Калликл. Совершенно верно.
Сократ. Значит, и страдания точно так же - одни хороши, другие скверны?
[...] И значит, полезные удовольствия и страдания нужно ловить и
присваивать? [...] А скверные не нужно?
Калликл. Ясно, что нет.
Сократ. Верно, потому что все должно делаться ради блага, как мы рассудили,
если ты помнишь, - я и Пол. Не присоединишься ли и ты к нашему суждению,
что у всех действий цель одна - благо и что все прочее должно делаться ради
блага, но не благо ради чего-то иного? Подаешь ли и ты свой голос вместе с
нашими двумя?
Калликл. Подаю.
Сократ. Стало быть, благу следует подчинить все остальное, в том числе и
удовольствия, но никак не благо - удовольствиям. [...] ...Бывают занятия,
которые обращены только на удовольствия, и ни на что иное, и лучшего от
худшего не отличают, и другие занятия, ведающие тем, что есть благо и что
зло. Среди тех, что направлены на удовольствия, я поместил поварское дело -
простую сноровку, а не искусство, а среди тех, что на благо, - искусство
врачевания.
...Ибо врачевание постигло и природу того, что оно лечит, и причину
собственных действий и может дать отчет в каждом своем шаге. А
приготовление пищи, которое целиком направлено на удовольствие и ему одному
служит, устремляется к своей цели вообще безо всякого искусства,
безрассудно и безотчетно, не изучив ни природы удовольствия, ни причины, не
делая, можно сказать, никаких подсчетов и различий, но просто-напросто
благодаря долгому опыту храня память о том, что случается обычно, - так
только и доставляет оно всевозможные удовольствия. [544]
...И не кажется ли тебе, что подобные занятия могут быть направлены и на
душу и что одни из них - искусства и пекутся о высшем для души благе, а
другие этим благом пренебрегают и, как и там, целиком обращены на
услаждение души, вопросом же, какие из удовольствий лучше, какие хуже, не
задаются, и нет у них иной цели, кроме как доставлять усладу, лучшими ли
средствами или худшими - все равно. Мне, Калликл, кажется, что такие
занятия существуют, и я зову их угодничеством перед телом, или перед душою,
или перед чем-то еще, раз человек служит одному удовольствию, совсем не
различая меж лучшим и худшим/
Значит, можно угождать и многим душам сразу, не заботясь о том, что для них
всего лучше?
Калликл. Думаю, да.
Сократ. Так можешь ли ты назвать занятия, которые на это обращены? [...]
Сперва давай рассмотрим игру на флейте. Не кажется ли тебе, Калликл, что
она как раз из числа таких занятий: ищет только нашего удовольствия, а
больше ни о чем не заботится?
Взгляни, однако, не кажется ли тебе, что вообще пение под кифару и
сочинение дифирамбов придуманы ради удовольствия?
Калликл. Да, верно.
Сократ. А это почтенное и дивное занятие, сочинение трагедий, - оно о чем
печется? Не на то ли направлены все его усилия, чтобы угождать зрителям, -
как тебе кажется? - или же еще и на то, чтобы с ними спорить...
Калликл. Ясно, Сократ, что больше оно гонится за удовольствием и
благоволением зрителей.
Сократ. Но как раз подобные занятия, Калликл, мы только что назвали
угодничеством.
Калликл. Совершенно верно. [...]
Сократ. Выходит, что поэзия - это заискивание перед народом?
Калликл. Выходит, что так.
Сократ. И к тому же красноречивое. А красноречие для народа ... - как о нем
будем судить? Кажется ли тебе, что ораторы постоянно держат в уме высшее
благо и стремятся, чтобы граждане, внимая их речам, сделались как можно
лучше, или же и они гонятся за благоволением сограждан и ради собственной
выгоды пренебрегают общей, обращаясь с народом как с ребенком - как бы ему
угодить! - и вовсе не задумываясь, станет ли он от этого лучше или хуже.
Верно, Калликл, но только тогда, ежели верны твои прежние рассуждения об
истиннной добродетели - что она состоит в исполнении желаний, собственных и
чужих. А если неверны, если, как мы вынуждены были согласиться после,
потворствовать надо лишь тем из желаний, которые, исполнившись, делают
человека лучше, а тем, что делают хуже, - не надо, и это особое
искусство...
Взгляни, если хочешь, на живописцев, на строителей, на корабельных
мастеров, на любого из прочих мастеров, кого ни выбери, - в каком порядке
располагает каждый части своей работы, подгоняя и прилаживая одну к другой,
пока не возникнет целое - стройное и слаженное! Подобно остальным мастерам,
и те... что заботятся о человеческом теле, - учители гимнастики и врачи -
как бы налаживают тело и приводят его в порядок.
Мне кажется, что имя телесному порядку - "здравость" и что из него
возникает в теле здоровье и все прочие добрые качества. [...] А порядок и
слаженность в душе надо называть "законностью" и "законом", через них
становятся люди почтительны к законам и порядочны, а это и есть
справедливость и воздержанность.
И что пользы, Калликл, для больного и негодного тела в обильной и вкусной
пище, в питье и в прочем тому подобном, если лучше ему от этого не станет
нисколько, а скорее... станет хуже. [...] Вот и утолять свои желания врачи
разрешают, как правило, только здоровому: есть вволю, когда проголодаешься,
или пить, когда почувствуешь жажду, а больному, как говорится, на всякое
хотение необходимо терпение. [...] А для души, мой любезнейший, не то же ли
самое правило? Пока она испорчена - неразумна, необузданна, несправедлива,
нечестива, - нужно удерживать ее от желаний и не разрешать ничего, кроме
того, что сделает ее лучше. [...] А удерживать от того, что она желает, не
значит ли обуздывать ее и карать?
...Достоинство каждой вещи - будь то утварь, тело, душа или любое живое
существо - возникает во всей своей красе не случайно, но через слаженность,
через искусство, которое к ней приложено. [...] Значит, достоинство каждой
вещи - это слаженность и упорядоченность? - Я бы сказал, что да. - Значит,
это какой-то порядок, присущий каждой вещи и для каждой вещи особый, делает
каждую вещь хорошей? - Думаю, что так. - Значит, и душа, в которой есть
порядок, лучше беспорядочной? - Непременно.
Воздержанный человек не станет ни гнаться за тем, что не должно, ни
уклоняться от того, что должно, наоборот, и что-то преследуя, и от чего-то
уклоняясь, он исполнит свой долг - коснется ли дело людей или вещей,
удовольствий или огорчений, - а если долг велит терпеть, будет стойко
терпеть.
Такою мне представляется цель, которую надо видеть перед собою в течении
жизни, и ради нее не щадить сил - ни своих, ни своего города, - чтобы
справедливость и воздержанность стали спутницами каждого, кто ищет счастья;
да, так надо поступать, а не давать волю необузданным желаниям, не
торопиться их утолять, потому что это нескончаемое зло, это значит вести
жизнь разбойника. Подобный человек не может быть мил ни другим людям, ни
богу, потому что он не способен к общению, а если нет общения, нет и
дружбы. Мудрецы учат, Калликл, что небо и землю, богов и людей объединяют
общение, дружба, порядочность, воздержанность и высшая справедливость; по
этой причине они и зовут нашу Вселенную "космосом", а не "беспорядком",
друг мой, и не "бесчинством".
Я не согласен, Калликл, что самое позорное на свете - несправедливо терпеть
пощечины, или попасть в руки мучителей, или оказаться обворованным; нет,
бить и мучить меня вопреки справедливости или красть мое имущество - вот
что и позорнее и хуже; грабить, продавать в рабство, вламываться в мой дом
- словом, чинить любую несправедливость против меня или моего имущества и
позорнее и хуже для того, кто ее чинит, чем для меня, потерпевшего.
Но посмотри внимательно, мой милый, может быть, благородство и добро все же
не в том, чтобы спасать и спасаться? Конечно, жить - сладко. Но человеку
истинно мужественному такие заботы не к лицу, не надо ему думать, как бы
прожить подольше, не надо цепляться за жизнь, но, положившись в этом на
божество и поверив женщинам, что от своей судьбы никому не уйти, надо
искать способ провести дни и годы, которые ему предстоят, самым достойным
образом; пусть решит, следует ли приноровляться к государственному строю
своего города...
Если же ты полагаешь, что хоть кто-нибудь может выучить тебя искусству,
которое даст тебе большую силу в городе, меж тем как ты отличен от всего
общества, его правил и порядков, - в лучшую ли сторону или в худшую, все
равно, - ты, по-моему, заблуждаешься, Калликл. Да, потому что не подражать
надо, а уродиться таким же как они, если хочешь достигнуть подлинной дружбы
с афинянами... Вот если кто сделает тебя точь-в-точь таким же, как они, тот
и исполнит твое желание - выведет тебя в государственные мужи и ораторы.
...Мне кажется, они были расторопнее, чем нынешние, и лучше умели исполнять
все желания нашего города. Но в том, чтобы не потакать желаниям, а давать
им иное направление - когда убеждением, а когда и силой, так, чтобы
граждане становились лучше, - тут у прежних нет, можно сказать, ни
малейшего преимущества. А в этом одном и заключается долг хорошего
гражданина.
Ты хвалишь людей, которые кормили афинян, доставляли им то, чего они
желали. Говорят, будто они возвеличили наш город, а что из-за этих прежних
правителей он раздулся в гнойную опухоль, того не замечают.
Ни один глава государства не может незаслуженно погибнуть от руки того
города, который он возглавляет. Этих мнимых государственных мужей постигает
примерно та же беда, что софистов. Софисты - учителя мудрости - в остальном
действительно мудры, но в одном случае поступают нелепо: они называют себя
наставниками добродетели, но часто жалуются на учеников, которые их
обижают, отказывая в вознаграждении и других знаках благодарности за науку
и доброе обхождение. Это же верх бессмыслицы!
Одним только ораторам и софистам, на мой взгляд, не пристало бранить своих
воспитанников, обвиняя их в неблагодарности, ибо тем самым они обвиняют и
самих себя - в том, что не принесли пользы, которую обещали.
К какой же заботе о нашем городе ты меня призываешь, определи точно. Чтобы
я боролся с афинянами, стараясь сделать их как можно лучше и здоровее как
врач или же как прислужник во всем им уступая? [...]
Калликл. Что ж, я скажу: надо прислуживать.
Сократ. Выходит, мой благородный друг, ты призываешь меня льстить и
угодничать?
Калликл. Да, если тебе угодно мисийца называть мисийцем, Сократ. А в
противном случае...
Сократ. Не повторяй в который раз того же самого - что меня погубит любой,
кому вздумается! Потому что я тебе снова отвечу: "Негодяй погубит
достойного человека".
Я был бы и в самом деле безумцем, Калликл, если бы сомневался, что в нашем
городе каждого может постигнуть какая угодно участь. Но одно я знаю твердо:
если я когда-нибудь предстану перед судом... я не удивлюсь, услышав
смертный приговор. Объяснить тебе, почему?
Калликл. Конечно!
Сократ. Мне думается, что я в числе немногих афинян (чтобы не сказать -
единственный) подлинно занимаюсь искусством государственного управления и
единственный среди нынешних граждан применяю это искусство к жизни. И раз я
никогда не веду разговоров ради того, чтобы угодить собеседнику, но всегда,
о чем бы ни говорил, - ради высшего блага, а не ради особого удовольствия,
раз я не хочу следовать твоему совету и прибегать к хитрым уловкам, мне
невозможно будет защищаться в суде. Снова мне приходят на ум слова, которые
я сказал Полу: судить меня будут так, как дети судили бы врача, которого
обвинил перед ними повар. Подумай сам, как защищаться такому человеку перед
таким судом, если обвинитель заявит: "Дети, этот человек и вам самим
причинил много зла, и портит младенцев, пуская в ход нож и раскаленное
железо, изнуряет вас, душит и одурманивает, назначая горькие-прегорькие
лекарства, морит голодом и томит жаждой - не то что я, который закармливает
вас всевожможными лакомствами!" Что, по-твоему, мог бы ответить врач,
застигнутый такою бедой? Ведь если бы он ответил правду: "Все делалось ради
вашего здоровья, дети", - представляешь себе, какой крик подняли бы эти
судьи? Оглушительный! [568-569]
В таком же самом положении, нисколько не сомневаюсь, очутился бы и я, если
бы попал под суд. Я не смогу назвать ни одного удовольствия, которое я бы
им доставил, а ведь именно в этом, на их взгляд, заключаются услуги и
благодеяния...
Ведь сама по себе смерть никого не страшит, разве что человека совсем
безрассудного и трусливого, страшит совершенная несправедливость, потому
что величайшее из всех зол - это когда душа приходит в Аид обременненой
множеством несправедливых поступков.
Смерть, на мой взгляд, не что иное, как разделение двух вещей - души и
тела, и когда они таким образом разделятся, каждая сохраняет почти то же
состояние, какое было при жизни человека. Тело сохраняет и природные
свойства, и все следы лечения и недугов... Когда душа освободится от тела и
обнажится, делаются заметны все природные ее свойства и все следы, которые
оставило в душе человека каждое из его дел.
И вот умершие приходят к судье... и часто, глядя на Великого царя или иного
какого-нибудь царя или властителя, обнаруживает, что нет здорового места в
той душе, что вся она иссечена бичом и покрыта рубцами от ложных клятв и
несправедливых поступков... вся искривлена ложью и бахвальством, и нет в
ней ничего прямого, потому что она никогда не знала истины. Он видит, что
своеволие, роскошь, высокомерие и невоздержанность в поступках наполнили
душу беспорядком и безобразием, и, убедившись в этом, с позором отсылает ее
прямо в темницу, где ее ожидают муки, которых она заслуживает.
Меня эти рассказы убеждают, Калликл, и я озабочен, чтобы душа моя предстала
перед судьею как можно более здравой. Равнодушный к тому, что ценит
большинство людей, - к почестям и наградам, - я ищу только истину и
стараюсь действительно стать как можно лучше, чтобы так жить, а когда
придет смерть, так умереть.
Но пожалуй, мой рассказ кажется тебе баснею вроде тех, что плетут старухи,
и ты слушаешь его с презрением. Но... вы не в состоянии доказать, что надо
жить какой-то иной жизнью, нежели та, о которой я говорил и которая, надо
надеяться, будет полезна для нас и в Аиде.


Платон - Евтифрон
Платон
Хармид

...Залмоксид... говорит: "Как не следует пытаться лечить глаза отдельно от
головы и голову - отдельно от тела, так не следует лечить и тело, не леча
душу... если целое в плохом состоянии, то и часть не может быть в порядке.
Ибо все - и хорошее и плохое - порождается в теле и во всем человеке душою,
и именно из нее все проистекает, точно так же как в глазах все проистекает
от головы". [...] Лечить же душу, дорогой мой, должно известными
заклинаниями, последние же представляют собой не что иное, как верные речи:
от этих речей в душе укореняется рассудительность, а ее укоренение и
присутствие облегчают внедрение здоровья и в области головы и в области
всего тела.
Критий, услышав эти мои слова, воскликнул:
- Мой Сократ, головная боль была бы для юноши истинным даром Гермеса, если
бы она вынудила его ради головы усовершенствовать и свой разум. Скажу тебе,
однако, что Хармид отличается от своих сверстников не только своим внешним
видом, но и тем самым, ради чего нужен, по твоим словам, твой заговор: ведь
заговор служит приобретению рассудительности, не так ли? [...]
- Это и справедливо, Хармид, - отозвался я, - чтобы ты отличался всем этим
от других... Если же ты, как говорит нам Критий, уродился достойным
человеком и по своей рассудительности... ты не нуждаешься в этом случае ни
в каком заговоре... [346] Мне представляется наилучшим такой способ
рассмотрения: ведь ясно, что, если тебе свойственна рассудительность, у
тебя должно быть насчет нее свое мнение. Она необходимо должна, если только
она тебе присуща, возбуждать у тебя определенное ощущение, из которого у
тебя возникало бы о ней некое мнение - что такое эта рассудительность и
каковы ее свойства. [...] Скажи, что называешь ты, согласно твоему мнению,
этим именем?
Но он сначала заколебался и не склонен был отвечать. Затем, однако, сказал,
что рассудительностью кажется ему умение все делать, соблюдая порядок и не
спеша, - в пути, и в рассуждениях, и во всем остальном также. "Мне кажется,
- добавил он, - что в целом то, о чем ты спрашиваешь, можно определить как
некую осмотрительность".
- И разве, Хармид, - спросил я, - все, что касается тела и души, не
представляется нам более прекрасным, если ему свойственны стремительность и
скорость, а не медлительность и осмотрительность? [...] Следовательно,
рассудительность не может быть осмотрительностью, и рассудительная жизнь -
не осмотрительная, если верить этому рассуждению, ведь, согласно ему,
рассудительная жизнь должна быть прекрасной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112