иногда после первой небольшой и незаметной ошибки все
остальное уже вынужденно следует за ней и с ней согласуется. Поэтому
каждому человеку нужно более всего внимательным быть при начале всякого
дела, и тогда нужно обдумать, правильно или нет он закладывает основание. А
коль скоро это достаточно испытано, остальное уже явится следом. Я бы как
раз не удивился, если бы имена действительно согласовались друг с другом.
Давай же снова вернемся к тому, что мы уже разобрали. Мы говорили, что
имена обозначают сущность вещей так, как если бы все сущее шествовало,
неслось и текло. Не кажется ли тебе, что они выражают что-то другое?
Кратил. Разумеется, нет. Это значение правильно.
Сократ. Тогда давай посмотрим, выбрав сначала из такого рода имен слово
"знание". Ведь оно двойственно и скорее, видимо, означает, что душа стоит
подле вещей, нежели что она несется вместе с ними, и правильнее, вероятно,
начало этого слова произносить так, как мы теперь его произносим, делая
наращение не к эпсилону , но к йоте. Затем слово "устойчивость" есть скорее
подражание каким-то устоям и стоянию а не порыву. Так же и "наука"
обозначает некоторым образом то, что останавливает течение реки. И
"достоверное", судя по всему, означает стояние. Затем "память" скорее всего
указывает на то, что в душе унялись какие-то порывы. А "проступок", если
угодно, и "несчастье" если кто проследит эти имена, окажутся тождественными
"сметливости", "познанию" и всем другим именам, связанным с чем-то
серьезным.
Но даже "невежество" и "беспутство" представляются близкими этим именам,
так как "невежество" - это как бы шествие рядом с божеством, а "беспутство"
, судя по всему, это как бы "сопутствие" вещам. Таким образом, имена,
которые мы считаем названиями худших вещей, могут оказаться названиями
самых лучших. Я думаю, если бы кто-нибудь как следует постарался, он смог
бы найти много других имен, которые бы показывали, что присвоитель имен
обозначал не идущие или несущиеся, но пребывающие в покое вещи.
Кратил. Однако, Сократ, ты видишь, что у многих имен все-таки первое
значение.
Сократ. Что же из того, Кратил? Подсчитаем имена, словно камешки при
голосовании, и в этом-то и будет состоять правильность? С каким значением
окажется больше имен, те имена и будут истинными?
Кратил. Нет, конечно, так делать не следует.
Сократ. Ни в коем случае, мой друг. Давай оставим это и начнем оттуда,
откуда мы уже начинали. Помнишь, ты только что сказал, что учредитель имен
непременно должен был знать вещи, которым устанавливал имя. Ты все еще так
же думаешь или нет?
Кратил. Все так же.
Сократ. Тот, кто первый устанавливал имена, устанавливая их, говоришь ты,
знал эти вещи?
Кратил. Знал.
Сократ. Но по каким именам он изучил или исследовал вещи, если еще ни одно
имя не было присвоено? Мы ведь говорили раньше, что невозможно исследовать
вещи иначе, как изучив имена или исследовав их значение?
Кратил. В том, что ты говоришь, что-то есть, Сократ .
Сократ. Тогда каким же образом, сказали бы мы, они могли устанавливать со
знанием дела имена или оказаться законодателями, если еще не было присвоено
ни одного имени, по которому они могли бы узнать, что вещи нельзя постичь
иначе как из имен?
Кратил. Я думаю, Сократ, что справедливее всего говорят об этом те, кто
утверждает, что какая-то сила, высшая, чем человеческая, установила вещам
первые имена, так что они непременно должны быть правильными.
Сократ. Ты думаешь, такой учредитель, будь он гений или бог, мог бы сам
себе противоречить? Или ты считаешь, что до сих пор мы болтали вздор?
Кратил. Но противоположные имена исходили уже не от них.
Сократ. Какие же именно, превосходнейший? Те, что сводят дело к стоянию,
или те, что к порыву? Ведь если исходить из ранее сказанного, вопрос решает
здесь не количество?
Кратил. Конечно, это было бы неправильно, Сократ .
Сократ. Так что, если возмутятся имена и одни скажут, что именно они -
подобие истины, другие же - что они, как мы сможем их рассудить, к чему мы
прибегнем? Не к другим же именам, отличным от этих, ведь этого делать
нельзя? Ясно, что нужно искать помимо имен то, что без их посредства
выявило бы для нас, какие из них истинны, то есть показывают истину вещей.
Кратил. Мне кажется, это так.
Сократ. Если это так, Кратил, то можно, видимо, изучить вещи и без имен.
Кратил. Очевидно.
Сократ. Но с помощью чего же другого и как предложил бы ты их изучать? Не
так ли, как это было бы всего справедливее: устанавливать родство между
словами и изучать одно через другое, а также через самое себя? Ведь что-то
другое, от них отличное, и означало бы что-то другое и отличное от них, но
не их.
Кратил. Мне кажется, ты говоришь правду.
Сократ. Тогда, ради Зевса, слушай. Разве нам не приходилось уже много раз
соглашаться, что хорошо установленные имена подобны тем вещам, которым они
присвоены, и что имена - это изображения вещей?
Кратил. Да.
Сократ. А если можно было бы с успехом изучать вещи из имен, но можно было
бы и из них самих - какое изучение было бы лучше и достовернее? По
изображению изучать саму вещь - хорошо ли она изображена - и истину,
которую являет отображение, или из самой истины изучать и ее самое, и ее
отображение, подобающим ли образом оно сделано?
Кратил. Мне кажется, это надо изучать из самой истины.
Сократ. Так вот, узнать, каким образом следует изучать и исследовать вещи,
это, вероятно, выше моих и твоих сил. Но хорошо согласиться и в том, что не
из имен нужно изучать и исследовать вещи, но гораздо скорее из них самих.
Кратил. Очевидно, Сократ .
Сократ. Тогда давай рассмотрим еще вот что, дабы с нас не обмануло
множество имен, сводящихся к одному и тому же: если, давая имена сущему,
учредители имен имели в виду, что все всегда шествует и течет,- а мне
представляется, что именно это они и подразумевали,- если так и случилось,
все же это не так, и сами они, словно попав в какой-то водоворот, мечутся
там и увлекают нас за собою. Смотри же, бесценный друг мой, что я часто
вижу, словно бы в грезах. Могли бы мы сказать, что есть что-то прекрасное и
доброе само по себе и что это относится к каждой существующей вещи? Или нет?
Кратил. Мне кажется, могли бы, Сократ .
Сократ. Тогда давай это рассмотрим. Я не о том говорю, что, если прекрасно
какое-то лицо или что-либо другое в этом роде, значит, все это течет -
вовсе нет. Но можно ли нам сказать, что и само прекрасное не остается
постоянно таким, каково оно есть?
Кратил. Безусловно, можно.
Сократ. Но можно ли тогда что-либо правильно именовать, если оно всегда
ускользает, и можно ли сначала сказать, что оно представляет собою то-то, а
затем, что оно уже такое-то, или же в тот самый момент, когда бы мы это
говорили, оно необходимо становилось уже другим и ускользало и в сущности
никогда бы не был таким, [каким мы его называли ]?
Кратил. Именно так.
Сократ. Но разве может быть чем-то то, что никогда не задерживается в одном
состоянии? Ведь если бы оно когда-нибудь задержалось в этом состоянии, то
тут же стало бы видно, что оно нисколько не изменяется; с другой стороны,
если дело обстоит так, и оно остается самим собой, как может оно изменяться
или двигаться, не выходя за пределы своей идеи ?
Кратил. Никак не может.
Сократ. Ведь в первом случае оно не могло бы быть никем познано. Ведь когда
познающий уже вот-вот бы его настигал, оно тотчас становилось бы иным и
отличным от прежнего, и нельзя было бы узнать, каково же оно или в каком
состоянии пребывает; а никакое познание, конечно, не познает того, о чем
известно, что оно не задерживается ни в каком состоянии.
Кратил. Да, это так.
Сократ. И видимо, нельзя говорить о знании, Кратил, если все вещи меняются
и ничто не остается на месте. Ведь и само знание - если оно не выйдет за
пределы того, что есть знание, - всегда остается знанием и им будет; если
же изменится самая идея знания, то одновременно она перейдет в другую идею
знания, то есть [данного] знания уже не будет. Если же оно вечно меняется,
то оно вечно - незнание. Из этого рассуждения следует, что не было бы ни
познающего, ни того, что должно быть познанным. А если существует вечно
познающее, то есть и познаваемое, есть и прекрасное, и доброе, и любая из
сущих вещей, и мне кажется, что с то, о чем мы сейчас говорили, совсем не
похоже на поток или порыв. Выяснить, так ли это или так, как говорят
последователи Гераклита и многие другие, боюсь, будет нелегко; и
несвойственно разумному человеку, обратившись к именам, ублажать свою душу
и, доверившись им и их присвоителям, утверждать, будто он что-то знает
(между тем как он презирает и себя, и вещи, в которых будто бы нет ничего
устойчивого, но все течет, как дырявая скудель, и беспомощно, как люди,
страдающие насморком), и думать, и располагать вещи так, как если бы все
они были влекомы течением и потоком. Поэтому-то, Кратил, дело обстоит,
может быть, так, а может быть, не так. Следовательно, здесь надо все
мужественно и хорошо исследовать и ничего не принимать на веру: ведь ты
молод и у тебя еще есть время. Если же, исследовав это, ты что-то откроешь,
поведай об этом и мне.
Кратил. Так я и сделаю. Все же знай, Сократ, что и сегодня я не в первый
раз об этом размышляю, и, когда я рассматриваю и перебираю вещи, мне
представляется, что они гораздо скорее таковы, как говорит Гераклит.
Сократ. Тогда, мой друг, ты и меня научишь в другой раз, когда
возвратишься. Теперь же ступай, отправляйся в деревню, как собирался. Вот и
Гермоген последует туда за тобой.
Кратил. Так и будет, Сократ. Но и ты до того времени попытайся это еще раз
обдумать.
Платон - Критий
Платон
Критий
Критий. Видишь ли, Тимей, тому, кто говорит с людьми о богах, легче внушить
к своим речам доверие, нежели тому, кто толкует с нами о смертных, ибо,
когда слушатели лишены в чем-то опыта и знаний, это дает тому, кто вздумает
говорить перед нами об этом, великую свободу действий. А уж каковы наши
сведения о богах, это мы и сами понимаем.
...Речи о небесных и божественных предметах мы одобряем, если они являют
хоть малейшую вероятность, речи о смертном и человеческом дотошно
проверяем. ...Смертное не легко, но, наоборот, затруднительно отобразить в
согласии с вероятностью.
Лейбниц - Монадология
Платон
Критон
Критон. Но ты уже видишь, Сократ, что необходимо также заботиться и о
мнении большинства. Теперь-то оно ясно, что большинство способно причинить
не какое-нибудь маленькое, а пожалуй что и величайшее зло тому, кто перед
ним оклеветан.
Сократ. Стало быть, уже не так-то должны мы заботиться о том, что скажет о
нас большинство, мой милый, а должны заботиться о том, что скажет о нас
тот, кто понимает, что справедливо и что несправедливо, - он один да еще
сама истина. [...] Подумай-ка ты опять вот о чем: стоим ли мы еще или не
стоим за то, что всего больше нужно ценить не жизнь как таковую, а жизнь
достойную?
Платон - Лисид
Платон
Лисид
- Ведь тот, мой друг, кто искушен в любовных делах, не восхваляет любимого
до того, как одержит над ним победу, страшась неожиданностей в будущем.
Вместе с тем и красавцы, когда кто-либо восхваляет их, преисполняются
высокомерием и самомнением. [...] И чем они самонадеяннее, тем ведь труднее
поймать их в сети?
- Видимо, да.
- Каким же тебе покажется охотник, во время погони лишь спугивающий дичь и
делающий ее тем самым неуловимой?
- Ясно, он покажется мне негодным охотником.
- А разве это не безвкусица, когда слова и песни не очаровывают, но лишь
возбуждают? [...] Смотри же, Гиппотал, как бы ты не оказался виновным во
всем этом из-за своей поэзии; я думаю, тот, кто поэзией вредит самому себе,
не может считать себя хорошим поэтом: ведь он себе враг.
- Ты прав, клянусь Зевсом, - сказал Гиппотал. - Это было бы страшной
бессмыслицей. ...Скажи мне, с помощью каких слов и действий можно стать
милым своему любимцу?
... Я едва не сказал: вот так, мол, Гиппотал, надо разговаривать со своим
любимцем, стараясь его унизить и подавить, а не так, как ты это делаешь,
кружа ему голову похвалами и тем самым расслабляя его.
- Те, мой друг, кто утверждают, что подобное дружественно подобному,
кажется мне, дают только понять, что хороший человек может быть другом лишь
хорошему человеку, дурной же человек никогда не достигнет истинной дружбы
ни с хорошим человеком, ни с дурным. [...] Дружит ли подобный с подобным,
насколько он ему подобен, и полезен ли такой человек другому, подобному ему
человеку? Или лучше вот так: какую может принесити пользу или вред любое
подобное любому другому подобному, кои оно не принесло бы себе самому? Либо
что оно может претерпеть, если не то, что и от самого себя? Как могут такие
подобные люди тянуться друг к другу, если они не могут оказать друг другу
никакой помощи? [...] Значит, подобный подобному не друг. А хороший человек
может быть другом хорошему в той мере, в какой он хорош, а не в той, в
какой он ему подобен?
Следовательно, ни подобное подобному, ни противоположное противоположному
не бывает дружественным. [...] Мне представляется, что существуют как бы
неких три рода - хорошее, дурное и третье - ни хорошее ни дурное. [...] И
при этом ни хорошее хорошему, ни дурное дурному, ни хорошее дурному не
бывают дружественными - это запрещает наше прежнее рассуждение. Т.о., если
что и бывает дружественным другому, то остается ни хорошее ни плохое в
качестве дружественного либо хорошему, либо такому же, как оно само. Ведь
плохому ничто не может быть дружественным.
Или же в действительности дело обстоит так: все эти усилия делаются не ради
средств, употребляемых для достижения поставленной цели, но ради цели, во
имя которой пускаются в ход эти средства? Часто мы говорим, что высоко
ценим золото и серебро; однако это не вполне верно: выше всего мы ценим то,
во имя чего мы копим и золото и все остальные средства. [...] Не то же ли
самое относится и к дружественному?
Итак, благо любят по причине зла... Если ничто не наносит нам более ущерба
и мы не ожидаем для себя никакой пользы, именно тогда становится ясным, что
мы любим и ценим благо из-за присутствия зла, как некое лекарство от этого
зла, зло же приравниваем к болезни; а при отсутствии болезни нет нужды ни в
каком лекарстве. Такова природа блага, и любим мы его по причине зла, когда
сами находимся посередине между благом и злом; само же по себе - как
самоцель - оно ведь не приносит никакой пользы?
Платон - Менон
ПЛАТОН
МЕНОН
Менон, Сократ, раб Менона, Анит
Что такое добродетель и можно ли ей научиться?
Менон. Что ты скажешь мне, Сократ: можно ли научиться добродетели? Или ей
нельзя научиться и можно лишь достичь ее путем упражнения? А может быть, ее
не дает ни обучение, ни упражнение и достается она человеку от природы либо
еще как-нибудь?
Сократ. Прежде, Менон, фессалийцы славились среди греков и вызывали
восхищение своим искусством верховой езды и богатством, теперь же,
по-моему, они прославились еще мудростью, и не менее прочих ларисцы,
земляки твоего друга Аристиппа. А обязаны вы этим Горгию: ведь он, явившись
к вам в город, нашел множество поклонников своей мудрости -- сперва среди
Алевадов, из которых и твой поклонник Аристипп, а потом и среди прочих
фессалийцев. И от него же пошел у вас обычай, кто бы вас о чем ни
спрашивал, отвечать уверенно и высокомерно, как и положено знатокам; ведь
так же и сам Горгий позволял кому угодно из греков спрашивать о чем угодно
и никого не оставлял без ответа. А здесь, милый мой Менон, все обстоит
наоборот: на мудрость пошло оскудение, и, видно, из этих мест она
перекочевала к вам. Задай ты свой вопрос кому хочешь из здешних жителей,
любой бы засмеялся и сказал: "Счастливым ты, видно, почитаешь меня,
чужестранец, если думаешь, будто я знаю, можно ли выучиться добродетели,
или же она достигается иным способом. А я не только не знаю, можно ей
выучиться или нельзя, но и вообще не ведаю, что такое добродетель". И со
мной, Менон, точно так же: здесь я делю нужду моих сограждан и упрекаю себя
в том, что вообще знать не знаю, что же такое добродетель. А если я этого
не знаю, то откуда мне знать, как ее достичь? Разве, по-твоему, возможно,
вообще не зная, кто такой Менон, знать, красив ли он, богат ли, знатен ли
или же совсем наоборот? По-твоему, это возможно?
Менон. Нет, конечно. Только вправду ли ты, Сократ, знать не знаешь, что
такое добродетель? Так нам и рассказать о тебе там, у себя дома?
Сократ. И не только об этом расскажи, мой друг, но и о том, что я, кажется,
нигде не встречал человека, который бы это знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
остальное уже вынужденно следует за ней и с ней согласуется. Поэтому
каждому человеку нужно более всего внимательным быть при начале всякого
дела, и тогда нужно обдумать, правильно или нет он закладывает основание. А
коль скоро это достаточно испытано, остальное уже явится следом. Я бы как
раз не удивился, если бы имена действительно согласовались друг с другом.
Давай же снова вернемся к тому, что мы уже разобрали. Мы говорили, что
имена обозначают сущность вещей так, как если бы все сущее шествовало,
неслось и текло. Не кажется ли тебе, что они выражают что-то другое?
Кратил. Разумеется, нет. Это значение правильно.
Сократ. Тогда давай посмотрим, выбрав сначала из такого рода имен слово
"знание". Ведь оно двойственно и скорее, видимо, означает, что душа стоит
подле вещей, нежели что она несется вместе с ними, и правильнее, вероятно,
начало этого слова произносить так, как мы теперь его произносим, делая
наращение не к эпсилону , но к йоте. Затем слово "устойчивость" есть скорее
подражание каким-то устоям и стоянию а не порыву. Так же и "наука"
обозначает некоторым образом то, что останавливает течение реки. И
"достоверное", судя по всему, означает стояние. Затем "память" скорее всего
указывает на то, что в душе унялись какие-то порывы. А "проступок", если
угодно, и "несчастье" если кто проследит эти имена, окажутся тождественными
"сметливости", "познанию" и всем другим именам, связанным с чем-то
серьезным.
Но даже "невежество" и "беспутство" представляются близкими этим именам,
так как "невежество" - это как бы шествие рядом с божеством, а "беспутство"
, судя по всему, это как бы "сопутствие" вещам. Таким образом, имена,
которые мы считаем названиями худших вещей, могут оказаться названиями
самых лучших. Я думаю, если бы кто-нибудь как следует постарался, он смог
бы найти много других имен, которые бы показывали, что присвоитель имен
обозначал не идущие или несущиеся, но пребывающие в покое вещи.
Кратил. Однако, Сократ, ты видишь, что у многих имен все-таки первое
значение.
Сократ. Что же из того, Кратил? Подсчитаем имена, словно камешки при
голосовании, и в этом-то и будет состоять правильность? С каким значением
окажется больше имен, те имена и будут истинными?
Кратил. Нет, конечно, так делать не следует.
Сократ. Ни в коем случае, мой друг. Давай оставим это и начнем оттуда,
откуда мы уже начинали. Помнишь, ты только что сказал, что учредитель имен
непременно должен был знать вещи, которым устанавливал имя. Ты все еще так
же думаешь или нет?
Кратил. Все так же.
Сократ. Тот, кто первый устанавливал имена, устанавливая их, говоришь ты,
знал эти вещи?
Кратил. Знал.
Сократ. Но по каким именам он изучил или исследовал вещи, если еще ни одно
имя не было присвоено? Мы ведь говорили раньше, что невозможно исследовать
вещи иначе, как изучив имена или исследовав их значение?
Кратил. В том, что ты говоришь, что-то есть, Сократ .
Сократ. Тогда каким же образом, сказали бы мы, они могли устанавливать со
знанием дела имена или оказаться законодателями, если еще не было присвоено
ни одного имени, по которому они могли бы узнать, что вещи нельзя постичь
иначе как из имен?
Кратил. Я думаю, Сократ, что справедливее всего говорят об этом те, кто
утверждает, что какая-то сила, высшая, чем человеческая, установила вещам
первые имена, так что они непременно должны быть правильными.
Сократ. Ты думаешь, такой учредитель, будь он гений или бог, мог бы сам
себе противоречить? Или ты считаешь, что до сих пор мы болтали вздор?
Кратил. Но противоположные имена исходили уже не от них.
Сократ. Какие же именно, превосходнейший? Те, что сводят дело к стоянию,
или те, что к порыву? Ведь если исходить из ранее сказанного, вопрос решает
здесь не количество?
Кратил. Конечно, это было бы неправильно, Сократ .
Сократ. Так что, если возмутятся имена и одни скажут, что именно они -
подобие истины, другие же - что они, как мы сможем их рассудить, к чему мы
прибегнем? Не к другим же именам, отличным от этих, ведь этого делать
нельзя? Ясно, что нужно искать помимо имен то, что без их посредства
выявило бы для нас, какие из них истинны, то есть показывают истину вещей.
Кратил. Мне кажется, это так.
Сократ. Если это так, Кратил, то можно, видимо, изучить вещи и без имен.
Кратил. Очевидно.
Сократ. Но с помощью чего же другого и как предложил бы ты их изучать? Не
так ли, как это было бы всего справедливее: устанавливать родство между
словами и изучать одно через другое, а также через самое себя? Ведь что-то
другое, от них отличное, и означало бы что-то другое и отличное от них, но
не их.
Кратил. Мне кажется, ты говоришь правду.
Сократ. Тогда, ради Зевса, слушай. Разве нам не приходилось уже много раз
соглашаться, что хорошо установленные имена подобны тем вещам, которым они
присвоены, и что имена - это изображения вещей?
Кратил. Да.
Сократ. А если можно было бы с успехом изучать вещи из имен, но можно было
бы и из них самих - какое изучение было бы лучше и достовернее? По
изображению изучать саму вещь - хорошо ли она изображена - и истину,
которую являет отображение, или из самой истины изучать и ее самое, и ее
отображение, подобающим ли образом оно сделано?
Кратил. Мне кажется, это надо изучать из самой истины.
Сократ. Так вот, узнать, каким образом следует изучать и исследовать вещи,
это, вероятно, выше моих и твоих сил. Но хорошо согласиться и в том, что не
из имен нужно изучать и исследовать вещи, но гораздо скорее из них самих.
Кратил. Очевидно, Сократ .
Сократ. Тогда давай рассмотрим еще вот что, дабы с нас не обмануло
множество имен, сводящихся к одному и тому же: если, давая имена сущему,
учредители имен имели в виду, что все всегда шествует и течет,- а мне
представляется, что именно это они и подразумевали,- если так и случилось,
все же это не так, и сами они, словно попав в какой-то водоворот, мечутся
там и увлекают нас за собою. Смотри же, бесценный друг мой, что я часто
вижу, словно бы в грезах. Могли бы мы сказать, что есть что-то прекрасное и
доброе само по себе и что это относится к каждой существующей вещи? Или нет?
Кратил. Мне кажется, могли бы, Сократ .
Сократ. Тогда давай это рассмотрим. Я не о том говорю, что, если прекрасно
какое-то лицо или что-либо другое в этом роде, значит, все это течет -
вовсе нет. Но можно ли нам сказать, что и само прекрасное не остается
постоянно таким, каково оно есть?
Кратил. Безусловно, можно.
Сократ. Но можно ли тогда что-либо правильно именовать, если оно всегда
ускользает, и можно ли сначала сказать, что оно представляет собою то-то, а
затем, что оно уже такое-то, или же в тот самый момент, когда бы мы это
говорили, оно необходимо становилось уже другим и ускользало и в сущности
никогда бы не был таким, [каким мы его называли ]?
Кратил. Именно так.
Сократ. Но разве может быть чем-то то, что никогда не задерживается в одном
состоянии? Ведь если бы оно когда-нибудь задержалось в этом состоянии, то
тут же стало бы видно, что оно нисколько не изменяется; с другой стороны,
если дело обстоит так, и оно остается самим собой, как может оно изменяться
или двигаться, не выходя за пределы своей идеи ?
Кратил. Никак не может.
Сократ. Ведь в первом случае оно не могло бы быть никем познано. Ведь когда
познающий уже вот-вот бы его настигал, оно тотчас становилось бы иным и
отличным от прежнего, и нельзя было бы узнать, каково же оно или в каком
состоянии пребывает; а никакое познание, конечно, не познает того, о чем
известно, что оно не задерживается ни в каком состоянии.
Кратил. Да, это так.
Сократ. И видимо, нельзя говорить о знании, Кратил, если все вещи меняются
и ничто не остается на месте. Ведь и само знание - если оно не выйдет за
пределы того, что есть знание, - всегда остается знанием и им будет; если
же изменится самая идея знания, то одновременно она перейдет в другую идею
знания, то есть [данного] знания уже не будет. Если же оно вечно меняется,
то оно вечно - незнание. Из этого рассуждения следует, что не было бы ни
познающего, ни того, что должно быть познанным. А если существует вечно
познающее, то есть и познаваемое, есть и прекрасное, и доброе, и любая из
сущих вещей, и мне кажется, что с то, о чем мы сейчас говорили, совсем не
похоже на поток или порыв. Выяснить, так ли это или так, как говорят
последователи Гераклита и многие другие, боюсь, будет нелегко; и
несвойственно разумному человеку, обратившись к именам, ублажать свою душу
и, доверившись им и их присвоителям, утверждать, будто он что-то знает
(между тем как он презирает и себя, и вещи, в которых будто бы нет ничего
устойчивого, но все течет, как дырявая скудель, и беспомощно, как люди,
страдающие насморком), и думать, и располагать вещи так, как если бы все
они были влекомы течением и потоком. Поэтому-то, Кратил, дело обстоит,
может быть, так, а может быть, не так. Следовательно, здесь надо все
мужественно и хорошо исследовать и ничего не принимать на веру: ведь ты
молод и у тебя еще есть время. Если же, исследовав это, ты что-то откроешь,
поведай об этом и мне.
Кратил. Так я и сделаю. Все же знай, Сократ, что и сегодня я не в первый
раз об этом размышляю, и, когда я рассматриваю и перебираю вещи, мне
представляется, что они гораздо скорее таковы, как говорит Гераклит.
Сократ. Тогда, мой друг, ты и меня научишь в другой раз, когда
возвратишься. Теперь же ступай, отправляйся в деревню, как собирался. Вот и
Гермоген последует туда за тобой.
Кратил. Так и будет, Сократ. Но и ты до того времени попытайся это еще раз
обдумать.
Платон - Критий
Платон
Критий
Критий. Видишь ли, Тимей, тому, кто говорит с людьми о богах, легче внушить
к своим речам доверие, нежели тому, кто толкует с нами о смертных, ибо,
когда слушатели лишены в чем-то опыта и знаний, это дает тому, кто вздумает
говорить перед нами об этом, великую свободу действий. А уж каковы наши
сведения о богах, это мы и сами понимаем.
...Речи о небесных и божественных предметах мы одобряем, если они являют
хоть малейшую вероятность, речи о смертном и человеческом дотошно
проверяем. ...Смертное не легко, но, наоборот, затруднительно отобразить в
согласии с вероятностью.
Лейбниц - Монадология
Платон
Критон
Критон. Но ты уже видишь, Сократ, что необходимо также заботиться и о
мнении большинства. Теперь-то оно ясно, что большинство способно причинить
не какое-нибудь маленькое, а пожалуй что и величайшее зло тому, кто перед
ним оклеветан.
Сократ. Стало быть, уже не так-то должны мы заботиться о том, что скажет о
нас большинство, мой милый, а должны заботиться о том, что скажет о нас
тот, кто понимает, что справедливо и что несправедливо, - он один да еще
сама истина. [...] Подумай-ка ты опять вот о чем: стоим ли мы еще или не
стоим за то, что всего больше нужно ценить не жизнь как таковую, а жизнь
достойную?
Платон - Лисид
Платон
Лисид
- Ведь тот, мой друг, кто искушен в любовных делах, не восхваляет любимого
до того, как одержит над ним победу, страшась неожиданностей в будущем.
Вместе с тем и красавцы, когда кто-либо восхваляет их, преисполняются
высокомерием и самомнением. [...] И чем они самонадеяннее, тем ведь труднее
поймать их в сети?
- Видимо, да.
- Каким же тебе покажется охотник, во время погони лишь спугивающий дичь и
делающий ее тем самым неуловимой?
- Ясно, он покажется мне негодным охотником.
- А разве это не безвкусица, когда слова и песни не очаровывают, но лишь
возбуждают? [...] Смотри же, Гиппотал, как бы ты не оказался виновным во
всем этом из-за своей поэзии; я думаю, тот, кто поэзией вредит самому себе,
не может считать себя хорошим поэтом: ведь он себе враг.
- Ты прав, клянусь Зевсом, - сказал Гиппотал. - Это было бы страшной
бессмыслицей. ...Скажи мне, с помощью каких слов и действий можно стать
милым своему любимцу?
... Я едва не сказал: вот так, мол, Гиппотал, надо разговаривать со своим
любимцем, стараясь его унизить и подавить, а не так, как ты это делаешь,
кружа ему голову похвалами и тем самым расслабляя его.
- Те, мой друг, кто утверждают, что подобное дружественно подобному,
кажется мне, дают только понять, что хороший человек может быть другом лишь
хорошему человеку, дурной же человек никогда не достигнет истинной дружбы
ни с хорошим человеком, ни с дурным. [...] Дружит ли подобный с подобным,
насколько он ему подобен, и полезен ли такой человек другому, подобному ему
человеку? Или лучше вот так: какую может принесити пользу или вред любое
подобное любому другому подобному, кои оно не принесло бы себе самому? Либо
что оно может претерпеть, если не то, что и от самого себя? Как могут такие
подобные люди тянуться друг к другу, если они не могут оказать друг другу
никакой помощи? [...] Значит, подобный подобному не друг. А хороший человек
может быть другом хорошему в той мере, в какой он хорош, а не в той, в
какой он ему подобен?
Следовательно, ни подобное подобному, ни противоположное противоположному
не бывает дружественным. [...] Мне представляется, что существуют как бы
неких три рода - хорошее, дурное и третье - ни хорошее ни дурное. [...] И
при этом ни хорошее хорошему, ни дурное дурному, ни хорошее дурному не
бывают дружественными - это запрещает наше прежнее рассуждение. Т.о., если
что и бывает дружественным другому, то остается ни хорошее ни плохое в
качестве дружественного либо хорошему, либо такому же, как оно само. Ведь
плохому ничто не может быть дружественным.
Или же в действительности дело обстоит так: все эти усилия делаются не ради
средств, употребляемых для достижения поставленной цели, но ради цели, во
имя которой пускаются в ход эти средства? Часто мы говорим, что высоко
ценим золото и серебро; однако это не вполне верно: выше всего мы ценим то,
во имя чего мы копим и золото и все остальные средства. [...] Не то же ли
самое относится и к дружественному?
Итак, благо любят по причине зла... Если ничто не наносит нам более ущерба
и мы не ожидаем для себя никакой пользы, именно тогда становится ясным, что
мы любим и ценим благо из-за присутствия зла, как некое лекарство от этого
зла, зло же приравниваем к болезни; а при отсутствии болезни нет нужды ни в
каком лекарстве. Такова природа блага, и любим мы его по причине зла, когда
сами находимся посередине между благом и злом; само же по себе - как
самоцель - оно ведь не приносит никакой пользы?
Платон - Менон
ПЛАТОН
МЕНОН
Менон, Сократ, раб Менона, Анит
Что такое добродетель и можно ли ей научиться?
Менон. Что ты скажешь мне, Сократ: можно ли научиться добродетели? Или ей
нельзя научиться и можно лишь достичь ее путем упражнения? А может быть, ее
не дает ни обучение, ни упражнение и достается она человеку от природы либо
еще как-нибудь?
Сократ. Прежде, Менон, фессалийцы славились среди греков и вызывали
восхищение своим искусством верховой езды и богатством, теперь же,
по-моему, они прославились еще мудростью, и не менее прочих ларисцы,
земляки твоего друга Аристиппа. А обязаны вы этим Горгию: ведь он, явившись
к вам в город, нашел множество поклонников своей мудрости -- сперва среди
Алевадов, из которых и твой поклонник Аристипп, а потом и среди прочих
фессалийцев. И от него же пошел у вас обычай, кто бы вас о чем ни
спрашивал, отвечать уверенно и высокомерно, как и положено знатокам; ведь
так же и сам Горгий позволял кому угодно из греков спрашивать о чем угодно
и никого не оставлял без ответа. А здесь, милый мой Менон, все обстоит
наоборот: на мудрость пошло оскудение, и, видно, из этих мест она
перекочевала к вам. Задай ты свой вопрос кому хочешь из здешних жителей,
любой бы засмеялся и сказал: "Счастливым ты, видно, почитаешь меня,
чужестранец, если думаешь, будто я знаю, можно ли выучиться добродетели,
или же она достигается иным способом. А я не только не знаю, можно ей
выучиться или нельзя, но и вообще не ведаю, что такое добродетель". И со
мной, Менон, точно так же: здесь я делю нужду моих сограждан и упрекаю себя
в том, что вообще знать не знаю, что же такое добродетель. А если я этого
не знаю, то откуда мне знать, как ее достичь? Разве, по-твоему, возможно,
вообще не зная, кто такой Менон, знать, красив ли он, богат ли, знатен ли
или же совсем наоборот? По-твоему, это возможно?
Менон. Нет, конечно. Только вправду ли ты, Сократ, знать не знаешь, что
такое добродетель? Так нам и рассказать о тебе там, у себя дома?
Сократ. И не только об этом расскажи, мой друг, но и о том, что я, кажется,
нигде не встречал человека, который бы это знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112