Федр. Ты совершенно прав.
Сократ. Причиной этому, однако, ты. Но слушай остальное - а то как бы это
наитие не покинуло меня; впрочем, это зависит от бога, а нам надо в нашей
речи снова вернуться к тому мальчику.
Так-то, милый мой! То, что подлежит нашему обсуждению, уже указано и
определено. Не упуская этого из виду, поговорим об остальном: какую пользу
или какой вред получит, по всей вероятности, от влюбленного и от
невлюбленного тот, кто им уступает? Человек, подчиняющийся влечению, раб
наслаждения, непременно де лает своего любимца таким, каким он ему будет
всего приятнее. Кто болен, тому приятно все, что ему не противится, а что
сильнее его или ему равно, то ненавистно. Любящий добровольно не переносит,
чтобы его любимец кто превосходил его или был ему равен, но всегда
старается сделать его слабее и беспомощнее. Невежда слабее мудрого, трус -
храбреца, неспособный говорить - речистого, тупица - остроумного. Такие или
еще большие недостатки в духовном складе любимца, неизбежно ли возникающие
или присущие ему от природы, услаждают влюбленного, он даже старается их
развить, только бы не лишиться мгновенного наслаждения.
Влюбленный неизбежно ревнив, и, отстраняя своего любимца от многих других
видов общения, притом полезных, благодаря которым тот всего более бы мог
возмужать, он причиняет ему великий вред, по еще несравненно больший, если
не дает приобщиться к тому, от чего любимец всего более мог бы стать
разумным; а ведь именно такова божественная философия, к которой влюбленный
и близко его не подпускает, боясь, как бы тот не стал им пренебрегать.
Придумывает он и многое другое, чтобы его любимец ничего не знал и ни на
что не глядел, кроме как на него, и этим был бы ему в высшей степени
приятен, хотя бы для самого юноши это было и крайне вредно. Значит,
попечения и общество человека, охваченного любовью, никак не могут быть
полезными с для духовного склада юноши.
Вслед за тем надо посмотреть, каково будет состояние тела и уход за ним у
того, чьим повелителем станет человек, непременно стремящийся к
удовольствию, а не к благу, и мы увидим, что он ищет не юношу крепкого
сложения, а неженку, выросшего не на ясном солнце, а в густой тени, не
знакомого с мужскими трудами и сухим потом, но знакомого с изысканным,
немужественным образом жизни, прибегающего к искусственным прикрасам и
уборам за недостатком собственной красоты и занимающегося всем остальным,
что с этим сопряжено. Это ясно, и не стоит дольше об этом распространяться.
Отметив здесь это главное, перейдем к остальному: ведь на воине и в других
важных случаях подобное тело внушает неприятелю отвагу, а друзьям и самим
влюбленным - опасения.
Поскольку это ясно, оставим это в стороне и поговорим лучше о следующем:
какую, по вашему, пользу или какой вред принесет общение с влюбленным и его
попечение достоянию [любимца]? Здесь ясно всякому, а особенно самому
влюбленному, что всего более он желал бы, чтобы его любимец был лишен
самого дорогого, верного и божественного достояния: он предпочел бы, чтобы
тот лишился отца, матери, родственников и друзей, потому что он считает их
всех докучливыми хулителями этой столь сладостной для него близости. Кто
обладает состоянием - золотом или другим имуществом, - того он будет
считать неподатливым, и, если тот даже поддастся, он будет думать, что
такого нелегко будет удержать. Поэтому влюбленный неизбежно досадует, если
его любимец обладает состоянием, и радуется, если тот его теряет. Желая как
можно дольше пользоваться тем, что ему сладостно, влюбленный хотел бы,
чтобы его любимец как можно дольше оставался безбрачным, бездетным,
бездомным.
Есть тут и много других дурных сторон, но некий гений примешал к
большинству из них мимолетное удовольствие. Льстец, например, это страшное
чудовище и великая пагуба, однако природа примешала к лести какое-то
удовольствие, очень тонкое. Можно порицать и гетеру, ибо и она вредна, и
многое другое в подобного рода существах и занятиях, однако в повседневной
жизни они бывают очень приятны. Влюбленный же для своего любимца, кроме
того что вреден, еще и всего несноснее при каждодневном общении. По
старинной пословице, сверстник радует сверстника. Думаю, что равенство
возраста ведет к равным удовольствиям и вследствие сходства порождает
дружбу. Впрочем, даже общение со сверстниками вызывает иногда пресыщение;
между тем навязчивость признается тягостной для вся кого и во всем. Что же
до несходства, так оно чрезвычайно велико между влюбленным и его любимцем.
Когда они вместе, старшему но хочется покидать младшего ни днем, ни ночью:
его подстрекает неотступный яростный довод, суля все время наслаждения его
зрению, слуху, осязанию; каждым ощущением ощущает он своего любимого, так
что с удовольствием готов ему усердно служить. А в утешение какое
удовольствие доставит возлюбленному влюбленный, заставляя того провести с
ним ровно столько же времени? Разве тот но дойдет до крайней степени
отвращения, видя ужо немолодое лицо, отцветшее, как и все остальное, о чем
неприятно даже слышать упоминание, но только что быть постоянно вынужденным
соприкасаться на деле. И все время над ним неусыпный надзор, его всячески
ото всех стерегут, он слышит неуместную, преувеличенную похвалу, но точно
так же и упреки, невыносимые и от трезвого, а от пьяного, кроме того что
невыносимые, еще и постыдные из-за своей излишней и неприкрытой
откровенности.
Пока кто влюблен, он вреден и надоедлив, когда же пройдет его влюбленность,
он становится вероломным. Много наобещав, надавав множество клятв и
истратив столько же просьб, он едва-едва мог заставить своего любимца в
чаянии будущих благ терпеть его общество - настолько оно было тому
тягостно. Теперь он должен расплачиваться: вместо влюбленности и
неистовства его властелинами сделались ум и рассудительность, между тем его
любимец, не заметив происшедшей перемены, требует от него прежней
благосклонности, напоминает все, что было сделано и сказано, и
разговаривает с ним так, словно это все тот же человек. От стыда тот но
решается сказать, что стал другим и что но знает, как выполнить клятвы и
обещания, данные им, когда он был под властью прежнего безрассудства.
Теперь к нему вернулись ум и рассудительность, так что он не способен стать
снова похожим на то, чем он был прежде, то есть стать тем же самым, хотя бы
он все еще совершал то же самое. Вот почему прежний влюбленный вынужден
отречься и бежать: игральный черепок выпал другой стороной, и влюбленный,
сделав крутой поворот, обращается в бегство. А прежний любимец вынужден,
негодуя и проклиная, преследовать его, не поняв с самого начала, что
никогда не надо уступать влюбленному, который наверняка безрассуден, но
лучше уступать тому, кто не с влюблен, да зато в здравом уме. Иначе
придется ему поддаться человеку неверному, сварливому, завистливому,
противному, вредному для имущества, вредному и для состояния тела, а еще
гораздо более вредному для воспитания души, ценнее которого поистине нет
ничего ни у людей, ни у богов. Все это надо учесть, мои мальчик, и
понимать, что дружба влюбленного возникает не из доброжелательства, но
словно ради насыщения пищей: как волки ягнят, любят влюбленные мальчиков.
Так-то, Федр, позволь больше не занимать тебя моими рассуждениями - на этом
я ;закончу свою речь.
Федр. А я думал, что это только ее половина и что ты столько же скажешь и о
невлюблРнном - о том, что надо скорее уступать ему, и укажешь на его
хорошие стороны. Ты же, Сократ, почему-то остановился.
Сократ. Не заметил ли ты, дорогой мой, что у меня уже зазвучали эпические
стихи, а не дифирамбы, хоть я только то и делал, что порицал? Если же я
начну хвалить того, другого, что же я, по-твоему, буду делать? Знаешь ли
ты, что я буду наверняка вдохновлен нимфа ми, которым ты не без умысла меня
подбросил? Лучше уж я выражу все одним словом: тот, другой, хорош всем тем,
что прямо противоположно свойствам, за которые мы порицали первого. Стоит
ли об этом долго говорить? Достаточно сказано о них обоих: пусть с моим
сказом будет то, чего он заслуживает, а я удаляюсь - перейду на тот берег
речки, пока ты не принудил меня к чему- нибудь большему.
Федр. Только не прежде, Сократ, как спадет жара. Разве ты не видишь, что
уже наступает полдень, который называют недвижным? Переждем, побеседуем еще
о том, что было сказано, а как станет, быть может, прохладнее, мы и пойдем.
Сократ. По части речей ты, Федр, божественный и прямо-таки чудесный
человек! Я думаю, что из всех речей, появившихся за время твоей жизни,
никто не со чинил их больше, чем ты, - либо ты сам произносил их, либо
принуждал к этому каким-нибудь образом других; за исключением фиванца
Симмия, всех остальных ты намного превзошел. Вот и сейчас, кажется, по
твоей вине я скажу речь!
Федр. Это еще не объявление воины. Но что за речь и почему?
Сократ. Лишь только собрался я, мой друг, пере ходить речку, мой гений
подал мне обычное знамение, - с а оно всегда удерживает меня от того, что я
собираюсь сделать: мне будто послышался тотчас же какой-то голос, не
разрешавший мне уйти, прежде чем я не искуплю некий свой проступок перед
божеством. Я хоть и прорицатель, но довольно неважный, вроде как плохие
грамотеи лишь поскольку это достаточно для меня самого. Так вот, я уже ясно
понимаю свой проступок - ведь и душа, друг мой, есть нечто вещее: еще когда
я говорил ту свою речь, меня что-то тревожило и я как-то смущался: а вдруг
я, по выражению Ивика, нерадение о богах
...сменяю на почесть людскую
Теперь же я чувствую, в чем мой проступок.
Федр. О чем ты говоришь?
Сократ. Ужасную, Федр, ужасную речь ты и сам принес, и меня вынудил
сказать.
Федр. Как так?
Сократ. Нелепую и в чем-то даже нечестивую - а какая речь может быть еще
ужаснее?
Федр. Никакая, если только ты прав.
Сократ. Да как же? Разве ты не считаешь Эрота сыном Афродиты и неким богом?
Федр. Действительно, так утверждают.
Сократ. Но не Лисий и не ты в той речи, которую ты произнес моими устами,
околдованными тобою. Если же Эрот бог или как-то божествен - а это,
конечно, так, - то он вовсе не зло, между тем в обеих речах о нем, которые
только что у нас были, он представлен таким. Этим они обе погрешили перед
Эротом, вдобавок при их недомыслии в них столько лоску, что хотя в них не
утверждалось ничего здравого и истинного, однако они кичливо притязали на
значительность, лишь бы провести каких-то людишек и прославиться среди них.
Да, мой друг, мне необходимо очиститься. Для погрешающих против священных
сказаний есть одно древнее очищение. Гомер его не знал, а Стесихор знал:
лишившись зрения за поношение Елены, он не был так недогадлив, как Гомер,
но понял причину и, будучи причастен Музам, тотчас же сочинил:
Не верно было слово это,
На корабли ты не всходила,
В Пергам троянский не плыла, -
а сочинив всю так называемую "Покаянную песнь", он сразу же прозрел. Так
вот в этом деле я буду умнее их: прежде чем со мной приключится что-нибудь
за поношение Эрота, я попытаюсь пропеть ему покаянную песнь уже с
непокрытой головой, а не закрываясь от стыда, как раньше.
Федр. Для меня, Сократ, нет ничего приятнее этих твоих слов.
Сократ. Ты, конечно, понимаешь, добрый мой Федр, насколько бесстыдно были
сказаны обе те речи - и моя и та, что ты прочел по свитку. Если бы какому-
нибудь благородному человеку, кроткого нрава, влюбленному или в прошлом
любившему какого же человека, довелось услышать, как мы утверждали, что
влюбленные из-за пустяков проникаются сильной враждой и тогда
недоброжелательно относятся к своим любимцам и им вредят, - разве он,
по-твоему, не подумал бы, что слышит речи людей, воспитывавшихся где-то
среди моря ков и не видавших никогда любви свободнорожденного человека, и
разве он согласился бы с нашей хулою Эрота?
Федр. Пожалуй, нет, клянусь Зевсом, Сократ!
Сократ. И вот, устыдившись такого человека и убоявшись самого Эрота, я
страстно желаю смыть с себя чистою речью всю эту морскую соленую горечь,
заполнившую наш слух. Советую и Лисию как можно скорее написать, что,
исходя из тех же побуждений, надо больше угождать влюбленному, чем
невлюбленному.
Федр. Поверь, это так и будет. Если ты скажешь похвальное слово
влюбленному, я непременно заставлю и Лисия в свою очередь написать
сочинение о том же самом.
Сократ. Верю, пока ты останешься таким, как теперь.
Федр. Так начинай смелее!
Сократ. А где же у меня тот мальчик, к которому я обращался с речью? Пусть
он и это выслушает, а то, не выслушав, он еще поспешит уступить тому, кто
его не любит.
Федр. Он возле тебя, совсем близко, всегда, когда ты захочешь.
Сократ. Так вот, прекрасный юноша заметь себе: первая речь была речью
Федра, сына Питокла, мирринусийца, а то, что я собираюсь сказать, будет
речью Стесихора, сына Евфема, гимерейца. Он гласит так:
Неверно было слово это, - будто при наличии влюбленного следует уступать
скорее невлюблРнному только из-за того, что влюбленный впадает в
неистовство, а невлюбленный всегда рассудителен. Если бы неистовство было
попросту злом, то это было бы сказано правильно. Между тем величайшие для
нас блага возникают от неистовства, правда, когда оно уделяется нам как
божий дар. Прорицательница в Дельфах и жрицы в Додоне в состоянии
неистовства сделали много хорошего для Эллады - и отдельным лицам и всему
народу, а будучи в здравом рассудке, - мало или вовсе ничего. И если мы
стали бы говорить о Сивилле и других, кто с помощью божественного дара
прорицания множеством предсказаний многих направил на верный путь, мы бы
потратили много слов на то, что всякому ясно и так. Но вот на что стоит
сослаться: те из древних, кто устанавливал значения слов, не считали
неистовство безобразием или позором - иначе они не прозвали бы
"мантическим" то прекраснейшее искусство, посредством которого можно судить
о будущем. Считая его прекрасным, когда оно проявляется по божественному
определению, они его так и прозвали, а наши современники, по невежеству
вставив букву "тау", называют его "мантическим". А гадание о будущем, когда
люди, находящиеся в полном рассудке, производят его по птицам и другим
знамениям, в которых, словно нарочно, заключаются для человеческого ума и
смысл , и знания , древние назвали "ойоноистикой", а люди нового времени
кратко называют "ойонистикой", с омегой ради пышности, Так вот, насколько
прорицание совершеннее и ценнее птицегадания - тут и название лучше и само
дело, настолько же, по свидетельству древних, неистовство, которое у людей
от бога, прекраснее рассудительности, свойства человеческого.
Избавление от болезней, от крайних бедствий, от тяготевшего издревле гнева
богов бывало найдено благодаря неистовству, появившемуся откуда-то в
некоторых семействах и дававшему прорицания, кому это Ѕ требовалось.
Неистовство разрешалось в молитвах богам и служении им, и человек,
охваченный им, удостаивался очищения и посвящения в таинства, становясь
неприкосновенным на все времена для окружающих зол, освобождение от которых
доставалось подлинно неистовым г и одержимым.
Третий вид одержимости и неистовства - от Муз, он охватывает нежную и
непорочную душу, пробуждает ее, заставляет выражать вакхический восторг в
песнопениях и других видах творчества и, украшая несчетное множество деяний
предков, воспитывает потомков. Кто же без неистовства, посланного Музами,
подходит к по рогу творчества в уверенности, что он благодаря одному лишь
искусству станет изрядным поэтом, тот еще далек от совершенства: творения
здравомыслящих затмятся творениями неистовых.
Вот сколько - и еще больше - могу я привести примеров прекрасного действия
неистовства, даруемого богами. Так что не стоит его бояться, и пусть нас не
тревожит и не запугивает никакая речь, утверждающая, будто следует
предпочитать рассудительного друга тому, кто охвачен порывом. Пусть себе
торжествуют победу те, кто докажет к тому же, что не на пользу влюбленному
и возлюбленному ниспосылается богами любовь, - нам с надлежит доказать,
наоборот, что подобное неистовство боги даруют для величайшего счастья.
Такому доказательству наши искусники не поверят, зато поверят люди мудрые.
Прежде всего надо вникнуть в подлинную при роду божественной и человеческой
души, рассмотрев ее состояния и действия. Начало же доказательства
следующее.
Всякая душа бессмертна. Ведь вечнодвижущееся бессмертно. А у того, что
сообщает движение другому и приводится в движение другим, это движение
прерывается, а значит, прерывается и жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112