!
- Если у вас нет денег, - Пинъэр улыбнулась, - то мы позовем матушку Фэн, - она у меня живет, - и пусть она будет нашей свахой, а насчет подарков не беспокойтесь. Выберем счастливый день, и войдете ко мне в дом мужем. Что вы на это скажете?
- Вы воистину осчастливили горемыку, сударыня! - поспешно отвешивая земные поклоны, рассыпался Чжушань. - Мне кажется, я вновь обрел отца и мать, ощутил родительскую ласку. Еще никогда не переживал я такого счастья!
Они осушили свадебный кубок, заключив тем самым помолвку. Чжушань пировал с Пинъэр до самого вечера. Когда он ушел, Пинъэр стала советоваться с тетушкой Фэн.
- Видишь ли, у Симэнь Цина беда случилась. Кто знает, чем все кончится, а я одна. Заболела и чуть с белым светом не распрощалась. Я так думаю, не лучше ли будет взять этого доктора себе в мужья, а?
На другой день Пинъэр отправила Цзян Чжушаню письмо с тетушкой Фэн. В нем сообщалось, что восемнадцатое в шестой луне предвещает счастье, в этот день она ждет его к себе, чтобы стать мужем и женой.
Прошло еще три дня, и Пинъэр вручила Чжушаню триста лянов серебра, чтобы он открыл в двух помещениях у ворот лавку и украсил ее как полагается. Раньше Чжушань пешком ходил по больным, теперь приобрел осла и важно разъезжал на нем верхом, но не о том пойдет речь.
Да,
Весенний ветерок едва подует -
И зеркало стоячих вод взволнует.
Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ЛАЙБАО УЛАЖИВАЕТ ДЕЛА В ВОСТОЧНОЙ СТОЛИЦЕ
ЧЭНЬ ЦЗИНЦЗИ СМОТРИТ ЗА РАЗБИВКОЙ САДА
Случается переживать мгновенья
Страшней, чем со змеею столкновенье.
Кто ведает, что времени теченье
Есть колеса огромного вращенье?
Что у соседа справа отберешь,
Соседу слева полностью вернешь.
Куда шальные деньги попадают,
Там, словно снег на солнце, и растают.
Рис на участке отнятом сажая,
Не соберет обидчик урожая.
На хитрость, на уловки положась,
Ты раньше срока встретишь смертный час.
Тут наш рассказ раздваивается. Не будем говорить, как Пинъэр взяла к себе Цзян Чжушаня, а расскажем о Лайбао и Лайване, которые отправились с подношениями в столицу.
С зарею выходили они на большую покрытую бурого цвета пылью дорогу, на закате шли по багровой вечерней пыли. Садились поесть, лишь изголодавшись, принимались пить, лишь изнывая от жажды. Ночевали прямо под луной да под звездным небом, пока, наконец, не добрались до Восточной столицы.
Остановились они на постоялом дворе за воротами Долголетия, а на другой день вышли побродить по городу, прислушивались, о чем шептались и судачили на улицах и в переулках. А толковали все об одном: вчера-де после допроса начальнику военного ведомства Ван Фу объявили высочайший указ. А приговор будет утвержден осенью. Продолжаются розыски кое-кого из подчиненных, близких и родных командующего Ян Цзяня, потому, мол, и приговор пока еще не вынесен, но теперь, должно быть, и до них дошел черед.
Тут слуги Симэня взвалили на спину тюки с подарками и поспешили к Цай Цзину. Бывать у него по делам им приходилось не раз, и дорога была знакомая. У самого особняка под аркой на улице Драконовой Доблести они остановились разузнать новости. Немного погодя из ворот государева наставника торопливо выскочил человек в синем и повернул на восток. Лайбао сразу узнал в нем управителя Яна, который доводился родственником командующему Ян Цзяню и служил при нем. Лайбао чуть не окликнул его, да вовремя вспомнил наказ хозяина и удержался. Когда управитель исчез из виду, слуги не спеша приблизились к воротам и почтительно поклонились привратнику.
- Его высокопревосходительство господин наставник у себя? - спросил Лайбао.
- Его превосходительство не вернулись из дворца, - ответил привратник. - А в чем дело?
- Нельзя ли повидаться с почтенным господином Чжаем, дворецким, дело есть, - не унимался Лайбао.
- Господин Чжай отбыл в свите его превосходительства.
«Постой, подарка ждешь, потому и правду сказать не хочешь», - смекнул слуга и, достав из рукава лян серебром, протянул привратнику.
- Тебе кого? - принимая серебро, спросил тот. - Самого господина наставника или его старшего сына, академика? У его превосходительства секретарем дворецкий господин Чжан Цянь, молодому господину докладывает младший дворецкий Гао Ань. Его превосходительство не изволили вернуться, а молодой господин дома. Если по делу, хочешь, вызову дворецкого Гао. Доложишь младшему, не все ль равно!
- Я от командующего Яна, - схитрил Лайбао, - по делу.
Стражник не посмел больше медлить и удалился. Просители долго ждали появления Гао Аня.
- Ваш покорный слуга в родстве с его превосходительством господином Яном, - начал Лайбао, торопливо поднося Гао Аню десять лянов. - У нас от него письмо. Прибыли-то мы вместе с управителем Яном, но пока я мешкал с обедом, он успел у вас побывать…
- Ян только что ушел, - сказал Гао Ань, принимая серебро. - Его превосходительство на аудиенции. Обожди немного, я доложу молодому господину.
С этими словами дворецкий Гао повел Лайбао через мощеный темным камнем двор вглубь особняка. Всюду пестрели ярко-красные надписи, проходы между строениями украшали покрытые зеленым лаком перила. Миновав большую залу и еще одни парадные ворота, Лайбао очутился у обращенной на юг пристройки. На золотой таблице рукою императора было начертано: «Музыкальная зала ученого».
Цай Ю, сын Цай Цзина, тоже был любимцем при дворе, академиком палаты Счастья и Согласия, а кроме того начальником ведомства обрядов и надзирателем при дворце Величайшего Единства.
Лайбао остался ждать у дверей, а Гао Ань пошел доложить, потом велел ему войти.
В зале висел красный занавес. Перед ним восседал одетый по-домашнему Цай Ю.
- Откуда явился? - спросил он павшего на колени слугу.
- Ваш покорный слуга сродни его превосходительству господину Яну, из домашних Чэнь Хуна, прибыл вместе с управителем Яном передать письмо его высокопревосходительству. Управитель успел повидаться, а я опоздал, - объяснил Лайбао и вынул из-за пазухи письмо.
Цай Ю увидал на конверте надпись: «Белого рису пятьсот даней», велел подойти поближе и продолжал:
- Его превосходительство господин Цай все эти дни избегал принимать посетителей, поскольку и его имя значится в обвинительном докладе. Вчера дело рассматривалось на заседании судебной коллегии трех управлений под председательством помощника начальника коллегии его превосходительства господина Ли Банъяня. Как стало известно вчера, государь объявил господину Яну высочайшее помилование, и наказание будет смягчено. Правда, в списке наказуемых значатся его близкие и служащие, приговор которым ожидается по окончании расследования. Так что ступай, поговори с его превосходительством Ли.
- Нижайше прошу, ваше превосходительство, указать, где изволит проживать достопочтенный господин Ли, - отвешивая низкие поклоны, умолял Лайбао. - Окажите столь высокую милость, от имени господина Яна прошу.
- Дойдешь до моста Небесного потока, потом свернешь на север, - пояснил Цай Ю, - там, на склоне, увидишь большие ворота. Спросишь любого, где живет помощник начальника коллегии, старший академик залы Содействия правлению, он же начальник ведомства обрядов его превосходительства Ли Банъянь, всякий тебе скажет. Да ладно, я пошлю провожатого.
Тут Цай Ю велел писцу составить письмо, поставил печать и попросил Гао Аня проводить Лайбао.
Лайвану было велено забрать подношения, и оба слуги вместе с Гао Анем покинули дом Цай Цзина. Миновав улицу Драконовой доблести, они прошли мост Небесного потока и вскоре оказались перед домом Ли Банъяня.
Помощник начальника коллегии как раз возвращался с высочайшей аудиенции. Он был в расшитом шелковом красном халате с нефритовым обручем на поясе. Проводив к паланкину какого-то сановника, он проследовал в свои покои.
- Прибыл дворецкий его превосходительства академика Цая-младшего, - доложил привратник.
Сначала пригласили Гао Аня. После разговора с ним велели войти Лайбао и Лайвану, которые пали ниц перед возвышением, где восседал хозяин. Стоявший сбоку Гао Ань протянул Ли Банъяню письмо от Цай Ю и перечень подарков, которые Лайбао тут же преподнес.
- Как я могу принять все это, когда за тебя просит его превосходительство господин Цай?! - увидев подношения, воскликнул Банъянь. - Да ты еще и в родстве с его превосходительством Яном. А его императорское величество были растроганы и оказали господину Яну высочайшую милость, так что все улажено. Правда, прокурор сурово обвинил тех, кто с ним. Кое-кому наказания не избежать.
И Ли Банъянь велел писцу подать присланные накануне списки обвиняемых.
Доклад, между прочим, гласил:
«Вместе с Ван Фу - письмоводитель Дун Шэн, домочадец Ван Лянь, начальник стражи Хуан Юй; вместе с Ян Цзянем - писец Лу Ху, управитель Ян Шэн, секретари Хань Цзунжэнь и Чжао Хундао, начальник стражи Лю Шэн и клика родственников: Чэнь Хун, Симэнь Цин, Ху Четвертый. Эти прихвостни и хитрые лисы, пользуясь покровительством тигра, с расчетом приобретали себе чины и, опираясь на сильных, губили народ. Их лихоимство беспримерно, их злодеяния велики, как горы. Они возмутили простой люд, отчего начались смуты в городах.
Покорнейше просим Ваше Величество либо передать дело в судебную коллегию и сослать клику преступников на дальние окраины, дабы сражались там с демонами и оборотнями, либо применить высшее наказание и казнить судом Империи. Нельзя и дня оставлять их в живых!»
Растерявшиеся слуги только отвесили земные поклоны.
- Ваш покорный слуга как раз из домашних Симэнь Цина, - пролепетал, наконец, Лайбао. - Уповаю на вашу высокую милость, ваше превосходительство, пощадите моего господина, не дайте погибнуть!
Вместе со слугами коленопреклоненно просил о пощаде и Гао Ань.
Ну как не порадеть при виде пятисот лянов серебра всего лишь за одно лицо?! И тут Ли Банъянь велел принести стол, взял кисть и исправил в докладе имя Симэнь Цин на Цзя Цин, забрал подарки, а просителей отпустил, передав ответное письмо Цай Ю и пятьдесят лянов для Гао Аня, Лайбао и Лайвана.
Выйдя от него, слуги Симэня простились с Гао и направились на постоялый двор, собрали вещи, расплатились с хозяином и звездной ночью пустились обратно в Цинхэ.
По прибытии сразу же по порядку доложили обо всем Симэнь Цину. От их рассказа хозяина будто в ледяную воду окунули.
- Не отблагодари их заранее, что бы мы теперь делали?! - говорил он Юэнян.
В эти минуты жизнь Симэнь Цина, закатившаяся было, как солнце за западные хребты, вдруг вновь возродилась из-за Фусана. Будто гора с плеч свалилась.
Дня через два ворота больше не запирали, опять возобновилась стройка и разбивка сада, стали понемногу выходить на улицу.
* * *
Однажды, проезжая верхом по Львиной, Дайань увидел у ворот Ли Пинъэр большую лавку лекарственных трав. Внутри сверкали ярко-красные шкафы и грудами лежали снадобья. Снаружи блестела лаковая вывеска, качались образцы товаров. Шла бойкая торговля.
- Госпожа Хуа наняла приказчика и открыла лавку лекарственных трав, - рассказывал Симэню, вернувшись домой, слуга.
Дайань и не подозревал о том, что Пинъэр взяла в мужья Цзян Чжушаня. И Симэнь не очень-то ему поверил.
Как-то, в середине седьмой луны, когда повеяло осенним ветерком и на землю пала прохладная роса, Симэнь ехал верхом по улице. Вдруг его окликнули Ин Боцзюэ и Се Сида. Симэнь спешился.
- Что это тебя, брат, давно не видно? - спросили его друзья. - Сколько раз к дому подходили, да глядим: ворота заперты, а стучаться не решались. Все ломали голову: что, мол, брат дома сидит? Ну как, женился? А нас и не позвал?
- Даже говорить не хочется, - начал Симэнь. - Сват у меня в неприятность попал. Пришлось за него хлопотать. А свадьбу я отложил.
- Вот оно что! - удивился Боцзюэ. - А мы и не знали, что беда стряслась. Но раз уж встретились, мы тебя, брат, так не отпустим. Приглашаем к У Иньэр тоску немного развеять, по чарочке пропустить.
И друзья без лишних слов потащили Симэня к певицам. Дайань с Пинъанем сзади вели коня.
Да,
Покинешь дом, тебе и счастья нет,
Тоскливо сердцу, к дому просится.
Вино, и алость щек, и звон монет -
Дурманящая разум троица.
Так, уведенный друзьями, Симэнь целый день провел в гостях у Иньэр. Его отпустили только под вечер, когда он был уже полупьян. Возвращаясь верхом, при въезде на Восточную улицу Симэнь повстречал куда-то торопившуюся тетушку Фэн.
- Далеко ли путь держишь? - спросил Симэнь, сдерживая коня.
- Из загородного монастыря иду, - отозвалась старуха. - В день поминовения всех усопших госпожа посылала. По покойном муже панихиду заказывала.
- Хозяйка жива-здорова? - спросил захмелевший Симэнь. - На днях навестить ее собираюсь.
- Чего же теперь, сударь, о здоровье-то справляться?! Худо ли, хорошо ли, а свадьбу сыграли - кашу сварили, а едок и горшок прихватил.
- Уж не замуж ли она вышла? - Симэнь вздрогнул.
- Госпожа меня не раз к вам посылала, да я так и не смогла увидеть, головные украшения показать. Ворота были на запоре, а слуг просила, вы и внимания не обратили. Делать было нечего! Ну и нашла другого…
- Кого же?
Тетушка Фэн рассказала, как Ли Пинъэр средь ночи пугали лисы, как она заболела и чуть не умерла, как пригласила Цзян Чжушаня с Большой улицы и поправилась, а через некоторое время приняла врача в дом, и они стали мужем и женой, как потом Пинъэр дала Чжушаню триста лянов, и он открыл лавку лекарственных трав.
Не услышь такого Симэнь, все бы шло своим чередом, а тут он от негодования чуть с лошади не свалился.
- Какой ужас! - воскликнул он. - Выйди за другого, не было бы так обидно, но за этого коротышку-рогоносца! Да какой в нем прок?!
Симэнь ударил коня и помчался домой. Когда он спешился и вошел в парадные ворота, перед ним предстали Юэнян, Юйлоу, Цзиньлянь и его дочь, Симэнь Старшая. На залитом лунным светом дворе перед главной залой они, как ни в чем не бывало, играли в скакалки. Завидев хозяина, женщины спрятались. Не убежала только Пань Цзиньлянь. Она прислонилась к колонне и стала поправлять туфельку.
- Ишь раскричались, потаскухи! - заругался пьяный Симэнь. - От безделья через веревочку прыгать вздумали!
Симэнь подбежал к Цзиньлянь и, дав ей пинка, ушел в задние покои, но не к Юэнян, а в западный флигель. Пройдя в кабинет, приказал накрыть там постель. Он не успокоился и отругав слуг со служанками. Столпившись в стороне, испуганные жены не могли понять, что с ним случилось.
- Раз видишь, пьяный идет, надо было уйти, а то стоит улыбается, туфельку поправляет, - укоряла своенравную Цзиньлянь хозяйка. - Сама его разозлит, потом он на всех кидается.
- Ладно бы нас ругал, а то и Старшую потаскухой обзывает. Вот негодный! - возмущалась Юйлоу.
- В этом доме мне всегда больше всех достается, - сказала Цзиньлянь. - Все тут были, а пинком меня наградил. Вам-то чего беспокоиться.
- Да ты б ему посоветовала и меня пнуть ногой, - заметила с раздражением Юэнян. - Тогда бы всем досталось, не тебе одной. Знай же свое место, бесстыдница! Я молчу, а ты рта не закрываешь.
Видя, что Юэнян сердится, Цзиньлянь заговорила по-другому:
- Вы не поняли. Не о том я хотела сказать. Не знаю, говорю, что у него там вышло, а пришел на мне зло срывать. Глаза на меня вытаращил, извести, верно, хочет.
- Ну кто тебя заставляет его на зло-то наводить! - укоряла ее Юэнян. - Ты ж сама на кулаки напрашиваешься.
- А вы слугу допросите, - посоветовала Юйлоу. - И где он только успел напиться? Утром был в самом благодушном настроении, а воротился…
Вызвали Дайаня, и Юэнян учинила ему допрос.
- Правду говори, арестант проклятый, - обрушилась она на слугу, - не то бить велю. И Пинъаня заодно. Получите у меня по десятку палок каждый.
- Сжальтесь, сударыня! - взмолился Дайань. - Все расскажу как было. Хозяин с дядей Ином пошли навестить У Иньэр. Вышли от нее рано.
У Восточной улицы хозяин встретился с тетушкой Фэн. Она и сказала, что госпожа Хуа, мол, пождала-пождала да и нашла себе мужа - доктора Цзяна с Большой улицы. Это и вывело хозяина из себя.
- Выходит, бесстыжая распутница замуж вышла, а на нас надо зло срывать? - возмущалась Юэнян.
- Да никуда она не выходила, она к себе в дом мужа привела, - уточнил Дайань. - Денег ему выдала. Поглядели бы, какую они лавку лекарственных трав открыли! Я как-то хозяину сказал, да он не поверил.
- Сами посудите, - вставила Юйлоу, - давно ли муж умер? Траур снять не успела, а уж замуж. Как можно, а?
- В наше время не спрашивают, что можно, а чего нельзя, - заметила Юэнян. - Что она, первая, что ли такая? Мало ли нынче в трауре замуж выходят? Распутной только бы пить да спать с мужиком. Где уж там блюсти целомудрие!
Заметь, дорогой читатель! Слова эти задели за живое и Мэн Юйлоу, и Пань Цзиньлянь. Ведь обе они вышли замуж во второй раз и раньше, чем истек полагающийся срок траура. Смущенные, они удалились к себе, но не о том пойдет речь.
Да,
Хоть часто в жизни нам сопутствуют невзгоды,
Но редко мы о них с друзьями речь заводим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210