Представь, что у нас есть шесть игральных костей. Если мы к ним приложим
еще четыре, то сможем сказать, что их было в полтора раза больше, чем тех,
что мы приложили, а если прибавим двенадцать, то скажем, что их было
вполовину меньше. Иные же подсчеты здесь недопустимы. Или ты допустил бы?
Теэтет. Я- нет.
Сократ. Что же в таком случае? Если Протагор или кто-нибудь другой спросит
тебя, Теэтет, может ли . что-то сделаться больше размером или числом и в то
же время не увеличиться, что ты ответишь?
Теэтет. Если бы нужно было ответить, как сейчас мне это представляется, то
я бы сказал, что не может. Но если бы меня спросили об этом во время
прежнего нашего рассуждения, то тогда, стараясь не противоречить себе, я
сказал бы, что может.
Сократ. Вот это чудесно, друг мой, клянусь Герой! Однако если ты ответишь,
что может, то получится, видимо, почти по Еврипиду: язык наш не в чем
упрекнуть, ну а вот сердце есть в чем.
Теэтет. Правда.
Сократ. Дело в том, что если бы мы с тобой были великими мудрецами,
изведавшими все глубины сердца, и нам от избытка премудрости оставалось бы
только ловить друг друга на софистических подвохах, то, сойдясь для такого
поединка, мы могли бы отражать одно рассуждение другим. На самом же деле,
поскольку мы люди простые, давай-ка прежде разберем предмет наших
размышлений сам по себе - все ли у нас согласуется между собой или же нет?
Теэтет. И я очень хотел бы этого.
Сократ. Вот и я тоже. А когда так, то давай прежде всего спокойно - ведь в
досуге у нас нет недостатка, - не давая воли раздражению, в самом деле
проверим i" самих себя: каковы же эти наши внутренние видения? В первую
очередь, я думаю, мы договоримся, что ничто не становится ни больше, ни
меньше, будь то объемом или числом, пока оно остается равным самому себе. :
Не так ли?
Теэтет. Так.
Сократ. Во-вторых, то, к чему ничего не прибавляли и от чего ничего не
отнимали, никогда не увеличивается и не уменьшается, но всегда остается
равным ; себе.
Теэтет. Разумеется.
Сократ. Стало быть, в-третьих, мы примем, что чего не было раньше и что
появилось уже позднее, то не может существовать, минуя возникновение и
становление?
Теэтет. По крайней мере, это представляется так.
Сократ. Вот эти три допущения и сталкиваются друг с другом в нашей душе,
когда мы толкуем об игральных костях или когда говорим, что я в своем
возрасте, когда уже не растут ни вверх ни вниз, в какой-то год то был выше
тебя, то вскоре стал ниже, причем от моего , роста ничего не убавилось,
просто ты вырос. Ведь получается, что я стал позже тем, чем не был раньше,
пропустив становление. А поскольку нельзя стать не становясь, то, не
потеряв ничего от своего роста, я не смог бы стать меньше. И с тысячью
тысяч прочих вещей дело обстоит так же, коль скоро мы примем эти допущения.
Ты успеваешь за мной, Теэтет? Мне сдается, ты не новичок в подобных делах.
Теэтет. Клянусь богами, Сократ, все это приводит меня в изумление, и,
сказать по правде, иногда, когда я пристально вглядываюсь в это, у меня
темнеет в глазах.
Сократ. А Феодор, как видно, неплохо разгадал твою природу, милый друг. Ибо
как раз философу свойственно испытывать такое изумление . Оно и есть начало
философии, и тот, кто назвал Ириду дочерью Тавманта, видно, знал толк в
родословных. Однако ты уже уяснил, каким образом это относится к тому, что
толковал Протагор, или нет?
Теэтет. Кажется, нет.
Сократ. А скажешь ли ты мне спасибо, если вместе с тобой я стану открывать
истину, скрытую в рассуждениях одного мужа, а вернее сказать, даже многих
именитых мужей?
Теэтет. Как не сказать! Разумеется, скажу.
Сократ. Оглянись же как следует, дабы не подслушал нас кто-нибудь из
непосвященных. Есть люди, которые согласны признать существующим лишь то,
за что они могут цепко ухватиться руками, действиям же или становлениям,
как и всему незримому, они не отводят доли в бытии.
Теэтет. Но, Сократ, ты говоришь о каких-то твердолобых упрямцах.
Сократ. Да, дитя мое, они порядком невежественны. Но есть и другие, более
искушенные. Вот их-то тайны я и собираюсь тебе поведать. Первоначало, от
которого зависит у них все, о чем мы сегодня толковали, таково: все есть
движение, и кроме движения нет ничего. Есть два вида движения,
количественно беспредельные: свойство одного из них - действие, другого -
страда ние. Из соприкосновения их друг с другом и взаимодействия возникают
бесчисленные пары: с одной стороны, ощутимое, с другой - ощущение, которое
возникает и появляется всегда вместе с ощутимым. Эти ощущения носят у нас
имена зрения, слуха, обоняния, чувства холода или тепла. Сюда же относится
то, что называется удовольствиями, огорчениями, желаниями, страхами, и
прочие ощущения, множество которых имеют названия, а безымянным и вовсе нет
числа. Ощутимые же вещи сродни каждому из этих ощущений: всевозможному
зрению - всевозможные цвета, слуху - равным же образом звуки и прочим
ощущениям - прочее ощутимое, возникающее совместно с ними. Разумеешь ли,
Теэтет, что дает нам это предположение для нашего прежнего рассуждения? Или
нет?
Теэтет. Не очень хорошо, Сократ.
Сократ. Однако приглядись, не бьет ли оно в ту же цель? Ведь она означает,
что все это, как мы и толковали, движется, и движению этому присуща
быстрота и медленность. Поэтому то, что движется медленно, движется на
одном месте или в направлении к близлежащим вещам, то же, что возникает от
этого, получается направлении к удаленным вещам, и то, что от этого возникает, получается
более быстрым. Ибо оно несется, и в этом порыве заключается природа его
движения. Поэтому как только глаз, приблизившись к чему-то ему
соответствующему, порождает белизну и сродное ей ощущение - чего никогда не
произошло бы, если бы каждое из них сошлось с тем, что ему не
соответствует, - тотчас же они несутся в разные стороны: зрение - к глазам,
а белизна - к цвету соучастника этого рождения. Глаз наполняется зрением и
видит, становясь не просто зрением, но видящим глазом, что же касается
второго родителя, то он, наполнившись белизной, уже становится в свою
очередь не белизной, но белым предметом - будь то дерево, камень или любая
вещь, выкрашенная в этот цвет. Так же и прочее: жесткое, теплое и все
остальное, коль скоро мы будем понимать это таким же образом, не может
существовать само по себе, о чем мы в свое время уже говорили, но все
разнообразие вещей возникает от взаимного общения и движения, причем
невозможно, как говорится, твердо разграничить, что здесь действующее, а
что страдающее. Ибо нет действующего, пока оно не встречается со
страдающим, как нет и страдающего, пока оно не встретится с действующим.
При этом, сойдясь с одним, что-то оказывается действующим, а сойдясь с
другим - страдающим. Так что из всего того, о чем мы с самого начала
рассуждали, ничто не есть само по себе, но все всегда возникает в связи с
чем-то, а [понятие] "существовать" нужно отовсюду изъять, хотя еще недавно
мы вынуждены были им пользоваться по привычке и по невежеству. Ибо эти
мудрецы утверждают, что не должно допускать таких выражений, как "нечто",
"чье-то", "мое", "это", "то", и никакого другого имени, выражающего
неподвижность. В согласии с природой вещей должно обозначать их в
становлении, созидании, гибели и изменчивости. Поэтому, если бы кто-то
вздумал остановить что-либо с помощью слова, он тотчас же был бы изобличен.
Так нужно рассматривать и каждую часть, и собрание многих частей, каковое,
как они полагают, представляют собой человек и камень, каждое живое
существо и каждый вид. Ну что, Теэтет, способен ли ты получить удовольствие
и наслаждение от этих рассуждений?
Теэтет. Не знаю, Сократ. Я даже не могу сообразить, свое ли мнение ты
высказываешь или испытываешь меня.
Сократ. Ты запамятовал, друг мой, что я ничего не знаю и ничего из этого
себе не присваиваю, - я уже неплоден и на все это не способен. Нынче я
принимаю у тебя, для того и заговариваю тебя и предлагаю отведать зелья
всяких мудрецов, пока не выведу на свет твое собственное решение. Когда же
оно выйдет на свет, тогда мы и посмотрим, чахлым оно окажется или
полноценным и подлинным. Однако теперь мужественно и твердо, благородно и
смело ответь мне, что ты думаешь о том, что я хочу у тебя спросить.
Теэтет. Ну что же, спрашивай.
Сократ. Итак, скажи мне еще раз, нравится ли тебе утверждение, что все
вещи, о которых мы рассуждали, не существуют как нечто, по всегда лишь
становятся добрыми, прекрасными и так далее?
Теэтет. По крайней мере, пока я слушаю тебя, это рассуждение представляется
мне очень толковым и вполне приемлемым в таком виде.
Сократ. Тогда не оставим без внимания и остального. Остались же у нас
сновидения и болезни, особенно же помешательства, которые обычно
истолковывают как расстройство зрения, слуха или какого-нибудь другого
ощущения. Ты ведь знаешь, что во всех этих случаях недавно разобранное
утверждение как раз опровергается, так как в высшей степени ложны наши
ощущения, рожденные при этом, и то, что каждому кажется каким- то, далеко
не таково на самом деле, но совсем напротив, из того, что кажется, ничто не
существует.
Теэтет. Это сущая правда, Сократ.
Сократ. Итак, мой мальчик, какое же еще остается у кого-либо основание
полагать, что знание есть ощущение и что каждая вещь для каждого такова,
какой она ему кажется?
Теэтет. Я уже боюсь, Сократ, отвечать, что мне нечего сказать, после того
как ты выговорил мне за такие речи. Однако, по правде сказать, я не мог бы
спорить, ь что в помешательстве или в бреду люди не заблуждаются, воображая
себя кто богом, а кто как бы летающей птицей.
Сократ. Не подразумеваешь ли ты здесь известного спора о сне и яви?
Теэтет. Какого такого спора?
Сократ. Я думаю, что ты слышал упоминания о нем: когда задавался вопрос,
можно ли доказать, что мы вот в это мгновение спим и все, что воображаем,
видим во сне или же мы бодрствуем и разговариваем друг с другом наяву.
Теэтет. В самом деле, Сократ, трудно найти здесь какие-либо доказательства:
ведь одно повторяет другое, как антистрофа строфу. Ничто не мешает нам
принять наш теперешний разговор за сон, и, даже когда во сне нам кажется,
что мы видим сны, получается нелепое сходство этого с происходящим наяву.
Сократ. Ты видишь, что спорить не так уж трудно, тем более что спорно уже
то, сон ли это или явь, а поскольку мы спим и бодрствуем равное время, в
нашей душе всегда происходит борьба: мнения каждого из двух состояний
одинаково притязают на истинность, так что в течение равного времени мы
называем существующим то одно, то - другое и упорствуем в обоих случаях
одинаково.
Теэтет. Именно так и происходит.
Сократ. Стало быть, такой же вывод мы должны сделать и для болезней и
помешательств с той только разницей, что время не будет здесь равным.
Теэтет. Правильно.
Сократ. Ведь истина не определяется большим или меньшим временем?
Теэтет. Это было бы совсем смешно.
Сократ. А другие, ясные доказательства истинности одного из этих мнении мог
бы ты привести?
Теэтет. Думаю, что нет.
Сократ. Тогда выслушай от меня, что сказали бы об этом те, кто утверждает,
будто любое мнение всегда истинно для мнящего так. Рассуждают они, думаю я,
следующим образом. Скажи, Теэтет, спрашивают они, нечто во всех отношениях
иное разве будет иметь те же самые свойства, что и отличная от него вещь? И
давай не будем принимать, что в каком-то отношении оно тождественно [этой
вещи], а в каком-то - иное. Я спрашиваю об ином в целом.
Теэтет. В случае если это совсем иное, невозможно, 159 чтобы оно было
тождественно [другой вещи] либо по своим свойствам, либо в чем угодно
другом.
Сократ. И необходимо согласиться, что оно будет также неподобно той вещи?
Теэтет. Мне кажется, да.
Сократ. Итак, если что-то вдруг окажется чему-то подобным или неподобным
либо тождественным или иным, то скажем ли мы, что тождественное подобно, а
иное - неподобно?
Теэтет. Непременно.
Сократ. А раньше мы утверждали, что действующее так же многочисленно и
беспредельно, как и страдающее.
Теэтет. Да.
Сократ. И что одно, сойдясь с другим, произведет не тождественное другому,
а иное.
Теэтет. Разумеется.
Сократ. Так давай потолкуем обо мне и о тебе и обо всем другом на тот же
лад. Возьмем, с одной стороны, здорового Сократа, а с другой - Сократа
больного. Скажем ли мы, что тот подобен этому или что неподобен?
Теэтет. Ты хочешь сказать, больной Сократ в целом подобен ли здоровому
Сократу в целом?
Сократ. Ты прекрасно меня понял: именно это я хочу сказать.
Теэтет. Конечно, неподобен.
Сократ. Стало быть, это иной Сократ, раз он неподобен тому?
Теэтет. Непременно.
Сократ. То же ты можешь сказать и о спящем и обо всем прочем, что мы
сегодня разобрали?
Теэтет. Именно так.
Сократ. Значит, все, что по своей природе может что-то производить,
сталкиваясь со здоровым Сократом, будет взаимодействовать с одним
человеком, а когда я болен, то как бы с другим?
Теэтет. А разве нет?
Сократ. И в обоих случаях я, страдающий, и то, действующее, произведем
разные следствия?
Теэтет. Например?
Сократ. Когда я здоров и пью вино, оно мне кажется приятным и сладким.
Теэтет. Так.
Сократ. Ведь, как мы уже договорились, действующее и страдающее произвели
сладость и ощущение, одновременно несущиеся в разные стороны: ощущение,
предназначенное для страдающего, делает язык ощущающим, а сладость,
направляясь к вину, заставляет его и быть сладким и казаться.
Теэтет. Разумеется, ведь об этом мы уже договорились.
Сократ. Когда же я болен, то, по правде говоря, вино, во-первых, застает
уже не того же самого человека, потому что оно приближается к неподобному.
Теэтет. Да.
Сократ. Стало быть, выпитое вино и такой Сократ вместе произведут уже иное:
для языка - ощущение горечи, а для вина - возникающую и несущуюся горечь, и
вино станет уже не горечью, но горьким, а я - не ощущением, но ощущающим?
Теэтет. Совершенно верно.
Сократ. И, ощущая таким образом, я уже не стану ничем иным : ибо от других
вещей - другое ощущение, делающее отличным и другим самого ощущающего, ибо
равно как и действующее на меня, сойдясь с другим и произведя другое,
никогда не сможет остаться таким же, поскольку, производя от другого
другое, оно станет другим.
Теэтет. Это так.
Сократ. И я не остаюсь таким же, как был, и вино не будет таким, как было.
Теэтет. В том-то и дело.
Сократ. Ведь когда я становлюсь ощущающим, я непременно должен что-то
ощущать, ибо, ничего не ощущая, ощущающим стать невозможно. Так же и что то
становится сладким или горьких или еще каким-то для кого-то, поскольку
сладкое не может стать сладким ни для кого.
Теэтет. Разумеется.
Сократ. И нам остается, если мы существуем или становимся, существовать и
становиться друг для друга, коль скоро какая-то необходимость связывает
наше существование, но не связывает его ни с кем-то другим, ни с нами
самими. Поэтому-то нам и остается быть связанными друг с другом, так что
если кто скажет "нечто есть", то он должен добавить, для чего "есть", от
чего "есть" и в отношении к чему "есть", и то же самое, если он говорит
"становится". Само же по себе с что-то существующее или становящееся ни сам
он не должен называть, ни другому позволять это делать - так требует
рассуждение, которое мы разобрали.
Теэтет. Безусловно, Сократ.
Сократ. Стало быть, если действующее на меня существует для меня, а не для
кого-то другого, то и ощущаю его только я, а другой - нет?
Теэтет. А как же иначе?
Сократ. Следовательно, мое ощущение истинно для меня, поскольку всегда
принадлежит моей сущности, и, согласно Протагору, я судья всем существующим
для меня вещам, что они существуют, и несуществующим, что они не
существуют.
Теэтет. По-видимому.
Сократ. Так если суд мой непогрешим и я не ошибаюсь в своих мыслях о
существующем и становящемся, как же могу я не знать того, что ощущаю?
Теэтет. Никак не можешь.
Сократ. Стало быть, ты превосходно сказал, что знание есть не что иное, как
ощущение, и это совпадает с утверждениями тех, кто вслед за Гомером,
Гераклитом и всем этим племенем полагает, будто все течет, словно река, или
вслед за Протагором, мудрейшим из мудрецов, считает мерой всех вещей
человека, или вслед за Теэтетом, что ощущение данных, в данном состоянии
пребывающих людей и становится знанием Ну как, Теэтет, не сказать ли нам,
что это и есть тобой порожденное, а мною принятое детище? Как ты считаешь?
Теэтет. Приходится сказать, Сократ.
Сократ. Каково бы оно ни оказалось, но произвели мы его, как видишь, не без
труда. А после родов его полагается обнести вокруг очага и толком
рассмотреть, не обманывает ли нас недостойное воспитания пустое и ложное
порождение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112