А мы вернемся к полуденной трапезе. Я тебе оставляю сладостей. Закуси, как проголодаешься.
С этими словами настоятель и послушники отбыли. Цзинцзи запер за ними ворота и расхохотался.
- Будто я глупыш несмышленый, не понимаю! - говорил он. - Нет, меня не проведешь! Корчаги с отравой?! Да в них рисовая водка! На кур показывает, а уверяет, будто фениксы, на них в небо воспарит!
Чэнь Цзинцзи выбрал курицу, какая пожирнее, свернул ей шею, общипал и в кипящий котел, потом почерпнул из корчаги кувшин водки и поставил на огонь подогревать. Немного погодя он разодрал курицу руками и, макая в уксус, с чесноком принялся уплетать за обе щеки к великому своему удовольствию. После сытной трапезы он прочитал четверостишие:
Бадейку винца зачерпнул -
И месяц сквозь дымку блеснул.
Мясистую курочку съел -
И облачный слой поредел.
Не успел он доесть курицу, как послышался стук в дверь. Воротился настоятель. Цзинцзи наспех собрал посуду и побежал открывать.
- Что с тобой? - спросил раскрасневшегося Чэня настоятель.
Цзинцзи, опустив голову, молчал.
- Что же ты молчишь? - допытывался Жэнь.
- Позвольте вам доложить, отец наставник, - обратился Цзинцзи. - После вашего ухода улетел феникс. Отчего - ума не приложу. Всю обитель обыскал - нет. Я испугался. Отец наставник, думаю, бить будет. За нож было взялся - горло хотел перерезать, да больно будет, хотел повеситься, а вдруг веревка лопнет - упадешь и расшибешься. Решил в колодец броситься, да колодец узкий оказался. Вдруг голова не пролезет - застрянешь еще. Все перебрал. Некуда деваться! Тут вспомнил: отец наставник про отраву в корчагах наказывал. Выпил чашку, выпил другую …
- Ну и как? - осведомился Жэнь
- Да как! До сих пор ни жив ни мертв. Как пьяный хожу.
Выслушал его рассказ наставник и послушники и рассмеялись.
- Да, честный он малый, простодушный! - заключил настоятель и приобрел ему ставленую грамоту монаха.
Отныне Цзинцзи не знал в обители запретов.
Да, так уж повелось, что
Правда - товар неходкий,
хоть как его разложи;
А ложь нарасхват раскупят,
держи хоть три воза лжи.
Чэнь Цзинцзи частенько, набив мошну, наведывался на пристань немного поразвлечься. От побирушки Чэня Третьего он узнал, что после смерти матери Фэн Цзиньбао продали в дом Чжэнов и теперь зовут Чжэн Цзиньбао.
- Она вон в том большом кабаке, - говорил побирушка. - Пошел бы, навестил ее.
У Цзинцзи не охладела прежняя любовь, и он вместе с Чэнем Третьим отправился в кабачок у пристани. Лучше бы ему туда не ходить. Да, раз он пошел, то
Любящих сердец
радость не унять.
Им дано судьбой
встретиться опять.
Тому свидетельством стихи:
Нет, не надо жалеть
для любви золотых одеяний.
Молодые года
нам даны для пьянящих свиданий.
Рви повсюду цветы,
украшай ими спальни, беседки…
Ведь увянут они -
обнажатся корявые ветки.
Это питейное заведение принадлежало дому Се и славилось, надо сказать, как первое в Линьцине. В нем насчитывалось более сотни отдельных кабинетов. Окруженный увитыми зеленью балюстрадами, кабачок стоял на горке. Его окна выходили прямо на канал, где царило необыкновенное оживление - то и дело прибывали и отчаливали корабли и джонки. До чего же ладное это было сооружение!
Сверкали на солнце резные карнизы, плыли облака по балкам расписным. Увитые зеленью балюстрады спускались вниз к верандам. Бирюзовые занавески свисали на громадных окнах и дверях. Лились трели рожков и свирелей. Там пировали только дети знати и вельмож. Вздымались кубки, поднимались чары. Певицы с танцовщицами служили у столов. Гостей хмельные взгляды устремлялись к голубому небу или к горам, густо покрытым облаками. Завороженные красотами природы, они громко восторгались. Пред ними расстилалась подернутая дымкой белоснежная гладь вод. У переправы на волнах качалась ряска. Чу! Слышится: закидывают невод рыбаки, на отмели в осоке удильщик ударил веслом. У терема в густой зелени тополя крикнула птица. У ворот к синеватой иве привязан пегий скакун.
Чэнь Третий провел Цзинцзи наверх в терем и усадил в комнате, где стояли черного дерева стол и красные лакированные скамейки. На зов появился молоденький слуга. Он тотчас же вытер со стола, расставил приборы и принялся носить отборные кушанья, вино и фрукты. Потом Чэнь Третий велел ему позвать снизу певичку.
Немного погодя скрипнула лестница и наверх поднялась Фэн Цзиньбао с небольшим гонгом в руке. Увидев Цзинцзи, она низко-низко поклонилась. Как говорится, при встрече любовников слезы текут в два ручья.
Да,
Как иволги, нежно они щебетали,
И жемчуга нити с волос упадали.
Цзинцзи привлек Цзиньбао к себе и усадил рядом.
- Куда ж ты исчезла сестрица? - расспрашивал он. - Как давно не видались!
- Как меня взяли тогда из дому, - утирая слезы, рассказывала певица, - матушка моя с испугу слегла, и вскоре мы ее похоронили. Меня продали мамаше Чжэн Пятой. Опять в певицы попала. В последнее время посетителей стало мало, приходится на пристань ходить, гостей в кабачке ублажать. Как я узнала от Чэня Третьего, что ты в меняльной лавке служишь, захотела повидаться. Никак не ожидала, что здесь увидимся. У меня прямо ноги подкосились.
Цзиньбао заплакала. Цзинцзи достал из рукава платок и стал вытирать ей слезы.
- Ну успокойся, дорогая моя! - уговаривал он певицу. - Я живу хорошо. Когда меня освободили, у меня не оказалось ни гроша в кармане. В обители преподобного Яня нашел прибежище. С тех пор стал монахом. Отец наставник меня ценит, мне доверяет. Я тебя буду навещать почаще. А ты, значит, где же обретаешься?
- От этого моста повернешь на запад, к кабачку Лю Второго. У него больше ста комнат. Со всех концов певиц собрал, все ему принадлежим. А днем на пристань ходим.
Они сели рядышком и начали пировать. Чэнь Третий подал подогретого вина. Цзиньбао взяла лютню, и Цзинцзи осушал чарку под романс на мотив «Ликуют небеса»:
Слезы льются в два потока,
Рукава мокры, как губка.
По три кубка выпить только -
Расставанья терпких кубка.
Разлучили птиц невинных,
Задушили двух поющих.
Звезд за скалами не видно,
Тьма смолы сосновой гуще,
С неба хищно землю черным,
Облаком-крылом укрыла.
Птицам гибель разлученным,
Петь в разлуке не по силам.
Они захмелели, сняли одежды и отдались любви в спальне рядом. Будучи долгое время лишенным общения с женщиной, Чэнь Цзинцзи как голодный ринулся на Цзиньбао и пускал в ход все силы. Вдоволь насладившись игрою дождя и тучки, он все затягивал поединок.
Только поглядите:
На яшмовых руках без устали вздымался стан. Гибкая, как ива, талия мерно колыхалась, будто на ветру. Глаза огонь метали. Сверкали очи, словно звезды. Капли пота проступили на груди. Он в раж вошел и рвался в бой, готовый выстоять и три и пять сражений. От личика ее, шел пудры аромат и туши для бровей. Она на тысячу ладов молила о пощаде. Затягивался поединок. Чудотворец-змей в глубь самую проник. Твердый в намеренье своем он вел борьбу еще довольно долго. Но вот родник прорвался и забил ключом прозрачным. Продажные красотки-орхидеи, подернутые дымкою тумана! Сколько на веку своем выдерживал он поединков с вами! Но такого как нынешний еще не вел он никогда!
Закончив поединок, они оделись. Вечерело. Цзинцзи на прощание дал Цзиньбао лян серебра, а Чэню Третьему за посредничество три сотни медяков.
- Сестрица! - обратился Цзинцзи. - Я буду часто тебя навещать. Тут и будем встречаться. А в случае чего за мной Чэня пошли.
Цзинцзи спустился вниз и наградил хозяина Се Третьего тремя цянями серебра за вино и угощения.
Цзинцзи направился в обитель, Цзиньбао проводила его до моста.
Да,
За серебро прольешь немало слез,
За деньги в воду бросишься в мороз.
Если хотите узнать, что было дальше, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ЧЕТВЕРТАЯ
ПЬЯНЫЙ ЛЮ ВТОРОЙ ИЗБИВАЕТ ЧЭНЬ ЦЗИНЦЗИ
СЮЭЭ СТАНОВИТЬСЯ ПЕВИЦЕЙ В КАБАЧКЕ
На клочке земли у бедняка,
бывает, распускаются цветы.
Свет посылает рекам и горам
луна, едва проглянет с высоты.
Верша свои деянья на земле,
на Небо уповает человек.
Всегда коварство тайное страшней,
чем явный неприятельский набег,
Богаты межеумок и глупец -
так исстари ведется и везде;
А мудрые мужи, наоборот,
случается, весь век живут в нужде.
Судьбою установлен наперед
срок жизненный для каждого из нас.
Не можем сами мы ни отдалить,
ни хоть чуть-чуть приблизить смертный час.
Итак, после встречи Цзинцзи с Фэн Цзиньбао в кабачке, где их свел Чэнь Третий, в любовниках с прежней силой воспылала страсть. Не проходило и трех дней, чтобы Цзинцзи не виделся с певичкой. Когда ему приходилось задерживаться в обители по делам, Цзиньбао напоминала ему о себе либо какой-нибудь безделкой, либо любовным посланием. Сначала Цзинцзи давал ей по пять цяней или по ляну серебра, немного погодя взял на себя расходы по ее содержанию, а потом стал сам платить и за жилье. В обители он появлялся с румянцем во всю щеку.
- Где это ты пировал? - спрашивал настоятель Жэнь.
- Да с приказчиками в лавке от тоски пропустили по чарочке, - отвечал обычно Цзинцзи.
Брат Цзунмин как только мог защищал друга, потому что, говорить не приходится, ночью обойтись без него никак не мог. Так изо дня в день Цзинцзи выгребал из сундуков серебро, ублажал певицу, пока не перетаскал добрую половину накопленного настоятелем Жэнем, а тот даже не хватился.
И надо же было случиться! Попался Чэнь Цзинцзи на глаза Лю Второму, который доводился шурином Чжан Шэну, одному из подручных начальника гарнизона Чжоу, был больше известен под прозвищем Линьцинский Спрут. Он открыл на пристани не одно веселое заведение, искал опору у сильных и попирал слабых, ссужал деньгами частных певиц и выжимал из них все соки, сдирая проценты в тройном против принятого размере. Если же певица задерживала выплату, Спрут исправлял долговое обязательство, прибавлял проценты к займу, заставляя должницу погашать проценты с процентов. Когда Спрут напивался, то начинал буйствовать, но никто не решался ему перечить. Словом, это был злой истязатель певиц и отъявленный надувала их посетителей. Вот ему и попался на глаза белолицый малый Цзинцзи, монашек из обители преподобного Яня, зачастивший в кабачок к Се Третьему, где, как оказалось, он содержал певицу Цзиньбао. Тогда Спрут напился пьяный, выпучил глаза и, подняв могучие с чашку величиной кулаки, направился в кабачок.
- Где Цзиньбао? - заорал он.
- Она наверху, дядя Лю, - отвешивая частые поклоны, говорил напуганный Се Третий. - Во втором номере.
Спрут зашагал по лестнице наверх. Цзинцзи и Цзиньбао тем временем, как ни в чем не бывало, сидели рядышком и весело попивали вино. Дверь была заперта, снаружи ее закрывал занавес.
Лю Второй одним махом сорвал дверную занавеску и заорал во все горло:
- Эй, ты, Цзиньбао! Поди-ка сюда!
Чэнь Цзинцзи с перепугу затаил дыханье.
Лю Спрут двинул ногой в дверь, и она открылась. Навстречу незваному гостю вышла Цзиньбао.
- А, дядя Лю! - воскликнула она. - Я вас слушаю.
- Ты мне три месяца за жилье не платила, потаскуха проклятая! - набросился не нее Лю. - Вот ты, значит, где укрываешься!
- Не волнуйтесь, дядя! - с улыбкой успокаивала его певица. - Идите домой, а деньги я вам с мамашей пришлю.
Лю хватил кулаком с такой силой, что она отлетела в сторону и, ударившись головой о край полога, лежала на полу вся в крови.
- Буду я ждать, потаскуха проклятая! - ругался он. - Сейчас же выкладывай деньги!
Тут он заметил Чэнь Цзинцзи, бросился в комнату и ногой опрокинул стол. Зазвенели черепки разбитой посуды.
- Ой! - вскрикнул Цзинцзи. - Кто ты такой будешь? Врывается да еще буянит!
- Еть тебя перееть, монастырский петух! - обрушился на него Лю.
Не долго думая, Спрут схватил Цзинцзи за волосы, пригнул до самого полу и принялся дубасить кулаками да пинать ногами. Посетители повскакали с мест и вытаращили глаза. Хозяин Се Третий сперва не решался вмешиваться - ведь Спрут был пьян, но, видя, как тот нещадно избивает Цзинцзи, поднялся наверх.
- Дядя Лю! - уговаривал он. - Успокойся! Прости его, он не ведал, с кем дело имеет. Прошу тебя, от себя прошу, оставь его в покое. Прости, если не так сказал. Обмолвился он. Пощади!
Но Лю Спрут и слушать не хотел хозяина. Он бил Цзинцзи до тех пор, пока тот не лишился сознания, потом позвал околоточного, велел ему связать певицу с Цзинцзи одной веревкой и посадить под стражу.
- Завтра утром отведите их к его превосходительству! - распорядился он.
Лю Спрут, надобно сказать, получил от начальника гарнизона Чжоу мандат, дающий ему право содействовать полиции в охране речных путей от разбойников и грабителей.
Об аресте Цзинцзи в обители не подозревали. Настоятель Жэнь, правда, не мог не заметить его отсутствия. Цзинцзи не появился после ночного дежурства в лавке.
Между тем, на другой день ранним утром околоточный вместе с подручным из речного дозора, оба верхом, препроводили арестованную пару к начальнику гарнизона, где первым делом вручили список задержанных Чжан Шэну и Ли Аню.
- Вот дядя Лю Второй распорядился арестовать, - пояснили они. - Даос из обители преподобного Яня ссору затеял, его и взяли вместе с певицей Чжэн Цзиньбао.
Палачи принялись вымогать у Цзинцзи серебро.
- Мы палачи, нас двенадцать человек. Нас можешь в счет не принимать, но двоих старших обходить не советуем.
- Было у меня с собой серебро, - говорил Цзинцзи. - Но Лю Второй избил меня, а серебро, видать, украли. Всю одежду в клочья разорвал. Где я теперь возьму?! Вот разве серебряная шпилька - все, что осталось. Нате, передайте старшим.
Палачи взяли шпильку и отнесли Чжан Шэну с Ли Анем.
- Нет, говорит, с собой денег, - пояснили они. - Дал шпильку, да и та только сверху серебром покрыта.
- А ну-ка, приведите его сюда! - распорядился Чжан. - Сам допрошу.
Немного погодя подталкиваемый в спину тюремщиками появился Цзинцзи и упал на колени перед Чжан Шэном.
- Который будешь послушник у даоса Жэня, а? - спросил Чжан.
- Третий.
- А сколько тебе лет?
- Двадцать четыре.
- Совсем молокосос! Раз монахом стал, должен священные каноны постигать, а ты с певичкой спутался, пиры закатываешь, ссоры да драки устраиваешь. А почему сюда без денег явился, а? Или для тебя его превосходительство господин столичный воевода не указ?! Думаешь шпилькой отделаться? Брось в реку, всплеска не услышишь. Нечего было ее и брать у него. - Чжан Шэн обратился к тюремщикам. - Уведите! А как его превосходительство начнут разбирать дела, доставите первым. Ты, монах, сукин сын, видать, порядочный скряга. Тебе бы по белу свету бродить, у благодетелей подаяния выклянчивать, а как дело, так ты в кусты. На званый пир идешь, и то, небось, рот утереть платок захватываешь. Ну, погоди, под пытками по-другому запоешь. А вы ему тиски-то покрепче зажмите, слышите?
Потом позвали Цзиньбао. Ее сопровождал вышибала, присланный мамашей Чжэн Пятой. Он достал ляна четыре серебра и оделил ими кого нужно.
- Ты, стало быть, певица, - начал, обращаясь к ней, Чжан Шэн. - Идешь туда, где можно поживиться. Да, одежда и питание - в жизни главное. Никакого особого преступления тебе не вменяется. Все будет зависеть от настроения его превосходительства. Явится в дурном настроении - тисков придется отведать, а в добром - отпустит с миром.
- А ты мне цянь серебра на всякий случай прибавь, - вставил стоявший поодаль палач. - Большие пальцы от тисков избавлю.
- Отведи ее подальше! - распорядился Ли Ань. - Его превосходительство вот-вот должны явиться.
Немного погодя изнутри донеслись удары в доску, и начальник гарнизона Чжоу занял свое место. По обеим сторонам от него рядами выстроились младшие чины, тюремщики и палачи. Внушительное это было присутствие!
Только поглядите:
Темно-красным крепом задрапированы стены. Лиловой парчою накрыт и обтянут стол. Фиолетовая вывеска красуется наверху. Нежно-бирюзовые шторы ниспадают со всех сторон. Блюститель порядка справедлив и честен. На камне рукою Государя высечены заповеди в четырех строках. Здесь следуют стезею честности и благоговения. Рядом с «оленьими рогами» вздымаются два стяга с иероглифом «Указ». В серьезных позах застыли военные и полицейские, величавая торжественность в рядах помощников начальника царит. Могучие палицы держат воины внизу, у ступеней. Тут суд вершится, решается судьба. Из Поднебесной всего один военачальник правит, но зал напоминает чертоги божества.
Не будь случайности, не будет и рассказа. Пусть пройдет тьма лет и веков, а кому суждено, те друг друга найдут, как и суженым рано или поздно настанет время слияния в брачном союзе.
У Чуньмэй еще в восьмой луне прошедшего года родился сын. Маленькому барину уже исполнилось полгода. Личико у него казалось изваянным из нефрита, а губы так алели, словно их покрыли киноварью. Довольный начальник гарнизона берег сына, как редкую жемчужину, как бесценное сокровище. Немного погодя у него скончалась Старшая жена, и ее место заняла Чуньмэй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210