В таком положении он пребывал длительное время. Наконец, даос вышел.
Симэнь проводил его в крытую галерею и спросил, что предстало ему в созерцании.
- К великому огорчению, - заговорил, наконец, даос Пань, - сударыня страдает от вины, предъявленной ей в царстве тьмы еще в прошлых рожденьях. Коль скоро недуг вызван не злыми духами, которых можно было бы изгнать, я бессилен чем-либо помочь.
- Отец наставник! - обратился к даосу Симэнь. - Может, молебен облегчит ее страдания?
- Мститель неумолим, как кредитор, - объяснял даос. - Он требует, чтобы госпожа жизнью своей возместила долг. И тут не поможет даже всесильный загробный судия. Только прощение могло бы спасти госпожу.
Симэнь выказал явное неудовольствие, которое тотчас же заметил Пань.
- Назовите, пожалуйста, год рождения госпожи, - сказал он.
- Она родилась в год барана, - отвечал Симэнь. - Ей исполнилось двадцать семь.
- Так, - протянул даос. - Попробую отслужить молебен звезде покровительнице жизни с зажженными светильниками. Увидим, что они покажут.
- Когда вы намереваетесь служить, отец наставник? - спрашивал Симэнь. - Что приготовить для молебна?
- Нынче ровно в полночь под первым знаком цзы, в третью ночную стражу - отвечал даос. - Я мелом очерчу место алтаря со светильниками, накрою его желтым шелком и установлю звезды в соответствии с их расположением при рождении госпожи. Для принесения жертв надлежит приготовить пять видов хлебных злаков и финиковый отвар. Вина и мяса не потребуется. Припасите двадцать семь светильников судьбы и церемониальный балдахин, который их будет прикрывать сверху. Вот и все. Вам надлежит молиться, пока я буду совершать молебен. Да, уберите подальше собак и кур, чтобы не мешали отправлению обряда, не допускайте к алтарю слуг.
Симэнь исполнил все наказы даоса, но приближаться к алтарю не решался. Он отказался от пищи, принял ванну и облачился в чистое платье. Ин Боцзюэ был оставлен, чтобы разделить трапезу с даосом Панем.
К полуночи алтарь со светильниками был установлен. Даос Пань разместился на возвышении. Перед ним стоял алтарь, по сторонам которого расположились Зеленый дракон, Белый тигр, Красная птица и Черный воин. Сверху нависали три церемониальных балдахина, по кругу были установлены двенадцать небесных дворцов с зодиакальными созвездиями, а пониже стояли светильники судьбы числом двадцать семь.
Даос сотворил молитву. Симэнь в темном рубище, стоя на коленях, молился у ступеней, ведущих к алтарю. Слуги были удалены за ширму, так что с хозяином никого не было. Ярко горели зажженные светильники. Даос Пань восседал, опершись на меч, с распущенными волосами и читал молитвы. Потом он возвел очи к небу, устремился взором к Большой Медведице, дабы причаститься истинной пневмы, и в соответствии с расположением звезд сделал несколько магических шагов вокруг алтаря.
Да,
Три раза был воскурен фимиам
И дух его прошел по трем мирам.
Веленья прозвучал единый глас.
И громом вся земля отозвалась.
Ясное звездное небо вокруг сразу померкло, непроглядная тьма окутала землю. В крытой галерее вокруг заколыхались занавески и пронесся какой-то странный вихрь.
Да,
То был не тигра рев и не драконово рычанье громовое. То вихрь ворвался, срывая цветы и листья, из ущелья выгоняя тучи и дождем обильным их проливая. То гусь дикий, подругу потеряв, жалобно кричит. Уток напуганная стая мечется, стремясь в лесу найти приют. Чанъэ поспешно запирает врата дворца Лунной жабы , и Ле-цзы из заоблачных пустот о помощи взывает.
Трижды над алтарем проносился вихрь, потом налетел холодный ветер и задул светильники судьбы Пинъэр. Все потухли враз, кроме одного.
Перед даосом Панем явственно предстал сопровождаемый двумя слугами мужчина в белом одеянии. Он вошел снаружи и положил на стол бумагу. На ней стояли три печати загробного царства. Пань в замешательстве покинул свое место и кликнул Симэня.
- Встаньте, почтеннейший сударь! - говорил он. - Ваша супруга, оказывается, повинна перед Небом. Светильники ее судьбы потухли, и никакие молитвы не в силах ее спасти. Она уйдет на рассвете.
Симэнь выслушал даоса и, не проронив ни слова, опустил голову. Глаза его наполнились слезами.
- Наставник! - обращался он сквозь рыдания к даосу. - Умоляю, спасите ее чего бы это ни стоило!
- Судьба неотвратима, - отвечал даос. - Я не в силах помочь.
Он стал откланиваться, но Симэнь упрашивал его остаться.
- Простимся на рассвете, - говорил Симэнь.
- Мы, монахи, по росистой траве ходим, святые горные обители дают нам приют, - отвечал даос. - Таков наш удел.
Cимэнь больше не настаивал и велел слугам одарить монаха куском холста и тремя лянами серебра.
- Бедный монах постиг учение волею Всевышнего неба, - говорил Пань. - Я дал обет чураться мирских соблазнов и не буду брать на душу греха.
Даос Пань наотрез отказался от вознаграждения. Наконец он принял холст на рясу и на прощанье сказал Симэню:
- Не ходите сегодня к больной. А то беда и вас застигнет. Остерегайтесь, сударь, остерегайтесь!
Даоса проводили за ворота, где он взмахнул раздраженно рукавами и удалился.
Симэнь вернулся в крытую галерею и распорядился убрать утварь. Потеря надежды на исцеление Пинъэр убивала его. Симэнь подсел к Боцзюэ и невольно заплакал.
- Всякому свой век назначен, - говорил Боцзюэ. - Тут уж ничего не поделаешь. Не убивайся, брат.
Пробили четвертую ночную стражу.
- Ты ведь тоже устал, брат, - продолжал Боцзюэ. - Ложись-ка спать, и я домой пойду, а завтра увидимся.
- Скажи, чтоб тебя с фонарем проводили, - сказал Симэнь и велел Лайаню принести фонарь.
Проводив Боцзюэ, Симэнь вошел в кабинет и зажег свечу. Убитый надвигавшейся бедой, Симэнь тяжело вздыхал в одиночестве. «Мне нельзя входить в спальню, - размышлял он над предостережением даоса. - Да разве я утерплю?! Пусть умру, а пойду к ней. Поговорим в последний раз»
Симэнь встал и вошел в спальню Пинъэр. Она лежала, повернувшись к стене. Заслышав его шаги, Пинъэр обернулась.
- Где ты был, дорогой мой? - спросила она. - Что же показали светильники?
- Успокойся! - говорил Симэнь. - Светильники подали надежду.
- Обманываешь ты меня, дорогой, - продолжала Пинъэр. - А мститель с двумя слугами опять приходил за мной. Ты, говорит, монаха позвала, чтобы от меня избавиться, но я подал жалобу загробному судье, и тебе, говорит, не уйти. Завтра тебя возьмут.
Слезы брызнули у Симэня из глаз.
- Дорогая моя! - громко зарыдал он. - Успокойся, прошу тебя! А его из головы выкинь! Как я хотел быть с тобой, но ты уходишь. Уж лучше бы мне навеки закрыть глаза. По крайней мере не пришлось бы так убиваться.
Пинъэр обняла Симэня за шею. Ее душили рыдания.
- Я тоже мечтала всегда быть с тобою, мой дорогой, - наконец, сквозь слезы заговорила она. - Но, увы, я умираю. Пока жива, хочу тебе кое-что сказать. На твоих плечах большой дом и хозяйство, и раз тебе приходится управляться одному, без помощников, будь в делах рассудителен и нетороплив. А Старшую не обижай. Она в положении. Наступит срок, и она родит тебе наследника, который продолжит род и дело. Ты лицо чиновное, так что поменьше с певичками-то гуляй, а домой пораньше приходи. Тебе за хозяйством надо больше смотреть. Не будет меня, кто тебя наставит? Кто совет даст? Кто горькую правду в глаза скажет?
Слова Пинъэр, будто ножом, полоснули по сердцу Симэня.
- Не беспокойся за меня, дорогая моя! - говорил сквозь слезы Симэнь. - Я буду помнить твои наказы. Раньше я не видел счастья и вот теперь расстаюсь с тобой. Горе убьет меня! Это Небо меня карает!
- Насчет Инчунь и Сючунь я договорилась со Старшей, - продолжала Пинъэр. - Инчунь будет у Старшей служить, а младшую, Сючунь, сестрица Вторая хотела взять. У нее нет горничной. Пусть тогда у нее и служит, ладно?
- Какой может быть разговор, дорогая! - заверял ее Симэнь. - Кто ж посмеет обижать твоих горничных! И кормилицу оставим. Будет при дщице души твоей служить.
- Какой дщицы?! - возражала Пинъэр. - Ее ко Всевышнему Владыке отправят. Сожгут, как пять седмиц выйдет, и дело с концом.
- Не тревожься, дорогая! - успокаивал ее Симэнь. - Я буду чтить тебя, покуда я жив.
- Ну иди отдохни! - поторопила его Пинъэр. - Поздно уже.
- Не хочу я спать. Я около тебя посижу.
- Мой час пока не пришел. Ступай! Здесь запах дурной. Со мной горничные побудут.
Симэню пришлось уступить ее настояниям.
- Как следует за матушкой глядите! - наказал он горничным и пошел в дальние покои к Юэнян.
Симэнь рассказал Юэнян о молебне со светильниками, который не предвещал ничего утешительного, и продолжал:
- Я только что от нее. Она еще довольно бодрая. Со мной поговорила. Может, Небо смилостивится. Авось, перетерпит муки и встанет.
- Да у нее глаза впали, губы запеклись, - говорила Юэнян. - Где там встанет! Это перед концом всегда легче становится. Вот она и разговорилась.
- За все эти годы обидела ли она кого в доме, а? Какая она была добрая! Слова дурного от нее ни разу не слыхал. Нет, ее смерти мне не пережить!
Симэнь опять заплакал. Юэнян тоже не сдержала слез, но не о том пойдет речь.
Пинъэр позвала Инчунь и Жуи.
- Помогите мне повернуться к стене, - сказала она. - А который час?
- Еще петухи не пропели, - отвечала Жуи. - Идет четвертая стража.
Инчунь подложила Пинъэр свежую подстилку и, повернув больную лицом к стене, поправила одеяло. Никто в эту ночь не смыкал глаз. Наконец улеглись тетушка Фэн и монахиня Ван. Потом горничные заперли дверь и, постлав прямо на полу у кровати Пинъэр тюфяк, тоже прилегли. Не прошло и половины стражи, как Сючунь с Инчунь крепко заснули. Пинъэр неожиданно встала с постели и начала будить Инчунь.
- За домом глядите! - наказывала она. - Я ухожу.
Инчунь с испугу вскочила. На столе догорала свеча. Пинъэр лежала лицом к стене. Горничная поднесла руку к ее лицу. Хозяйка не дышала.
Никто не знал, в котором часу испустила дух Пинъэр. Увы, не стало прекрасной души человека! Она ушла из мира и стала лишь дивным сном.
Да,
Когда призывает Яньло,
Отсрочек уже не дано.
Инчунь тотчас же разбудила остальных и зажгла светильник. Пинъэр лежала бездыханной, а под ней была лужа крови. Поспешно бросились в дальние покои сказать Симэню. Хозяин и Юэнян торопливо вошли в спальню и скинули одеяло. Пинъэр лежала как живая. Тело было еще теплое. Она только что скончалась. Только грудь ее была затянута в красный шелк. Симэнь, невзирая на кровь, обнял ее и поцеловал.
- О моя дорогая, моя справедливая! - причитал он. - Как рано покинула меня ты, несчастная ты моя! Лучше б меня смерть взяла. Да и мне недолго осталось. Зачем жить напрасно?
Далеко разносились из спальни плач и причитания. Юэнян тоже не осушала глаз. Потом подошли Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь и Сунь Сюээ - весь дом - горничные, служанки и кормилица плачем своим сотрясали своды помещения.
- Кто знает, когда она скончалась, - говорила, обращаясь к Цзяоэр и Юйлоу, Юэнян. - А она до сих пор не одета.
- Она же еще теплая, - говорила Юйлоу. - Значит, вот только отошла. Надо обряжать, пока не остыла. Чего же ждать?!
Симэнь тем временем припал на колени и, склонившись над Пинъэр, продолжал причитать:
- Дорогая! Выпал ли тебе хоть день счастливый за три года, прожитых в моем доме?! Это я погубил тебя, и Небо покарало меня!
Слушала его Юэнян, и ей стало наконец не по себе.
- Вот разошелся! - упрекала она мужа. - Поплакал и отойди. А то совсем уж прильнул. Неужто забыл о запрете касаться мертвецов? А если дурной дух изо рта ее в тебя войдет? Что тогда будешь делать? Ей, говоришь, счастливых дней не выпало, а кому выпали? Человек умер - что светильник выгорел. Каждому свой срок назначен, так что как ни держи, не удержишь. Всем этот путь уготован. - Юэнян обернулась к Цзяоэр и Юйлоу и продолжала: - Пойдите принесите ключи. Надо будет одежду подобрать. Я сама погляжу, что подойдет. - Хозяйка взглянула на Цзиньлянь. - А пока давай причешем сестрицу.
- Положите ее в самых любимых ее нарядах, - посоветовал хозяйке Симэнь.
- Принесите новую ярко-красную накидку из узорного атласа, - наказывала хозяйка Цзяоэр и Юйлоу, - и бледно-зеленую юбку, отделанную золотом. Захватите ту сиреневую кофту, расшитую облаками и цветами, в которой она была у сватьюшки Цяо, и широкую бирюзовую юбку со шлейфом. Возьмите еще белую шелковую накидку и желтую юбку.
Инчунь взяла светильник, а Юйлоу ключи. Она отперла расположенный за спальней чулан, где на широкой кровати во втором позолоченном сундуке лежали только новые наряды. Они открыли крышку и долго рылись в сундуке, пока не нашли три комплекта одежд, также сшитую по фигуре лиловую шелковую накидку, белую шелковую юбку, белые шелковые чулки и вышитые штаны. Ли Цзяоэр взяла все в охапку и показала Юэнян, когда та с Цзиньлянь при свете лампы причесывала Пинъэр. Они украсили покойницу четырьмя золотыми шпильками и связали волосы черным с отливом, как ворона крыло, платком.
- Какого цвета туфли подойдут? - спросила Цзяоэр хозяйку, когда та управилась с прической.
- Знаю, сестрица любила ярко-красные туфельки на толстой белой подошве, отделанные золотом и зеленой бахромой, - говорила Цзиньлянь. - Она их и обувала раз два, не больше. Надо их найти.
- Нет, красные на тот свет не пойдут, - возражала Юэнян. - Не в геенну же огненную мы ее готовим! Лучше обуем ее в те лиловые с золотой отделкой на толстой подошве, в которых она у невестки за городом была. Они ведь тоже с зеленой бахромой.
Ли Цзяоэр пошла искать лиловые туфли. Она перерыла четыре небольших позолоченных сундука обуви, но отыскать среди больше чем сотни пар нужную ей так и не удалось.
- Они тут должны быть, - уверяла Инчунь. - Надеванные матушка сюда складывала.
Инчунь вышла из кухни спросить Сючунь.
- Помню, матушка как-то целый узел обуви положила в сундук на кухне, - сказала Сючунь.
Они открыли сундук, в котором лежал большой узел новых туфелек.
Все спешили обрядить покойницу. Симэнь послал в большую залу слуг, велел им снять со стен свитки картин и каллиграфических надписей и расставить экраны и ширмы. Потом слуги перенесли туда на широкой доске Пинъэр и положили на небольшой стол, подостлав под нее парчовый тюфяк. Усопшую накрыли бумажным покрывалом. Рядом на столике воскурили благовония и зажгли сопровождающий покойницу неугасимый светильник. К ней приставили двух подростков. Один должен был бить в гонг, а другой - возжигать жертвенную бумагу. Дайань был отправлен за геомантом Сюем.
Когда Юэнян кончила одевать Пинъэр и вышла, покои усопшей заперли, оставив только комнату с каном, где разместились горничные и кормилица. Лишившись хозяйки, в три ручья проливала слезы тетушка Фэн. Монахиня Ван, молясь за упокой души усопшей, бормотала псалмы из «Спасения обиженных чад», «Сердца премудрости просветленной», «Сурангама-сутры» и «Канона Исцелителя», возглашала мантру Великоскорбящей о срединном пути и просила Путь указующего владыку бодхисаттв провести новопреставленную в царствие тьмы.
Симэнь, бия себя в грудь и гладя Пинъэр, продолжал с плачем причитать до тех пор, пока не сорвал голос.
- О моя добрая и справедливая! - повторял он.
Суматоха продолжалась вплоть до крика петухов, когда Дайань привел геоманта Сюя.
- Я глубоко опечален кончиной вашей почтенной супруги, - поклонившись Симэню, начал геомант. - Когда произошло несчастье?
- Уснула она в четвертую ночную стражу, - пояснял Симэнь. - После хлопот все крепко спали… Так что и сами не знаем точно, в котором часу.
- Которой супругой была усопшая? - спросил Сюй.
- Шестой, - отвечал Симэнь. - Она давно страдала от недуга.
- Ничего, - успокоил хозяина геомант и велел слугам зажечь светильник, потом приоткрыл бумажное покрывало и увидел, что пальцы Пинъэр показывают число, означающее пятую стражу.
- Сударыня скончалась в первой половине пятой стражи, окончательно отошла при втором ударе пятой стражи, а дух начала испускать еще в предшествующий послеполуночный час под вторым знаком чоу, - заключил Сюй.
Симэнь распорядился подать тушечницу и кисть, а геоманта попросил составить свидетельство.
При свете лампы геомант достал из темной сумы численник на все века и, заглянув в него, спросил фамилию усопшей и восемь знаков даты ее рождения.
Свидетельство гласило:
«Новопреставленная супруга достопочтенного господина Симэня, урожденная Ли, родилась в полуденный час под седьмым знаком - у, пятнадцатого дня в первой луне восьмого года - синь-вэй в правление под девизом Высокого Покровительства, скончалась в послеполуночный час под вторым знаком - чоу, семнадцатого дня в девятой луне года тридцать четвертого дин-ю в правление под девизом Порядка и Гармонии. День теперь находится под знаками бин-цзы, означающими «тринадцать», луна - под знаками моу-сюй, означающими «тридцать пять». День, стало быть, самый пагубный. Дух почившей ростом в целый чжан продвигается на юго-запад. При столкновении со зловещим Юпитером он будет обезглавлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210