И рассвету радуясь,
пусть светятся глаза,
Сумерками, крадучись,
влечёт твоя звезда.
Хором:
Кабы жизнь не ведала предела,
На Пэнлай душа бы улетела -
Чтобы девице юной, беспечной
Стать сестрицей веселой и вечной.
К самой ночи кончился пир, и все разошлись на ночлег. Симэнь велел приготовить гостям постели с пологами и парчовыми одеялами в гроте Весны и в Зимородковом павильоне. С ними он оставил слуг Шутуна и Дайаня, а сам удалился в задние покои.
На другой день утром к воротам прибыли слуги почтенных лауреата и академика с лошадями. Симэнь ждал гостей в зале, где был накрыт стол.
После того как покормили слуг, хозяин распорядился принести коробки.
Лауреату Цаю он преподнес кусок золотой парчи, два куска тафты, пять сотен благовонных палочек и сто лянов серебром. Академику Аню вручили кусок цветного атласа, кусок тафты, три сотни благовонных палочек и тридцать лянов серебром. Лауреат долго отказывался от таких щедрых подношений.
- Было бы вполне достаточно и десятка лянов, - говорил он. - Почему так много? Сердечно благодарен вам, сударь, за вашу щедрость!
- Брат Цай - другое дело, но я не посмею принять, - заявил Ань Чэнь.
- Что вы, - говорил, улыбаясь, Симэнь. - Это же всего-навсего скромные знаки моего уважения, не больше. Желаю вам, учитель, благополучно прибыть в родные края и жениться. А то, что я вам поднес, быть может, сгодится на чаевые.
Оба гостя вышли из-за стола.
- Подобную щедрость и такое гостеприимство мы не забудем никогда, - повторяли они, благодаря Симэня, и велели слугам убрать подношения.
На прощанье лауреат Цай сказал Симэню:
- Мы покидаем вас. Судьба нас разлучает, но мы будем помнить ваши наставленья, а настанет день вашего возвращения в столицу, мы вас отблагодарим, если только нам будет сопутствовать сколь-нибудь заметное преуспеяние.
- Я буду счастлив вас снова посетить, - сказал господин Ань.
- Не обессудьте, если в моей убогой хижине вам не оказали достойного приема, - говорил Симэнь. - Покорнейше прошу простить великодушно мои оплошности… Еще раз прошу меня простить.
Он проводил гостей до ворот и дождался, пока те не исчезли из виду.
Да,
Они домой держали путь, в парчу облачены,
Зовут мужчинами лишь тех, кто славою сильны.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
СТАРАЯ ФЭН СВАТАЕТ ДОЧЬ ХАНЬ ДАОГО
СИМЭНЬ ЦИН СТАНОВИТСЯ ПОСТОЯННЫМ ГОСТЕМ ВАН ШЕСТОЙ
Медлительны лодки… Когда ж они тронутся в путь!
Хмельной возвращаюсь - вино отуманило взоры.
На море глядел я - тоска разрывала мне грудь,
Теперь утомляют меня бесконечные горы.
А лодочный путник гребца погоняет, спешит:
«Взволнован, растроган, смотрю на закат одиноко.
Как долго средь волн бесконечных мне плыть предстоит?
Печалюсь… Куда мне деваться от грусти глубокой?»
Так вот, проводил Симэнь лауреата Цая и академика Аня, а сам, надев на глаза пылезащитную маску, выехал верхом в сопровождении слуг, которые криками разгоняли с дороги зевак. Заметив старую Фэн, Симэнь велел слуге подозвать ее.
- Батюшка спрашивает, как насчет девицы, - обратился к старухе слуга. - Почему до сих пор не показываешься?
Фэн поспешила к Симэню.
- Переглядела я, сударь, несколько девиц, - начала старуха, - да только все они либо дочери мясников, либо уличных торговцев-разносчиков. С чем же я к вам пойду-то, сударь? Но тут Небо ниспослало и мне удачу: вспомнила одну девицу. Всем хороша, родилась в год лошади, к новому году ей исполнилось всего пятнадцать лет. Не очутись я у нее перед домом, не позови меня ее матушка чайку отпить, мне б она и в голову не пришла. Ей вот только что сделали прическу. Стройная, как кисточка, а какие ножки! А попудрится да нарумянится! А ротик! Словом, чаровница - глаз не оторвешь. Матушка говорит, она родилась в пятый день пятой луны, зовут ее Айцзе - Любимица. Она не одной мне приглянулась, и вам, сударь, как увидите, по душе придется. Не знаю, что вы скажете?
- Вот сумасшедшая старуха! - заругался Симэнь. - Что я - себе ее беру, что ли? Зачем она мне?! У меня и без нее вон их сколько! Пойми, меня господин Чжай из столицы просил, а он - дворецкий самого императорского наставника его превосходительства Цая. Ему вторая жена нужна, для продолжения рода. Найдешь подходящую - и тебя не обидит. А ты о ком говоришь-то? Принеси о ней сведения, посмотрим.
- Да вот о ком, сударь, - начала Фэн. - Не за тысячу верст живет, а рядышком - за каменной стенкой от вас. О дочери вашего приказчика Ханя речь веду. Если пожелаете, сударь, я с ее родителями поговорю, а там и о смотринах условимся. Так что не волнуйтесь, сударь.
- Ладно, ступай, - наказал ей Симэнь. - Если отец даст согласие, принеси о ней сведения. Дома поговорим.
Фэн пообещала, на том они и расстались.
Дня через два Симэнь сидел в зале, когда появилась старая Фэн и протянула хозяину бумагу. «Девица из рода Хань, на пятнадцатом году жизни, рождения пятого дня в пятой луне», - прочитал Симэнь.
- Ваше мнение, сударь, я передала родителю, - заговорила старуха. - Если, говорит, батюшка окажет нам такую честь, то большего счастья дочке и желать не придется. Только, говорит, мы бедны, нет у нас приданого…
- Скажи ему, - прервал ее Симэнь, - нитки с него не потребуется. Наряды, украшения, коробки и сундуки с приданым, - сам всем обеспечу и сверх того двадцать лянов дам. Пусть только сошьют туфельки, да отцу к назначенному сроку придется самому дочку в столицу проводить. Ее ведь не в простые наложницы берут. Дворецкий Чжай сына от нее ожидает. Подарит сына или, на худой конец, дочь - богатыми да знатными сделает, живи не тужи.
- Они просили узнать, когда вы соизволите поглядеть барышню, - спросила Фэн, - чтобы накрыть стол…
- Раз согласны, завтра же загляну, - сказал Симэнь. - Тянуть больше нельзя. Мне и так не раз напоминали. А им скажи, чтобы не тратились. Чашку чаю выпью и уйду.
- Вы уж их не обижайте, сударь, - заметила старая Фэн. - Вам угощение, конечно, не в диковинку, а все ж посидите у них хоть немножко. Неловко как-то, если хозяин от приказчика выйдет раньше, чем порог переступит.
- Не дело ты говоришь! - возразил Симэнь. - Некогда мне, я человек занятой.
- Тогда я предупрежу их.
Старая Фэн пошла прямо к Хань Даого и подробнейшим образом передала весь разговор его жене - Ван Шестой.
- Прочитал хозяин про твою дочку, - говорила она, - так и просиял. Скажи, говорит, с них нитки не потребуется. Нарядами да приданым сам обещал заняться и вам двадцать лянов посулил поднести в подарок. Пусть, говорит, заготовят барышне туфельки, а больше ничего не нужно. Да! Родителю, говорит, придется проводить дочку, а через годик-полтора родит она сына, подвалит тогда и вам счастье. Богатыми да знатными станете - живите не тужите. Он завтра после службы к вам пожалует. Просил ничего не готовить. Чашку чаю выпьет и уйдет.
- Будет уж болтать-то! - удивилась Ван Шестая. - Правда, что ли?
- Мне ж сам ваш хозяин так сказал! - уверяла ее Фэн. - Неужто буду обманывать?! Некогда ему рассиживаться. Он деловой человек, посетители к нему так чередой и идут.
Слушала ее Ван Шестая, а сама ставила на стол вино и закуски. После угощения Фэн откланялась. К вечеру воротился домой Хань Даого, и они с женой держали совет. Рано утром он отправился к Высокому колодцу за свежей вкусной водой, купил лучших фруктов и орехов и только потом пошел в лавку торговать. Ван Шестая осталась дома. Ярко накрашенная и напудренная, она начисто вымыла руки, подстригла ногти и оделась в пестрые праздничные наряды. Вычистив чарки и чашки, приготовив орехи, она заварила густой чай и стала поджидать Симэнь Цина. Прибраться ей помогла старая Фэн.
Симэнь из управы заехал домой переодеться. Прикрыв глаза маской от пыли, он верхом направился к Хань Даого. Его сопровождали Дайань и Циньтун.
Когда Симэнь спешился, старая Фэн пригласила его в дом и предложила присаживаться. Через некоторое время Ван Шестая вывела дочь Айцзе. Симэнь не обратил особого внимания на барышню, зато не спускал глаз с хозяйки. Высокая и стройная, со смуглым, овальным, как тыквенное семечко, лицом, обрамленным локонами, она была в лиловой тафтяной кофте, темной с красной вышивкой атласной безрукавке и бледно-зеленой юбке, из-под которой выглядывали изящные ножки, обутые в остроносые, отделанные золотой бахромой туфельки. На их черном, как вороново крыло, поле тем отчетливее выступали узорные облака.
Да,
Пока ее характер неизвестен мне,
Но красотой и вкусом восхищен вполне.
Только поглядите:
Она медлительна, томна. Излишни ей и пудра, и помада. Чары подарены природою самой. Нежна и грациозна. Белил коснуться лень. Ее удел -изяществом и красотой блистать. Изогнутые брови - как далеких гор отроги, глаза - чисты, как осенняя вода. Алые уста, приоткрытые едва, манят неистовых шмелей и мотыльков. Тонкий стан, перевязанный искусно, влечет, рождая сладостные чувства. Она - либо на тайное свидание спешащая Инъин, либо игрой на арфе увлеченная Чжо Вэньцзюнь.
Чем пристальнее всматривался в нее Симэнь, тем учащенней билось у него сердце, тем больше мутилось в глазах. Он едва сдерживал себя. «Вот, оказывается, какая у Хань Даого жена-красавица, - думал он. - Не удивительно, что к ней приставали молодцы». Он перевел взгляд на ее дочь. Она была тоже хороша собой. «А чем плоха барышня? - мелькнуло у Симэня. - Да и с чего б у матери-красавицы быть дурной дочери?»
Ван Шестая поклонилась Симэню и велела Айцзе представиться гостю. Та порхнула в сторону Симэня. Концы ее расшитого пояса развевались, словно цветущая ветка, колеблемая легким ветерком, склонилась она в земном поклоне и отошла в сторону. Старая Фэн поспешно подала чай. Ван Шестая взяла у нее чашку, тщательно обтерла ее и велела поднести Симэню, который тем временем оглядывал барышню с головы до ног.
Черные, как тучи, локоны красовались у нее на висках. Нельзя было без волнения смотреть на ее напудренное личико и подведенные брови. Она походила на одинокий цветок, нежный и прекрасный. Прелестное создание, она вся благоухала ароматом.
Симэнь велел Дайаню достать два парчовых платка, четыре золотых кольца и двадцать лянов серебром, а старой Фэн положить их на чайный поднос. Ван поспешно надела дочке золотое кольцо. Та, обернувшись к Симэню, поклонилась в знак благодарности и удалилась.
- На этих днях придется взять барышню ко мне в дом, - начал Симэнь, обращаясь к Ван. - Надо будет наряды пошить. А это серебро пусть пойдет на туфли и бинты.
Ван земным поклоном поблагодарила Симэня.
- Вы нас и так одели с головы до ног, батюшка, - говорила она. - А теперь вам из-за дочки столько хлопот. Вы нас с мужем так облагодетельствовали, что нам по гроб не расплатиться. Не знаю, как и благодарить вас за такие щедрые дары.
- А хозяина нет? - спросил Симэнь.
- Мы с ним утром совет держали, - отвечала Ван. - Он сейчас в лавке. Я его завтра же утром к вам отправлю. Пусть поблагодарит как полагается.
Ван Шестая оказалась на язык бойкой. Она то и дело называла Симэня батюшкой, чем он был весьма тронут.
- Передай мужу, что я сказал, - проговорил он перед уходом. - Я пойду.
- Посидели бы еще немножко, батюшка.
- Нет, не могу. Симэнь направился прямо домой и рассказал обо всем Юэнян.
- Вот видишь, нити брачных уз, оказывается, связывают нареченных судьбою и за тысячи ли, - заметила Юэнян. - Если дочь Ханя так хороша, стало быть, не напрасно хлопотали.
- Завтра же надо будет взять барышню в дом, - заявил Симэнь. - Пусть у нас поживет, пока не сошьют наряды. А на головные украшения надо сейчас же лянов десять мастерам отнести.
- Разумеется, и чем скорее - тем лучше, - поддержала хозяйка. - Хорошо бы, отец сам направил ее в столицу. Надеюсь, своих людей посылать не придется?
- А поедет Хань, значит, лавку закрыть придется? - вслух размышлял Симэнь. - Ну да ладно. А все-таки Лайбао пусть тоже поедет. Он, кстати, узнает, в целости ли доставил гонец мои подарки высокому зятю Чжаю.
Однако хватит болтать.
Дня через два Симэнь послал за барышней слугу. Ван купила подарки и сама проводила дочь.
- Примите, сударыня, эти скромные знаки внимания, - обратилась она с поклоном к Юэнян и остальным женам хозяина. - Мы с мужем не в силах выразить благодарность батюшке с матушкой и всем вам, сударыни, за честь, какую вы оказали моей дочери, и прошу простить за причиненное беспокойство.
Ее сначала угостили чаем в покоях Юэнян, а потом приняли в большой гостиной. Вместе с Юэнян были Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь и Пинъэр.
Симэнь приобрел для барышни кусок красного и кусок зеленого шаньсийского шелка, а также тафты и тонкого шелка на нижнее белье и позвал портного Чжао сшить ей тканые золотом парчовые одежды, в первую очередь красное с цветными узорами атласное платье. Ван Шестая успокоила дочь и к вечеру ушла домой. Симэнь потом закупил для невесты крапленые золотом сундуки и корзины, туалетные коробочки и зеркало, шкатулки, медные тазы, цинковые ведра и другие необходимые вещи, на что ушел не один день.
Когда все приготовления закончились, в столицу было отправлено письмо с уведомлением, что невеста выезжает в девятой луне десятого дня.
Симэнь взял из управы четверых гонцов и двоих вооруженных луками и стрелами солдат, а Лайбао и Хань Даого наняли четверку лошадей. Сопровождаемые охраной экипажи и теплый паланкин двинулись в Восточную столицу, но не о том пойдет речь.
Оставшись одна в осиротевшем доме, Ван Шестая проплакала дня три. Как-то у Симэня выпало свободное время, и он решил заглянуть на Львиную. Старая Фэн угостила его чаем, а он поднес ей лян серебром.
- Это тебе на обновку за хлопоты с дочерью Ханя.
Благодарная старуха отвесила земной поклон.
- А к ней не заходила? - поинтересовался Симэнь.
- Как не заходить! - воскликнула старуха. - Дня не пропускала.
С ней время коротаем, как с дочкой рассталась, и дом-то опустел. Дочь ведь ей опорой и поддержкой была, друг от дружки ни на шаг. Сколько дней она плакала, только вот немножко в себя приходить начала. Досталось, говорит, батюшке с дочкой моей забот. Обо мне все беспокоится. Отблагодарил ли тебя, спрашивает, батюшка. Занят, отвечаю, батюшка, не смею беспокоить. Сколько, говорю, даст, на том и спасибо. Она мне тоже посулила. Вот приедет, говорит, сам, щедро наградит.
- Да, он не с пустыми руками воротится, - подтвердил Симэнь и, убедившись, что никого нет, зашептал старухе на ухо: - Когда к ней пойдешь, намекни при случае: я, мол, не прочь бы ее навестить. Интересно, что она скажет. Может, согласится. А я зайду, узнаю, ладно?
Старуха лукаво усмехнулась и, прикрыв рот рукой, заговорила:
- Вам бы, сударь, дома посиживать да пеночки слизывать, удочку закинуть да сразу и рыбку поймать. Только что дочку поймали, теперь и мамашу подавай? Ну, погодите, вечерком стыд поборю и поведаю ей ваше желание. А вы ее плохо знаете. Она ведь сестра мясника Вана, вон с той улицы, шестая в семье, в год змеи родилась, ей около двадцати девяти. Собой, верно, хороша, но никому еще не удавалось ее покорить. Я ей скажу, а вы завтра приходите.
- Да, да, скажи, - попросил Симэнь и поскакал верхом домой.
Проводив его за ворота, Фэн пообедала, заперла ворота и не спеша двинулась в Кожевенный переулок к Ван Шестой.
Хозяйка открыла ворота и пригласила ее в дом.
- А я вчера лапши наварила, все тебя ждала, - проговорила она. - Куда ж ты пропала?
- Собиралась к тебе заглянуть, - отвечала старуха, - да с делами замешкалась. Так и не выбралась.
- А у меня и рис как раз сварился, - опять стала потчевать ее хозяйка. - Или лапши с мясом поешь?
- Только из-за стола, - отказывалась Фэн. - А чайку выпью.
Ван заварила ей густого чаю, а сама принялась за лапшу. Старуха глаз с нее не сводила.
- Видишь, как мне тяжело, - говорила хозяйка. - Бывало, с дочкой-то и тоски не знала, а теперь дом совсем опустел. Какая скука! И за что ни возьмись, все самой делать приходится. Смотри, на кого стала похожа! Кухарка - да и только! Чем так жить, лучше умереть. Разве у меня на душе будет когда покойно?! Дочку вон в какую даль занесло. И захочешь повидаться, да не тут-то было.
Она громко зарыдала.
- Так уж отродясь повелось, - успокаивала ее старуха Фэн. - Где сын, так жизнь кипит, где дочь, там тоска царит. Хоть век держи при себе дочь, все равно придется расстаться. Сейчас ты убиваешься, а добьется дочка расположения, родит сына или хотя бы дочь, и вам улыбнется счастье. Старуху тогда и не вспомнишь.
- В знатном доме либо вознесут до небес, либо свалят в яму, - отвечала Ван. - Кто знает, что будет… Пока она возвысится, наши с отцом и кости-то истлеют.
- Зачем же так говорить? - прервала ее Фэн. - Ваша барышня не глупышка какая-нибудь. Иль не рукодельница-мастерица! Богатство, говорят, за подолом тянется. Нечего за нее горевать!
Так говорили они довольно долго. Дальше - больше, речь зашла совсем о другом.
- Не осуди меня, глупую, - начала Фэн. - Хочу тебя спросить, неужто тебе не страшно вечерами одной, без мужа в пустом доме сидеть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210