расчета пяти процентов за каждый месяц.
Симэнь Цин взял кисть и вычеркнул проценты.
- Я так и предполагал, что тебе серебро понадобится, - говорил он. - Раз поручителем выступает брат Ин, вернешь сто лянов, и дело с концом.
Симэнь убрал вексель и пошел было за серебром, но тут появился посыльный писарь с визитной карточкой надзирателя Ся, который посылал в услужение Симэню двенадцать солдат, интересовался датой вступления на пост, а также титулом и прозванием нового коллеги с тем, чтобы сослуживцы могли нанести ему визит и поздравить с назначением.
Симэнь пригласил геоманта Сюя. Было установлено, что час чэнь второго числа седьмой луны - день благовещего зеленого дракона и символа надежности золотого ларца - самое подходящее время вступления на службу. Надзирателю Ся был послан ответ, а посыльного писаря одарили пятью цянями серебра, но говорить об этом подробно нет надобности.
Ин Боцзюэ и У Дяньэнь сидели в крытой галерее, когда Чэнь Цзинцзи принес серебро.
- Вернете мне только сто лянов, без процентов, - сказал он, передавая деньги У Дяньэню.
Дяньэнь взял серебро и отвесил в знак благодарности земной поклон.
- Я тебя не задерживаю, - обратился к нему Симэнь. - У тебя и без того дел по горло. А ты, брат Ин, останься, разговор есть.
У Дяньэнь, довольный, распрощался и вышел.
Впоследствии, дорогой читатель, когда умрет Симэнь Цин, развалится его семья и придет в упадок хозяйство, вдовствующая У Юэнян выдаст Сяоюй замуж за Дайаня, а слуга Пинъань украдет из закладной лавки головные украшения, пойдет ночевать к певичке, где и будет схвачен помощником станционного смотрителя У. После избиения и пыток У Дяньэнь принудит его обвинить Юэнян в преступной связи с Дайанем, чтобы привлечь ни в чем неповинную Юэнян к суду. Так за добро он отплатит злом, но это случится позднее, и мы пока не станем вдаваться в подробности.
Да,
Бесплодных деревьев не разводи,
Друзей средь неверных не заводи.
Бэнь Дичуань отправил грамоты Симэня в окружное управление Дунпина и в местную управу. Когда он вернулся, Симэнь позвал его к столу. Пока он закусывал в компании Ин Боцзюэ и геоманта Сюя, прибыл с поздравлениями шурин Симэня У Старший. Первым встал из-за стола геомант Сюй, за ним через некоторое время последовал Ин Боцзюэ, поспешивший к У Дяньэню. Тот заранее припас ему десять лянов за посредничество и с поклоном вручил, как только Ин Боцзюэ явился.
- Видал, как я исподволь к нему подкатился? Ловко, да? - хвалился Ин Боцзюэ. - А то разве он дал бы! Тебе этих денег хватит и дело обделать, и еще добрая половина останется, на домашние расходы пойдет.
Отблагодарив Ин Боцзюэ, У Дяньэнь заказал себе чиновничьи одежды и установил день вступления в должность, но не о том пойдет речь.
Тем временем уездный правитель Ли, сложившись с сослуживцами, прислал Симэню барана, вина и другие подарки. В распоряжение Симэня, помимо того, был отправлен с визитной карточкой слуга из управы, которого звали Чжан Сун-младший. Это был смышленый и шустрый малый, лет восемнадцати от роду, и недурен собой. Уроженец уезда Чаншу, что в Сучжоу, он знал южные песни и романсы, слыл грамотеем и красиво писал. В синем шелковом халате, легких туфлях и белых чулках, бойкий и речистый, он сразу приглянулся Симэню, и тот, поблагодарив в ответном послании правителя, оставил его у себя, назвав Шутуном. Симэнь справил ему новое платье, но к себе в сопровождающие не взял, а поручил следить за подношениями и корреспонденцией. В распоряжении Шутуна находились и ключи от сада.
Вскоре и Чжу Жинянь порекомендовал Симэню четырнадцатилетнего слугу, которого стали звать Цитуном. Ему вместе с Циньтуном вменялось в обязанности сопровождать Симэня при выездах, имея при себе визитные карточки и бумагу.
И вот настал срок вступления в должность. В управе устроили пышный пир, на который были приглашены певицы из трех увеселительных заведений города, певцы и музыканты. Гремела музыка, лились песни и арии. В дальней зале пировали до самого заката.
Симэнь выезжал теперь каждый раз на стройном белом коне. В черной креповой шапке, в ярком, украшенном регалиями чиновничьем халате с вышитым львом и высоким воротником; опоясанный поясом шириной в четыре пальца с золотым краплением и пахучим лавром, в высоких сапогах на толстой белой подошве, он ехал, сопровождаемый целым эскортом солдат. Над ним колыхалось большое черное опахало. Спереди и сзади его сопровождало больше десятка человек, когда он чинно гарцевал по улице.
После посещения управы Симэнь нанес визит уездному правителю, командующему уездными войсками и военному коменданту, а также сослуживцам из управы. Потом настал черед родных, друзей и соседей. Сколько почестей и славы выпало на его долю! Целыми днями непрерывной вереницей тянулись к нему посетители с поздравительными карточками и подарками.
Да,
Конь стоит белогривый, алой сбруей играя.
Лезет к знатному всякий, быть поближе желая.
Повезет - и железо засверкает богато;
Отвернется удача - потускнеет и злато.
Симэнь Цин ежедневно являлся в управу, выходил на утреннюю аудиенцию, разбирал бумаги, вникал в казенные дела.
Быстро летело время. Вот и сравнялся месяц со дня рождения сына у Ли Пинъэр. По этому случаю с подарками Гуаньгэ прибыли невестки У, старшая и младшая, золовка Ян, матушка Пань, свояченица У Старшая и жена богача Цяо. Много пришло близких, родных и соседок. Певицы Ли Гуйцзе и У Иньэр, узнав, что Симэнь стал тысяцким и обзавелся наследником, тоже пожаловали в паланкинах с поздравлениями и солидными подарками.
Симэнь устроил в передней зале большой прием. Гостьи пировали за праздничным столом. За ними ухаживали разодетые Чуньмэй, Инчунь, Юйсяо и Ланьсян.
Надобно сказать, что, возвращаясь из управы, Симэнь раздевался обычно в передней. Шутун складывал его одежды и убирал в кабинет. Хозяин не снимал лишь чиновничьей шапки, в которой и удалялся в дальние покои, а по утрам в кабинет за одеждой посылал служанку. Теперь примыкавший к зале западный флигель приспособили ему под кабинет: поставили экраны, ширмы, кровать, столики и стулья. На большом столе разместились тушечница, кисти и книги. Шутун спал у кровати на сундуке с книгами.
Слуга либо спешил пораньше, до прихода хозяина, убрать кабинет, либо, когда тот ночевал в кабинете, утром посылал служанку за одеждой.
Расторопный и смышленый малый, Шутун скоро перезнакомился со всеми служанками и не упускал случая поболтать с ними и позубоскалить. За разговорами да шуточками он особенно привязался к хозяйкиной горничной Юйсяо.
И надо ж было тому случиться! Как-то утром Шутун зажег благовония, сел у окна перед зеркалом, чтобы завязать красной лентой волосы, и тут в кабинет неожиданно вошла Юйсяо.
- Ишь ты, арестант! - завидев слугу, проговорила она. - Все себе брови подводишь, да ресницы красишь, а батюшка уж завтрак кончает, вот-вот придет.
Шутун не обращал на нее внимания и продолжал заниматься прической.
- Куда ты батюшкины одежды убрал? - спросила Юйсяо.
- Там, в головах у кровати лежат.
- Да не эти. Батюшка велел принести белое нижнее платье и темный шелковый халат с золотыми регалиями и круглым воротником.
- Возьми в шкафу, - отвечал Шутун. - Только вчера убрал, сегодня опять подавай.
Юйсяо, не взяв одежды, подошла к нему вплотную и стала глядеть, как он завязывает волосы.
- Ну и чудной ты! - заметила она, шутя. - Ленту красную нацепил, букли выпустил, как старуха.
Юйсяо обратила внимание на его обшитую кисеей белую полотняную рубашку с двумя подвешенными на шнурках кисейными мешочками для благовоний - розовым и зеленым.
- Дай мне этот розовый, - попросила она.
- Любимую вещь просишь, - отвечал Шутун.
- Но парню розовый не к лицу, - пояснила Юйсяо. - Он больше мне подойдет.
- Погоди… - протянул Шутун. - А парень тебе не подойдет?
Юйсяо игриво ущипнула его за руку и сказала:
- Ах ты, арестант! Бахвалишься, будто на базаре всучиваешь картинки с богами - хранителями дверей? Подумаешь, драгоценность какая!
И без лишних объяснений она схватила, порвав шнурки, оба мешочка и сунула в рукав.
- Какая ж ты настырная! - упрекнул ее Шутун. - Гляди, даже пояс оборвала.
Юйсяо в шутку ударила Шутуна, который уже стал выходить из себя.
- Брось дразнить, сестра! - огрызнулся он. - Дай сделать прическу.
- Я вот что хочу тебя спросить, - продолжала разговор Юйсяо. - Не слыхал, куда нынче батюшка собирается?
- На проводы уездного архивариуса Хуа идет, - отвечал Шутун. - У его превосходительства Сюэ прощальный пир устраивают. Возвратится, самое раннее, после обеда. Потом батюшка, кажется, хотел с дядей Ином отнести серебро богачу Цяо. Батюшка дом у него покупает. Там тоже, наверно, без угощения не отпустят.
- Тогда никуда не ходи, меня обожди, - сказала Юйсяо. - Мне с тобой поговорить надо.
- Ладно, - согласился Шутун.
Договорившись о свидании, Юйсяо поспешно подхватила одежды и удалилась в дальние покои.
Немного погодя появился Симэнь и кликнул Шутуна:
- Никуда не отлучайся! Напишешь двенадцать приглашений местной знати по случаю месяца со дня рождения Гуаньгэ и запечатаешь в красные конверты.
Симэнь позвал Лайсина и наказал ему закупить продукты, накрыть столы и приготовить все как полагается к приему именитых гостей. Дайань с двумя солдатами должны были разнести приглашения и позвать певичек. Циньтуна оставили прислуживать гостям.
Отдав распоряжения, Симэнь отбыл верхом на проводы, а Юэнян с остальными женами принимали прибывавших на пир. Гостьи собрались сперва в крытой галерее, где пили чай, а потом проследовали в большую залу, где стоял экран, на котором красовался павлин, лежали тюфяки, расшитые лотосами. Посередине залы располагался пиршественный стол. Четыре певицы музыкой и пением услаждали пировавших.
Симэнь в самом деле возвратился только после обеда. У него тоже был накрыт стол. Он пригласил к себе Ин Боцзюэ и Чэнь Цзинцзи. Они захватили с собой семьсот лянов и пошли напротив, к богачу Цяо, оформить покупку дома.
Женщины продолжали пировать, когда Юйсяо, прихватив серебряный кувшин вина, четыре груши и апельсин, юркнула во флигель, желая угостить Шутуна. Слуги во флигеле не было, и Юйсяо, опасаясь, как бы ее не заметили, оставила кувшин и вышла.
Как на грех, прислуживавший гостьям Циньтун углядел, как в кабинет прошмыгнула Юйсяо и на некоторое время там задержалась. Циньтун решил, что Шутун у себя, и бросился во флигель. Однако Шутуна там не оказалось. Под кроватью же стоял кувшин подогретого вина и фрукты. Циньтун поспешно спрятал фрукты в рукав, кувшин - под одежду и пошел прямо к Ли Пинъэр. Инчунь находилась при хозяйке на пиру, и в комнате с Гуаньгэ оставались кормилица Жуи и Сючунь.
- А где же сестрица? - спросил вошедший Циньтун.
- Она на пиру, матушке прислуживает, - отвечала Сючунь. - А зачем она тебе?
- Да я вот кое-что принес, хотел попросить ее спрятать.
- Что же именно? - поинтересовалась Сючунь.
Циньтун мялся. Между тем Инчунь внесла блюдо жареной гусятины и тарелку посыпанных сладкой пудрой пирожков-розочек с фруктовой начинкой и стала угощать кормилицу.
- Ах ты, арестант! - заметив Циньтуна, воскликнула Инчунь. - Что ты ухмыляешься? Почему в зале не помогаешь?
Циньтун извлек из-под полы кувшин и попросил:
- Будь добра, спрячь куда-нибудь.
- Да ведь в нем гостьям вино подогревать надо, - отвечала Инчунь. - Зачем же ты его взял?
- Не спрашивай! Шутун с Юйсяо спутался, вот она ему в кабинет кувшин вина и принесла, а еще апельсины и груши. Она его угощать собирается, а я их разыграю. Спрячь, сестрица, как следует, а придут искать - не давай, ладно? И мне-таки кое-что перепадет. - Циньтун показал Инчунь апельсин и груши и продолжал: - Я вино больше подогревать не буду. Мне пора собираться. Нынче моя очередь на Львиной ночевать.
- А если заметят пропажу, подымут шум? Тебе же тогда и достанется.
- Но я тут ни при чем! Не я ж кувшин стащил! Кто крадет, тот пусть и дрожит.
Сказав это, торжествующий Циньтун вышел, а Инчунь унесла кувшин во внутреннюю комнату и поставила на стол, но не об этом пойдет речь.
Под вечер пирующие разошлись. Когда стали убирать посуду, недосчитались кувшина. Юйсяо бросилась в кабинет, но его там не было и в помине. Еще одна пропажа! Юйсяо спросила Шутуна.
- Я уходил по делам и ничего не знаю, - отвечал слуга.
Юйсяо всполошилась и начала приставать к Сяоюй.
- Вот взбалмошная потаскуха! - ругалась на нее Сяоюй. - Я чай подавала, а ты с кувшином была, ты же сама вино разливала, чего ж на меня-то сваливать?
Обыскали всюду, но кувшина не нашли. Когда пришла Ли Пинъэр, Инчунь - так, мол, и так - поведала хозяйке о Циньтуне: заходил Циньтун с кувшином и велел мне спрятать.
- Ах он, арестантское отродье! - воскликнула Пинъэр. - Для чего он сюда с кувшином приходил? А в дальних покоях целый переполох поднялся. Юйсяо сваливает на Сяоюй, Сяоюй - на Юйсяо, а та плачет, клянется, не брала. Ступай, отнеси быстрее, а то и тебе попадет.
Инчунь достала кувшин и понесла в дальние покои. Повздорившие служанки между тем направились к Юэнян.
- Да вы ж за посуду отвечали, вы и кувшин потеряли! - заругалась на них Юэнян. - Как вы смеете препираться, вонючки проклятые?
- Я при матушке была, а за посудой она смотрела, - оправдывалась Юйсяо, указывая на Сяоюй.
- Ведь я к супруге У Старшего за чаем ходила. Это ты с кувшином оставалась. Куда ж он исчез? - допытывалась, в свою очередь, Сяоюй. - У тебя мозги, случайно, не покосились, не опустились в зад, а? А то вон как ты раздалась!
- Но сегодня на пиру были только свои! - заметила Юэнян. - Куда он мог деться? Взять его никто не мог. Узнает хозяин, достанется вам.
- Если только батюшка меня изобьет, я тебе, негодяйка, этого не прощу, - заявила Юйсяо.
Пока между служанками шла перебранка, вернулся Симэнь.
- Что за шум? - спросил он.
Юэнян рассказала ему про исчезновение кувшина.
- Ну, поищите спокойно, не торопясь, - посоветовал Симэнь. - К чему же зря крик подымать?
- Да как же тут молчать?! - вставила Цзиньлянь. - Мы, небось, не Ван Миллионщик, чтобы спокойно глядеть, как после каждого пира серебро исчезает. Стерпишь пропажу одну, другую, а там увидишь и мошну пустую.
Этим замечанием, дорогой читатель, Цзиньлянь упрекала Пинъэр. Ведь когда у той вышел месяц со дня рождения сына, тоже пропал кувшин, что уже служило дурным предзнаменованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210