Возле орудий стоял громадный человек в белой шубе.
— Садыхов! — кричит Тигран.
Садыхов узнал батальонного комиссара и обрадованно поздоровался с ним.
— Зачем это ты стреляешь в божий свет, Садыхов?
— Они хотят отрезать батальон Малышева, товарищ батальонный комиссар.
— Двигай батарею в сторону батальона. Батальон должен продолжать движение вперед.
Садыхов удивленно посмотрел на Аршакяна.
— Окружат, товарищ батальонный комиссар.
— Двигай батарею, соединяйся с батальоном,— повторил Аршакян.
Садыхов, видимо, не понял смысла этого приказа, на лице его появилось выражение смущения, растерянности.
Аршакян вместе со связным бегом спустились с холма. Под холмом было расположено несколько сельских домиков; там находился штаб батальона.
В избе возле майора Малышева на полу сидели телефонисты, Ираклий Микаберидзе, Аник Зулалян и еще какая-то девушка.
«Где-то я ее видел»,— подумал Тигран.
Все радостно и шумно приветствовали его.
Аршакян и Малышев вышли из избы.
Малышев волновался, покусывал губу.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросил Аршакян.
— Понимаете, какое дело, ведь мы бы могли продвинуться вперед. У немца, что перед нами стоит, силы, но...
— Но что?
— Могут отрезать, попадем в окружение.
Едва Малышев успел закончить фразу, как послышался гул танков.
— Наши! — обрадовался Малышев, вглядываясь в машины, шедшие по снежной целине. Из командирского танка вылез капитан и подбежал к Малышеву.
— Товарищ майор, мне приказано поддержать вас. В это время на склоне холма показалась батарея
Садыхова.
— Малышев, ясно, надо рвать вперед! — сказал Аршакян.
Капитан-танкист взглянул на девушек, стоявших поодаль от командиров, и удивленно вскрикнул:
— Ивчук, Шура!
Малышев и Ираклий поняли, что произошло,— танкисты обнаружили потерянную ими девушку.
— Как вы сюда попали, Шура?
Но Малышев не дал продлиться этому расследованию.
— Этот вопрос мы потом выясним, товарищ капитан. Будем действовать! За вашими танками двинутся мои роты.
Обратившись к подошедшему Садыхову, Малышев сказал:
— Ну, с новосельем тебя. Открывай огонь! Капитан-танкист все еще растерянно поглядывал
на Шуру. Девушка была смущена и подавлена.
Ираклий тоже был взволнован. Видно было, что танкист не безразличен к Шуре.
— Будь все время с Анной, смотри не потеряйся,— сказал ей Ираклий.
Так родители, уходя работать в поле, говорят остающимся в избе детям.
Орудия Садыхова открыли огонь. Танки двинулись вперед. Аршакян и Ираклий побежали за ними.
День был сырой и туманный. Со всех сторон раздавался гром артиллерии, железные голоса пулеметов. Нельзя было понять, где линия фронта.
Страх перед окружением все не покидал Малышева. Но его обнадеживала мысль, что положение батальона известно командованию, что его поддерживают шесть танков и пушки Садыхова.
В бинокль Малышев видел, как танки почти беспрепятственно продвигаются вперед. Но и это легкое продвижение тревожило его,— не устроили ли немцы засаду?
Аник и Шура напряженно следили за Ираклием и Аршакяном, шедшими со стрелковыми ротами. Но вскоре оба они потерялись, исчезли в туманной дымке.
— Смотри, смотри, наша пехота пошла! — крикнула Аник.
Сотни белых фигур поднялись с земли, побежали за танками. Вблизи от них то и дело взрывались снаряды, земля, смешанная со снегом, закрывала бегущих. Танки ушли далеко вперед, стрелковые роты стремительно продвигались за ними. Телефонист то и дело протягивал трубку майору.
— Садыхов, продвигай вперед свою батарею,— крикнул в трубку майор.
Вскоре двинулся вперед и штаб батальона. Телефонист и девушки едва поспевали за Малышевым. Местность была открытой, испещренной небольшими овражками и ямами, искусственными укрытиями, сделанными из снега. Всюду валялись трупы немецких солдат, патроны, пустые снарядные гильзы, сумки и автоматы. Вдруг раздались крики «ура».
Аник посмотрела вперед. По полю врассыпную бежали вражеские солдаты в зеленовато-серых шинелях.
Аник глубоко вздохнула — она впервые видела бегущего врага.
— Вперед, быстрее, Шура!
Шура увидела, как Аник нагнала продвигавшихся вперед бойцов. Аник, тяжело дыша, напрягая все свои силы, бежала, держа в руке немецкий «парабеллум» — подарок Малышева. Она уже ясно видела спины убегавших немцев, их затылки. Бойцы, бежавшие с ней рядом, выкрикивали лишь одно известное им немецкое слово: «хальт, хальт!» Аник ощущала горький, перченный запах пороха. Она бежала, чтобы нагнать немцев — своих врагов. «Хальт, хальт!» — закричала она. Вдруг она вспомнила, что у нее в руке «парабеллум». Аник видит светлые волосы на затылке немца. «Хальт!» — кричит она и останавливается, стреляет. Солдат падает на землю. Аник бежит к нему, но упавший солдат неожиданно вскакивает и вновь бежит. Он просто упал, споткнулся, Аник промахнулась. «Хальт, хальт!» — кричит она и бежит за немцем. Аник не различает людей, бегущих рядом, хотя в батальоне нет ни одного бойца, которого бы она не знала. Она снова стреляет. Немец продолжает бежать. Их разделяет расстояние в каких-нибудь двадцать шагов — как это Аник промахнулась? Вдруг кто-то кричит по-армянски:
— Эй, в сторону, Аник!
Аник видит, как дрожит автомат в руках бойца, как из дула автомата вырывается огонь.
Немец падает, бьет руками по снегу, лежит на спине. Стрелявший по нему боец бежит дальше, даже не оглядываясь на упавшего. Это — Арсен. Аник останавливается возле лежащего. Немецкий солдат умирает — он хрипит, пальцы конвульсивно царапают снег. Ему не больше двадцати лет. Пилотка валяется на снегу, светлые волосы окрашены кровью. Из полуоткрытого, судорожно дышащего рта льется кровь. Светло-голубые глаза его открыты, будто смотрят на Аник.
Аник, потрясенная, глядит на умирающего. Несколько мгновений назад она стреляла в этого человека,— как хорошо, что она промахнулась.
Когда к Аник подошла Шура, немец был уже мертв. Глядя на убитого, Шура прошептала:
— Какой он молодой, красивый. Аник взяла ее за руку.
— Пошли. Он не красивее Миши Веселого. Вскоре они нагнали батальон.
Бойцы отдыхали — сидели и лежали на снегу. Танки шли полукругом, гнали к пехоте большую толпу пленных.
— Они сдались. Смотри, сколько их! — воскликнула Аник и восторженно обняла, поцеловала Шуру.
Девушки подошли к Малышеву и Аршакяну. Они сидели возле садыховских пушек и смотрели на приближавшуюся к ним толпу пленных.
— Что будем с ними делать? — спросил Малышев.
— Несколько автоматчиков их погонят в тыл, а мы будем двигаться вперед,— сказал Аршакян.
Группа автоматчиков пошла навстречу пленным.
— Пусть офицеров приведут сюда, к нам,— сказал Аршакян.
Пленных офицеров оказалось трое — майор и два лейтенанта. Аршакян спросил майора, из какой он воинской части. Майор, мужчина высокого роста, плечистый и краснощекий, ничего не ответил. Аршакян повторил вопрос. Майор, высоко держа голову, стоял впереди своих младших товарищей — лейтенантов, молчал. Он словно не слышал вопроса Аршакяна. Малышев рассерженно подошел к немцу.
— Спокойно, товарищ Малышев, — сказал Аршакян.
Неожиданно на батальон обрушился шквальный огонь немецких артиллерийских и минометных батарей. Немцы стреляли с севера, оттуда, где недавно стоял батальон.
— Вроде фрицы отрезали наш тыл,— тревожно сказал Малышев.
Аршакян невозмутимо посмотрел на него.
— Для нас это не неожиданность. Но и из их тыла будут бить наши.
Садыхов приказал повернуть стволы орудий к северо-востоку, капитан-танкист торопливо пошел к своим танкам.
— Занимаем круговую оборону! — объявил Малышев командирам рот.— Погнать пленных в лощину и ждать моего приказа.
Вскоре с севера показались немецкие танки. Они шли осторожно, медленно, иногда останавливаясь. Солдаты сразу поняли, что в этом наступлении немецких танков нет былой решительности. Орудия Садыхова открыли огонь по танкам. Снаряды разрывались вблизи немецких панцирных машин, подымали тучи снега.
Капитан Краснов побежал к своим танкам, и вскоре шесть Т-34 двинулись навстречу неприятелю, с ходу стреляя по вражеским танкам. Батарея Садыхова била прямой наводкой. Садыхов от многочасового выкрикивания команд совсем охрип. Девушки вместе с бойцами разбивали снарядные ящики и подносили снаряды заряжающим. Номера артиллерийских расчетов работали так спокойно, размеренно, словно дело происходило в заводском цехе или в поле.
Танки капитана Краснова стремительно шли на сближение с вражескими машинами. Немецкая пехота, сопровождавшая танки, залегла. Головной советский танк столкнулся с неприятельской машиной, послышался пронзительный лязг стали, моторы взвыли. А через мгновение танк Краснова рванулся вперед, немецкая машина осталась неподвижной. В этот же миг загорелся другой немецкий танк. Черный дым и красно-желтое пламя окутали горящую машину. Садыхов приказал прекратить огонь: расстояние между танками Краснова и немецкими машинами было так невелико, что артиллерия могла покалечить советские танки.
Немецкие пехотинцы при приближении советских танков поднялись и побежали. Танки Краснова настигали бегущих, косили их пулеметным огнем.
— Умница Краснов! Молодчина Краснов! — кричал Аршакян.
XXI
В двухстах шагах от места танкового боя, в лощине, несколько бойцов-автоматчиков охраняли группу пленных немцев. Стоя на высоком бугре, Тоноян наблюдал за действиями батальона, изредка поглядывая на сгрудившихся в заснеженной низинке пленных.
— Что мы здесь сидим и смотрим на этих мерзавцев, Арсен Иваныч, — проговорил Гамидов,—давай скосим их из автоматов и поспешим к своим в бой, а, Арсен?
Тонояна никто не назначал старшим над бойцами, охранявшими пленных, но обычно само собой получалось, что в таких случаях товарищи ему подчинялись.
— Арсен, что ты скажешь, а? — повторил Гамидов.
Тоноян покачал головой. Пленные испуганно переглядывались — они не понимали языка, но по озлобленному лицу и лихорадочно-порывистым движениям Гамидова догадывались, чего он хочет.
Вдруг немецкий майор что-то крикнул, вскочил на ноги и побежал в поле. Вслед за ним побежали еще несколько немцев. Одновременно грянула автоматная очередь. Это стрелял казах Копбаев, которого из-за снежного бугра не видели пленные. Автоматная очередь Копбаева скосила всех беглецов. Оставшиеся в лощине пленные бросились на землю и в страхе прижались друг к другу. Гамидов вскинул автомат. Но в тот момент, когда он нажал на спуск, Тоноян сильно ударил его по руке, и пули, шипя, впились в снег.
— Давай кончим их, Арсен! — закричал Гамидов.
— Нельзя! — крикнул Тоноян.— Мы за них отвечаем.
— Немцы сейчас бьют наших, а мы здесь их жалеем,— сказал один из бойцов-конвоиров.
— Наши бьются, наши погибают, Арсен! — вновь закричал Гамидов.
Бойцы видели, как немцы яростно, с ожесточением атакуют окруженный батальон. А залегший в снег батальон продолжал держать круговую оборону. На какое-то мгновение Арсен заколебался. Может быть,
Малышев забыл о них? Может быть, он и сам приказал бы сделать то, чего требовал Гамидов? Арсен посмотрел на сбившихся в тесную кучу пленных; при мысли, что их нужно прикончить, по его телу пробежала холодная дрожь. Издали враг — словно хищный зверь для охотника, и человек стреляет в него, как в волка. Но когда видишь врага перед собой безоружным и жалким, он снова для тебя человек и ты испытываешь к нему человеческую жалость.
— Арсен...— снова позвал Гамидов.
— Ну чего ты хочешь? — исступленно закричал Тоноян.
— Я пошел, Арсен, не буду больше терпеть! — крикнул Гамидов, махнул рукой в сторону боевого поля.
— Нельзя, буду стрелять, если двинешься с места.
— Застрелишь, Арсен? Ну и стреляй!
Гамидов спрыгнул с бугра и побежал в степь. Тоноян вскинул автомат, выстрелил в воздух.
— Глупец,— крикнул он вслед Гамидову, но сердиться ему не хотелось.
Непрерывно печатали тяжелые и легкие пулеметы, слышались выбухи ручных гранат. Минутами Тонояну казалось, что немецкая атака захлебывается, но спустя недолгое время стрельба вновь усиливалась.
Приближались сумерки. Тоноян начал сомневаться в правильности своего решения: смогут ли они вчетвером справиться с фашистами, если стемнеет, а бой будет продолжаться? Ведь пленные могут в темноте разбежаться, даже напасть на конвой, обезоружить его.
Вдруг Арсена осенила внезапная мысль.
— Алдибек, есть у тебя нож? — спросил он.
— Есть. А для чего?
— Дай мне свой автомат, а сам спустись в яму и срежь у немцев все пуговицы с брюк. Поглядим, как они тогда побегут.
Алдибек обрадовался.
— У меня бритва с собой, настоящая бритва. Когда Мусраилов с бритвой в руке спустился в яму,
пленных охватила паника. Им показалось, что боец с азиатским лицом пришел их зарезать. Послышались крики ужаса.
— Не бойтесь, не убью,— ухмыляясь, сказал Алдибек и жестами стал показывать, чтобы немцы расстегнули ремни.
— Живее, живее! — поторапливал с бугра Тоноян.
Мусраилов стал отбирать у пленных ремни и срезать пуговицы.
— Живо, живо,— торопил его Тоноян.
— Наши наступают! — крикнул Колбаев. Послышалось протяжное «ура», батальон перешел
в атаку. Бойцы бежали вслед за танками, стреляя по дрогнувшему противнику. «Гамидов тоже там»,— подумал Арсен.
Со связкой ремней в руках Мусраилов подошел к Тонояну и взял свой автомат.
— Я тоже пойду, Тоноян, ладно? — сказал в это время Копбаев.
Арсен поглядел на Попова, державшего автомат наизготовку. Тот не спускал с пленных глаз.
— Я пойду, Тоноян,— повторил Копбаев.
Арсен сделал утвердительный жест. Копбаев со всех ног побежал в сторону атакующего батальона.
— Эй, вставайте, пошли,— крикнул Тоноян пленным по-армянски: раз немцы не знают русского языка, то можно с ними поговорить по-армянски. Да и жесты в таких случаях больше понятны, чем слова.
— Чего ты хочешь, Тоноян, скажи по-русски, я им переведу,— сказал Попов.
— Давай погоним их в сторону батальона,— сказал, Тоноян.
Попов, неуверенно подбирая слова, повторил приказ Тонояна по-немецки. Пленные начали медленно подниматься.
— За мной,— крикнул Попов.
— Не позволяй им близко подходить к тебе, чаще оглядывайся,— сказал Тоноян.
— Не бойся за меня, Арсен Иваныч.— весело ответил Попов.— Куда они без штанов годятся?
Батальон был уже далеко. Огонь немцев с севера прекратился, но Малышев оставил у себя в тылу в качестве заслона орудия, два танка и взвод бойцов — они должны были в случае внезапного нападения прикрыть ушедший вперед батальон.
— Что это они держатся за животы, ребята? — еще издали крикнул старший лейтенант Садыхов.
— Чтоб штаны не свалились,— ответил Мусраилов,— по приказу главнокомандующего Тонояна я срезал бритвой пуговицы на немецких штанах.
— Вай, как вы ловко придумали, умереть мне за ваши души,— засмеялся Садыхов,— надо было совсем снять с них штаны, чтобы они подохли.
Он прислушался к грохоту канонады, возникшей со стороны Дона.
— Теперь немцы, взявшие нас в клещи, сами в клещах,— сказал Садыхов.— Куда вы их ведете?
— К батальону.
— Подождите здесь,— сказал старший лейтенант и, повернувшись к пленным, крикнул:
— Эй, фашистская чума, садись на землю. Немцы, дрожа от холода, переминались с ноги
на ногу, подтягивали сползающие штаны.
— Ох, шутники, шутники,— засмеялся Садыхов,— придумали же такое!
Артиллерийский гром, шедший с севера, все усиливался. Артиллеристы и экипажи двух танков напряженно вслушивались в звуки вновь возникшего боя. Они догадывались, что в тыл окружившим их немцам ударили советские части.
— Эй, танкисты! — крикнул Садыхов.— Чего мы здесь стоим?
— А что же делать? — спросил младший лейтенант-танкист.— Или идти на соединение с батальоном, или податься назад и ударить по немцам с тыла. Одна батарея и два танка могут большой сабантуй немцам сделать. Давай ударим немцев по спине!
— Но ведь наш батальон, товарищ старший лейтенант, ушел вперед? — спросил Тоноян, сознавая, что он не имеет права задавать подобный вопрос.
— Ничего, тыл батальона обеспечен. Гони, Тоноян, за нами пленных.
XXII
Танки и орудия двинулись на север. Тоноян, Мусраилов и Попов гнали пленных. Вскоре орудия остановились, заняли огневые позиции, ездовые распрягли лошадей и отвели их подальше от батарей. Орудия открыли огонь. Танки, укрывшись в снеговых ложбинах, пока бездействовали.
...Стороннему наблюдателю могло показаться, что наступление разворачивается стихийно, что войска, потеряв связь и управление, ведут беспорядочные бои, что фронт не имеет определенной линии и направления движения. Встретил врага, видишь его — значит, бей!
Садыхов бегал от одного орудия к другому, кричал, ругался, смеялся. Пленные легли на землю, недалеко от батареи, лежали в угрюмом молчании, тесно прижавшись друг к другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Садыхов! — кричит Тигран.
Садыхов узнал батальонного комиссара и обрадованно поздоровался с ним.
— Зачем это ты стреляешь в божий свет, Садыхов?
— Они хотят отрезать батальон Малышева, товарищ батальонный комиссар.
— Двигай батарею в сторону батальона. Батальон должен продолжать движение вперед.
Садыхов удивленно посмотрел на Аршакяна.
— Окружат, товарищ батальонный комиссар.
— Двигай батарею, соединяйся с батальоном,— повторил Аршакян.
Садыхов, видимо, не понял смысла этого приказа, на лице его появилось выражение смущения, растерянности.
Аршакян вместе со связным бегом спустились с холма. Под холмом было расположено несколько сельских домиков; там находился штаб батальона.
В избе возле майора Малышева на полу сидели телефонисты, Ираклий Микаберидзе, Аник Зулалян и еще какая-то девушка.
«Где-то я ее видел»,— подумал Тигран.
Все радостно и шумно приветствовали его.
Аршакян и Малышев вышли из избы.
Малышев волновался, покусывал губу.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросил Аршакян.
— Понимаете, какое дело, ведь мы бы могли продвинуться вперед. У немца, что перед нами стоит, силы, но...
— Но что?
— Могут отрезать, попадем в окружение.
Едва Малышев успел закончить фразу, как послышался гул танков.
— Наши! — обрадовался Малышев, вглядываясь в машины, шедшие по снежной целине. Из командирского танка вылез капитан и подбежал к Малышеву.
— Товарищ майор, мне приказано поддержать вас. В это время на склоне холма показалась батарея
Садыхова.
— Малышев, ясно, надо рвать вперед! — сказал Аршакян.
Капитан-танкист взглянул на девушек, стоявших поодаль от командиров, и удивленно вскрикнул:
— Ивчук, Шура!
Малышев и Ираклий поняли, что произошло,— танкисты обнаружили потерянную ими девушку.
— Как вы сюда попали, Шура?
Но Малышев не дал продлиться этому расследованию.
— Этот вопрос мы потом выясним, товарищ капитан. Будем действовать! За вашими танками двинутся мои роты.
Обратившись к подошедшему Садыхову, Малышев сказал:
— Ну, с новосельем тебя. Открывай огонь! Капитан-танкист все еще растерянно поглядывал
на Шуру. Девушка была смущена и подавлена.
Ираклий тоже был взволнован. Видно было, что танкист не безразличен к Шуре.
— Будь все время с Анной, смотри не потеряйся,— сказал ей Ираклий.
Так родители, уходя работать в поле, говорят остающимся в избе детям.
Орудия Садыхова открыли огонь. Танки двинулись вперед. Аршакян и Ираклий побежали за ними.
День был сырой и туманный. Со всех сторон раздавался гром артиллерии, железные голоса пулеметов. Нельзя было понять, где линия фронта.
Страх перед окружением все не покидал Малышева. Но его обнадеживала мысль, что положение батальона известно командованию, что его поддерживают шесть танков и пушки Садыхова.
В бинокль Малышев видел, как танки почти беспрепятственно продвигаются вперед. Но и это легкое продвижение тревожило его,— не устроили ли немцы засаду?
Аник и Шура напряженно следили за Ираклием и Аршакяном, шедшими со стрелковыми ротами. Но вскоре оба они потерялись, исчезли в туманной дымке.
— Смотри, смотри, наша пехота пошла! — крикнула Аник.
Сотни белых фигур поднялись с земли, побежали за танками. Вблизи от них то и дело взрывались снаряды, земля, смешанная со снегом, закрывала бегущих. Танки ушли далеко вперед, стрелковые роты стремительно продвигались за ними. Телефонист то и дело протягивал трубку майору.
— Садыхов, продвигай вперед свою батарею,— крикнул в трубку майор.
Вскоре двинулся вперед и штаб батальона. Телефонист и девушки едва поспевали за Малышевым. Местность была открытой, испещренной небольшими овражками и ямами, искусственными укрытиями, сделанными из снега. Всюду валялись трупы немецких солдат, патроны, пустые снарядные гильзы, сумки и автоматы. Вдруг раздались крики «ура».
Аник посмотрела вперед. По полю врассыпную бежали вражеские солдаты в зеленовато-серых шинелях.
Аник глубоко вздохнула — она впервые видела бегущего врага.
— Вперед, быстрее, Шура!
Шура увидела, как Аник нагнала продвигавшихся вперед бойцов. Аник, тяжело дыша, напрягая все свои силы, бежала, держа в руке немецкий «парабеллум» — подарок Малышева. Она уже ясно видела спины убегавших немцев, их затылки. Бойцы, бежавшие с ней рядом, выкрикивали лишь одно известное им немецкое слово: «хальт, хальт!» Аник ощущала горький, перченный запах пороха. Она бежала, чтобы нагнать немцев — своих врагов. «Хальт, хальт!» — закричала она. Вдруг она вспомнила, что у нее в руке «парабеллум». Аник видит светлые волосы на затылке немца. «Хальт!» — кричит она и останавливается, стреляет. Солдат падает на землю. Аник бежит к нему, но упавший солдат неожиданно вскакивает и вновь бежит. Он просто упал, споткнулся, Аник промахнулась. «Хальт, хальт!» — кричит она и бежит за немцем. Аник не различает людей, бегущих рядом, хотя в батальоне нет ни одного бойца, которого бы она не знала. Она снова стреляет. Немец продолжает бежать. Их разделяет расстояние в каких-нибудь двадцать шагов — как это Аник промахнулась? Вдруг кто-то кричит по-армянски:
— Эй, в сторону, Аник!
Аник видит, как дрожит автомат в руках бойца, как из дула автомата вырывается огонь.
Немец падает, бьет руками по снегу, лежит на спине. Стрелявший по нему боец бежит дальше, даже не оглядываясь на упавшего. Это — Арсен. Аник останавливается возле лежащего. Немецкий солдат умирает — он хрипит, пальцы конвульсивно царапают снег. Ему не больше двадцати лет. Пилотка валяется на снегу, светлые волосы окрашены кровью. Из полуоткрытого, судорожно дышащего рта льется кровь. Светло-голубые глаза его открыты, будто смотрят на Аник.
Аник, потрясенная, глядит на умирающего. Несколько мгновений назад она стреляла в этого человека,— как хорошо, что она промахнулась.
Когда к Аник подошла Шура, немец был уже мертв. Глядя на убитого, Шура прошептала:
— Какой он молодой, красивый. Аник взяла ее за руку.
— Пошли. Он не красивее Миши Веселого. Вскоре они нагнали батальон.
Бойцы отдыхали — сидели и лежали на снегу. Танки шли полукругом, гнали к пехоте большую толпу пленных.
— Они сдались. Смотри, сколько их! — воскликнула Аник и восторженно обняла, поцеловала Шуру.
Девушки подошли к Малышеву и Аршакяну. Они сидели возле садыховских пушек и смотрели на приближавшуюся к ним толпу пленных.
— Что будем с ними делать? — спросил Малышев.
— Несколько автоматчиков их погонят в тыл, а мы будем двигаться вперед,— сказал Аршакян.
Группа автоматчиков пошла навстречу пленным.
— Пусть офицеров приведут сюда, к нам,— сказал Аршакян.
Пленных офицеров оказалось трое — майор и два лейтенанта. Аршакян спросил майора, из какой он воинской части. Майор, мужчина высокого роста, плечистый и краснощекий, ничего не ответил. Аршакян повторил вопрос. Майор, высоко держа голову, стоял впереди своих младших товарищей — лейтенантов, молчал. Он словно не слышал вопроса Аршакяна. Малышев рассерженно подошел к немцу.
— Спокойно, товарищ Малышев, — сказал Аршакян.
Неожиданно на батальон обрушился шквальный огонь немецких артиллерийских и минометных батарей. Немцы стреляли с севера, оттуда, где недавно стоял батальон.
— Вроде фрицы отрезали наш тыл,— тревожно сказал Малышев.
Аршакян невозмутимо посмотрел на него.
— Для нас это не неожиданность. Но и из их тыла будут бить наши.
Садыхов приказал повернуть стволы орудий к северо-востоку, капитан-танкист торопливо пошел к своим танкам.
— Занимаем круговую оборону! — объявил Малышев командирам рот.— Погнать пленных в лощину и ждать моего приказа.
Вскоре с севера показались немецкие танки. Они шли осторожно, медленно, иногда останавливаясь. Солдаты сразу поняли, что в этом наступлении немецких танков нет былой решительности. Орудия Садыхова открыли огонь по танкам. Снаряды разрывались вблизи немецких панцирных машин, подымали тучи снега.
Капитан Краснов побежал к своим танкам, и вскоре шесть Т-34 двинулись навстречу неприятелю, с ходу стреляя по вражеским танкам. Батарея Садыхова била прямой наводкой. Садыхов от многочасового выкрикивания команд совсем охрип. Девушки вместе с бойцами разбивали снарядные ящики и подносили снаряды заряжающим. Номера артиллерийских расчетов работали так спокойно, размеренно, словно дело происходило в заводском цехе или в поле.
Танки капитана Краснова стремительно шли на сближение с вражескими машинами. Немецкая пехота, сопровождавшая танки, залегла. Головной советский танк столкнулся с неприятельской машиной, послышался пронзительный лязг стали, моторы взвыли. А через мгновение танк Краснова рванулся вперед, немецкая машина осталась неподвижной. В этот же миг загорелся другой немецкий танк. Черный дым и красно-желтое пламя окутали горящую машину. Садыхов приказал прекратить огонь: расстояние между танками Краснова и немецкими машинами было так невелико, что артиллерия могла покалечить советские танки.
Немецкие пехотинцы при приближении советских танков поднялись и побежали. Танки Краснова настигали бегущих, косили их пулеметным огнем.
— Умница Краснов! Молодчина Краснов! — кричал Аршакян.
XXI
В двухстах шагах от места танкового боя, в лощине, несколько бойцов-автоматчиков охраняли группу пленных немцев. Стоя на высоком бугре, Тоноян наблюдал за действиями батальона, изредка поглядывая на сгрудившихся в заснеженной низинке пленных.
— Что мы здесь сидим и смотрим на этих мерзавцев, Арсен Иваныч, — проговорил Гамидов,—давай скосим их из автоматов и поспешим к своим в бой, а, Арсен?
Тонояна никто не назначал старшим над бойцами, охранявшими пленных, но обычно само собой получалось, что в таких случаях товарищи ему подчинялись.
— Арсен, что ты скажешь, а? — повторил Гамидов.
Тоноян покачал головой. Пленные испуганно переглядывались — они не понимали языка, но по озлобленному лицу и лихорадочно-порывистым движениям Гамидова догадывались, чего он хочет.
Вдруг немецкий майор что-то крикнул, вскочил на ноги и побежал в поле. Вслед за ним побежали еще несколько немцев. Одновременно грянула автоматная очередь. Это стрелял казах Копбаев, которого из-за снежного бугра не видели пленные. Автоматная очередь Копбаева скосила всех беглецов. Оставшиеся в лощине пленные бросились на землю и в страхе прижались друг к другу. Гамидов вскинул автомат. Но в тот момент, когда он нажал на спуск, Тоноян сильно ударил его по руке, и пули, шипя, впились в снег.
— Давай кончим их, Арсен! — закричал Гамидов.
— Нельзя! — крикнул Тоноян.— Мы за них отвечаем.
— Немцы сейчас бьют наших, а мы здесь их жалеем,— сказал один из бойцов-конвоиров.
— Наши бьются, наши погибают, Арсен! — вновь закричал Гамидов.
Бойцы видели, как немцы яростно, с ожесточением атакуют окруженный батальон. А залегший в снег батальон продолжал держать круговую оборону. На какое-то мгновение Арсен заколебался. Может быть,
Малышев забыл о них? Может быть, он и сам приказал бы сделать то, чего требовал Гамидов? Арсен посмотрел на сбившихся в тесную кучу пленных; при мысли, что их нужно прикончить, по его телу пробежала холодная дрожь. Издали враг — словно хищный зверь для охотника, и человек стреляет в него, как в волка. Но когда видишь врага перед собой безоружным и жалким, он снова для тебя человек и ты испытываешь к нему человеческую жалость.
— Арсен...— снова позвал Гамидов.
— Ну чего ты хочешь? — исступленно закричал Тоноян.
— Я пошел, Арсен, не буду больше терпеть! — крикнул Гамидов, махнул рукой в сторону боевого поля.
— Нельзя, буду стрелять, если двинешься с места.
— Застрелишь, Арсен? Ну и стреляй!
Гамидов спрыгнул с бугра и побежал в степь. Тоноян вскинул автомат, выстрелил в воздух.
— Глупец,— крикнул он вслед Гамидову, но сердиться ему не хотелось.
Непрерывно печатали тяжелые и легкие пулеметы, слышались выбухи ручных гранат. Минутами Тонояну казалось, что немецкая атака захлебывается, но спустя недолгое время стрельба вновь усиливалась.
Приближались сумерки. Тоноян начал сомневаться в правильности своего решения: смогут ли они вчетвером справиться с фашистами, если стемнеет, а бой будет продолжаться? Ведь пленные могут в темноте разбежаться, даже напасть на конвой, обезоружить его.
Вдруг Арсена осенила внезапная мысль.
— Алдибек, есть у тебя нож? — спросил он.
— Есть. А для чего?
— Дай мне свой автомат, а сам спустись в яму и срежь у немцев все пуговицы с брюк. Поглядим, как они тогда побегут.
Алдибек обрадовался.
— У меня бритва с собой, настоящая бритва. Когда Мусраилов с бритвой в руке спустился в яму,
пленных охватила паника. Им показалось, что боец с азиатским лицом пришел их зарезать. Послышались крики ужаса.
— Не бойтесь, не убью,— ухмыляясь, сказал Алдибек и жестами стал показывать, чтобы немцы расстегнули ремни.
— Живее, живее! — поторапливал с бугра Тоноян.
Мусраилов стал отбирать у пленных ремни и срезать пуговицы.
— Живо, живо,— торопил его Тоноян.
— Наши наступают! — крикнул Колбаев. Послышалось протяжное «ура», батальон перешел
в атаку. Бойцы бежали вслед за танками, стреляя по дрогнувшему противнику. «Гамидов тоже там»,— подумал Арсен.
Со связкой ремней в руках Мусраилов подошел к Тонояну и взял свой автомат.
— Я тоже пойду, Тоноян, ладно? — сказал в это время Копбаев.
Арсен поглядел на Попова, державшего автомат наизготовку. Тот не спускал с пленных глаз.
— Я пойду, Тоноян,— повторил Копбаев.
Арсен сделал утвердительный жест. Копбаев со всех ног побежал в сторону атакующего батальона.
— Эй, вставайте, пошли,— крикнул Тоноян пленным по-армянски: раз немцы не знают русского языка, то можно с ними поговорить по-армянски. Да и жесты в таких случаях больше понятны, чем слова.
— Чего ты хочешь, Тоноян, скажи по-русски, я им переведу,— сказал Попов.
— Давай погоним их в сторону батальона,— сказал, Тоноян.
Попов, неуверенно подбирая слова, повторил приказ Тонояна по-немецки. Пленные начали медленно подниматься.
— За мной,— крикнул Попов.
— Не позволяй им близко подходить к тебе, чаще оглядывайся,— сказал Тоноян.
— Не бойся за меня, Арсен Иваныч.— весело ответил Попов.— Куда они без штанов годятся?
Батальон был уже далеко. Огонь немцев с севера прекратился, но Малышев оставил у себя в тылу в качестве заслона орудия, два танка и взвод бойцов — они должны были в случае внезапного нападения прикрыть ушедший вперед батальон.
— Что это они держатся за животы, ребята? — еще издали крикнул старший лейтенант Садыхов.
— Чтоб штаны не свалились,— ответил Мусраилов,— по приказу главнокомандующего Тонояна я срезал бритвой пуговицы на немецких штанах.
— Вай, как вы ловко придумали, умереть мне за ваши души,— засмеялся Садыхов,— надо было совсем снять с них штаны, чтобы они подохли.
Он прислушался к грохоту канонады, возникшей со стороны Дона.
— Теперь немцы, взявшие нас в клещи, сами в клещах,— сказал Садыхов.— Куда вы их ведете?
— К батальону.
— Подождите здесь,— сказал старший лейтенант и, повернувшись к пленным, крикнул:
— Эй, фашистская чума, садись на землю. Немцы, дрожа от холода, переминались с ноги
на ногу, подтягивали сползающие штаны.
— Ох, шутники, шутники,— засмеялся Садыхов,— придумали же такое!
Артиллерийский гром, шедший с севера, все усиливался. Артиллеристы и экипажи двух танков напряженно вслушивались в звуки вновь возникшего боя. Они догадывались, что в тыл окружившим их немцам ударили советские части.
— Эй, танкисты! — крикнул Садыхов.— Чего мы здесь стоим?
— А что же делать? — спросил младший лейтенант-танкист.— Или идти на соединение с батальоном, или податься назад и ударить по немцам с тыла. Одна батарея и два танка могут большой сабантуй немцам сделать. Давай ударим немцев по спине!
— Но ведь наш батальон, товарищ старший лейтенант, ушел вперед? — спросил Тоноян, сознавая, что он не имеет права задавать подобный вопрос.
— Ничего, тыл батальона обеспечен. Гони, Тоноян, за нами пленных.
XXII
Танки и орудия двинулись на север. Тоноян, Мусраилов и Попов гнали пленных. Вскоре орудия остановились, заняли огневые позиции, ездовые распрягли лошадей и отвели их подальше от батарей. Орудия открыли огонь. Танки, укрывшись в снеговых ложбинах, пока бездействовали.
...Стороннему наблюдателю могло показаться, что наступление разворачивается стихийно, что войска, потеряв связь и управление, ведут беспорядочные бои, что фронт не имеет определенной линии и направления движения. Встретил врага, видишь его — значит, бей!
Садыхов бегал от одного орудия к другому, кричал, ругался, смеялся. Пленные легли на землю, недалеко от батареи, лежали в угрюмом молчании, тесно прижавшись друг к другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84