нам в душу смотрит темный лик в венце из солнечных лучей. Бородин, писавший музыку к этому стихотворению, прибегнул к соответствующему приему, изобретенному Бетховеном: длящаяся неопределенность тональности оттеняет с особой силой фатальную горечь минора, ударяющего как тяжкий ком земли о крышку гроба, как несомненная весть о случившемся непоправимом несчастье. Пушкин повторил и расширил этот прием в абсолютно совершенной по форме "Русалке", где среди всеобщего веселья свадебного обряда одинокий и таинственный голос поет о самоубийстве дочери мельника.
Сватушка, догадайся,
За мошоночку принимайся.
В мошне денежка шевелится,
Красным девушкам норовится.
С в а т:
Насмешницы, уж выбрали вы песню.
На, на, возьмите, не корите свата.
(Дарит девушек).
О д и н г о л о с:
По камушкам, по желтому песочку
Пробегала быстрая речка;
В быстрой речке гуляют две рыбки;
Две рыбки, две малые плотицы.
А слыхала-ль ты, рыбка-сестрица,
Про вести-то наши, про речные,
Как вечор у нас красна девица утопилась,
Утопая, милого друга проклинала.
С в а т:
Красавицы, да что это за песня?
Она, кажись, не свадебная, нет.
Кто выбрал эту песню, а?
Д е в у ш к и:
Не я;
Не я, не мы...
С в а т: Да кто же пропел ее?
(Шопот и смятение между девушками).
К н я з ь:
Я знаю кто.
Все творчество Пушкина - это блеск летнего полдня, в котором звучит это "увы"; свадебный пир "князя", преизбыток формальной красоты, совершенная гармония как будто бы "искусства для искусства", куда врывается весть из того мира - грозный голос подземных "хтонических богов" - и сбивает с толку построения всех формалистов, всех усматривающих в творчестве Пушкина выражение внутреннего равновесия и благополучия-в то время как "уравновешена" и "благополучна" у него только форма, "свадебный обряд" творчества-да и то до поры, до времени.
С в а х а:
Все хорошо, одно не хорошо.
Д р у ж к а:
А что?
С в а х а:
Да не к добру пропели эту песню,
Не свадебную, а Бог весть какую.
Конечно, Пушкин - автор не только пламенного "Пророка" и псаломного "Когда для смертного умолкнет шумный день", но и прохладной, как утренняя заря, "Вакхической песни", сдержанный и ультра-классический тон которой нашел себе интерпретацию в академической музе Глазунова. Но надо быть очень нечутким, чтобы не заметить, как, вооружившись классической мерностью, Пушкин заклинает мир, где царствует Геката и прочие хтонические божества, и призывает солнечного бога Аполлона против "чар ночных" Диониса, против всякого колдовства и наговора, даже против "метафизики", которую он клеймит эпитетом "ложной мудрости":
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Попытки спасения от... "древняго хаоса" через равновесие формы проходят через всю историю человеческого творчества... да и само искусство может быть названо как "преодоленный хаос". Но заклятия, самые сильные, самое высокое совершенство формы часто бывают тщетны. Таинственная стихия, вызываемая на дневную поверхность принятием "божественного напитка", возливаемого на трагический алтарь, неудержимо бушует и катастрофа в том или ином смысле совершается. И возникает радикальная для нашего христианского послебиблейского, послеантичного времени тема, которую не может миновать философия искусства: роза или крест?
Артист - существо двойственное, даже двусмысленное - он живет между роком и крестом. Творчество вызывается тайной этого двусмысленного положения, и потому рок он переживает, как крест, и крест, как рок... Этим мы хотим сказать, что для артиста, помимо большого Голгофского Креста, которого ему как человеку не миновать, существует еще, поскольку он артист - "малый крест", тайна творчества, которым преодолевается дионисический хаос. Этот "малый крест" - есть требование совершенства, аполлинизма. В чем тайна этого преодолевшего хаос аполлинизма, каково его отношение к дионисическому хаосу и к проблеме самодовлеющего мастерства ("искусство для искусства") и искусства служебного ("тенденциозного")? И что дает нам для решения этой в высшей степени важной проблемы урок Пушкина, в известном смысле центрального явления русской культуры?
Миф о Галатее и Пигмалионе говорит нам о том, что произведение искусства для того, чтобы ожить после смерти, должно стать мертвым мрамором. Здесь оправдывается символ "мертвой и живой воды": умерший Дионис воскресает в красоте Аполлона. Но тем, кто этого боится, так называемым "людям жизни", тем приходится проделывать обратный путь: быть живым в Дионисе и мертвым в Аполлоне. Впрочем, выигрыш у "людей жизни" и "обывателей" получается небольшой: насытивши "без Аполлона" свои так наз. страсти, обывательский "Дионис" (к которому, "пока не требует поэта к священной жертве Аполлон", по слабости примыкает почти всякий артист, примыкал и Пушкин) бесславно умирает от скуки. Автор "Евгения Онегина" выразил эту скуку "благополучного Диониса" в словах своего "Мефистофеля":
Ты думал: Агнец мой послушный,
Как жадно я тебя желал!
Как хитро в деве простодушной
Я грезы сердца возмущал!
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она...
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной.
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрассчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело;
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо...
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье.
Таков плод непреображенного Диониса, - такова месть Аполлона. Вся сцена из "Фауста", - великолепное "доказательство от противного" злых, вполне сатанинских последствий пренебрежения творческой жертвой. Этими последствиями являются мучения адской, безысходной скукой. Остается выход в трагедию. Но артист, умерщвляющий Диониса, ради его аполлинистического инобытия вовлекается в совершенно мучительный круг. Пушкин дал нам гениальные образчики символов этой трагедии артиста - и, наконец, сам стал уже на деле трагическим героем.
Вчитываясь внимательно в два важнейших и по размерам и по совершенству произведения Пушкина - в "Евгения Онегина" и в "Русалку", мы замечаем поразительную аналогию не только внутреннего плана, но даже важнейших образов и символов. И в Евгении Онегине и в Князе прочно гнездится скучающий эпикуреец Дон-Жуан. Тот и другой являются предметом любви чистых девушек, которыми они пренебрегают, насытившись - один в смысле мужского честолюбия, другой - обесчестив. Можно сказать, что обе девушки - совершеннейшие образцы женственной красоты в русской поэзии - вампирически высосаны и погублены. Впереди у них (их рок) -ледяное ложе: - у Татьяны "брак по послушанию", у дочери мельника - днепровское дно. Но далее с ними совершается величавое символическое преображение. Таня превращается в законодательницу высшего света:
У, как окружена
Крещенским холодом она.
Дочь мельника, бросившись "без памяти" в воду
Отчаянной и презренной девчонкой
И в глубине Днепра-реки очнулась
Русалкою холодной и могучей.
С этого момента и начинается для Евгения Онегина и для Князя "страшная месть". В них с новой силой вспыхивает любовь, с которой они в свое время артистически легко разделались. Конечно, ни Онегин, ни Князь не поэты и не художники, но поведение их по отношению к любящим их девушкам можно назвать вполне "артистическим": это не какие-нибудь Вертеры, жалкие любители в "науке страсти нежной", но ее художники-виртуозы и специалисты. Обе девушки -"объекты" их страшного искусства. Отныне силой их таинственного рока роли меняются:
Онегин, помните ль тот час,
Когда в саду, в аллее нас
Судьба свела и так смиренно
Урок ваш выслушала я.
Сегодня очередь моя.
Евгений Онегин не обесчестил, не убил до конца полюбившую его девушку - и суд над ним не так строг. Таня еще жива, она признается в любви к смирившемуся и покаявшемуся артисту "науки страсти нежной", который на этот раз забыл все свои приемы и знания в этой области. Князь обесчестил и довел полюбившую его девушку до самоубийства, а ее отца до сумасшествия - и уже имеет дело со страшным потусторонним двойником возлюбленной, которому дана ужасная задача: погубить губителя, совершить над ним праведный суд, "страшную месть":
Я каждый день о мщеньи помышляю,
И ныне, кажется, мой час настал.
В князе мученья вновь вспыхнувшей любви - только прелюдия того невыразимого и страшного, чему должно свершиться по ту сторону... Преступника тянет на место преступления и в нем начинаются муки бесплодного раскаяния:
Невольно к этим грустным берегам
Меня влечет неведомая сила.
Все здесь напоминает мне былое,
И вольной, красной юности моей
Любимую, хоть горестную повесть.
Здесь некогда меня встречала
Свободного свободная любовь.
Я счастлив был. Безумец... И я мог
Так ветренно от счастья отказаться.
Печальные, печальные мечты
Вчерашняя мне встреча оживила.
Отец несчастный. Как ужасен он.
Авось опять его сегодня встречу
И согласится он оставить лес
И к нам переселиться...
(Русалочка выходит на берег)
Что я вижу!
Откуда ты, прелестное дитя?
...........................................................
Вряд ли в искусстве когда-либо "неоконченное" будто бы произведение было более законченно.
Нам делается страшно, когда мы вспоминаем о том, что продолжение и окончание "Русалки" воспоследовало в подлинной биографии Пушкина. Он нашел свою "Русалку", свою холодную как лед жену, которая невольно оказалась орудием высшего суда и в то же время высшей милости к поэту. Живые люди, живые человеческие души не могут быть только объектами искусства, хотя бы самого гениального. "Малый крест" артиста, преобразующего страсти своих дионисических бурь и объекты этих страстей в аполлинические образы художественного совершенства, влекут за собой большой Голгофский Крест, которым покарано и искуплено "жестокое искусство".
В русской литературе мы знаем гораздо более тяжкий случай "страшной мести", совершившейся над жестокостью артиста и человека - это творческие мытарства гениального Фета, покаранного загробной тенью его "объекта"- Елены Лазич. Но это уже другая тема. Серьезность и трагизм творческой биографии Пушкина состоят в том, что он в самом творчестве свершил суд над своим жестоким Аполлоном и тем самым перерос себя как артиста, показав, что он не только великий художник, но и великий человек.
(1) Гений извлекает свое добро отовсюду, где его находит (фр.).
П. СТРУВЕ
ДУХ И СЛОВО ПУШКИНА
Посвящается памяти внука великого поэта, Сергея Александровича (Сережи) Пушкина, которому, как ученику III класса Третьей СПБ гимназии, я, в роли репетитора, "вдалбливал" латинскую, греческую и русскую грамматику
I. Дух и душа Пушкина
Дух не есть Душа. Не только в новейшем, столь модном в современной Германии, смысле Людвига Клагеса, который создал хитроумное учение о духе как коварном антагонисте души 2, но и в том более простом и более правдивом смысле, который был заложен греческой философией пифагорейцев и философией Сократа-Платона и окончательно утвержден христианской философией апостола Павла и его истолкователей. Первоначально душа и дух (дыхание) наивно-материалистически (космологически) отождествляются. Так, в знаменитом афоризме Анаксимена душа (psych й ) отождествляется с воздухом (aer), а дух (pneuma) характеризуется как дыхание мира 3. Дальше философская мысль все яснее и яснее отличает и отмежевывает дух от души, и это различение их, как двух сил, или, вернее, двух слов, или пластов, человеческого бытия, окончательно торжествует в философии апостола Павла. Вы помните: "Сеется тело душевное, восстает тело духовное" ( I Коринф., XV, 44), ибо "тленному ... надлежит облечься в нетление, и смертное... облечется в бессмертие". Эти слова великого первоучителя христианства вдохновляли величайшего его церковного витию Иоанна Златоуста, и через него каждый год в Светлую ночь укрепляют и утешают православных христиан. То, воистину, - не только вещие, но и священные слова, и из всех великих творцов Слова, они всего полнее оправдываются на величайшем гении русского Слова и Духа, когда мы любовно изучаем Слово и из Слова постигаем Дух Пушкина. Именно Дух. Не мятущуюся душу, преданную страстям, не душу, всецело не только подвластную "душевному" или "животному" телу, но и составляющую с ним нечто единое, а дух ясный, простой и тихий, смиренно склоняющийся перед неизъяснимым и неизреченным.
Слово у нашего Пушкина таинственно-неразрывно связано с Духом. Неслучайно и недаром, ведь, этот несравненный художник русского Слова, самый могучий его творец и служитель, называл себя "таинственным певцом" ("Арион"). Чрез тайну Слова Пушкин обрел Дух, и этот Дух он воплотил в Слово.
Поэтому, говоря о Духе Пушкина, нет надобности распространяться об его жизни, с ее страстями и ошибками, с ее грехами и падениями. Эту жизнь нужно узнать, чтобы познать Дух Пушкина. Этой жизнью, конечно, жила, в ней и ею наслаждалась и страдала, упивалась и изнывала его душа. Но эту жизнь преодолевал его Дух. Преодоление себя, своей Души в Слове и обретение через Слово своего Духа есть самое таинственное и самое могущественное, самое волшебное и чарующее, самое ясное и непререкаемое в явлении: Пушкин.
Это не есть громкая фраза, не есть безответственное провозглашение общих мест. Когда я ощутил эту тайну, эту таинственную связь Слова и Духа в личности и творчестве Пушкина, я дал обет довести для себя и для других эту связь до полной ясности, до непререкаемой отчетливости, до себя самое объясняющей простоты. Обретши эту тайну непосредственным видением, я решил оправдать свое видение кропотливым изучением, выводы и утверждения которого могли бы быть схвачены и проверены всяким.
Ключ к Духу Пушкина в его Слове. Конечно, и душа Пушкина отразилась в его словах и стихах. Душа человека, о котором директор Царскосельского Лицея сказал, когда Пушкину не было еще двадцати лет: "Если бы бездельник этот захотел учиться, он был бы человеком, выдающимся в нашей литературе"; о котором его товарищ и друг, декабрист Пущин, обмолвился меткой характеристикой: "странное смешение в этом великолепном создании".
Но, ведь, самым странным смешением в этом создании было именно сожительство души, которая "жадно, бешено предавалась наслаждениям" (Лев Пушкин), "неистовым пирам" и "безумству гибельной свободы", тому, что честный и мудрый Александр Тургенев метко, с ласковой, почти отеческой, тревогой за "Сверчка" в 1817 г. назвал "площадным волокитством" и также "площадным вольнодумством", сожительство этой души с совершенно другой стихией. С Духом, подымавшимся на такую высь, на которой этому Духу было доступно подлинное ясновидение и Боговидение, и он в ясной тишине и тихой ясности, художественно преображая этот мир, касался миров иных и приближался к Божеству.
В свете этой мысли о сожительстве в Пушкине неистово-страстной и жадно-безумной души с ясным и трезвым, мерным и простым Духом становятся совершенно понятными и приобретают огромный не только психологический, но и подлинно религиозный смысл такие произведения, как "Поэт" ("Пока не требует поэта..."), как "В часы забав иль праздной скуки...", как "Воспоминание" 4.
Дух Пушкина подымался на высоту и погружался в глубину 5. Но душа его мучительно тосковала и подлинно трепетала в этих таинственных восхождениях и нисхождениях, пока, наконец, сливаясь с Духом, она не обретала мерности в "восторге пламенном и ясном", не смирялась перед Богом в "ясной тишине".
Это давалось нашему великому поэту в каком-то отношении, как человеку страстному, нелегко. Он сам, как человек, был всю жизнь раздираем тем, что он назвал чудесно-метким, им вычеканенным, словом: "противочувствия". Но была и в его страстной и подчас неистовой душе струна, которая была органически созвучна ясности и тишине духа. То была его человеческая доброта. Пушкин мог быть и злым и даже, как сказал однажды кн. П. А. Вяземский, злопамятным. Но злоба и злопамятность в нем как бы взрывалась и такими взрывами истощалась в его душе. А в этой душе в то же время был неиссякаемый источник доброты и простоты. Эта душевная доброта Пушкина была созвучна его духовной ясности, и она в его поэтическом творчестве водворяла ту гармонию противоположностей, о которой говорили некогда пифагорейцы и Николай Кузанский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429 430 431 432 433 434 435 436 437 438 439 440 441 442 443 444 445 446 447 448 449 450 451 452 453 454 455 456 457 458 459 460 461 462 463 464 465 466 467 468 469 470 471 472 473 474 475 476 477 478 479 480 481 482 483 484 485 486 487 488 489 490 491 492 493 494 495 496 497 498 499 500 501 502 503 504 505 506 507 508 509 510 511 512 513 514 515 516 517 518 519 520 521 522 523 524 525 526 527 528 529 530 531 532 533 534 535 536 537 538 539 540 541 542 543 544 545 546 547 548 549 550 551 552 553 554 555 556 557 558 559 560 561 562 563 564 565 566 567 568 569 570 571 572 573 574 575 576 577 578 579 580 581 582 583 584 585 586 587 588 589 590 591 592 593 594 595 596 597 598 599 600 601 602 603 604 605 606 607 608 609 610 611 612 613 614 615 616 617 618 619 620 621 622 623 624 625 626 627 628 629 630 631 632 633 634 635 636 637 638 639 640 641 642 643 644 645 646 647 648 649 650 651 652 653 654 655 656 657 658 659 660 661 662 663 664 665 666 667 668 669 670 671 672 673 674 675 676 677 678 679 680 681 682 683 684 685 686 687 688 689 690 691 692 693 694 695 696 697 698 699 700 701 702 703 704 705 706 707 708 709 710 711 712 713 714 715 716 717 718 719 720
Сватушка, догадайся,
За мошоночку принимайся.
В мошне денежка шевелится,
Красным девушкам норовится.
С в а т:
Насмешницы, уж выбрали вы песню.
На, на, возьмите, не корите свата.
(Дарит девушек).
О д и н г о л о с:
По камушкам, по желтому песочку
Пробегала быстрая речка;
В быстрой речке гуляют две рыбки;
Две рыбки, две малые плотицы.
А слыхала-ль ты, рыбка-сестрица,
Про вести-то наши, про речные,
Как вечор у нас красна девица утопилась,
Утопая, милого друга проклинала.
С в а т:
Красавицы, да что это за песня?
Она, кажись, не свадебная, нет.
Кто выбрал эту песню, а?
Д е в у ш к и:
Не я;
Не я, не мы...
С в а т: Да кто же пропел ее?
(Шопот и смятение между девушками).
К н я з ь:
Я знаю кто.
Все творчество Пушкина - это блеск летнего полдня, в котором звучит это "увы"; свадебный пир "князя", преизбыток формальной красоты, совершенная гармония как будто бы "искусства для искусства", куда врывается весть из того мира - грозный голос подземных "хтонических богов" - и сбивает с толку построения всех формалистов, всех усматривающих в творчестве Пушкина выражение внутреннего равновесия и благополучия-в то время как "уравновешена" и "благополучна" у него только форма, "свадебный обряд" творчества-да и то до поры, до времени.
С в а х а:
Все хорошо, одно не хорошо.
Д р у ж к а:
А что?
С в а х а:
Да не к добру пропели эту песню,
Не свадебную, а Бог весть какую.
Конечно, Пушкин - автор не только пламенного "Пророка" и псаломного "Когда для смертного умолкнет шумный день", но и прохладной, как утренняя заря, "Вакхической песни", сдержанный и ультра-классический тон которой нашел себе интерпретацию в академической музе Глазунова. Но надо быть очень нечутким, чтобы не заметить, как, вооружившись классической мерностью, Пушкин заклинает мир, где царствует Геката и прочие хтонические божества, и призывает солнечного бога Аполлона против "чар ночных" Диониса, против всякого колдовства и наговора, даже против "метафизики", которую он клеймит эпитетом "ложной мудрости":
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Попытки спасения от... "древняго хаоса" через равновесие формы проходят через всю историю человеческого творчества... да и само искусство может быть названо как "преодоленный хаос". Но заклятия, самые сильные, самое высокое совершенство формы часто бывают тщетны. Таинственная стихия, вызываемая на дневную поверхность принятием "божественного напитка", возливаемого на трагический алтарь, неудержимо бушует и катастрофа в том или ином смысле совершается. И возникает радикальная для нашего христианского послебиблейского, послеантичного времени тема, которую не может миновать философия искусства: роза или крест?
Артист - существо двойственное, даже двусмысленное - он живет между роком и крестом. Творчество вызывается тайной этого двусмысленного положения, и потому рок он переживает, как крест, и крест, как рок... Этим мы хотим сказать, что для артиста, помимо большого Голгофского Креста, которого ему как человеку не миновать, существует еще, поскольку он артист - "малый крест", тайна творчества, которым преодолевается дионисический хаос. Этот "малый крест" - есть требование совершенства, аполлинизма. В чем тайна этого преодолевшего хаос аполлинизма, каково его отношение к дионисическому хаосу и к проблеме самодовлеющего мастерства ("искусство для искусства") и искусства служебного ("тенденциозного")? И что дает нам для решения этой в высшей степени важной проблемы урок Пушкина, в известном смысле центрального явления русской культуры?
Миф о Галатее и Пигмалионе говорит нам о том, что произведение искусства для того, чтобы ожить после смерти, должно стать мертвым мрамором. Здесь оправдывается символ "мертвой и живой воды": умерший Дионис воскресает в красоте Аполлона. Но тем, кто этого боится, так называемым "людям жизни", тем приходится проделывать обратный путь: быть живым в Дионисе и мертвым в Аполлоне. Впрочем, выигрыш у "людей жизни" и "обывателей" получается небольшой: насытивши "без Аполлона" свои так наз. страсти, обывательский "Дионис" (к которому, "пока не требует поэта к священной жертве Аполлон", по слабости примыкает почти всякий артист, примыкал и Пушкин) бесславно умирает от скуки. Автор "Евгения Онегина" выразил эту скуку "благополучного Диониса" в словах своего "Мефистофеля":
Ты думал: Агнец мой послушный,
Как жадно я тебя желал!
Как хитро в деве простодушной
Я грезы сердца возмущал!
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она...
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной.
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрассчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело;
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо...
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье.
Таков плод непреображенного Диониса, - такова месть Аполлона. Вся сцена из "Фауста", - великолепное "доказательство от противного" злых, вполне сатанинских последствий пренебрежения творческой жертвой. Этими последствиями являются мучения адской, безысходной скукой. Остается выход в трагедию. Но артист, умерщвляющий Диониса, ради его аполлинистического инобытия вовлекается в совершенно мучительный круг. Пушкин дал нам гениальные образчики символов этой трагедии артиста - и, наконец, сам стал уже на деле трагическим героем.
Вчитываясь внимательно в два важнейших и по размерам и по совершенству произведения Пушкина - в "Евгения Онегина" и в "Русалку", мы замечаем поразительную аналогию не только внутреннего плана, но даже важнейших образов и символов. И в Евгении Онегине и в Князе прочно гнездится скучающий эпикуреец Дон-Жуан. Тот и другой являются предметом любви чистых девушек, которыми они пренебрегают, насытившись - один в смысле мужского честолюбия, другой - обесчестив. Можно сказать, что обе девушки - совершеннейшие образцы женственной красоты в русской поэзии - вампирически высосаны и погублены. Впереди у них (их рок) -ледяное ложе: - у Татьяны "брак по послушанию", у дочери мельника - днепровское дно. Но далее с ними совершается величавое символическое преображение. Таня превращается в законодательницу высшего света:
У, как окружена
Крещенским холодом она.
Дочь мельника, бросившись "без памяти" в воду
Отчаянной и презренной девчонкой
И в глубине Днепра-реки очнулась
Русалкою холодной и могучей.
С этого момента и начинается для Евгения Онегина и для Князя "страшная месть". В них с новой силой вспыхивает любовь, с которой они в свое время артистически легко разделались. Конечно, ни Онегин, ни Князь не поэты и не художники, но поведение их по отношению к любящим их девушкам можно назвать вполне "артистическим": это не какие-нибудь Вертеры, жалкие любители в "науке страсти нежной", но ее художники-виртуозы и специалисты. Обе девушки -"объекты" их страшного искусства. Отныне силой их таинственного рока роли меняются:
Онегин, помните ль тот час,
Когда в саду, в аллее нас
Судьба свела и так смиренно
Урок ваш выслушала я.
Сегодня очередь моя.
Евгений Онегин не обесчестил, не убил до конца полюбившую его девушку - и суд над ним не так строг. Таня еще жива, она признается в любви к смирившемуся и покаявшемуся артисту "науки страсти нежной", который на этот раз забыл все свои приемы и знания в этой области. Князь обесчестил и довел полюбившую его девушку до самоубийства, а ее отца до сумасшествия - и уже имеет дело со страшным потусторонним двойником возлюбленной, которому дана ужасная задача: погубить губителя, совершить над ним праведный суд, "страшную месть":
Я каждый день о мщеньи помышляю,
И ныне, кажется, мой час настал.
В князе мученья вновь вспыхнувшей любви - только прелюдия того невыразимого и страшного, чему должно свершиться по ту сторону... Преступника тянет на место преступления и в нем начинаются муки бесплодного раскаяния:
Невольно к этим грустным берегам
Меня влечет неведомая сила.
Все здесь напоминает мне былое,
И вольной, красной юности моей
Любимую, хоть горестную повесть.
Здесь некогда меня встречала
Свободного свободная любовь.
Я счастлив был. Безумец... И я мог
Так ветренно от счастья отказаться.
Печальные, печальные мечты
Вчерашняя мне встреча оживила.
Отец несчастный. Как ужасен он.
Авось опять его сегодня встречу
И согласится он оставить лес
И к нам переселиться...
(Русалочка выходит на берег)
Что я вижу!
Откуда ты, прелестное дитя?
...........................................................
Вряд ли в искусстве когда-либо "неоконченное" будто бы произведение было более законченно.
Нам делается страшно, когда мы вспоминаем о том, что продолжение и окончание "Русалки" воспоследовало в подлинной биографии Пушкина. Он нашел свою "Русалку", свою холодную как лед жену, которая невольно оказалась орудием высшего суда и в то же время высшей милости к поэту. Живые люди, живые человеческие души не могут быть только объектами искусства, хотя бы самого гениального. "Малый крест" артиста, преобразующего страсти своих дионисических бурь и объекты этих страстей в аполлинические образы художественного совершенства, влекут за собой большой Голгофский Крест, которым покарано и искуплено "жестокое искусство".
В русской литературе мы знаем гораздо более тяжкий случай "страшной мести", совершившейся над жестокостью артиста и человека - это творческие мытарства гениального Фета, покаранного загробной тенью его "объекта"- Елены Лазич. Но это уже другая тема. Серьезность и трагизм творческой биографии Пушкина состоят в том, что он в самом творчестве свершил суд над своим жестоким Аполлоном и тем самым перерос себя как артиста, показав, что он не только великий художник, но и великий человек.
(1) Гений извлекает свое добро отовсюду, где его находит (фр.).
П. СТРУВЕ
ДУХ И СЛОВО ПУШКИНА
Посвящается памяти внука великого поэта, Сергея Александровича (Сережи) Пушкина, которому, как ученику III класса Третьей СПБ гимназии, я, в роли репетитора, "вдалбливал" латинскую, греческую и русскую грамматику
I. Дух и душа Пушкина
Дух не есть Душа. Не только в новейшем, столь модном в современной Германии, смысле Людвига Клагеса, который создал хитроумное учение о духе как коварном антагонисте души 2, но и в том более простом и более правдивом смысле, который был заложен греческой философией пифагорейцев и философией Сократа-Платона и окончательно утвержден христианской философией апостола Павла и его истолкователей. Первоначально душа и дух (дыхание) наивно-материалистически (космологически) отождествляются. Так, в знаменитом афоризме Анаксимена душа (psych й ) отождествляется с воздухом (aer), а дух (pneuma) характеризуется как дыхание мира 3. Дальше философская мысль все яснее и яснее отличает и отмежевывает дух от души, и это различение их, как двух сил, или, вернее, двух слов, или пластов, человеческого бытия, окончательно торжествует в философии апостола Павла. Вы помните: "Сеется тело душевное, восстает тело духовное" ( I Коринф., XV, 44), ибо "тленному ... надлежит облечься в нетление, и смертное... облечется в бессмертие". Эти слова великого первоучителя христианства вдохновляли величайшего его церковного витию Иоанна Златоуста, и через него каждый год в Светлую ночь укрепляют и утешают православных христиан. То, воистину, - не только вещие, но и священные слова, и из всех великих творцов Слова, они всего полнее оправдываются на величайшем гении русского Слова и Духа, когда мы любовно изучаем Слово и из Слова постигаем Дух Пушкина. Именно Дух. Не мятущуюся душу, преданную страстям, не душу, всецело не только подвластную "душевному" или "животному" телу, но и составляющую с ним нечто единое, а дух ясный, простой и тихий, смиренно склоняющийся перед неизъяснимым и неизреченным.
Слово у нашего Пушкина таинственно-неразрывно связано с Духом. Неслучайно и недаром, ведь, этот несравненный художник русского Слова, самый могучий его творец и служитель, называл себя "таинственным певцом" ("Арион"). Чрез тайну Слова Пушкин обрел Дух, и этот Дух он воплотил в Слово.
Поэтому, говоря о Духе Пушкина, нет надобности распространяться об его жизни, с ее страстями и ошибками, с ее грехами и падениями. Эту жизнь нужно узнать, чтобы познать Дух Пушкина. Этой жизнью, конечно, жила, в ней и ею наслаждалась и страдала, упивалась и изнывала его душа. Но эту жизнь преодолевал его Дух. Преодоление себя, своей Души в Слове и обретение через Слово своего Духа есть самое таинственное и самое могущественное, самое волшебное и чарующее, самое ясное и непререкаемое в явлении: Пушкин.
Это не есть громкая фраза, не есть безответственное провозглашение общих мест. Когда я ощутил эту тайну, эту таинственную связь Слова и Духа в личности и творчестве Пушкина, я дал обет довести для себя и для других эту связь до полной ясности, до непререкаемой отчетливости, до себя самое объясняющей простоты. Обретши эту тайну непосредственным видением, я решил оправдать свое видение кропотливым изучением, выводы и утверждения которого могли бы быть схвачены и проверены всяким.
Ключ к Духу Пушкина в его Слове. Конечно, и душа Пушкина отразилась в его словах и стихах. Душа человека, о котором директор Царскосельского Лицея сказал, когда Пушкину не было еще двадцати лет: "Если бы бездельник этот захотел учиться, он был бы человеком, выдающимся в нашей литературе"; о котором его товарищ и друг, декабрист Пущин, обмолвился меткой характеристикой: "странное смешение в этом великолепном создании".
Но, ведь, самым странным смешением в этом создании было именно сожительство души, которая "жадно, бешено предавалась наслаждениям" (Лев Пушкин), "неистовым пирам" и "безумству гибельной свободы", тому, что честный и мудрый Александр Тургенев метко, с ласковой, почти отеческой, тревогой за "Сверчка" в 1817 г. назвал "площадным волокитством" и также "площадным вольнодумством", сожительство этой души с совершенно другой стихией. С Духом, подымавшимся на такую высь, на которой этому Духу было доступно подлинное ясновидение и Боговидение, и он в ясной тишине и тихой ясности, художественно преображая этот мир, касался миров иных и приближался к Божеству.
В свете этой мысли о сожительстве в Пушкине неистово-страстной и жадно-безумной души с ясным и трезвым, мерным и простым Духом становятся совершенно понятными и приобретают огромный не только психологический, но и подлинно религиозный смысл такие произведения, как "Поэт" ("Пока не требует поэта..."), как "В часы забав иль праздной скуки...", как "Воспоминание" 4.
Дух Пушкина подымался на высоту и погружался в глубину 5. Но душа его мучительно тосковала и подлинно трепетала в этих таинственных восхождениях и нисхождениях, пока, наконец, сливаясь с Духом, она не обретала мерности в "восторге пламенном и ясном", не смирялась перед Богом в "ясной тишине".
Это давалось нашему великому поэту в каком-то отношении, как человеку страстному, нелегко. Он сам, как человек, был всю жизнь раздираем тем, что он назвал чудесно-метким, им вычеканенным, словом: "противочувствия". Но была и в его страстной и подчас неистовой душе струна, которая была органически созвучна ясности и тишине духа. То была его человеческая доброта. Пушкин мог быть и злым и даже, как сказал однажды кн. П. А. Вяземский, злопамятным. Но злоба и злопамятность в нем как бы взрывалась и такими взрывами истощалась в его душе. А в этой душе в то же время был неиссякаемый источник доброты и простоты. Эта душевная доброта Пушкина была созвучна его духовной ясности, и она в его поэтическом творчестве водворяла ту гармонию противоположностей, о которой говорили некогда пифагорейцы и Николай Кузанский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429 430 431 432 433 434 435 436 437 438 439 440 441 442 443 444 445 446 447 448 449 450 451 452 453 454 455 456 457 458 459 460 461 462 463 464 465 466 467 468 469 470 471 472 473 474 475 476 477 478 479 480 481 482 483 484 485 486 487 488 489 490 491 492 493 494 495 496 497 498 499 500 501 502 503 504 505 506 507 508 509 510 511 512 513 514 515 516 517 518 519 520 521 522 523 524 525 526 527 528 529 530 531 532 533 534 535 536 537 538 539 540 541 542 543 544 545 546 547 548 549 550 551 552 553 554 555 556 557 558 559 560 561 562 563 564 565 566 567 568 569 570 571 572 573 574 575 576 577 578 579 580 581 582 583 584 585 586 587 588 589 590 591 592 593 594 595 596 597 598 599 600 601 602 603 604 605 606 607 608 609 610 611 612 613 614 615 616 617 618 619 620 621 622 623 624 625 626 627 628 629 630 631 632 633 634 635 636 637 638 639 640 641 642 643 644 645 646 647 648 649 650 651 652 653 654 655 656 657 658 659 660 661 662 663 664 665 666 667 668 669 670 671 672 673 674 675 676 677 678 679 680 681 682 683 684 685 686 687 688 689 690 691 692 693 694 695 696 697 698 699 700 701 702 703 704 705 706 707 708 709 710 711 712 713 714 715 716 717 718 719 720