Уют, покой, черт их задери!
Генерал замолчал. Правой ногой он отбивал такт, видимо, напевая про себя какую-то песню.
— Пленные говорили, что это был блиндаж командира полка,— сказал Дементьев.
Неожиданно генерал подошел к Дементьеву и обнял его.
— Хорошо поработали сегодня, не так ли, Владимир Михайлович? Хорошо поработали! Прекрасные командиры у нас: и Козаков, и Баланко, и Кобуров. Правда, Кобуров любит малость помудрить.
В блиндаж вошел начальник политотдела Федосов. Генерал подошел к нему, взял его за руки.
— Спасибо, Федосов, благодарю. Политработники здорово нам помогли. Только, знаешь, некоторые твои помощники бросаются в бой с автоматами, как рядовые бойцы. Это нехорошо! Дело политработника — организация масс! Представь, если бы ты и я взяли автоматы и пошли в атаку вместе со взводом. Наказали бы нас за это, дорогой мой. И крепко наказали бы. Имей это в виду на будущее, прошу.
— Просьба высокого начальства — приказ,— шутя сказал Федосов.
— Нет, нет, в самом деле, прошу тебя, чтобы ты имел это в виду. А сейчас давайте подумаем, как нам захватить поскорее Карповку.
III
На следующий день немцы бросили в район Карповки крупные подкрепления — пехоту, танки, артиллерию. Потерять Карповку для Паулюса означало поставить под удар свой самый большой аэродром, находящийся в Питомнике. Советские части яростно атаковали,— немцы с исступленным упорством защищались. В течение всего дня Карповка оставалась в руках немцев. К вечеру Геладзе попросил командарма усилить его дивизию артиллерийскими и танковыми средствами. Получив подкрепление, Геладзе решил ночью атаковать. Он хотел тайно сосредоточить пехоту в непосредственной близости от позиций неприятеля и атаковать Карповку одновременно с трех сторон всеми своими пехотными и танковыми силами.
— Подойти с тылу, крадучись, как тигр, прыгнуть на плечи противника, вонзить когти ему в горло и сокрушить его,— говорил он Дементьеву о предстоящем ночном сражении.
И вот настала ночь. Генерал и Дементьев сидели возле телефонов на командном пункте дивизии. Они с волнением поглядывали на часы. Без трех минут четыре была назначена атака. И хотя молчали телефоны, хотя гнетущая тишина еще царила в блиндаже, Геладзе мысленно видел, как двигаются в ночной тьме его полки, как они приближаются к засыпанным снегом остаткам домов, к прогоревшему пожарищу в том самом месте, где когда-то было село под названием Карповка. Он видел немецкие окопы, видел людей, с которыми в эту минуту, казалось, шагал по снежной целине, чувствовал, как холодный ветер со свистом бьет ему в лицо, слышал, как снег хрустит под ногами. Генерал вновь взглянул на часы. Время пришло. Но в ночной тишине еще не было слышно ни одного выстрела.
Сегодня наблюдательный пункт командира дивизии был расположен очень близко от места сражения. Но все было тихо. Минутная стрелка ползла и ползла, но это не беспокоило генерала, а даже радовало его. Значит, враг еще не заметил приближения советской пехоты.
Лишь в десять минут пятого на КП стала слышна винтовочно-пулеметная стрельба.
Геладзе и Дементьев переглянулись, вздохнули. Генерал, набросив шубу, вышел из блиндажа. Одновременно с атакой пехоты начала действовать артиллерия. Пехота следовала за разрывами снарядов. Генерал слушал звуки боя,— артиллерия постепенно переносила огонь все дальше в глубь обороны противника. Когда генерал вернулся в блиндаж, Дементьев, дежуривший у телефонов, сообщил, что полк Козакова дошел до первой линии немецкой обороны.
— Умница Козаков! — сказал Геладзе.
В течение получаса полки Баланко и Кобурова тоже преодолели первую линию немецких окопов. Потом снова позвонил Козаков.
— Докладываю, товарищ генерал: два моих батальона вышли на восточную окраину Карповки, Карповка занята.
— Большие у тебя потери? — спросил генерал.
— Убито всего несколько человек, число раненых уточняю. Ранен в руку батальонный комиссар Аршакян.
— Аршакян? — удивился генерал.— Как это его ранило?
— Он шел с первым батальоном.
— Что он там делал?
— Повел батальон в атаку, сам захотел. А с другим батальоном шел Микаберидзе, товарищ генерал.
— Ты что, Козаков, решил поставить под удар всех комиссаров? Сам воевать не можешь, что ли? Передай им мой приказ: немедленно вернуться в штаб, сейчас же, немедленно! Понятно?
— Отдохнули бы, Тариэль Отарович,— предложил Дементьев.
Генерал стянул брезент, закрывавший окно. Слабый дневной свет проник в блиндаж.
— Нет,— покачал головой генерал,— поеду к Козакову.
По дороге в полк генерал проехал мимо развалин Карповки. Несколько раз он приказывал кучеру остановиться и внимательно рассматривал узлы немецкой обороны, окопы и ходы сообщения. Задумчиво смотрел он на сотни немецких трупов, валявшихся в окопах, у развалин деревенских домов. Он оглядел разбитые автомашины, шестиствольные минометы, брошенные пушки, там и сям валявшиеся автоматы, патроны, снарядные гильзы. Возле командного пункта полка генерала встретили подполковник Козаков и батальонные комиссары Аршакян и Микаберидзе. Ответив на их приветствия, генерал сердито спросил Аршакяна:
— Что с рукой? Почему перевязана?
— Слегка ранило, товарищ генерал,— ответил Аршакян.
— Кто вам разрешил ходить в атаку, товарищ комиссар? Кто вам позволил? Лейтенантам и капитанам не доверяете? Плохо они воюют? Отвечайте мне, плохо воюют?
— Хорошо воюют,— смущенно ответил Микаберидзе.
— Конечно, если у них будут такие солдаты, как вы, хорошо будут воевать,— усмехнулся генерал.— Вот что, Аршакян, сейчас же поезжайте в медсанбат.
— Рана легкая, товарищ генерал. В санчасти полка уже перевязали ее.
— Приказываю! — уже сердясь, проговорил генерал.— Шагом марш!
В течение дня генерал побывал во всех своих полках, подробно осмотрел места боев; во второй половине дня Геладзе вызвали к командарму. По дороге в штаб армии генерал повсюду видел одну и ту же картину: разбитые танки, машины, брошенное оружие и трупы, трупы, трупы.
Командарм был недоволен результатами боев. Не было надобности, полагал он, в сильных лобовых атаках, надо было окружать немцев, не уничтожать их, а брать в плен, воевать так, чтобы жертв было меньше, а темп операций быстрее. Командарм поставил перед командирами дивизий новую задачу — с трех сторон как можно стремительнее двигаться на Питомник, чтобы в кратчайший срок захватить этот жизненно важный для противника пункт.
Командарм уточнил задачу, поставленную перед каждой дивизией. На полки генерала Геладзе возлагалась задача атаковать аэродром.
Генерал возвратился в штаб поздно вечером и коротко сообщил Дементьеву о задаче, поставленной перед дивизией. Он предложил начальнику штаба разработать в деталях план наступления, а сам отправился отдохнуть в свой «княжеский замок».
Возле своей комнатки-фургона он встретился с Аллой Сергеевной.
— Что вы здесь делаете, доктор? — удивленно спросил генерал.
— Командир медсанбата прислал меня осмотреть вас,— ответила Алла Сергеевна.
— Я здоров.
— Мне приказано, товарищ генерал. Должна же я выполнить приказ,— с лукавым упрямством сказала она.
— Я говорю вам, что я абсолютно здоров. Великолепно себя чувствую.
— Я рада, но приказ есть приказ.
Генерал понял, что не переспорит Аллу Сергеевну.
— Хорошо,— со вздохом согласился он и, пропустив молодую женщину вперед, поднялся вслед за ней в кузов закрытой машины.
IV
День и ночь грохотали орудия — все туже сжималось кольцо окружения, советские войска шли по трупам неприятеля. Среди взятых в плен было много жестоко обмороженных, потерявших рассудок.
Пленные часто даже без конвоя толпами шагали в тыл, просили хлеба у каждого встречного, обессиленные падали в снег.
Эта пестрая масса оборванцев казалась совершенно однообразной, и трудно было отличить румын от немцев, итальянцев от венгров и хорватов. Многие из них были обречены на смерть,— а на далекой родине их ждали матери, отцы, жены, дети, сестры и братья. С каждым часом становилась все очевиднее полная бессмысленность дальнейшего сопротивления.
Но германское командование, по-видимому, решило пожертвовать сотнями тысяч людей, только бы на какое-то время удержать около Сталинграда несколько советских армий, только бы помешать их переброске на запад.
Главный немецкий аэродром в Питомнике был окружен с трех сторон. Четверо суток лился на него огненный ливень. Приземлившиеся в Питомнике немецкие самолеты не могли подняться в воздух сквозь сплошную завесу огня; находившиеся в воздухе самолеты не могли приземлиться среди этого огненного моря. Они беспорядочно сбрасывали с большой высоты оружие и продукты, пытались поскорей улететь из зоны огня, но это им редко удавалось — подожженные советскими зенитчиками тяжеловесные транспортные «юнкерсы», разваливаясь в воздухе, рушились вниз.
Четыре дня и четыре ночи немцы в Питомнике упорно сопротивлялись, стреляя из разбитых танков, автомашин и тягачей, из боевых самолетов, оставшихся на аэродроме, из двухэтажных санитарных автобусов.
На четвертую ночь дивизия генерала Геладзе получила приказ атаковать аэродром.
Полки должны были подняться в атаку одновременно, следуя за огневым валом советской артиллерии.
Батальонам предстояло ворваться во вражеские окопы, работая штыками и прикладами, уничтожить врага или вынудить его к сдаче.
В полночь генерал вместе с командиром полка Кобуровым и комиссаром Микаберидзе появился в штабе батальона Малышева, который располагался в маленькой белой палатке, окруженной плотной оградой из снега. Влезая в палатку на коленях, генерал смеясь объявил, что торжественно приветствовать его нет надобности, и, запыхавшись, уселся на походную полотняную табуретку. По его распоряжению на КП вызвали командиров рот и из каждой роты двух-трех солдат-ветеранов. Когда люди собрались, генерал жестом пригласил их сесть. Командиры и солдаты уселись на землю, подвернув под себя полы полушубков и шинелей.
— Вот я пришел к вам поговорить,— сказал генерал, оглядев собравшихся.— Было бы время, я обошел бы все роты. Но времени, товарищи, нет. Я прошу вас передать всем бойцам, что на ваш батальон я возлагаю свои главные надежды. Бывает, что победа одного полка, одного батальона и даже одной роты приносит победу всей армии. Бывает, что разгром небольшой вражеской войсковой части ломает хребет всей армии противника. Пусть каждый из вас считает, что сегодняшнее сражение именно таково. Я люблю ваш батальон; знаю и доверяю вам. Я пришел, чтобы сказать вам об этом, пришел, чтобы увидеть вас перед боем, ничего больше. А как вы должны выполнить свою задачу — это вам разъяснят подполковник Кобуров и майор Малышев.
Генерал почувствовал, что все с ожиданием смотрят на него, ждут продолжения речи.
— Хотел бы подольше побыть с вами,— сказал Геладзе,— сердечно побеседовать — о многом мы могли бы вспомнить,— но времени, повторяю, нет. Сейчас время приказывает нам: действуйте, действуйте!
Генерал встал. Встали и его слушатели.
— Что ж, пойдем выполнять этот приказ. Всем бойцам передайте мой привет.
Вместе с командиром полка генерал пошел в другие батальоны.
Микаберидзе поглядел на Аник и печально улыбнулся. Улыбка его была очень похожа на улыбку покойного Ираклия. Ираклий словно ожил и улыбнулся Аник. Глядя на Шалву, Аник часто вспоминала Ираклия, и он, видимо, это чувствовал и относился к ней с особой нежностью. Он помнил, как мать, провожая их, на тбилисском перроне сказала Ираклию: «Бережно относитесь к девушке, жалейте ее, как свою сестру». Целая вечность прошла с того дня!
— Какие у тебя вести от Шуры? — спросил он.
— Вчера только получила от нее письмо. Их часть все еще в составе нашей армии. Письма доходят на третий день.
— Будешь писать, передай ей привет, пусть не забывает меня!
— Я всегда пишу ей о вас.
— Спасибо,— сказал Микаберидзе и, крепко пожав Аник руку, вышел.
Бурденко и Тоноян ласково смотрели на Аник. Вот так они ежедневно встречались и расставались, и каждый день с тревогой думали, что, может быть, больше уже никогда не увидятся.
— Снова остались мы с тобой вместе, Анна Михайловна,— пошутил майор Малышев.— Как ни хочешь убежать от меня — не получается. Судьба связала нас вместе. Подойди к печке, холодно.
Судьба связала сотни тысяч, миллионы людей, не только нас,— негромко отозвалась девушка.— И так было бы хорошо, если б она не разлучала нас, пока не пройдет это испытание. - А после?
— После этого соединились бы миллионы разлученных... ты со своими родными, я - со своими.
— Какая ты, Анна, мастерица каждую шутку переводить в серьезный разговор... боишься веселого слова.
— Нет, не боюсь. Я сама мечтаю посмеяться, поболтать, только не получается. И от тебя убегать не желаю. Поверь, Степан, без тебя мне будет многого недоставать.
— Спасибо и за такое признание.
— Могу сказать тебе больше, ты давно уже родной мне человек.
— Ты прямо смущаешь меня.
— Я правду говорю, Степан. Ты очень, очень родной мне человек, как брат.
— Снова переводишь разговор на серьезное.
— Я говорю искренне.
— Понимаю,— сказал Малышев,— понимаю и верю. Малышев посмотрел на часы. «Сегодня приказывает
время»,— сказал командир дивизии.
Малышев позвонил командирам рот. Все были на своих местах, все ждали приказа о наступлении. Бойцы надели поверх шинелей белые маскировочные халаты.
Кобуров вызвал по телефону Аник в штаб полка. Штаб находился на расстоянии километра. Малышев предложил, чтобы Аник сопровождал связной боец.
— Не надо, сама дойду,— сказала девушка. Возле штаба полка Аник встретила группу бойцов
в белых маскировочных халатах. Это шел комендантский взвод.
— Аник! — окликнул ее Каро.— Куда ты идешь?
— В штаб. А вы?
— В батальон.
Она поняла: командир полка приказал комендантскому взводу участвовать в ночном бою.
— Я не знаю, почему меня вызвали в штаб,— сказала Аник.
Каро на несколько шагов отстал от товарищей, он, видимо, хотел сказать Аник что-то важное, но его окликнул командир взвода.
— Ну, будь здорова, дорогая,— торопливо сказал Каро.
— До свидания.
Аник долго смотрела вслед Каро, пока белые халаты не слились со снежной пеленой.
V
В штабе Аник сказали, что она вызвана по распоряжению командира полка, но что сам он сейчас находится во втором батальоне,— ей надо подождать его возвращения. Аник хотела тотчас пойти во второй батальон, но начальник штаба сказал ей:
— Полковник приказал, чтобы вы ждали его здесь. Идите в санчасть, отдохните, а когда он придет, я позову вас.
Палатка санчасти находилась недалеко от штаба. В палатке никого не было. Аник легла на раскладушку; она ждала долго, больше часа, но никто не приходил за ней. «Да у кого сейчас есть время помнить обо мне? — подумала она с горечью.— А я, как дура, должна торчать здесь всю ночь».
Ей было горько и стыдно лежать на койке в тихой палатке, в то время как ее товарищи сражаются с врагом. Ей даже казалось, что кто-то со злым умыслом оторвал ее от боевых друзей. Волнение ее становилось все сильней, тишина и покой в палатке все невыносимей. Она надела полушубок и вышла из палатки. Морозная ночь была полна боевых звуков — ревела артиллерия, то и дело вспыхивали и гасли мерцающие огни. Вот стихнет огонь артиллерии, и бойцы поднимутся в атаку, бросятся на немецкие окопы. А сейчас они ползут, ползут по снегу.
Сквозь ночную муть Аник словно видела их, видела, как временами солдаты замирают, прячут головы, всем телом прижимаются к земле, чтобы уберечься от осколков снарядов, а затем снова ползут вперед вслед за огневым валом. Может быть, враг уже заметил их, может быть, сейчас, затаившись в самолетах на аэродроме, он обрушит на них пушечный и пулеметный огонь, и раненые бойцы начнут замерзать на снегу?
Бой, происходивший вдали от Аник, казался ей страшнее, чем те жаркие бои, в которых она непосредственно участвовала. Находясь в гуще боевых событий, не чувствуешь, как огромна их опасность.
Аник сжала кулаки. Нет, в эту ночь она не имела права находиться в палатке санчасти.
Она быстро, почти бегом, направилась к штабу полка. Атоян говорил по телефону. Не прерывая разговора, Атоян махнул на Аник рукой, предлагая ей выйти из палатки, но она притворилась, что не заметила его жеста. Ей было необходимо знать, что происходит сейчас на передовой, она должна была вернуться в свой батальон.
Атоян положил трубку.
— Зачем ты явилась? — спросил он. Его маленькие глаза, землистое от постоянных бессонных ночей лицо казались усталыми и безразличными.
Атоян почти не изменился с первых дней войны. Он начал войну не юношей, чтобы заметно возмужать, как это произошло с Малышевым, но он не был и пожилым человеком, чтобы быстро состариться от военных испытаний и невзгод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84