- Если же замечу подобное в дальнейшем, разделаюсь по всей строгости закона. Так и попомни!
Вызвали Пинъаня.
- Ну, а ты рабское отродье, - обратился к нему начальник. - Мало того, что обокрал, да еще и оклеветал хозяйку. А ну как остальные начнут с тебя пример брать, тогда никому и слуг держать не захочется. - Чжоу кликнул подручных. - Всыпать три десятка больших батогов палок! А вещи опечатать и вручить владельцу.
Начальник вызвал У Второго. Тот протянул доверенность на получение вещей, которые и были ему возвращены. До дома Симэнь Цина У Второго сопровождал с визитной карточкой Чжан Шэн.
Довольная таким оборотом дела Юэнян угостила Чжан Шэна и одарила ляном серебра. Чжан Шэн по возвращении доложил начальнику Чжоу и Чуньмэй, как его приняла Юэнян.
Приставу У Дяньэню этот арест Пинъаня обошелся в кругленькую сумму.
Юэнян возвратила владельцу его головные украшения и позолоченный крючок.
Убедившись, что это те самые заложенные вещи, он ни слова не говоря ушел. А приказчик Фу от расстройства схватил лихорадку и, хотя чем его только ни лечили, дней через семь, увы, испустил дух. После пережитой неприятности Юэнян решила распродать вещи по собственной цене их владельцам и закрыла лавку. Теперь на повседневные расходы у нее осталась только лавка лекарственных трав, где управлялись брат У Второй и Дайань, но не о том пойдет речь.
Однажды У Юэнян послала за тетушкой Сюэ и, когда та явилась, она вручила ей три ляна серебра.
- Я не возьму, - отказывалась сваха, а то узнает матушка, обидится на меня.
- Я не могу тебя отпустить с пустыми руками, - говорила Юэнян. - Сколько я тебе хлопот доставила! А ты ей не говори.
Юэнян купила четыре блюда закусок, свиную тушу, жбан южного вина и кусок шелку, чтобы отблагодарить Чуньмэй, и попросила тетушку Сюэ сопровождать Дайаня. Слуга, одетый в темное шелковое платье, нес в крашеной золотом шкатулке лист подношений. Они проследовали в дальнюю половину дома. Сюэ провела Дайаня в залу, куда к ним вышла Чуньмэй. На голове у нее красовались золотые шпильки, брошь-феникс и шапка с золотым «мостиком». Одета она была в узорную кофту и парчовую юбку. Ей прислуживала целая свита горничных и кормилиц.
Дайань пал ниц и бил челом. Чуньмэй распорядилась накрыть стол, чтобы угостить Дайаня.
- Но что я такого сделала! - говорила она. - Напрасно так беспокоилась твоя матушка. Сколько всего прислала! Ввела я ее в расходы! Господин Чжоу наверняка не решится принять столь щедрые подношения.
- Из-за Пинъаня моей матушке пришлось причинить вам с батюшкой столько хлопот, - говорил Дайань. - Примите, прошу вас, эти скромные знаки признательности. Они вам сгодятся угостить слуг.
- Неудобно как-то, - заметила Чуньмэй.
- Если вы не примите, дорогая моя, на меня тамошняя хозяюшка обидится, - сказала сваха.
Чуньмэй пригласила мужа. Решили принять свиную тушу, вино и закуски, а кусок шелка отправили назад Юэнян. Дайань поручил в награду платок и три цяня серебра, носильщикам дали два цяня.
- Как себя чувствует хозяйкин малыш? - спросила Чуньмэй.
- Резвый мальчик и такой игрун! - отвечал Дайань.
- А ты давно стал носить мужскую прическу? Когда вас с Сяоюй поженили?
- В восьмой луне.
- Кланяйся своей матушке и поблагодари за щедрые дары, - наказала Чуньмэй. - Я была бы рада видеть ее у себя в гостях, но господин Чжоу, к сожалению, должен уехать по служебным делам. Я бы хотела в первой луне навестить матушку, в день рождения ее сына.
- Я непременно передам ваше намерение, - заверил ее Дайань. - Матушка будет вас ждать.
На этом Чуньмэй отпустила Дайаня.
- Ты ступай, а мне еще с госпожой поговорить надо, - сказала ему сваха, когда они вышли за ворота.
Дайань со шкатулкой вернулся домой.
- Видите ли, матушка, - обратился он к Юэнян, - господин Чжоу принял только свиную тушу, вино и закуски, а шелк вернул. Госпожа Чуньмэй меня в дальние покои пригласила, чаем и сладостями угощала. Справлялась о здоровье Сяогэ, про дом расспрашивала. Мне платок и три цяня дала, а носильщикам - два. Просила вас отблагодарить, матушка, за щедрые дары. Сперва брать не хотела, потом мы ее с тетушкой Сюэ уговорили. Ей хотелось бы вас пригласить в гости, матушка, но господин Чжоу на днях уезжает по делам. Она собирается вас навестить после Нового года, в первой луне, когда будет рождение Сяогэ. Она пять комнат занимает, разодета в шелка и парчу. Носит шапку с золотым «мостиком». Пополнела и вроде выше ростом стала. Горничные да кормилицы так за ней и ходят.
- Что, она действительно ко мне в гости собирается? - переспросила Юэнян.
- Да, так и сказала.
- Тогда надо будет кого-то послать, чтобы ее встретили. А где же тетушка Сюэ?
- Она там осталась, - отвечал слуга. - С хозяйкой у нее разговор.
С тех пор дружба между обоими домами не прекращалась.
Да,
Бывает меж людьми
или тепло, иль холод.
Кто низменен и подл,
кто дум высоких полон.
Тому свидетельством стихи:
Нам по жребию достаются
то ли гибель, то ль процветанье;
Срок земного существованья
не продлить, если весь он прожит.
Человек своего добьется,
если есть у него желанье;
Но когда в мошне его пусто,
и талант ему не поможет.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ
ЧУНЬМЭЙ ПРОГУЛИВАЕТСЯ ПО САДУ ПРЕЖНЕЙ УСАДЬБЫ
НАЧАЛЬНИК ГАРНИЗОНА ПОСЫЛАЕТ ЧЖАН ШЭНА НА ПОИСКИ ЦЗИНЦЗИ
Возможно ль, чтоб при тощем кошельке
пиры большие часто задавались?
На людное застолье изведешь
вина и снеди давние припасы.
Не до гостей, когда и конь твой пал,
и слуги постепенно разбежались;
В осевший дом веселье не войдет,
смех не звенит у рухнувшей террасы.
Все земли, что в аренду ты забрал,
к землевладельцу отойдут обратно;
Кто золото и жемчуг промотал,
тот и жену свою продаст, пожалуй.
За ссудой обратиться к богачу
в душе уже решившись, вероятно,
Вдруг рта не смеешь от стыда раскрыть:
нет, лезть в долги, конечно не пристало.
Так вот. Быстро шло время. Словно челноки, проносились дни и месяцы. Настал двадцать первый день первой луны. После совета с начальником гарнизона Чжоу Чуньмэй приготовила жертвенный стол, всевозможные блюда, жбан вина и отослала их У Юэнян с домочадцем Чжоу Жэнем, чтобы почтить третью годовщину смерти Симэнь Цина и день рождения Сяогэ. Юэнян приняла подношения и одарила Чжоу Жэня платком и тремя цянями серебра, а Дайаня послала с приглашением, которое гласило:
«Милостивейшей госпоже Чжоу.
С благоговением и благодарностью приняла Ваши щедрые дары, милостивая государыня, чем тронута до самой глубины души. Устраивая скромное угощение в знак сердечной признательности Вам, я была бы невыразимо счастлива радость лицезреть Вас в моем бедном доме. С трепетом ожидаю прибытия Вашего высокого экипажа. Примите, умоляю, сие приглашение.
С низким поклоном благородная Симэнь, урожденная У».
Чуньмэй прочитала приглашение и прибыла на пир только к полудню. В ее прическе, украшенной золотыми шпильками, сверкали жемчуг и бирюза, а в серьгах переливались заморские перлы. На ней был карминовый халат с вышивкой спереди, сзади и на рукавах, украшенный благовещим единорогом-цилинем, на которого почтительно взирают животные всех четырех стран света. Чуть пониже талии свисал пояс-обруч с яшмовыми бляхами в золотой оправе. Из-под халата виднелась изумрудная юбка, затканная множеством разнообразных цветов. Мелодично звенели умеряющие шаг подвески. Обута была Чуньмэй в карминовые шелковые туфельки на толстой белой подошве, вышитые яркими цветами. Четверо носильщиков несли ее в огромном паланкине. Он был обтянут темным атласом и отделан золотом. Вооруженные дубинками воины окриками разгоняли с дороги зевак. Паланкин сопровождали домочадцы и слуги, несшие на носилках корзины с ее нарядами. Поезд замыкали два малых паланкина со служанками.
Для приема гостьи Юэнян пригласила свою невестку У Старшую и двух певичек. Когда ей доложили о прибытии Чуньмэй, она вместе с невесткой проследовала в переднюю залу. Юэнян тоже блистала нарядами, хотя на них и лежала печать траура. Ее голову венчала шапка с пятью мостиками, но золото и бирюза украшали прическу не в таком обилии, как у Чуньмэй. В серьгах у нее сверкали только по две жемчужины. Одета она была в белую шелковую кофту и отделанную золотом нежно-голубую со шлейфом атласную юбку. На ней были бледно-зеленые, цвета яшмы, туфельки на толстой подошве.
Чуньмэй вышла из паланкина, когда он миновал внутренние ворота. Ее тотчас же окружила целая свита горничных и служанок, в сопровождении которых она и проследовала к зале, где, грациозно склонившись, приветствовала хозяйку. Юэнян ответила ей тем же.
- Причинила я вам в тот раз немало хлопот, сестрица, - повторяла Юэнян. - А вы и шелк не приняли. На сей раз вы так щедро меня одарили и прислали жертвенную снедь, за что я вам бесконечно благодарна.
- Что вы, матушка! - воскликнула Чуньмэй. - Мне неловко, что в доме начальника гарнизона не нашлось ничего более достойного, чем такие ничтожные знаки внимания. Я давно собиралась пригласить вас в гости, матушка, но мой муж все время в отъездах.
- Когда ваш счастливый день, сестрица? - спросила Юэнян. - Я бы хотела навестить вас и поднести подарки.
- Мой день рождения двадцать пятого в четвертой луне.
- Вот тогда я и засвидетельствую вам свое почтение.
Чуньмэй низкими поклонами выразила признательность хозяйке, после чего поклонилась супруге У Старшего. Та пыталась ответить гостье тем же.
- Не утруждайте себя, тетенька, прошу вас! - удержала ее Чуньмэй.
- Что было, то было, - отвечала У Старшая. - Теперь у вас совсем другое положение, сестрица. Иначе я оказалась бы в неловком положении.
Она в конце концов приветствовала гостью полупоклоном. Сели. Юэнян и госпожа У заняли хозяйские места. К ним стали подходить горничные, служанки и кормилица. Чуньмэй заметила Жуи с Сяогэ на руках.
- Сынок! - позвала его Юэнян. - Подойди и почти тетю земным поклоном. Поблагодари тетю, что пожаловала на твой день рождения.
Жуи опустила мальчика на пол.
- Спасибо, тетя! - проговорил Сяогэ, обращаясь к Чуньмэй, и кивнул головой.
- Разве так приветствуют тетю! - возразила Юэнян. - А земной поклон кто за тебя класть будет?
Чуньмэй достала из рукава парчовый платок и золотую брошь с изображением восьми счастливых предзнаменований, которую приколола на шапочку Сяогэ.
- Опять мы вводим вас в расходы, сестрица, - благодарила гостью хозяйка.
Потом земные поклоны Чуньмэй отвесили Сяоюй и кормилица Жуи. Сяоюй получила золотую шпильку, а Жуи - пару веточек серебряных цветов.
- А вы слыхали, сестрица? - вставила Юэнян. - У Лайсина жена померла. Я за него кормилицу выдала.
- Вот и хорошо! - воскликнула Чуньмэй. - Она всегда хотела в доме остаться.
Подали чай.
- Прошу вас, сестрица, пройдемте в гостиную, - предложила хозяйка. - Холодновато тут.
Чуньмэй проследовала в гостиную. Перед дщицей Симэнь Цина горели свечи.
На столе стояли жертвенные блюда. Чуньмэй сожгла жертвенные деньги и прослезилась.
Их ждал обставленный со всех сторон ширмами столик восьми бессмертных. Около него в жаровне горел уголь. На белоснежных серебряных подносах подавали чай лучших сортов, а к нему на золотых с резьбою блюдцах изысканные сладости, редкостные изделия из фруктов и лакомые закуски. Перед гостьей и хозяйками лежали палочки слоновой кости.
После того как Юэнян и У Старшая угостили Чуньмэй, ей предложили пройти в спальню переодеться. Чуньмэй сняла халат. Ее служанки, суетившиеся у корзин с туалетами, помогли ей переодеться. К столу Чуньмэй явилась в зеленой с узорами парчовой кофте и расшитой золотом юбке цвета лиловой гвоздики.
Пир продолжался в покоях Юэнян. Опять завязался разговор.
- Как себя чувствует ваш сынок? - немного погодя осведомилась хозяйка. - Что же вы не взяли его с собой? Пусть бы порезвился.
- Я бы взяла, - отвечала Чуньмэй. - Мне хотелось, чтобы он почтил вас, матушка, земным поклоном, но, видите ли какое дело. Муж опасается, как бы он не простудился в такую холодную погоду. А потом мальчик он очень непоседливый. На месте не усидит - будет рваться гулять. А эти дни ему что-то нездоровится. То и дело плачет.
- А за тобой не гоняется?
- Нет, за ним две кормилицы по очереди присматривают.
- Господин Чжоу доволен, небось, - продолжала Юэнян. - В годах уж, а взял тебя и потомством обзавелся. Какое ты ему счастье принесла! А у госпожи Сунь Второй дочке который годик пошел?
- Четыре годика. Ее зовут Юйцзе - Яшмовая сестричка, а моего - Цзиньгэ - Золотой братец.
- Говорили, у господина Чжоу две девицы содержатся …
- Да, две молоденькие музыкантши, лет по шестнадцати, - отвечала Чуньмэй. - И капризные, как дети.
- И частенько к ним господин Чжоу наведывается?
- Да где ему, матушка, на них время выкраивать! Он и дома редко бывает. Все больше в отъездах. Нынче то тут грабеж, то там разбой. Эдиктом Двора на него столько обязанностей возложено! И местность охраняй, и водные пути инспектируй, и разбойников вылавливай, и пеших с конными обучай. Что бы только ни случилось, выезжать приходится. Достается ему!
Сяоюй подала чай.
- Матушка! - обратилась к хозяйке Чуньмэй после чаю. - Не могли бы вы прогуляться со мной по саду, посмотреть насыпную горку, возле которой жила моя госпожа?
- Дорогая моя сестрица! Что теперь осталось от прежнего сада и горки! После кончины хозяина некому следить за садом. Все запущено и приходит в ветхость. Развалилась каменная горка, засохли деревья. Я в сад и не заглядываю.
- Ничего! - не унималась Чуньмэй. - Я хочу посмотреть, где жила моя матушка.
Как ни отговаривала ее Юэнян, ей все-таки пришлось послать Сяоюй за ключами от сада и грота. Отперли садовую калитку, и Чуньмэй, сопровождаемая Юэнян и госпожой У Старшей, долго гуляла по саду.
Только поглядите:
Осыпались стены, покосились средь дерев террасы. Мох зазеленел на галерее расписной. На тропинках меж цветного камня пробилась нежно изумрудная трава. От горки осталась груда причудливых камней. Куда исчезли величавые утесы! В беседках на прохладных ложах от сырости истлели одеяла, сгнили окна, двери. Паук опутал шелковою нитью расщелину, ведущую в каменный грот. В пруду, где водилась рыба, теперь кишмя кишат лягушки. В беседке Спящих облаков себе ночлег нашли лисицы. Мыши заселили грот Сокровенной весны. Сюда, видно, никто не приходил уже не первый год. Тут, ясно, целый день витают облака.
Оглядела Чуньмэй сад и первым делом пошла к покоям Ли Пинъэр. В тереме наверху валялись поломанные скамейки, стулья и стол. Запертый на замок низ был пуст. Пол зарос бурьяном. В тереме ее бывшей хозяйки, Пань Цзиньлянь, наверху грудой лежали лекарственные травы и благовония, а внизу, в спальне, стояли только два шкафа, кровати не было.
- А куда же девалась матушкина кровать? - спросила гостья у Сяоюй. - Что-то ее не видно.
- Когда выдали замуж матушку Третью, ей и отдали, - пояснила горничная.
Тут к Чуньмэй подошла Юэнян.
- В свое время, - заговорила она, - когда выдавали замуж падчерицу, покойный батюшка отдал ей широкую кровать сестрицы Мэн. Потому-то когда настал черед выдавать ее замуж, мне пришлось отдать ей кровать твоей матушки.
- Мне говорили, - продолжала Чуньмэй, - что после кончины госпожи Симэнь кровать была возвращена вам.
- Из-за нехватки денег, - отвечала Юэнян, - пришлось продать за восемь лянов главе судейского приказа.
Чуньмэй кивнула головой, и ее засверкавшие, точно звезды, глаза оросились слезами. Она смолчала, но про себя подумала: «Да, моя матушка умела на своем постоять. Эту кровать она у батюшки выпросила. Как бы я хотела ее приобрести на память о моей хозяйке! Но она досталась другим». Будто нож полоснул по сердцу Чуньмэй.
- А где же кровать с перламутровой отделкой? - спросила она.
- Длинная история! - вздохнула Юэнян. - С кончиной батюшки у нас ведь одни расходы, доходов никаких. А раз дело встало, нет проку держать золото в сундуках. Жить было не на что, и пришлось продать.
- За сколько же продали?
- Всего за тридцать пять лянов.
- Только-то! - воскликнула Чуньмэй. - Жаль, жаль! Помнится, батюшке она встала в шестьдесят. - Если б знала, что вы продаете, я бы сорок лянов заплатила.
- Дорогая моя сестрица! - воскликнула Юэнян. - Так-то вот в жизни и бывает. Если бы знать загодя …
Чуньмэй и Юэнян вздохнули.
Тут за хозяйкой явился слуга Чжоу Жэнь.
- Батюшка просит вас не задерживаться, матушка, - обратился он к хозяйке. - Сынок плачет, вас зовет.
Чуньмэй поспешила в покои, а Юэнян велела Сяоюй запереть сад и тоже проследовала в гостиную. Там за ширмой с павлином и занавесками из лучшего шелка их ждал пиршественный стол, неподалеку от которого стояли певички. Одна держала инкрустированную серебром цитру, а другая - лютню. Юэнян пригласила Чуньмэй занять гостевое кресло на возвышении, но та пожелала разделить почетное место только с тетушкой У Старшей. Юэнян села за хозяйку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
Вызвали Пинъаня.
- Ну, а ты рабское отродье, - обратился к нему начальник. - Мало того, что обокрал, да еще и оклеветал хозяйку. А ну как остальные начнут с тебя пример брать, тогда никому и слуг держать не захочется. - Чжоу кликнул подручных. - Всыпать три десятка больших батогов палок! А вещи опечатать и вручить владельцу.
Начальник вызвал У Второго. Тот протянул доверенность на получение вещей, которые и были ему возвращены. До дома Симэнь Цина У Второго сопровождал с визитной карточкой Чжан Шэн.
Довольная таким оборотом дела Юэнян угостила Чжан Шэна и одарила ляном серебра. Чжан Шэн по возвращении доложил начальнику Чжоу и Чуньмэй, как его приняла Юэнян.
Приставу У Дяньэню этот арест Пинъаня обошелся в кругленькую сумму.
Юэнян возвратила владельцу его головные украшения и позолоченный крючок.
Убедившись, что это те самые заложенные вещи, он ни слова не говоря ушел. А приказчик Фу от расстройства схватил лихорадку и, хотя чем его только ни лечили, дней через семь, увы, испустил дух. После пережитой неприятности Юэнян решила распродать вещи по собственной цене их владельцам и закрыла лавку. Теперь на повседневные расходы у нее осталась только лавка лекарственных трав, где управлялись брат У Второй и Дайань, но не о том пойдет речь.
Однажды У Юэнян послала за тетушкой Сюэ и, когда та явилась, она вручила ей три ляна серебра.
- Я не возьму, - отказывалась сваха, а то узнает матушка, обидится на меня.
- Я не могу тебя отпустить с пустыми руками, - говорила Юэнян. - Сколько я тебе хлопот доставила! А ты ей не говори.
Юэнян купила четыре блюда закусок, свиную тушу, жбан южного вина и кусок шелку, чтобы отблагодарить Чуньмэй, и попросила тетушку Сюэ сопровождать Дайаня. Слуга, одетый в темное шелковое платье, нес в крашеной золотом шкатулке лист подношений. Они проследовали в дальнюю половину дома. Сюэ провела Дайаня в залу, куда к ним вышла Чуньмэй. На голове у нее красовались золотые шпильки, брошь-феникс и шапка с золотым «мостиком». Одета она была в узорную кофту и парчовую юбку. Ей прислуживала целая свита горничных и кормилиц.
Дайань пал ниц и бил челом. Чуньмэй распорядилась накрыть стол, чтобы угостить Дайаня.
- Но что я такого сделала! - говорила она. - Напрасно так беспокоилась твоя матушка. Сколько всего прислала! Ввела я ее в расходы! Господин Чжоу наверняка не решится принять столь щедрые подношения.
- Из-за Пинъаня моей матушке пришлось причинить вам с батюшкой столько хлопот, - говорил Дайань. - Примите, прошу вас, эти скромные знаки признательности. Они вам сгодятся угостить слуг.
- Неудобно как-то, - заметила Чуньмэй.
- Если вы не примите, дорогая моя, на меня тамошняя хозяюшка обидится, - сказала сваха.
Чуньмэй пригласила мужа. Решили принять свиную тушу, вино и закуски, а кусок шелка отправили назад Юэнян. Дайань поручил в награду платок и три цяня серебра, носильщикам дали два цяня.
- Как себя чувствует хозяйкин малыш? - спросила Чуньмэй.
- Резвый мальчик и такой игрун! - отвечал Дайань.
- А ты давно стал носить мужскую прическу? Когда вас с Сяоюй поженили?
- В восьмой луне.
- Кланяйся своей матушке и поблагодари за щедрые дары, - наказала Чуньмэй. - Я была бы рада видеть ее у себя в гостях, но господин Чжоу, к сожалению, должен уехать по служебным делам. Я бы хотела в первой луне навестить матушку, в день рождения ее сына.
- Я непременно передам ваше намерение, - заверил ее Дайань. - Матушка будет вас ждать.
На этом Чуньмэй отпустила Дайаня.
- Ты ступай, а мне еще с госпожой поговорить надо, - сказала ему сваха, когда они вышли за ворота.
Дайань со шкатулкой вернулся домой.
- Видите ли, матушка, - обратился он к Юэнян, - господин Чжоу принял только свиную тушу, вино и закуски, а шелк вернул. Госпожа Чуньмэй меня в дальние покои пригласила, чаем и сладостями угощала. Справлялась о здоровье Сяогэ, про дом расспрашивала. Мне платок и три цяня дала, а носильщикам - два. Просила вас отблагодарить, матушка, за щедрые дары. Сперва брать не хотела, потом мы ее с тетушкой Сюэ уговорили. Ей хотелось бы вас пригласить в гости, матушка, но господин Чжоу на днях уезжает по делам. Она собирается вас навестить после Нового года, в первой луне, когда будет рождение Сяогэ. Она пять комнат занимает, разодета в шелка и парчу. Носит шапку с золотым «мостиком». Пополнела и вроде выше ростом стала. Горничные да кормилицы так за ней и ходят.
- Что, она действительно ко мне в гости собирается? - переспросила Юэнян.
- Да, так и сказала.
- Тогда надо будет кого-то послать, чтобы ее встретили. А где же тетушка Сюэ?
- Она там осталась, - отвечал слуга. - С хозяйкой у нее разговор.
С тех пор дружба между обоими домами не прекращалась.
Да,
Бывает меж людьми
или тепло, иль холод.
Кто низменен и подл,
кто дум высоких полон.
Тому свидетельством стихи:
Нам по жребию достаются
то ли гибель, то ль процветанье;
Срок земного существованья
не продлить, если весь он прожит.
Человек своего добьется,
если есть у него желанье;
Но когда в мошне его пусто,
и талант ему не поможет.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ
ЧУНЬМЭЙ ПРОГУЛИВАЕТСЯ ПО САДУ ПРЕЖНЕЙ УСАДЬБЫ
НАЧАЛЬНИК ГАРНИЗОНА ПОСЫЛАЕТ ЧЖАН ШЭНА НА ПОИСКИ ЦЗИНЦЗИ
Возможно ль, чтоб при тощем кошельке
пиры большие часто задавались?
На людное застолье изведешь
вина и снеди давние припасы.
Не до гостей, когда и конь твой пал,
и слуги постепенно разбежались;
В осевший дом веселье не войдет,
смех не звенит у рухнувшей террасы.
Все земли, что в аренду ты забрал,
к землевладельцу отойдут обратно;
Кто золото и жемчуг промотал,
тот и жену свою продаст, пожалуй.
За ссудой обратиться к богачу
в душе уже решившись, вероятно,
Вдруг рта не смеешь от стыда раскрыть:
нет, лезть в долги, конечно не пристало.
Так вот. Быстро шло время. Словно челноки, проносились дни и месяцы. Настал двадцать первый день первой луны. После совета с начальником гарнизона Чжоу Чуньмэй приготовила жертвенный стол, всевозможные блюда, жбан вина и отослала их У Юэнян с домочадцем Чжоу Жэнем, чтобы почтить третью годовщину смерти Симэнь Цина и день рождения Сяогэ. Юэнян приняла подношения и одарила Чжоу Жэня платком и тремя цянями серебра, а Дайаня послала с приглашением, которое гласило:
«Милостивейшей госпоже Чжоу.
С благоговением и благодарностью приняла Ваши щедрые дары, милостивая государыня, чем тронута до самой глубины души. Устраивая скромное угощение в знак сердечной признательности Вам, я была бы невыразимо счастлива радость лицезреть Вас в моем бедном доме. С трепетом ожидаю прибытия Вашего высокого экипажа. Примите, умоляю, сие приглашение.
С низким поклоном благородная Симэнь, урожденная У».
Чуньмэй прочитала приглашение и прибыла на пир только к полудню. В ее прическе, украшенной золотыми шпильками, сверкали жемчуг и бирюза, а в серьгах переливались заморские перлы. На ней был карминовый халат с вышивкой спереди, сзади и на рукавах, украшенный благовещим единорогом-цилинем, на которого почтительно взирают животные всех четырех стран света. Чуть пониже талии свисал пояс-обруч с яшмовыми бляхами в золотой оправе. Из-под халата виднелась изумрудная юбка, затканная множеством разнообразных цветов. Мелодично звенели умеряющие шаг подвески. Обута была Чуньмэй в карминовые шелковые туфельки на толстой белой подошве, вышитые яркими цветами. Четверо носильщиков несли ее в огромном паланкине. Он был обтянут темным атласом и отделан золотом. Вооруженные дубинками воины окриками разгоняли с дороги зевак. Паланкин сопровождали домочадцы и слуги, несшие на носилках корзины с ее нарядами. Поезд замыкали два малых паланкина со служанками.
Для приема гостьи Юэнян пригласила свою невестку У Старшую и двух певичек. Когда ей доложили о прибытии Чуньмэй, она вместе с невесткой проследовала в переднюю залу. Юэнян тоже блистала нарядами, хотя на них и лежала печать траура. Ее голову венчала шапка с пятью мостиками, но золото и бирюза украшали прическу не в таком обилии, как у Чуньмэй. В серьгах у нее сверкали только по две жемчужины. Одета она была в белую шелковую кофту и отделанную золотом нежно-голубую со шлейфом атласную юбку. На ней были бледно-зеленые, цвета яшмы, туфельки на толстой подошве.
Чуньмэй вышла из паланкина, когда он миновал внутренние ворота. Ее тотчас же окружила целая свита горничных и служанок, в сопровождении которых она и проследовала к зале, где, грациозно склонившись, приветствовала хозяйку. Юэнян ответила ей тем же.
- Причинила я вам в тот раз немало хлопот, сестрица, - повторяла Юэнян. - А вы и шелк не приняли. На сей раз вы так щедро меня одарили и прислали жертвенную снедь, за что я вам бесконечно благодарна.
- Что вы, матушка! - воскликнула Чуньмэй. - Мне неловко, что в доме начальника гарнизона не нашлось ничего более достойного, чем такие ничтожные знаки внимания. Я давно собиралась пригласить вас в гости, матушка, но мой муж все время в отъездах.
- Когда ваш счастливый день, сестрица? - спросила Юэнян. - Я бы хотела навестить вас и поднести подарки.
- Мой день рождения двадцать пятого в четвертой луне.
- Вот тогда я и засвидетельствую вам свое почтение.
Чуньмэй низкими поклонами выразила признательность хозяйке, после чего поклонилась супруге У Старшего. Та пыталась ответить гостье тем же.
- Не утруждайте себя, тетенька, прошу вас! - удержала ее Чуньмэй.
- Что было, то было, - отвечала У Старшая. - Теперь у вас совсем другое положение, сестрица. Иначе я оказалась бы в неловком положении.
Она в конце концов приветствовала гостью полупоклоном. Сели. Юэнян и госпожа У заняли хозяйские места. К ним стали подходить горничные, служанки и кормилица. Чуньмэй заметила Жуи с Сяогэ на руках.
- Сынок! - позвала его Юэнян. - Подойди и почти тетю земным поклоном. Поблагодари тетю, что пожаловала на твой день рождения.
Жуи опустила мальчика на пол.
- Спасибо, тетя! - проговорил Сяогэ, обращаясь к Чуньмэй, и кивнул головой.
- Разве так приветствуют тетю! - возразила Юэнян. - А земной поклон кто за тебя класть будет?
Чуньмэй достала из рукава парчовый платок и золотую брошь с изображением восьми счастливых предзнаменований, которую приколола на шапочку Сяогэ.
- Опять мы вводим вас в расходы, сестрица, - благодарила гостью хозяйка.
Потом земные поклоны Чуньмэй отвесили Сяоюй и кормилица Жуи. Сяоюй получила золотую шпильку, а Жуи - пару веточек серебряных цветов.
- А вы слыхали, сестрица? - вставила Юэнян. - У Лайсина жена померла. Я за него кормилицу выдала.
- Вот и хорошо! - воскликнула Чуньмэй. - Она всегда хотела в доме остаться.
Подали чай.
- Прошу вас, сестрица, пройдемте в гостиную, - предложила хозяйка. - Холодновато тут.
Чуньмэй проследовала в гостиную. Перед дщицей Симэнь Цина горели свечи.
На столе стояли жертвенные блюда. Чуньмэй сожгла жертвенные деньги и прослезилась.
Их ждал обставленный со всех сторон ширмами столик восьми бессмертных. Около него в жаровне горел уголь. На белоснежных серебряных подносах подавали чай лучших сортов, а к нему на золотых с резьбою блюдцах изысканные сладости, редкостные изделия из фруктов и лакомые закуски. Перед гостьей и хозяйками лежали палочки слоновой кости.
После того как Юэнян и У Старшая угостили Чуньмэй, ей предложили пройти в спальню переодеться. Чуньмэй сняла халат. Ее служанки, суетившиеся у корзин с туалетами, помогли ей переодеться. К столу Чуньмэй явилась в зеленой с узорами парчовой кофте и расшитой золотом юбке цвета лиловой гвоздики.
Пир продолжался в покоях Юэнян. Опять завязался разговор.
- Как себя чувствует ваш сынок? - немного погодя осведомилась хозяйка. - Что же вы не взяли его с собой? Пусть бы порезвился.
- Я бы взяла, - отвечала Чуньмэй. - Мне хотелось, чтобы он почтил вас, матушка, земным поклоном, но, видите ли какое дело. Муж опасается, как бы он не простудился в такую холодную погоду. А потом мальчик он очень непоседливый. На месте не усидит - будет рваться гулять. А эти дни ему что-то нездоровится. То и дело плачет.
- А за тобой не гоняется?
- Нет, за ним две кормилицы по очереди присматривают.
- Господин Чжоу доволен, небось, - продолжала Юэнян. - В годах уж, а взял тебя и потомством обзавелся. Какое ты ему счастье принесла! А у госпожи Сунь Второй дочке который годик пошел?
- Четыре годика. Ее зовут Юйцзе - Яшмовая сестричка, а моего - Цзиньгэ - Золотой братец.
- Говорили, у господина Чжоу две девицы содержатся …
- Да, две молоденькие музыкантши, лет по шестнадцати, - отвечала Чуньмэй. - И капризные, как дети.
- И частенько к ним господин Чжоу наведывается?
- Да где ему, матушка, на них время выкраивать! Он и дома редко бывает. Все больше в отъездах. Нынче то тут грабеж, то там разбой. Эдиктом Двора на него столько обязанностей возложено! И местность охраняй, и водные пути инспектируй, и разбойников вылавливай, и пеших с конными обучай. Что бы только ни случилось, выезжать приходится. Достается ему!
Сяоюй подала чай.
- Матушка! - обратилась к хозяйке Чуньмэй после чаю. - Не могли бы вы прогуляться со мной по саду, посмотреть насыпную горку, возле которой жила моя госпожа?
- Дорогая моя сестрица! Что теперь осталось от прежнего сада и горки! После кончины хозяина некому следить за садом. Все запущено и приходит в ветхость. Развалилась каменная горка, засохли деревья. Я в сад и не заглядываю.
- Ничего! - не унималась Чуньмэй. - Я хочу посмотреть, где жила моя матушка.
Как ни отговаривала ее Юэнян, ей все-таки пришлось послать Сяоюй за ключами от сада и грота. Отперли садовую калитку, и Чуньмэй, сопровождаемая Юэнян и госпожой У Старшей, долго гуляла по саду.
Только поглядите:
Осыпались стены, покосились средь дерев террасы. Мох зазеленел на галерее расписной. На тропинках меж цветного камня пробилась нежно изумрудная трава. От горки осталась груда причудливых камней. Куда исчезли величавые утесы! В беседках на прохладных ложах от сырости истлели одеяла, сгнили окна, двери. Паук опутал шелковою нитью расщелину, ведущую в каменный грот. В пруду, где водилась рыба, теперь кишмя кишат лягушки. В беседке Спящих облаков себе ночлег нашли лисицы. Мыши заселили грот Сокровенной весны. Сюда, видно, никто не приходил уже не первый год. Тут, ясно, целый день витают облака.
Оглядела Чуньмэй сад и первым делом пошла к покоям Ли Пинъэр. В тереме наверху валялись поломанные скамейки, стулья и стол. Запертый на замок низ был пуст. Пол зарос бурьяном. В тереме ее бывшей хозяйки, Пань Цзиньлянь, наверху грудой лежали лекарственные травы и благовония, а внизу, в спальне, стояли только два шкафа, кровати не было.
- А куда же девалась матушкина кровать? - спросила гостья у Сяоюй. - Что-то ее не видно.
- Когда выдали замуж матушку Третью, ей и отдали, - пояснила горничная.
Тут к Чуньмэй подошла Юэнян.
- В свое время, - заговорила она, - когда выдавали замуж падчерицу, покойный батюшка отдал ей широкую кровать сестрицы Мэн. Потому-то когда настал черед выдавать ее замуж, мне пришлось отдать ей кровать твоей матушки.
- Мне говорили, - продолжала Чуньмэй, - что после кончины госпожи Симэнь кровать была возвращена вам.
- Из-за нехватки денег, - отвечала Юэнян, - пришлось продать за восемь лянов главе судейского приказа.
Чуньмэй кивнула головой, и ее засверкавшие, точно звезды, глаза оросились слезами. Она смолчала, но про себя подумала: «Да, моя матушка умела на своем постоять. Эту кровать она у батюшки выпросила. Как бы я хотела ее приобрести на память о моей хозяйке! Но она досталась другим». Будто нож полоснул по сердцу Чуньмэй.
- А где же кровать с перламутровой отделкой? - спросила она.
- Длинная история! - вздохнула Юэнян. - С кончиной батюшки у нас ведь одни расходы, доходов никаких. А раз дело встало, нет проку держать золото в сундуках. Жить было не на что, и пришлось продать.
- За сколько же продали?
- Всего за тридцать пять лянов.
- Только-то! - воскликнула Чуньмэй. - Жаль, жаль! Помнится, батюшке она встала в шестьдесят. - Если б знала, что вы продаете, я бы сорок лянов заплатила.
- Дорогая моя сестрица! - воскликнула Юэнян. - Так-то вот в жизни и бывает. Если бы знать загодя …
Чуньмэй и Юэнян вздохнули.
Тут за хозяйкой явился слуга Чжоу Жэнь.
- Батюшка просит вас не задерживаться, матушка, - обратился он к хозяйке. - Сынок плачет, вас зовет.
Чуньмэй поспешила в покои, а Юэнян велела Сяоюй запереть сад и тоже проследовала в гостиную. Там за ширмой с павлином и занавесками из лучшего шелка их ждал пиршественный стол, неподалеку от которого стояли певички. Одна держала инкрустированную серебром цитру, а другая - лютню. Юэнян пригласила Чуньмэй занять гостевое кресло на возвышении, но та пожелала разделить почетное место только с тетушкой У Старшей. Юэнян села за хозяйку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210