В наше время для этого, видно, нужен очень отважный человек, который особо
бы чтил откровенность и не скрыл бы своего мнения относительно высшего
блага для государства и граждан, который установил бы среди людей с
порочной душой должные правила поведения, соответствующие всему
государственному порядку. Ему пришлось бы восстать против самых сильных
страстей; ни один человек не пришел бы ему на помощь; в полном одиночестве
он следовал бы одним лишь доводам разума.
...Всякий станет осуждать мягкотелость человека, который уступает
удовольствиям и не в состоянии им сопротивляться. И разве любой не
подвергнет порицанию того человека, который решается на подражание образу
женщины.
Они отважились воздерживаться от того, что большинство называет
блаженством, ради победы в борьбе, в беге и других таких состязаниях; так
неужели же наши дети не совладают с собой ради гораздо лучшей победы?
Чарующую красоту этой победы мы, естественно, станем изображать им с самого
детства в мифах, изречениях и песнях.
Клиний. Какая же это победа?
Афинянин. Победа над удовольствиями, которая сделает блаженной их жизнь;
уступка же удовольствиям повлечет за собой жизнь совершенно иную.
Все развращенные по своей природе люди - мы их называем побежденными
собственной слабостью - составляют один род; остальные три рода граждан
окружают их со всех сторон и принуждают не преступать законов.
Бывает, что соседи причиняют друг другу много мелочного вреда, и это, часто
повторяясь, порождает тягостное чувство вражды, так что соседство
становится невыносимым и горьким. Поэтому каждый сосед должен всячески
остерегаться, чтобы не подать соседу повода к вражде как вообще, так и в
особенности при запашке чужой земли. Причинить вред вовсе не трудно - это
может всякий, а вот оказать помощь доступно не всякому.
Нельзя требовать, чтобы верховный устроитель государства установил законы
для всех мелочей - такие законы по плечу и любому законодателю.
Глава 9
ОглавлениеГлава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава
9Глава 10Глава 11Глава 12
Книга 9
Афинянин. Устанавливать законы для предотвращения подобных проступков и
наказания за них, коль скоро они совершены, в предположении, что такие люди
непременно встретятся, - вот в этом-то, повторяю, и есть что-то позорное.
Мы ведь не то что древние законодатели. ... Законы свои они давали детям
богов, героям, то есть существам также божественным. Нет, мы - люди и даем
теперь законы семени людей; поэтому мы вправе бояться, что у нас встретятся
граждане с природой неподатливой, точно рог, так что их ничем не проймешь.
Впрочем, не хотелось бы даже думать, что получивший правильное воспитание
гражданин может когда-либо остро заболеть этой болезнью, зато много попыток
подобного рода можно ожидать со стороны принадлежащих гражданам слуг,
чужеземцев и их рабов.
Дело в том, что по закону ни одно наказание не имеет в виду причинить зло.
Нет, наказание производит одно из двух действий: оно делает наказываемого
либо лучшим, либо менее испорченным.
Вообще никто никогда не должен оставаться безнаказанным за какой бы то ни
было проступок, даже если совершивший его бежал за пределы государства.
Кто стремится сделать законы рабами людей и заставляет государство
подчиняться партиям, того, раз он при этом прибегает к насилию, возбуждая
противозаконное восстание, надо считать самым отъявленным врагом
государства в целом. А кто, хотя и не имеет ничего общего ни с кем из
подобных людей, при отправлении главнейших государственных должностей не
обратил внимания на такие явления или, хотя и обратил, из трусости не встал
на защиту отечества, - такого гражданина следует числить на втором месте в
смысле испорченности. [309]
Посрамление и наказание отца не распространяются ни на кого из детей,
исключение составляют те дети, чей отец и деде, и отец деда - все подряд
были присуждены к смерти.
Эти записи должны походить на людей разумных и любвеобильных, подобных отцу
и матери. Неужели надо считать дело оконченным, если на стенах будут
начертаны законы, подобные тирану и деспоту, полные угроз?
Не надо беспокоиться, если в ходе законодательного труда мы одно уже сумели
установить, другое же пока только подвергаем рассмотрению. Ведь мы еще не
законодатели; мы только ими становимся и, возможно, скоро станем.
Вспомним, что раньше мы прекрасно сказали: относительно справедливости у
нас царит полнейшая сумятица и неразбериха.
Так вот, пусть не считают при рассмотрении любого вреда, нанесенного
несправедливостью, что здесь бывает два вида несправедливых поступков:
во-первых - умышленные, во-вторых - неумышленные. Дело в том, что вред,
причиняемый невольно, встречается не реже и вредит не меньше всякого рода
добровольно причиняемого вреда. Дело, пожалуй, друзья мои, вот в чем: не
потому приходится попросту считать одно справедливым, а другое
несправедливым, что человек дал кому-нибудь что-то свое или, наоборот,
отнял у кого-нибудь что-то; нет, законодателю надо смотреть, каковы были по
отношению к справедливости намерения и образ действий человека, когда он
оказал кому-нибудь услугу или нанес какой-нибудь вред. Надо обращать
внимание на две различные стороны: на справедливость и на вред. С помощью
законов надо, насколько возможно, возместить нанесенный вред, спасая то,
что гибнет, поднимая то, что по чьей-то вине упало, и леча то, что умирает
или ранено. Коль скоро проступок искуплен возмездием, надо попытаться с
помощью законов из каждого случая раздоров и вреда сделать повод для
установления между виновником и пострадавшим дружеских отношений.
В свою очередь что касается несправедливого нанесения вреда из-за корысти,
когда кто-то, причиняя другому несправедливость, обогащается, то, поскольку
здесь зло исцелимо, его надо исцелить, считая это душевной болезнью.
Если законодатель заметит, что человек тут неисцелим, то какое наказание
определит он ему по закону? Законодатель осознает, что для самих этих людей
лучше прекратить свое существование, расставшись с жизнью; тем самым они
принесли бы двойную пользу всем остальным людям: они послужили бы для
других примером того, что не следует поступать несправедливо, а к тому же
избавили бы государство от присутствия дурных людей. Таким образом,
законодатель вынужден назначить в наказание таким людям именно смерть, а не
что-то иное.
...В самой душе по природе есть либо какое-то состояние, либо какая-то ее
часть - яростный дух; это сварливое, неодолимое свойство внедрилось в душу
и своей неразумной силой многое переворачивает вверх дном. [...]
А удовольствие мы не отождествляем с яростным духом. Оно владычествует,
говорили мы, благодаря силе, противоположной этому духу. С помощью
убеждения, соединенного с насилием и обманом, оно осуществляет все, чего
только не пожелает. [...]
Не будет ошибкой в качестве третьей причины проступков указать на
невежество. Со стороны законодателя было бы лучше разделить это невежество
на два вида: простое невежество, которое можно считать причиной легких
проступков, и двойное, когда невежда одержим не только неведением, но и
мнимой мудростью, - точно он вполне сведущ в том, что ему вовсе неведомо.
Если сюда присоединяется сила и мощь, то это можно считать причиной
крупнейших и грубейших проступков; если же сюда присоединяется слабость, то
возникают детские и старческие заблуждения.
Пожалуй, все мы признаем, что одни из нас сильнее удовольствий и ярости, а
другие - слабее.
Но неслыханно, чтобы одни из нас были сильнее невежества, а другие -
слабее.
Все эти три свойства - [яростный дух, склонность к удовольствиям и
невежество] - заставляют нас искать удовлетворения их желаний и нередко
влекут нас в противоположные стороны. [...]
Так вот, теперь я могу ясно и прямо определить, как я понимаю различие
между справедливостью и несправедливостью. Тираническое господство в душе
ярости, страха, удовольствия, страдания, зависти и страстей я считаю
несправедливостью вообще, все равно, наносит это кому-нибудь вред или нет.
Напротив, господство в душе представлений о высшем благе, каких бы
воззрений ни держалось государство или частные лица на возможность его
достижения, делает всякого человека порядочным. Хотя бы он и совершил
какой-нибудь ложный шаг, все равно надо считать вполне справедливым
поступок, совершенный подобным образом, и все, что происходит под
руководством такого начала, является наилучшим для человеческой жизни.
Многие относят такое нанесение вреда к невольной несправедливости. Мы
сейчас не станем спорить из-за названий, зато в первую очередь как можно
лучше запомним выяснившееся сейчас наличие трех видов проступков. Итак...
ярость и страх составляют у нас один их вид. [...]
Второй вид проступков проистекает из-за удовольствий и, с другой стороны,
из-за страстей; третий вид связан со стремлением к осуществлению надежд и
правильного мнения о наивысшем благе.
Самое великое зло - это господство страсти, когда душа дичает от
вожделений. Всего более это проявляется в том, к чему у большинства имеется
самое глубокое и сильное вожделение, то есть в силе, которая вследствие
дурных природных свойств и воспитания порождает тысячи побуждений к
ненасытному и беспредельному стяжанию имущества либо денег. Причиной же
невоспитанности служит распространенное среди эллинов и варваров мнение,
превратно восхваляющее богатство. Признавая богатство первым из благ -
между тем как на самом деле оно стоит лишь на третьем месте, - они портят и
самих себя, и свое потомство. Насколько лучше и прекраснее было бы, если бы
во всех государствах господствовал истинный взгляд на богатство: оно
существует ради тела, тело же существует ради души. Раз имеются блага, ради
которых и существует богатство, значит, его надо поставить на третье место
- после телесных и душевных качеств. Положение это учит, что человек,
желающий быть счастливым, должен не стремиться к обогащению, но быть
богатым, сохраняя справедливость и рассудительность. В этом случае в
государствах не было бы убийств, которые требуют для своего искупления
других убийств. [...] На втором месте стоит честолюбие, порождающее в
одержимой им душе зависть, которая с трудом уживается прежде всего со своим
владельцем, а затем и с лучшими людьми в государстве. На третьем месте
стоят низменные и неправедные страхи, которые вызывают много убийств...
Как мы различили разные виды убийства, так нужно различать и виды ранений:
одни из них причиняются невольно, другие - в состоянии ярости, третьи - под
влиянием страха, четвертые - с сознательным умыслом. Относительно всего
этого надо предварительно сказать вот что: людям необходимо установить
законы и жить по законам, иначе они ничем не будут отличаться от самых
диких зверей. Причина здесь та, что природные качества человека далеко не
достаточны, чтобы распознавать все полезное для человеческого общежития
или, даже распознав это, всегда быть в состоянии осуществлять высшее благо
и стремиться к нему. Прежде всего трудно распознать, что истинное искусство
государственного правления печется не о частных, но об общих интересах -
ведь эта общность связует, частные же интересы разрывают государство - и
что как для того, так и для другого, то есть для общего и для частного,
полезно, если общее устроено лучше, чем частное. Во-вторых, даже если кто
распознает, что от природы обстоит все именно так, и усвоит это в
достаточной мере на деле, то впоследствии, став неограниченным и
самовластным главой государства, он ни в коем случае не сумеет остаться при
этих взглядах и не сочтет нужным всю свою жизнь поддерживать в государстве
общие нужды, предоставляя частным нуждам следовать за общими. Нет, смертная
его природа всегда будет увлекать его к корысти и служению своим личным
интересам. Безрассудно избегая страданий и стремясь к удовольствиям, она
поставит их выше того, что более справедливо и лучше. Себя самое она
ввергнет в мрак и в конце концов преисполнит всяческим злом и себя, и все
государство в целом. Ведь если бы по воле божественной судьбы появился
когда-нибудь человек, достаточно способный по своей природе к усвоению этих
взглядов, то он вовсе не нуждался бы в законах, которые бы им управляли. Ни
закон, ни какой бы то ни было распорядок не стоят выше знания. Не может быт
разум чьим-то послушным рабом; нет, он должен править всем, если только по
своей природе подлинно свободен. Но в наше время этого нигде не встретишь,
разве что только в малых размерах. Поэтому надо принять то, что после
разума находится на втором месте, - закон и порядок, которые охватывают
своим взором многое, но не могут охватить всего.
Глава 10
ОглавлениеГлава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава
9Глава 10Глава 11Глава 12
Книга 10
Афинянин. Из прочих зол величайшим является распущенность и дерзость
молодежи, в особенности велико зло, если это проявляется по отношению к
государственным святыням... Вторыми по степени важности являются
оскорбления, наносимые частным святыням и могилам.
Но законам о каре, которую должен понести человек, словом или делом
оскорбляющий богов, надо предпослать наставление. А наставление это будет
таким: никто из тех, кто:, согласно с законами, верит в существование
богов, никогда намеренно не совершит нечестивого дела и не выскажет
беззаконного слова. Человек это может сделать в одном из трех случаев:
либо, повторяю, если он не верит в существование богов, либо (второй
случай) хотя и верит в их бытие, но отрицает их вмешательство в людские
дела, либо, наконец (третий случай), если человек полагает, будто богов
легко склонить в свою пользу и умилостивить жертвами и молитвами.
...Пусть подвергнутся нашему порицанию сочинения нового поколения мудрецов,
поскольку они являются причиной зол. Вот что влекут за собой сочинения
подобных людей: мы с тобой, приводя доказательства существования богов,
говорим об одном и том же - о Солнце, Луне, звездах, Земле - как о богах, о
чем-то божественном. Люди же, переубежденные этими мудрецами, станут
возражать: все это - только земля или камни и, следовательно, лишено
способности заботиться о делах человеческих.
Не выносить и ненавидеть людей, которые были и поныне являются причиной
этих наших речей, неизбежно.
Они знают понаслышке, да и видят сами, что эллины и все варвары как при
различных несчастьях, так и при полном благополучии преклоняют колени и
повергаются ниц при восходе и закате Солнца и Луны, показывая этим не
только полную свою уверенность в бытии богов, но и то, что у них на этот
счет даже не возникает сомнения. Однако ко всему этому люди эти относятся с
презрением... Сможет ли тут кто-нибудь быть кротким в увещеваниях, если
приходится, уча о богах, начинать с доказательства их бытия! Однако
отважимся на это!
Некоторые учат, что все вещи, возникающие, возникшие и те, что должны
возникнуть, обязаны своим возникновением частью природе, частью искусству,
а частью случаю.
Выражусь еще яснее: огонь, вода, земля и воздух - все это, как утверждают,
существует благодаря природе и случаю; искусство здесь ни при чем. В свою
очередь из этих [первоначал], совершенно неодушевленных, возникают тела -
Земля, Солнце, Луна и звезды. Каждое из этих [первоначал] носилось по воле
присущей ему случайной силы, и там, где они сталкивались, они прилаживались
друг к другу... Словом, все необходимо и согласно судьбе смешалось путем
слияния противоположных [первоначал]; так-то вот, утверждают они, и
произошло все небо в целом и все то, что н нем, а также все животные и
растения. Отсюда будто бы пошла и смена времен года, а вовсе не благодаря
уму или какому-нибудь божеству либо искусству:они учат, повторяю, будто все
это произошло благодаря природе и случаю. Искусство же возникло и всего
этого позднее; он смертно само и возникло из смертного позднее, в качестве
некой забавы, не слишком причастной истине... Стало быть, из искусств
только те порождают что-либо серьезное, которые применяют свою силу сообща
с природой, таковы, например, врачевание, земледелие и гимнастика. Ну а в
государственном управлении, утверждают эти люди, разве лишь незначительная
какая-то часть причастна природе, большая же часть искусству. Стало быть и
всякое законодательство обусловлено будто бы не природой, но искусством,
вот почему эти положения и далеки от истины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112