Если ты захотела быть приемной дочерью, так и скажи. Чего тут особенного?! Мы ж тебе мешать не собираемся! Так нет - скрывает. А я-то смотрю, чего это она на хозяйкин кан уселась? Сидит, модничает. Я, мол, хозяйкина приемная дочь. Орехи колет и в коробку складывает. Хозяйкиными служанками командует: то ей подай, другое принеси. А на нас уж и свысока глядит. Я сперва тоже не знала. Мне потом матушка Шестая потихоньку сказала: Гуйцзе, говорит, хозяйке туфельки сшила, коробку пирожков купила, двух уток, блюдо потрохов и два кувшина вина в подарок поднесла. Давно, говорит, с самого утра в паланкине пожаловала.
Ин Боцзюэ выслушал ее рассказ со вниманием.
- Ладно, коли так, пусть с хозяйкой остается, - начал он. - Но пусть только покажется, я еще ее подразню, я ей покажу! Это она наверняка со своей хозяйкой, старой блудницей, все обмозговала. Батюшка, дескать, служить стал, тем более правосудие вершит. Во-первых, страх взял перед его могуществом, во-вторых, перепугалась - редко, мол, теперь их навещать будет, вот и решили породниться. Так, мол, и связь не разорвется, и в дом будет вхожа. Разве я не прав?! Я тебе вот что посоветую: пусть она будет приемной дочерью Старшей госпожи, а ты тоже купи подарки да обратись к госпоже Шестой, назови ее своей приемной матерью, а? Тем более, ты была близка с батюшкой Хуа, ее покойным мужем. Каждый свою дорогу избирает, а? Правильно я говорю? А на Гуйцзе не сердись.
- Вы правы, батюшка! - согласилась Иньэр. - Я поговорю с мамашей.
Она наполнила Ину кубок вина и отошла к другому гостю. Перед Ином оказалась Юйчуань.
- Как ты любезна, сестрица Юйчуань! - воскликнул Ин Боцзюэ. - Прошу, не утруждай себя поклонами. Скажи, что делает твоя сестрица?
- Моя сестрица давно уж занята с гостем, - отвечала певица, - и никуда не может из дому отлучиться.
- Помнится, в последний раз я беспокоил вас в пятой луне, - говорил Ин, - и с тех пор мне не довелось видеться с твоей сестрой.
- Что же вы, батюшка, тогда не пожелали у нас побыть? - спросила Юйчуань. - Так рано ушли!
- Но ведь тогда, кроме меня, было двое, вспыхнула ссора… - говорил Боцзюэ. - А потом меня ждал и почтенный господин Симэнь, вот я и удалился.
Ин Боцзюэ осушил кубок, и Юйчуань стала наполнять его вином.
- Хватит, хватит! - запротестовал Ин. - Достаточно! Я больше не могу.
- Выпейте, батюшка, не спеша, а я вам спою.
- Как ты узнала, моя дорогая, что мне больше всего по душе! - воскликнул польщенный Ин. - Говорят, воспитывая сына, не жди от него, чтоб он золотом ходил, серебром мочился, а пожелай, чтобы он умел угодить родителю своему. Да, красоткам из «Прекрасной весны» нечего волноваться за свою судьбу. Зато потаскухи, негодницы из дома Чжэн - вот задиры, только и глядят, как бы увильнуть. Если не захотят, петь не станут.
- Заткни свой поганый рот, Попрошайка! - оборвала его Чжэн Айсян. - Ишь, разошелся!
- Хочешь, чтобы пела, а сам, сукин сын, к ней пристаешь, - заругался Симэнь.
- Это я за прошлое, - отвечал Ин. - Раз вином угощать взялась, то почему же петь не может? Я три цяня серебром даю. Хочу, чтоб потрудилась потаскушка - жернов немножко повертела.
Хань Юйчуань взяла лютню и спела гостям короткую арию.
- Что же ты Гуйцзе не зовешь? - обратился Ин к Симэню.
- Не пришла она сегодня, - отвечал хозяин.
- Не морочь мне голову! - возразил Ин. - Она в дальних покоях. Только что слыхал ее голос. - Обернувшись к Дайаню, он крикнул: - Ступай в дальние покои да позови ее поскорее!
- Вы ослышались, дядя Ин, - проговорил слуга, оставаясь на месте. - У матушки в гостях сестрица Юй. Она, должно быть, и пела.
- Ах ты, болтун, - закричал Ин. - И ты мне зубы заговаривать?! Я вот сейчас сам пойду позову.
- Ну, ладно, брат, позови уж Гуйцзе, - обернулся к хозяину Чжу Жинянь. - Пусть хоть вином угощает, петь не будем просить. Знаю, она удостоилась высокой чести.
Симэнь уступил, наконец, настояниям друзей и велел Дайаню пригласить Гуйцзе.
Гуйцзе между тем с лютней в руках сидела в покоях Юэнян и пела старшей невестке У, золовке Ян, матушке Пань и остальным хозяйкиным гостьям.
- Кто тебя прислал? - спросила она вошедшего Дайаня.
- Батюшка послал за вами, просит вас поднести гостям вино, ответил слуга.
- Ну и хитер же батюшка! - заговорила Гуйцзе. - Ведь я же говорила, что не пойду к гостям, а он все-таки за мной посылает.
- Батюшка не хотел, да гости уговорили, - пояснил Дайань.
- Ну ладно, - заметила Юэнян, - ступай наполни им кубки и приходи.
- Правда, батюшка тебя послал? - все еще выпытывала слугу Гуйцзе. - А может, Попрошайка Ин? Тогда ни за что не пойду.
Гуйцзе подошла к туалетному столику Юэнян, поправила прическу и платье, а потом пошла к гостям.
Ее высокую прическу, обильно украшенную жемчугами и бирюзой, стягивала серебряная сетка, по краям которой были воткнуты золотые шпильки самой причудливой формы. На ней была шелковая кофта цвета водяной лилии и бирюзовая тонкая юбка, из-под которой выглядывала пара остроносых и необыкновенно изящных красных туфелек, расшитых мандаринскими уточками. Напудренное личико украшали подвески. Обернувшихся в ее сторону гостей окутал дивный аромат.
Гуйцзе отвесила присутствующим земной поклон и, стыдливо прикрываясь позолоченным веером, наполнила Симэню чарку, встав напротив хозяина. Тот велел Дайаню поставить парчовое кресло рядом с богачом Цяо, а певице - поднести почетному гостю вина.
- Не извольте беспокоиться! - проговорил Цяо, поспешно кланяясь. - Здесь присутствуют и почтенные господа.
- Пусть начнет с вас, милостивый государь, - отозвался хозяин.
Гуйцзе высоко подняла золотой кубок. Ее газовые рукава слегка заколыхались, когда она подносила вино богачу Цяо.
- Садитесь, прошу вас, почтеннейший господин Цяо, - вставил Ин Боцзюэ. - И пусть она ухаживает за вами. Ведь такая уж у них служба, у этих размалеванных девиц из «Прекрасной весны».
- Но позвольте, ваша милость, - возразил Цяо, - эта барышня стала дочкой нашего почтеннейшего хозяина. Как же я осмелюсь ее беспокоить? Нет, не могу я этого допустить.
- Не волнуйтесь, ваша милость! - успокаивал его Ин. - Когда хозяин занял высокий пост, ей не захотелось оставаться в певицах. Вот она и подалась к нему в дочери.
Гуйцзе покраснела.
- Чтоб тебе провалиться, - возмутилась она. - Болтает всякую чушь!
- В самом деле? - удивился Се Сида. - А мы и не слыхали. Тут все в сборе. Так давайте соберем по пять фэней и поздравим старшего брата с обретением приемной дочки.
- Главное все же - стать чиновником, - подхватил Ин Боцзюэ. - Испокон веков говаривают: не бойся чиновника, бойся власти его. А раз у брата и дочка появилась, придется новую племянницу спрыснуть.
- Тебе, сукин сын, только бы ерунду городить да лясы точить, - заругался Симэнь.
- А вот тебе и отбросы годятся - вон какие ножи из них вытачиваешь, - ответил Ин Боцзюэ.
- Раз Ли Гуйцзе стала приемной дочкой батюшки, так тебе, Попрошайка, надо бы в приемные сынки определиться, - вставила Айсян, наливая чарку свояку Шэню. - Что в лоб, что по лбу - что приживала, что приемыш.
- Ах ты, потаскушка! - рассердился Ин Боцзюэ. - Что тебе, жить надоело, что ли? Иль молитвы позабыла? Погоди, заставлю Будде кланяться!
- Сестрица, ты и за меня отчитай этого Попрошайку как следует, - поддержала ее Ли Гуйцзе.
- Да плюнь ты на него! - говорила Айсян. - Он на вид - из южного заречья тигр-копьеносец, а внутри - с восточного склона тряпка-рогоносец.
- Ишь ты, потаскуха! - крикнул Ин Боцзюэ. - Будешь меня учеными словами поносить?! Ладно, я молчу. Но стоит мне только принять снадобье «белый черт», как у твоей матери и пояс оборвется. Погоди у меня, я еще тебе покажу, на что я способен! Попомни меня, кто в битвы водит рать, от того пощады нечего ждать.
- Ладно, сестрица, будет его на грех наводить, - сказала, наконец, Гуйцзе. - Видишь, разозлился не на шутку.
- Попрошайка Ин на одну телегу с уродинами угодил, - засмеялась Айсян, - да такими страшными, что все нутро воротит. Попал, выходит, из огня да в полымя.
- Ишь, какие задиры! - возмутился Боцзюэ. - Только кому вы нужны?! Не волнуйтесь, и без вас как-нибудь обойдемся.
- Вон как режет! - продолжала Гуйцзе. - Да язык-то без костей. Дай только волю - всем челюсти свернет. Батюшка, да что ж вы сидите? Видите, как нас оскорбляют!
- Ну, чего ты к ним пристаешь, сукин ты сын? - не выдержал Симэнь. - Видишь, они вино подают. Зачем их дразнишь, стервец?
Симэнь подошел к Ину и дал ему шлепка.
- Если ты нашла защиту, думаешь, я тебя испугаюсь? - проговорил Боцзюэ. - Нет, вы только прислушайтесь, каким нежным голоском она зовет: «Батюшка!». Прогоните ее от стола - слишком честь велика! А ну-ка принесите инструменты и пусть поет, а то в дальних покоях вон сколько пела.
- Разбушевался воевода - нет на него управы! - ворчала Юйчуань.
Но хватит о шутках на этом пиру среди цветов на узорном ковре.
Расскажем теперь о Пань Цзиньлянь. После появления у Пинъэр сына Симэнь стал больше ночевать в ее покоях. Цзиньлянь, возмущенная такой несправедливостью, безумно ревновала. Пока Симэнь пировал в передней зале, она перед туалетным столиком искусно подвела мотыльки-брови, поправила прическу-тучу, слегка подвела губы и, расправив платье, вышла из комнаты.
В покоях Пинъэр послышался плач младенца.
- Что это он так плачет? - спросила Цзиньлянь, входя в комнату. - А где же его мама?
- Матушка в дальние покои пошла, - объясняла кормилица Жуи, - Гуаньгэ за ней потянулся, вот и расплакался.
Цзиньлянь заулыбалась и, протягивая к малышу руки, принялась с ним играть.
- Вон ты какой малюсенький, совсем крошка, - говорила она, - а уж маму свою знаешь. Пойдем, поищем маму, а?
Она хотела было развернуть Гуаньгэ, но ее остановила Жуи:
- Не берите его, матушка. Он вам платье запачкает.
- Ну и что ж такого?! - возразила Цзиньлянь. - Положи только пеленку.
Она взяла Гуаньгэ на руки и понесла в дальние покои. У внутренних ворот она подняла младенца высоко над головой. Юэнян тем временем в коридоре присматривала за женами слуг, занятыми стряпней и раскладкой кушаний. Пинъэр и Юйсяо готовили в комнате воздушные пирожные.
- Мама! - глядя с улыбкой на младенца, крикнула Цзиньлянь. - Что ты тут делаешь, мама? Смотри-ка, а мы за мамой пришли.
- В чем дело, сестрица? - обернувшись к Цзиньлянь, спросила Юэнян. - Мама здесь, но к чему ж ребенка выносить? Зачем поднимать? Еще, чего доброго, испугаешь. Мама там, в комнате. Сестрица Ли, поди сюда! - крикнула хозяйка. - Гляди-ка, сынок за тобой пришел.
Ли Пинъэр тот же час выбежала из комнаты и увидела Цзиньлянь с Гуаньгэ на руках.
- Ты ж, сынок, так хорошо играл с мамкой, - говорила Пинъэр, и вдруг к маме захотел, да? Смотри, сестрица, как бы платье тебе не намочил.
- Знаешь, как он плакал, к тебе просился! - сказала Цзиньлянь. - Пришлось тебя искать.
Пинъэр распахнула кофту и взяла у Цзиньлянь младенца.
- Заверни как следует и неси домой, - наказала Юэнян, поиграв немножко с Гуаньгэ. - А то еще испугается.
Пинъэр вошла к себе и сказала Жуи:
- Если заплачет - побаюкай, а я скоро приду. - Пинъэр, понизив голос, продолжала: - Зачем ты дала его матушке Пятой?
- Я не давала, а она все свое, - ответила Жуи.
Пинъэр подождала, пока Жуи кормила и укладывала ребенка.
Гуаньгэ успокоился и уснул, но немного погодя внезапно, будто чем-то испуганный, пробудился и расплакался, а в полночь его то знобило, то бросало в жар. Он плакал и не принимал грудь. Пинъэр переполошилась.
Тем временем в передней зале кончился пир, и Симэнь отпустил певиц. Юэнян подарила Гуйцзе бархатное платье с золотой отделкой и два ляна серебра, но говорить об этом подробно нет надобности.
Когда Симэнь вошел к Пинъэр проведать сына, тот продолжал плакать.
- В чем дело? - спросил Симэнь.
Пинъэр не стала ему говорить, как Цзиньлянь выносила ребенка.
- Сама не знаю, что случилось, - только и сказала она. - Уснул спокойно, а потом расплакался и грудь не берет.
- Побаюкай как следует, - сказал он и обрушился на Жуи: - Чем ты только занимаешься? За ребенком углядеть не может, испугала, наверно.
Симэнь пошел сказать Юэнян. Та знала, что младенца напугала Цзиньлянь, но от Симэня скрыла, сказав лишь:
- Надо будет завтра же тетушку Лю позвать, пусть поглядит.
- Только этой старой карги и не хватало! - запротестовал Симэнь. - Будет тут со своими иглами да прижиганиями ворожить. Нечего ее звать! Надо пригласить настоящего детского врача, из императорской лечебницы.
- Ребенку всего-то месяц от роду, - не соглашалась с ним Юэнян. - Зачем ему какой-то лекарь?!
На другой день она отправила Симэня в управу и послала слугу за тетушкой Лю, которая сказала, что ребенок страдает от испугу. Ей дали три цяня серебром. Гуаньгэ напоили лекарством, и он, успокоившись, уснул, а перед тем сосал грудь. Пинъэр почувствовала такое облегчение, будто камень с плеч свалился.
Да,
Что душу нам терзает ежечасно,
Высказывать другим небезопасно.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ПОТЕРЯВЩЕГО КЛЮЧ ЦЗИНЦЗИ ЗАСТАВЛЯЮТ ПЕТЬ
ХАНЬ ДАОГО ПОПУСТИТЕЛЬСТВУЕТ БЛУДОДЕЙСТВУ ЖЕНЫ
Судьбу свою не вызнать наперед.
Не по трудам приходит нам почет.
Зря копит шелк и слитки целый век,
Коль немощен пред Небом, человек.
Волнения земные все пусты,
Будь равнодушен к миру суеты.
А добродетель для чего, зачем?
Коль не над ней смеются, так над чем?
Итак, возвратясь из управы, Симэнь первым делом спросил Юэнян:
- Как Гуаньгэ? Полегчало? А за врачом посылали?
- Звали тетушку Лю, - отвечала хозяйка. - После ее лекарства стало лучше: покормили, и уснул спокойно.
- И ты веришь этой старой потаскухе? - удивился Симэнь. - Надо было детского лекаря пригласить. Хорошо, если обойдется, а то она у меня в управе тисков отведает.
- Зачем человека понапрасну ругать? - возмущалась Юэнян. - От ее лекарства ребенок стал поправляться, а ты бранишься?
Служанка подала на стол.
Только Симэнь поел, появился Дайань и доложил:
- Дядя Ин прибыл.
- Проводи дядю Ина в крытую галерею и угости чаем, - распорядился хозяин и, обращаясь к Юэнян, продолжал: - Со стола не убирай. Пусть отнесут в галерею. Я скоро приду, а пока вели зятю, чтоб занял гостя.
- Куда ты его вчера утром посылал? - спросила Юэнян. - Он только что вернулся.
- Дело в том, что на постоялом дворе за городом остановился знакомый Ину хучжоуский купец Хэ Гуаньэр, - объяснял Симэнь. - У него на пятьсот лянов шелковой пряжи и сырца, а он домой торопится, хочет продать дешевле. Я даю четыреста пятьдесят лянов и еще вчера отправил с Ином и Лайбао на образец пробы два серебряных слитка. Сделка состоялась, и я по договоренности обязан нынче оплатить всю партию. У нас ведь на Львиной дом пустует, вот я и думаю освободить две комнаты по улице да открыть лавку пряжи. Надо бы нанять приказчика, а то Лайбао ведь теперь на службе у Юньского князя. Пусть и остаются там вдвоем с приказчиком. И дом под присмотром будет, и торговля пойдет.
- Да, надо будет нанять приказчика, - согласилась Юэнян.
- Брат Ин назвал мне своего знакомого Ханя. Как раз в пряже разбирается. Правда, денег у него нет, дома сидит без дела. И язык у него, говорит, хорошо подвешен, и писать, и счет вести мастак. Надежный, одним словом, человек. Брат Ин не раз мне рекомендовал и поручался. Надо будет, чтоб прислал, контракт заключим.
Симэнь отвесил четыре с половиной сотни лянов серебра и вручил Лайбао. Чэнь Цзинцзи между тем сидел с Ин Боцзюэ. Закуски они съели, и Ин сгорал от нетерпения. Появление Лайбао с серебром привело его в неописуемый восторг.
- После вчерашнего пира, брат, никак пораньше встать не смог, - проговорил он, отвешивая Симэню поклон.
- Четыреста пятьдесят лянов я отвесил, - проговорил Симэнь. - Лайбао упаковал, и надо будет сегодня же, поскольку счастливый день, нанять и возчиков. Сложим на Львиной, и на душе будет покойно.
- Твоя правда, брат, - поддакнул Ин Боцзюэ. - А то пока мы тут мешкаем, этот чужак выкинет еще, чего доброго, фортель. А уж заберем товар, тогда не сунется.
Они с Лайбао оседлали коней и, захватив серебро, отправились за город на постоялый двор, где и совершили сделку. Ин Боцзюэ, само собой разумеется, надул Хэ Гуаньэра. Выдав ему четыреста двадцать лянов, Ин прикарманил целых тридцать лянов, а Лайбао показал всего лишь девять лянов, половиной из которых и поделился со слугой.
Нагруженные повозки въехали в город. Товар свалили в пустом доме на Львиной и доложили Симэню. Тот велел Ин Боцзюэ выбрать счастливый день и привести приказчика Ханя.
Это был невысокий, приятной наружности человек лет тридцати, речистый и бойкий, вместе с тем весьма покладистый. Симэнь тотчас же заключил с ним контракт. Получив деньги, Хань Даого и Лайбао наняли красильщиков и открыли на Львиной лавку по продаже шелковой пряжи всех цветов. За день выручали не один десяток лянов серебром, но не о том пойдет речь.
Быстро летело время, как челноки сновали дни и луны. Наступила середина восьмой луны - день рождения Юэнян. После угощения хозяйка оставила у себя погостить старшую невестку У, матушку Пань, золовку Ян и двух монахинь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210