"чистое искусство", т. е. искусство без правдивого жизненного содержания, в лирике Пушкина. Это объясняется, по крайней мере до известной степени, действием на нас художественного совершенства творений Пушкина. Магическая сила художественного преображения являет нам его творения, как прекрасные, пластические создания, как бы обладающие собственным бытием и значимостью, вне связи с горячей кровью их творца, отрешенные от личной духовной глубины, из которой они возникли. Но теперь, 100 лет после смерти Пушкина, при накоплении достаточного биографического и историко-литературного материала о нем, пора, казалось бы, более глубоко и вдумчиво уяснить себе это соотношение и более внимательно отнестись к духовной жизни и личности Пушкина.
Высказанные недавно в литературе о Пушкине два крайних взгляда на тему об "автобиографизме" его поэзии - более или менее соответствующие указанным выше двум обывательским мнениям об автобиографическом значении вообще поэтических произведений - кажутся нам оба несостоятельными. В то же время как, напр., Ходасевич считает возможным по фабуле "Русалки" воссоздавать историю деревенского романа Пушкина и даже от судьбы "мельника" умозаключать к судьбе отца соблазненной Пушкиным крестьянской девушки, или в то время, как Гершензон доводит свое признание автобиографизма поэзии Пушкина до того, что по фразе посвященного Гнедичу стихотворения "и светел ты сошел с таинственных высот" склоняется к предположению, что Гнедич жил в верхнем этаже Публичной Библиотеки, - Валерий Брюсов считает самые, казалось бы, глубоко-интимные темы пушкинской лирики безразличными мотивами для упражнения поэтического мастерства, а заслуженный автор книги "Пушкин в жизни", В. Вересаев - прямо-таки вопреки им же собранному биографическому материалу! - отказывается видеть серьезные и искренние признания даже в самых глубоких и прочувствованных стихах Пушкина на моральные и религиозные темы.
Оба мнения, повторяю, представляются явно несостоятельными; однако, первое из них, при всех его очевидных преувеличениях и крайностях, все же несомненно ближе к истине, чем последнее, - ближе к целостному восприятию духовной личности Пушкина.
Надо условиться, что надлежит разуметь под "автобиографизмом" поэзии вообще. Поэту нет, по общему правилу, никакой надобности воспроизводить в своем творчестве внешние подробности своей эмпирической личной жизни, и дар поэтического воображения прямо предполагает, что поэт обладает способностью "выдумки", т. е. - смотря на дело глубже - способен духовно-эстетически переживать и воплощать мотивы, которых он конкретно не переживал в своей эмпирической судьбе. Никто не будет предполагать, что Шекспир должен был сам быть преступным честолюбцем по образцу Макбета, сам пережить любовь Ромео к Джульете, пострадать от неблагодарных дочерей, как король Лир, или совершить злодейства Ричарда III. Однако, в более глубоком смысле всякая истинная поэзия остается все же тем, что Гете называл "Gelegenheitsdicheichtung" *. При всем различии между эмпирической жизнью поэта и его поэтическим творчеством, духовная личность его остается все же единой, и его творения так же рождаются из глубины этой личности, как и его личная жизнь и его воззрения, как человека. В основе художественного творчества лежит, правда, не личный эмпирический опыт творца, но все же всегда его духовный опыт.
В этом более глубоком и широком смысле автобиографизм, в частности, поэзии Пушкина не подлежит ни малейшему сомнению. Можно смело утверждать, что все основные мотивы его лирики выражают то, что было "всерьез", глубоко и жизненно прочувствовано и продумано для себя самого Пушкиным, и что большинство мотивов и идей его поэм, драм и повестей стоит в непосредственной связи с личным духовным миром поэта. В более глубоком смысле слова Гершензон безусловно прав, утверждая правдивость Пушкина-поэта. "Выдумывать" мысли и чувства, которых он сам не пережил, которые были чужды его духовному опыту, он просто не мог - это есть дело мастеров стихотворного искусства, а не великого истинно гениального поэта, который, по убеждению Пушкина, всегда "простодушен".
По образцу "поэтического хозяйства" Пушкина, недавно так интересно прослеженного Ходасевичем, можно и должно поэтому -это есть одна из основных, доселе не осуществленных задач познания Пушкина- исследовать то, что можно было бы назвать его "духовным хозяйством". В творчестве Пушкина мы находим ряд основных, излюбленных духовных тем и идей, которые проходят через всю его поэзию и одновременно находят себе подтверждение в биографических и автобиографических материалах и в его прозаических размышлениях и суждениях. Укажем только для примера немногие, наудачу выбранные из множества таких типично пушкинских идей, каждую из которых можно подтвердить целым рядом их выражений как в поэзии Пушкина, так и в прозаических работах, автобиографических признаниях и биографических материалах (нижеприводимые сопоставления отнюдь не имеют исчерпывающего характера).
Идея равнодушия природы к человеческой судьбе и ее трагизму: "равнодушная природа", сияющая своей "вечной красой" "у гробового входа" (Стансы); "брось одного меня в бесчувственной природе" (Элегия, 1816); "Блажен, кто понял голос строгий необходимости земной" (Вариант из Евгения Онегина); "от судеб спасенья нет" (Цыганы); "...иль вся наша жизнь ничто, как сон пустой, насмешка Рока над землей" (Медный всадник). После наводнения "утра луч... не нашел уже следов беды вчерашней; багряницей уже прикрыто было зло", и с этим бесчувствием природы сближается "бесчувствие холодное" народа, в силу которого все быстро вошло "в порядок прежний" (там же). Из писем: "Судьба не перестает с тобою проказить. Не сердись на нее - не ведает бо, что творит. Представь себе ее огромной обезьяной, которой дана полная воля. Кто посадит ее на цепь? Ни ты, ни я, никто. Делать нечего, так и говорить нечего" (Вяземскому, 1826). - "Перенеси мужественно перемену судьбы твоей, то есть, по одежке тяни ножки, все перемелется, будет мука" (Соболевскому, 1828). - К этому мотиву близко пушкинское убеждение в невозможности счастья (ёje suis athйe du bon-heur je e'en crois pas" - письмо к Осиповой, 1830), - мысль, которую можно проследить через все его поэтическое творчество ("на свете счастья нет" - одно из последних стихотворений 1836, как и в лицейских стихотворениях - "страдать есть смертного удел", "дышать уныньем - мой удел") и через все автобиографические данные.
Мысль о привлекательности, заманчивости опасности, риска жизнью: "упоение в бою и бездны мрачной на краю" ("Пир во время чумы"). "Перед собой кто смерти не видал, тот полного веселья не вкушал и милых жен лобзаний не достоин" ("Мне бой знаком..." 1820). "Пушкин всегда восхищался подвигом, в котором жизнь ставилась, как он выражался, на карту. Он с особенным вниманием слушал рассказы о военных эпизодах; лицо его краснело и изображало радость узнать какой-либо особенный случай самоотвержения; глаза его блистали, и вдруг часто он задумывался" (Восп. Липранди. Вересаев. Пушкин в жизни. 1, 110). "Готов был радоваться чуме" - письмо к невесте 1830. То же в "Заметках о холере" (сравнение ее с поединком). "Пушкин говорил Нащокину, что ему хотелось написать стихотворение или поэму, где выразить это непонятное желание человека, когда он стоит на высоте, броситься вниз. Это его занимало" (Рассказы о Пушкине, зап. Бартеневым, М., 1925. С. 44). Ср. эпизод в "Выстреле" - беспечная еда черешен под пистолетом противника, - имеющий, как известно, автобиографическое значение, и историю множества дуэлей Пушкина и вообще его безумной храбрости. По свидетельству Булгакова, Пушкин "всю жизнь искал смерти".
Идея "пенатов", культа домашнего очага, семьи, домашнего уединения, как основ духовной жизни: "Домовому" (1819); "Поместья мирного незримый покровитель" и т. д. "Гимн пенатам" (1829). Труд - друг "пенатов святых" ("Миг вожделенный настал"), "Любовь к родному пепелищу..." ("Два чувства равно близки нам"). "Вновь я посетил" (1835). "Пора, мой друг, пора..." (1836). Ср. автобиографическую запись: "Скоро ли перенесу свои пенаты в деревню и т. д." (1836). "Без семейственной неприкосновенности (жить) невозможно. Каторга не в пример лучше" (письмо к жене 1834) и мн. др.
Скептическое отношение к духовной жизни женщины: отрывок "Женщины" из "Евгения Онегина" ("...как будто требовать возможно от мотыльков иль от лилей и чувств глубоких, и страстей"). "Легкая, ветреная душа" женщин; "нечисто в них воображенье, не понимает нас оно, и, признак Бога, вдохновенье, для них и чуждо и смешно..." (Разговор книгопродавца с поэтом). Ср. "Соловей и роза". "Их (читательниц) нет и не будет на русской земле, да и жалеть нечего" (письмо Бестужеву 1823). Отрывок из писем, мыслей и замечаний: "Женщины везде те же. Природа, одарив их тонким умом и чувствительностью самой раздражительной, едва ли не отказала им в чувстве изящного..." А. П. Керн в своих воспоминаниях (Л. Майков. Пушкин) говорит, что Пушкин был "невысокого мнения о женщинах".
К таким, проходящим через все творчество и всю жизнь Пушкина идеям относятся, напр.: идея просветления через страдания, тихой радости на дне скорби,- воспоминания детства, как основа жизни и отсюда неколебимая верность месту, где протекало детство, друзьям детства и отрочества - связь эротической любви с религиозным сознанием - особая значительность осени, как космического состояния, близкого трагизму человеческой жизни -указанная уже выше связь поэтического творчества с мыслью, познанием, чтением мудрецов - бесплодие прошлых наслаждений и нарастание в течение жизни печали - ничтожество славы и религиозное призвание поэта - мотив покаяния и нравственного очищения - мотив "благоволения" к людям - и многое другое. (В этом примерном перечне мы сознательно не упоминаем более общеизвестных мотивов, как идея самоценности поэзии, презрение к толпе, любовь к простоте сельского быта, культ героев и творцов и т. п.).
Подводя итоги, можно сказать: тема "Пушкин - мыслитель и мудрец", - иначе говоря, тема "жизненная мудрость Пушкина", как она выражена в его размышлениях о закономерностях в личной духовной жизни человека - может и должна быть разработана, прежде всего, в отвлечении от поэтической формы его творчества. Из совокупности литературных произведений Пушкина, его писем и биографических материалов о нем может и должен быть извлечен чисто "прозаический" осадок его мыслей; "умственное хозяйство" Пушкина должно быть, наконец, инвентаризовано и систематизировано. В существующей критической литературе о Пушкине можно, конечно, найти иногда очень ценный подготовительный материал для этой задачи (напоминаем снова здесь о классической статье Мережковского). Но все доселе сделанное носит, во-первых, характер первых дилетантских, не методических, не претендующих на полноту набросков и aperзus **, к тому же обычно соединяющих указанную нами задачу с совершенно иной задачей эстетической критики, и, во-вторых, все же безмерно мало по сравнению с полнотой содержания пушкинской мудрости (к другому методологическому дефекту большинства этих попыток мы еще вернемся). Несмотря на почти необозримое обилие литературы "пушкиноведения", не сделаны даже необходимые подготовительные работы; не существует полного собрания устных высказываний Пушкина (по образцу, напр., "Gesprдche mit Goethe" Biedermann'a ***) 3 ; не существует даже собрания "афоризмов" Пушкина.
II
Но, конечно, мы далеки от мысли, что таким осадком отвлеченно выраженных мыслей Пушкина исчерпывается его духовный мир. Если бы это было так, Пушкин не был бы поэтом. Поэтому наряду с указанной выше задачей сохраняет свое значение и задача исследования целостного духа поэта Пушкина. Познание этого целостного духа одно лишь в состоянии дать нам адекватное представление о духовном мире Пушкина, о конкретной полноте и "стиле" его "мудрости". Эта задача собственно и есть задача до конца осознавшей свое назначение эстетической критики. С первого взгляда могло бы показаться, что в этом отношении в русской критической литературе о Пушкине сделано уже - если не достаточно, то во всяком случае много. Недаром же литературная критика в течение всего 19-го века и отчасти до нашего времени была излюбленной и господствующей формой русской мысли вообще. Мы отнюдь не склонны огулом отвергать эту литературу и относиться к ней с пренебрежением. У Киреевского, Белинского, Аполлона Григорьева, Страхова, Вл. Соловьева, Мережковского есть много ценных мыслей о поэзии Пушкина. Мы не можем, однако, теперь с другой стороны не признать, что русская литературная критика, на низкий уровень которой в свое время так горько жаловался сам Пушкин, даже у лучших своих представителей всегда была в том или другом направлении тенденциозна, страдала предвзятостью в своих методических предпосылках, в понимании своего назначения. Преобладающее направление искало, вопреки ясному указанию самого Пушкина, в его поэзии "тенденцию", "нравоучение", игнорируя поэтическую форму и, тем самым, подлинный поэтический смысл его творений (даже критика Вл. Соловьева, напр., на наш нынешний вкус страдает явным рационализмом и утилитаризмом). Противоположное направление восхищалось Пушкиным, как "чистым поэтом", т. е. ограничивалось эстетической в узком смысле оценкой формы его поэзии в ее отвлечении от содержания и от целостного духовного мира ее творца, к тому же
часто исчерпывалось чисто дилетантским изъяснением своего преклонения перед совершенством формы. В последнее время оно сменилось серьезным "формалистическим" направлением, давшим уже ценные итоги тонкого и солидного изучения формы поэзии Пушкина. Но это формалистическое направление разделяет с прежним дилетантским эстетизмом убеждение в несущественности "содержания" поэзии вообще и пушкинской поэзии в частности и потому совсем не занимается изучением формы поэзии Пушкина в ее значении для познания его духовного мира. Один из самых заслуженных представителей этого формалистического направления не так давно высказал утверждение, которое мы не можем назвать иначе, как чудовищным, что со стороны содержания, отвлеченного от формы, поэзия Пушкина вообще не может быть познана и не отличается от поэзии Надсона. Его собственная попытка определить своеобразие духовного мира Пушкина через анализ поэтической формы свелась к, может быть, верному, но явно ничтожному результату: к открытию "динамизма" образов Пушкина 4.
Ясно, что в литературной критике о Пушкине что-то основное доселе не в порядке. Это основное есть понимание подлинного отношения между "формой" и "содержанием" поэзии, на котором одном лишь может быть основано раскрытие целостного духовного мира поэта. Мы должны поэтому здесь вкратце остановиться на общем вопросе 5.
Обычно представляют себе дело так, что поэтическое произведение имеет "содержание" - мысли, тему, сюжеты, в нем выражаемые-и "форму", в которой это содержание выдержано-образы, слова, звуки, ритм и пр.; и спор как будто сводится к тому, который из этих двух элементов поэзии имеет в ней более существенное или единственно существенное значение. Однако, всякий эстетически восприимчивый человек непосредственно ощущает, что такая постановка вопроса по меньшей мере чрезвычайно топорна, неадекватна самому существу поэзии (как и искусства вообще). (Сознает это в известной мере и господствующий ныне "формализм", хотя и не делает отсюда всех надлежащих выводов). Всякое поэтическое творение выражает некоторое целостное миросознание или жизнечувствие, которое изливается из души поэта и воспринимается нами как органическое целое, неразъединимое единство восприятия реальности в мыслях, образах и чувствах с словами, ритмикой, созвучьями. Что и как поэтического творчества, его тема и его стиль лишь в своем единстве образуют его "сущность", его "идею" или "смысл". Этот конкретный "смысл" поэтического творения поэтому не может быть адекватно выражен в отвлечении от "формы", в "прозаическом" выражении его "содержания", в системе отвлеченных мыслей. В этом отношении "формалисты", конечно, совершенно правы. Но этим соотношение отнюдь не исчерпывается. Неразделимость "содержания" и "формы" означает не только то, что оба элемента лишь совместно образуют сущность или смысл поэтического творения. Она означает, что обе эти категории связаны между собой настолько интимно, что взаимно пронизывают одна другую; гармония между "содержанием" и "стилем" художественного произведения и их нераздельное единство состоит в том, что в истинно художественном творении все сразу есть и "стиль", и "содержание". "Стиль" художественного творения, его "как" - напр., в поэзии отвлеченно невыразимые оттенки впечатлений, данные в подборе слов, ритмике, созв
учиях - само принадлежит к смыслу творения, к тому, что оно хочет сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429 430 431 432 433 434 435 436 437 438 439 440 441 442 443 444 445 446 447 448 449 450 451 452 453 454 455 456 457 458 459 460 461 462 463 464 465 466 467 468 469 470 471 472 473 474 475 476 477 478 479 480 481 482 483 484 485 486 487 488 489 490 491 492 493 494 495 496 497 498 499 500 501 502 503 504 505 506 507 508 509 510 511 512 513 514 515 516 517 518 519 520 521 522 523 524 525 526 527 528 529 530 531 532 533 534 535 536 537 538 539 540 541 542 543 544 545 546 547 548 549 550 551 552 553 554 555 556 557 558 559 560 561 562 563 564 565 566 567 568 569 570 571 572 573 574 575 576 577 578 579 580 581 582 583 584 585 586 587 588 589 590 591 592 593 594 595 596 597 598 599 600 601 602 603 604 605 606 607 608 609 610 611 612 613 614 615 616 617 618 619 620 621 622 623 624 625 626 627 628 629 630 631 632 633 634 635 636 637 638 639 640 641 642 643 644 645 646 647 648 649 650 651 652 653 654 655 656 657 658 659 660 661 662 663 664 665 666 667 668 669 670 671 672 673 674 675 676 677 678 679 680 681 682 683 684 685 686 687 688 689 690 691 692 693 694 695 696 697 698 699 700 701 702 703 704 705 706 707 708 709 710 711 712 713 714 715 716 717 718 719 720
Высказанные недавно в литературе о Пушкине два крайних взгляда на тему об "автобиографизме" его поэзии - более или менее соответствующие указанным выше двум обывательским мнениям об автобиографическом значении вообще поэтических произведений - кажутся нам оба несостоятельными. В то же время как, напр., Ходасевич считает возможным по фабуле "Русалки" воссоздавать историю деревенского романа Пушкина и даже от судьбы "мельника" умозаключать к судьбе отца соблазненной Пушкиным крестьянской девушки, или в то время, как Гершензон доводит свое признание автобиографизма поэзии Пушкина до того, что по фразе посвященного Гнедичу стихотворения "и светел ты сошел с таинственных высот" склоняется к предположению, что Гнедич жил в верхнем этаже Публичной Библиотеки, - Валерий Брюсов считает самые, казалось бы, глубоко-интимные темы пушкинской лирики безразличными мотивами для упражнения поэтического мастерства, а заслуженный автор книги "Пушкин в жизни", В. Вересаев - прямо-таки вопреки им же собранному биографическому материалу! - отказывается видеть серьезные и искренние признания даже в самых глубоких и прочувствованных стихах Пушкина на моральные и религиозные темы.
Оба мнения, повторяю, представляются явно несостоятельными; однако, первое из них, при всех его очевидных преувеличениях и крайностях, все же несомненно ближе к истине, чем последнее, - ближе к целостному восприятию духовной личности Пушкина.
Надо условиться, что надлежит разуметь под "автобиографизмом" поэзии вообще. Поэту нет, по общему правилу, никакой надобности воспроизводить в своем творчестве внешние подробности своей эмпирической личной жизни, и дар поэтического воображения прямо предполагает, что поэт обладает способностью "выдумки", т. е. - смотря на дело глубже - способен духовно-эстетически переживать и воплощать мотивы, которых он конкретно не переживал в своей эмпирической судьбе. Никто не будет предполагать, что Шекспир должен был сам быть преступным честолюбцем по образцу Макбета, сам пережить любовь Ромео к Джульете, пострадать от неблагодарных дочерей, как король Лир, или совершить злодейства Ричарда III. Однако, в более глубоком смысле всякая истинная поэзия остается все же тем, что Гете называл "Gelegenheitsdicheichtung" *. При всем различии между эмпирической жизнью поэта и его поэтическим творчеством, духовная личность его остается все же единой, и его творения так же рождаются из глубины этой личности, как и его личная жизнь и его воззрения, как человека. В основе художественного творчества лежит, правда, не личный эмпирический опыт творца, но все же всегда его духовный опыт.
В этом более глубоком и широком смысле автобиографизм, в частности, поэзии Пушкина не подлежит ни малейшему сомнению. Можно смело утверждать, что все основные мотивы его лирики выражают то, что было "всерьез", глубоко и жизненно прочувствовано и продумано для себя самого Пушкиным, и что большинство мотивов и идей его поэм, драм и повестей стоит в непосредственной связи с личным духовным миром поэта. В более глубоком смысле слова Гершензон безусловно прав, утверждая правдивость Пушкина-поэта. "Выдумывать" мысли и чувства, которых он сам не пережил, которые были чужды его духовному опыту, он просто не мог - это есть дело мастеров стихотворного искусства, а не великого истинно гениального поэта, который, по убеждению Пушкина, всегда "простодушен".
По образцу "поэтического хозяйства" Пушкина, недавно так интересно прослеженного Ходасевичем, можно и должно поэтому -это есть одна из основных, доселе не осуществленных задач познания Пушкина- исследовать то, что можно было бы назвать его "духовным хозяйством". В творчестве Пушкина мы находим ряд основных, излюбленных духовных тем и идей, которые проходят через всю его поэзию и одновременно находят себе подтверждение в биографических и автобиографических материалах и в его прозаических размышлениях и суждениях. Укажем только для примера немногие, наудачу выбранные из множества таких типично пушкинских идей, каждую из которых можно подтвердить целым рядом их выражений как в поэзии Пушкина, так и в прозаических работах, автобиографических признаниях и биографических материалах (нижеприводимые сопоставления отнюдь не имеют исчерпывающего характера).
Идея равнодушия природы к человеческой судьбе и ее трагизму: "равнодушная природа", сияющая своей "вечной красой" "у гробового входа" (Стансы); "брось одного меня в бесчувственной природе" (Элегия, 1816); "Блажен, кто понял голос строгий необходимости земной" (Вариант из Евгения Онегина); "от судеб спасенья нет" (Цыганы); "...иль вся наша жизнь ничто, как сон пустой, насмешка Рока над землей" (Медный всадник). После наводнения "утра луч... не нашел уже следов беды вчерашней; багряницей уже прикрыто было зло", и с этим бесчувствием природы сближается "бесчувствие холодное" народа, в силу которого все быстро вошло "в порядок прежний" (там же). Из писем: "Судьба не перестает с тобою проказить. Не сердись на нее - не ведает бо, что творит. Представь себе ее огромной обезьяной, которой дана полная воля. Кто посадит ее на цепь? Ни ты, ни я, никто. Делать нечего, так и говорить нечего" (Вяземскому, 1826). - "Перенеси мужественно перемену судьбы твоей, то есть, по одежке тяни ножки, все перемелется, будет мука" (Соболевскому, 1828). - К этому мотиву близко пушкинское убеждение в невозможности счастья (ёje suis athйe du bon-heur je e'en crois pas" - письмо к Осиповой, 1830), - мысль, которую можно проследить через все его поэтическое творчество ("на свете счастья нет" - одно из последних стихотворений 1836, как и в лицейских стихотворениях - "страдать есть смертного удел", "дышать уныньем - мой удел") и через все автобиографические данные.
Мысль о привлекательности, заманчивости опасности, риска жизнью: "упоение в бою и бездны мрачной на краю" ("Пир во время чумы"). "Перед собой кто смерти не видал, тот полного веселья не вкушал и милых жен лобзаний не достоин" ("Мне бой знаком..." 1820). "Пушкин всегда восхищался подвигом, в котором жизнь ставилась, как он выражался, на карту. Он с особенным вниманием слушал рассказы о военных эпизодах; лицо его краснело и изображало радость узнать какой-либо особенный случай самоотвержения; глаза его блистали, и вдруг часто он задумывался" (Восп. Липранди. Вересаев. Пушкин в жизни. 1, 110). "Готов был радоваться чуме" - письмо к невесте 1830. То же в "Заметках о холере" (сравнение ее с поединком). "Пушкин говорил Нащокину, что ему хотелось написать стихотворение или поэму, где выразить это непонятное желание человека, когда он стоит на высоте, броситься вниз. Это его занимало" (Рассказы о Пушкине, зап. Бартеневым, М., 1925. С. 44). Ср. эпизод в "Выстреле" - беспечная еда черешен под пистолетом противника, - имеющий, как известно, автобиографическое значение, и историю множества дуэлей Пушкина и вообще его безумной храбрости. По свидетельству Булгакова, Пушкин "всю жизнь искал смерти".
Идея "пенатов", культа домашнего очага, семьи, домашнего уединения, как основ духовной жизни: "Домовому" (1819); "Поместья мирного незримый покровитель" и т. д. "Гимн пенатам" (1829). Труд - друг "пенатов святых" ("Миг вожделенный настал"), "Любовь к родному пепелищу..." ("Два чувства равно близки нам"). "Вновь я посетил" (1835). "Пора, мой друг, пора..." (1836). Ср. автобиографическую запись: "Скоро ли перенесу свои пенаты в деревню и т. д." (1836). "Без семейственной неприкосновенности (жить) невозможно. Каторга не в пример лучше" (письмо к жене 1834) и мн. др.
Скептическое отношение к духовной жизни женщины: отрывок "Женщины" из "Евгения Онегина" ("...как будто требовать возможно от мотыльков иль от лилей и чувств глубоких, и страстей"). "Легкая, ветреная душа" женщин; "нечисто в них воображенье, не понимает нас оно, и, признак Бога, вдохновенье, для них и чуждо и смешно..." (Разговор книгопродавца с поэтом). Ср. "Соловей и роза". "Их (читательниц) нет и не будет на русской земле, да и жалеть нечего" (письмо Бестужеву 1823). Отрывок из писем, мыслей и замечаний: "Женщины везде те же. Природа, одарив их тонким умом и чувствительностью самой раздражительной, едва ли не отказала им в чувстве изящного..." А. П. Керн в своих воспоминаниях (Л. Майков. Пушкин) говорит, что Пушкин был "невысокого мнения о женщинах".
К таким, проходящим через все творчество и всю жизнь Пушкина идеям относятся, напр.: идея просветления через страдания, тихой радости на дне скорби,- воспоминания детства, как основа жизни и отсюда неколебимая верность месту, где протекало детство, друзьям детства и отрочества - связь эротической любви с религиозным сознанием - особая значительность осени, как космического состояния, близкого трагизму человеческой жизни -указанная уже выше связь поэтического творчества с мыслью, познанием, чтением мудрецов - бесплодие прошлых наслаждений и нарастание в течение жизни печали - ничтожество славы и религиозное призвание поэта - мотив покаяния и нравственного очищения - мотив "благоволения" к людям - и многое другое. (В этом примерном перечне мы сознательно не упоминаем более общеизвестных мотивов, как идея самоценности поэзии, презрение к толпе, любовь к простоте сельского быта, культ героев и творцов и т. п.).
Подводя итоги, можно сказать: тема "Пушкин - мыслитель и мудрец", - иначе говоря, тема "жизненная мудрость Пушкина", как она выражена в его размышлениях о закономерностях в личной духовной жизни человека - может и должна быть разработана, прежде всего, в отвлечении от поэтической формы его творчества. Из совокупности литературных произведений Пушкина, его писем и биографических материалов о нем может и должен быть извлечен чисто "прозаический" осадок его мыслей; "умственное хозяйство" Пушкина должно быть, наконец, инвентаризовано и систематизировано. В существующей критической литературе о Пушкине можно, конечно, найти иногда очень ценный подготовительный материал для этой задачи (напоминаем снова здесь о классической статье Мережковского). Но все доселе сделанное носит, во-первых, характер первых дилетантских, не методических, не претендующих на полноту набросков и aperзus **, к тому же обычно соединяющих указанную нами задачу с совершенно иной задачей эстетической критики, и, во-вторых, все же безмерно мало по сравнению с полнотой содержания пушкинской мудрости (к другому методологическому дефекту большинства этих попыток мы еще вернемся). Несмотря на почти необозримое обилие литературы "пушкиноведения", не сделаны даже необходимые подготовительные работы; не существует полного собрания устных высказываний Пушкина (по образцу, напр., "Gesprдche mit Goethe" Biedermann'a ***) 3 ; не существует даже собрания "афоризмов" Пушкина.
II
Но, конечно, мы далеки от мысли, что таким осадком отвлеченно выраженных мыслей Пушкина исчерпывается его духовный мир. Если бы это было так, Пушкин не был бы поэтом. Поэтому наряду с указанной выше задачей сохраняет свое значение и задача исследования целостного духа поэта Пушкина. Познание этого целостного духа одно лишь в состоянии дать нам адекватное представление о духовном мире Пушкина, о конкретной полноте и "стиле" его "мудрости". Эта задача собственно и есть задача до конца осознавшей свое назначение эстетической критики. С первого взгляда могло бы показаться, что в этом отношении в русской критической литературе о Пушкине сделано уже - если не достаточно, то во всяком случае много. Недаром же литературная критика в течение всего 19-го века и отчасти до нашего времени была излюбленной и господствующей формой русской мысли вообще. Мы отнюдь не склонны огулом отвергать эту литературу и относиться к ней с пренебрежением. У Киреевского, Белинского, Аполлона Григорьева, Страхова, Вл. Соловьева, Мережковского есть много ценных мыслей о поэзии Пушкина. Мы не можем, однако, теперь с другой стороны не признать, что русская литературная критика, на низкий уровень которой в свое время так горько жаловался сам Пушкин, даже у лучших своих представителей всегда была в том или другом направлении тенденциозна, страдала предвзятостью в своих методических предпосылках, в понимании своего назначения. Преобладающее направление искало, вопреки ясному указанию самого Пушкина, в его поэзии "тенденцию", "нравоучение", игнорируя поэтическую форму и, тем самым, подлинный поэтический смысл его творений (даже критика Вл. Соловьева, напр., на наш нынешний вкус страдает явным рационализмом и утилитаризмом). Противоположное направление восхищалось Пушкиным, как "чистым поэтом", т. е. ограничивалось эстетической в узком смысле оценкой формы его поэзии в ее отвлечении от содержания и от целостного духовного мира ее творца, к тому же
часто исчерпывалось чисто дилетантским изъяснением своего преклонения перед совершенством формы. В последнее время оно сменилось серьезным "формалистическим" направлением, давшим уже ценные итоги тонкого и солидного изучения формы поэзии Пушкина. Но это формалистическое направление разделяет с прежним дилетантским эстетизмом убеждение в несущественности "содержания" поэзии вообще и пушкинской поэзии в частности и потому совсем не занимается изучением формы поэзии Пушкина в ее значении для познания его духовного мира. Один из самых заслуженных представителей этого формалистического направления не так давно высказал утверждение, которое мы не можем назвать иначе, как чудовищным, что со стороны содержания, отвлеченного от формы, поэзия Пушкина вообще не может быть познана и не отличается от поэзии Надсона. Его собственная попытка определить своеобразие духовного мира Пушкина через анализ поэтической формы свелась к, может быть, верному, но явно ничтожному результату: к открытию "динамизма" образов Пушкина 4.
Ясно, что в литературной критике о Пушкине что-то основное доселе не в порядке. Это основное есть понимание подлинного отношения между "формой" и "содержанием" поэзии, на котором одном лишь может быть основано раскрытие целостного духовного мира поэта. Мы должны поэтому здесь вкратце остановиться на общем вопросе 5.
Обычно представляют себе дело так, что поэтическое произведение имеет "содержание" - мысли, тему, сюжеты, в нем выражаемые-и "форму", в которой это содержание выдержано-образы, слова, звуки, ритм и пр.; и спор как будто сводится к тому, который из этих двух элементов поэзии имеет в ней более существенное или единственно существенное значение. Однако, всякий эстетически восприимчивый человек непосредственно ощущает, что такая постановка вопроса по меньшей мере чрезвычайно топорна, неадекватна самому существу поэзии (как и искусства вообще). (Сознает это в известной мере и господствующий ныне "формализм", хотя и не делает отсюда всех надлежащих выводов). Всякое поэтическое творение выражает некоторое целостное миросознание или жизнечувствие, которое изливается из души поэта и воспринимается нами как органическое целое, неразъединимое единство восприятия реальности в мыслях, образах и чувствах с словами, ритмикой, созвучьями. Что и как поэтического творчества, его тема и его стиль лишь в своем единстве образуют его "сущность", его "идею" или "смысл". Этот конкретный "смысл" поэтического творения поэтому не может быть адекватно выражен в отвлечении от "формы", в "прозаическом" выражении его "содержания", в системе отвлеченных мыслей. В этом отношении "формалисты", конечно, совершенно правы. Но этим соотношение отнюдь не исчерпывается. Неразделимость "содержания" и "формы" означает не только то, что оба элемента лишь совместно образуют сущность или смысл поэтического творения. Она означает, что обе эти категории связаны между собой настолько интимно, что взаимно пронизывают одна другую; гармония между "содержанием" и "стилем" художественного произведения и их нераздельное единство состоит в том, что в истинно художественном творении все сразу есть и "стиль", и "содержание". "Стиль" художественного творения, его "как" - напр., в поэзии отвлеченно невыразимые оттенки впечатлений, данные в подборе слов, ритмике, созв
учиях - само принадлежит к смыслу творения, к тому, что оно хочет сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429 430 431 432 433 434 435 436 437 438 439 440 441 442 443 444 445 446 447 448 449 450 451 452 453 454 455 456 457 458 459 460 461 462 463 464 465 466 467 468 469 470 471 472 473 474 475 476 477 478 479 480 481 482 483 484 485 486 487 488 489 490 491 492 493 494 495 496 497 498 499 500 501 502 503 504 505 506 507 508 509 510 511 512 513 514 515 516 517 518 519 520 521 522 523 524 525 526 527 528 529 530 531 532 533 534 535 536 537 538 539 540 541 542 543 544 545 546 547 548 549 550 551 552 553 554 555 556 557 558 559 560 561 562 563 564 565 566 567 568 569 570 571 572 573 574 575 576 577 578 579 580 581 582 583 584 585 586 587 588 589 590 591 592 593 594 595 596 597 598 599 600 601 602 603 604 605 606 607 608 609 610 611 612 613 614 615 616 617 618 619 620 621 622 623 624 625 626 627 628 629 630 631 632 633 634 635 636 637 638 639 640 641 642 643 644 645 646 647 648 649 650 651 652 653 654 655 656 657 658 659 660 661 662 663 664 665 666 667 668 669 670 671 672 673 674 675 676 677 678 679 680 681 682 683 684 685 686 687 688 689 690 691 692 693 694 695 696 697 698 699 700 701 702 703 704 705 706 707 708 709 710 711 712 713 714 715 716 717 718 719 720