Голос молодой женщины дрожал от волнения.
— Три раза я его видела,— негромко проговорила Шура.— Он приходил к нам повидаться с Седой, веселый такой, со мной разговаривал по-немецки, шутил; последний раз он приходил к нам с моим братом, мы посидели под яблоней, у могилы Седы и Миши. Была весна. Он поклялся на могиле Седы...
Голос девушки прервался. Люсик обняла ее, и они обе заплакали.
— Люся, Люся,— сказала Алла Сергеевна,— вы должны помнить, что теперь война, вы сами каждый день оперируете людей, видите, сколько в мире страданий. Держитесь, нельзя так, Люся Сергеевна.
Люсик вытерла глаза и молча вышла из палатки.
— Пусть немножко пройдется, ничего,— сказала Алла Сергеевна и учительским тоном добавила: — Вы тоже успокойтесь, Шура.
Марию сердил самоуверенный тон Аллы Сергеевны. «Нашлась на нашу голову проповедница»,— думала она.
Терапевтам мало работы в медсанбатах, и Алла Сергеевна бывала свободна даже в ту пору, когда хирурги работали, не отличая дня и ночи.
— Нас три сестры, и все три на фронте,— продолжала поучающим голосом Алла Сергеевна,— а наша мать попала в Ташкент. Вы думаете, ей легко? Осталась одна — дочери на фронте. Но надо быть терпеливыми. Каждому достается от этой войны.
— А ваши сестры такие же красавицы, как вы, Алла Сергеевна? — вдруг спросила Вовк.
Алла Сергеевна погрозила ей пальцем.
— Я серьезно спрашиваю,— сказала Мария,— если ваши сестры такие же красивые, то им будет легко на фронте, в них влюбятся большие начальники.
— Ну и язык у тебя, бесстыдница! — сказала Алла Сергеевна.— А ведь знаешь, и в самом деле так. Младшая сестра пишет, что в нее, как мальчишка, влюбился генерал-майор.
Алла Сергеевна вынула из внутреннего кармана письмо, раскрыла его, потом покачала головой и положила обратно в карман.
— Говорят, что красавицам счастья нет. Мужчины, как пчелы, летят на красивых, ну, и теряешь ориентировку.
— А вот Шура сориентировалась,— полюбила рядового бойца.
— Значит, мало воевали за нее,— рассмеялась Алла Сергеевна.— Она еще желторотая.
— Шурочка, может быть, ты поспишь? — спросила Вовк.— Завтра все узнаем, разыщем твоих. Ведь наши ребята с ними, значит, будет известно, где они. И Ираклия увидишь, все будет хорошо.
В палатку вошла Люсик.
— Мороз сильный начинается,— сказала она.— Как бойцы в окопах выдерживают?
— Человек ко всему привыкает,— ответила Алла Сергеевна.— В прошлом году, когда я была в санчасти полка...
Ее рассказ был прерван приходом доктора Ляшко.
— Беседуете? — спросил он.— Садитесь, садитесь, почему встали?
Он с любопытством посмотрел на Шуру.
— Не слышали о нашем происшествии? — спросила Вовк.— Сегодня она явилась к нам, отстала от части.
— Как это случилось, что вы зашли в «гарем», Иван Кириллович? — сказала Алла Сергеевна.
Главный хирург в шутку называл гаремом палатку, где жили женщины-врачи. Сейчас шутка не произвела на него впечатления, он молчал.
— У меня к вам следующая просьба,— наконец сказал он,— прошу вас сейчас же погасить свет и лечь отдыхать. Мне нужно, чтобы к утру вы как следует отдохнули. Вот и все.
И не пожелав обитательницам «гарема» доброй ночи, он вышел из палатки.
— Все ясно, начинаются дела, очень важные дела,— сказала Вовк.— Люся Сергеевна, вот завтра увидите настоящую войну, до этого был мир.
Сердце Люсик беспокойно сжалось.
— Давно пора,— сказала Алла Сергеевна.
— Что же мне делать? — чуть не плача прошептала Шура.
— Пока ляжешь со мной отдыхать,— сказала Вовк.— Ну, я тушу свет, приказ есть приказ.
Это была ночь на девятнадцатое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Перестрелка утихла. В Арчадинской долине молча стояли деревья, пригнувшиеся под тяжестью снега. Противник в эту ночь не освещал ракетами прибрежные холмы, как делал это обычно. Порой раздавались одиночные выстрелы. Луна, которая вечером то появлялась, то исчезала, скрылась сейчас в облаках.
Земля спала, а может быть, лишь казалось, что она спит.
VIII
Люсик внезапно проснулась,— ей показалось, что от ужасного подземного грохота раскалывается земля.
— Мария! — крикнула она.
— Я здесь, Люся Сергеевна! — отозвалась Вовк. Она уже была на ногах.— Это наши бьют.
Мария обняла Люсик.
— Выйдем, поглядим.
Земля дрожала от мощных ударов артиллерии, в небе вспыхивали тысячи молний. Казалось, что содрогается вся Вселенная.
— Люся Сергеевна! Наступил счастливый день! — воскликнула Вовк.
— Как это я потеряла своих, что мне делать? — жалобно спрашивала Шура Ивчук.
— Хватит, Шура,— резко сказала Вовк. Казалось, над их головами мчится сплошной поток
огня и стали. Небо раскололось. Боевое зарево окрасило в красный цвет белые полотнища медицинских палаток.
Мария вбежала в палатку, стала трясти за плечо Аллу Сергеевну, но та лишь подняла голову, ничего не понимая, огляделась и снова закрыла глаза.
— Вставайте, Алла Сергеевна, начинается большое сражение!
— Знаю, знаю.
Люсик, вернувшись в палатку, с удивлением смотрела на Аллу Сергеевну. «Алла храбрая, а я боюсь»,— подумала она.
Еще ночной мрак не рассеялся, порывами дул предутренний холодный ветер, а небо стало светлым от гневного огня войны. Все врачи, сестры, санитары, а вместе с ними и легкораненые вышли из изб и палаток, смотрели на запад.
Кто-то осторожно взял Люсик за руку. Она оглянулась. Это был Ляшко.
— Доброе утро, Люся Сергеевна!
— Да, утро доброе, я думаю, для нас для всех,— добавил стоявший рядом Кацнельсон.
Голос Кацнельсона тонул в грохоте канонады.
Рассвело. На западном берегу Дона, за грядой холмов, поднималась, закрывая горизонт, стена черного дыма. Советские снаряды шли в сторону этой стены, зарывались в ее толщу. Она подымалась все выше и выше, ширилась, наливалась густой чернотой. А в небе возник новый звук — гул моторов сотен советских бомбардировщиков.
Звенело, гудело небо, дрожала, ревела, содрогалась земля.
Люсик казалось, что на западном берегу Дона не осталось живого существа и что, когда замолкнет грохот пушек, там водворится мертвая неподвижность и тишина.
— С первых дней войны я не видел такого огня, может быть, за всю историю войн не бывало такого. Вы понимаете, что происходит! Этот день войдет в века! — проговорил Кацнельсон.
Люсик все смотрела на огонь, охвативший ноябрьское небо, на черный дым, стоявший над землей. Казалось, этот великий огонь и грохот никогда не прекратятся.
— Люся! — Алла Сергеевна обняла Люсик.— Почему ты не радуешься, не улыбаешься?
Люсик молчала. Она была словно околдована... Как сквозь сон она слышала возбужденные голоса людей, не понимая смысла их слов, улыбок. Мысль ее оцепенела.
— Прошел час и пять минут,— торжественно произнес Кацнельсон, поднося часы к глазам,— скоро в бой пойдут танки.
— Шура, куда ты, Шура? — вдруг вскрикнула Маруся.
Вовк побежала было вслед за Шурой в сторону Дона, но вскоре вернулась. Запыхавшись от бега, она проговорила:
— Не смогла ее догнать, убежала...
— И правильно сделала,— сказала Алла Сергеевна,— я понимаю ее. Мыслимо ли в такой день не быть в своей воинской части.
Вовк сказала:
— Глупая девчонка, где она сейчас найдет своих танкистов? Зря погибнет.
Перед операционной остановились две грузовые автомашины. Это прибыли первые раненые.
— Откуда берутся раненые, ведь противник не отвечает на наш огонь? — спросил Кацнельсон медсестру, сопровождавшую раненых.
— Кто вам сказал, что немцы молчат? — удивилась медсестра.— Их дальнобойная артиллерия все время бьет по нашим окопам.
Главный хирург наблюдал, как сгружают раненых с машины. Повернувшись к работникам медсанбата, он сказал:
— Надо выделить несколько человек для работы на передовой, должны пойти два хирурга, пять санитаров и сестра.
— Очень хорошо, я пойду! — решительно сказал Кацнельсон.
— Вы останетесь здесь,— Сказал Ляшко,—мне приказано отправиться с этой группой и продвигаться с войсками, если, конечно, наши продвинутся вперед.
— Продвинутся, товарищ военврач второго ранга,— сказала медсестра,— да еще как продвинутся. Сейчас наши поднимутся в атаку. Немцам негде закрепиться; по ту сторону от Клетской начинается совершенно открытая территория.
Ляшко сердито прервал ее:
— Хватит рассуждать. Скорее вносите раненых. Я вижу, все стали стратегами.
— Я видела, поэтому и говорю,— ответила медсестра,— я была там.
— Вы были там, а сейчас вы здесь, значит, помогайте сгружать раненых.
IX
Пехота, затаив дыхание, ждала окончания огневой подготовки, ждала, пока закончат свою могучую работу артиллерия, минометы, «катюши», воздушные бомбардировщики.
Сотни тысяч бойцов ждали мгновения, когда над окопами взлетят в воздух красные ракеты — сигнал атаки. Но артиллерийская подготовка все продолжалась.
Веселый лежал на броне танка, подоткнув под скулу воротник белого полушубка, и шумно, взволнованно дышал. Выкрашенные в белое танки сливались со снежными сугробами. Танки готовились войти в прорыв, прорубленный артиллерией и пехотой.
«Да разве хоть один живой немец мог остаться после такой артподготовки!» — думал Веселый. Ему было стыдно перед самим собой: еще недавно он сомневался в победе.
Правда, он никому не говорил об этих сомнениях, но они мучили его днем и ночью.
Мог ли знать Веселый, сколько могучих сил, сколько стали и взрывчатки собрано для наступления? Он полагал, что врага нужно остановить огнем автоматов и трехлинейных винтовок. Видя шквал огня, слушая грохот сотен тысяч орудий, солдат Веселый ощутил чувство гордости, спокойной силы. Гордился он и тем, что капитан-танкист взял его на командирский танк... Капитан сказал, что одновременно наступают несколько фронтов. Значит, не только здесь гремят пушки, значит, настал решающий час войны. Казалось, зимний воздух раскалился.
Веселый поднял голову, взглянул в сторону противника. Там густо рвались снаряды, дымный мрак навис над землей.
И вот в зимнем небе вспыхнули красные ракеты. Моторы танков зарычали все разом. Веселого сильно качнуло. Танк вздрогнул и двинулся вперед. Крепко стиснув зубы, Веселый оглядывался вокруг себя. Справа и слева от него шли белые танки. На них лежали солдаты в белых полушубках. В воздухе слышался посвист пуль, несколько раз неподалеку от танка, на котором был Веселый, рвались снаряды. При каждом разрыве Веселый прижимал голову к основанию башни, слышал лязганье осколков по броне. Расстояние до противника сокращалось все больше и больше. Вот уже вдали видны немецкие окопы. Сейчас танк должен проутюжить их. Веселый весь напрягся, положил палец на спусковой крючок автомата, приподнялся. Но удивительное дело: не слышно треска автоматов, разрывов гранат, молчат пулеметы. Танк прошел через вражеские окопы и помчался дальше. Веселый увидел трупы в желтых шинелях, в белых папахах. «Румыны»,— подумал он. Огонь артиллерии противника усилился. Снаряды, давая перелет, проносились над танком. Танк, не сбавляя скорости, шел вперед. Вот показалась вторая линия вражеских окопов. Сейчас, сейчас танк проутюжит и эти окопы. Из окопов стреляют пулеметы, в окопах рвутся советские снаряды. Дым и комья земли закрывают окопы, слышен скрежет ударяющихся по броне танка осколков. Танк с ходу ведет орудийный и пулеметный огонь, пламя вырывается из орудийного ствола, а тут же совсем рядом голова Веселого. Из дула пулемета вылетают пучки огня. Мотор танка ревет. Дым впереди рассеивается. Снежная целина взрезана сотнями танковых гусениц — война вспахала землю. Снег почернел от боевой копоти. Танк заносит, бросает, он проваливается в ямы. При каждом толчке Веселый сильно ударяется грудью о башню, судорожно прижимается к броне. Вот танк подходит ко второй оборонительной линии неприятеля. Видны торчащие в разные стороны бревна, разрушенные блиндажи, разорванная колючая проволока, исковерканные орудия, пулеметы. Несколько в стороне от окопов стоят обгоревшие черные танки с опущенными к земле дулами орудий, валяются трупы лошадей, а дальше снова лежат трупы румынских солдат.
Танк проутюжил окоп и, развернувшись, остановился.
Из окопов выскакивают, бегут румынские солдаты. Веселый прикладом автомата ударил о башню танка и крикнул: «Налево, налево!»
Услышал ли его капитан или нет, Веселый не понял. Танк вновь двинулся вперед. По правую и левую сторону от него шли советские танки. Они с ходу стреляли по бегущим румынским солдатам и по уцелевшим огневым точкам. Командирский танк на большой скорости повернул на юг, чтобы перерезать путь бегущим румынам. Они остановились, подняли руки. Танк остановился. Были ясно видны высокие белые папахи из овчины, смуглые лица, полные ужаса глаза.
Капитан вылез из танка и громко крикнул:
— Бросай оружие!
Большинство румын бросило оружие еще во время бегства, те же у кого в руках оставались винтовки или автоматы, тут же поспешно бросили их в снег.
Остальные советские танки, не останавливаясь, двигались вперед, преследуя врага.
— Веселый, прыгай вниз, гони румын в тыл! — крикнул капитан.
Веселому очень не хотелось уходить в тыл, наступление шло так успешно!
Радист доложил капитану, что дан приказ продолжать движение, углубить прорыв.
На холме показалась идущая за танками пехота.
— Гони их в тыл, Веселый! — снова крикнул капитан.
В эту минуту вокруг стали рваться снаряды. Пленные легли на землю, капитан побежал к танку. Веселый увидел, что огонь ведут стоящие в лощине вражеские танки. Он побежал за капитаном к танку. Пробежав несколько шагов, он вдруг негромко ахнул, упал на землю. Через несколько часов он пришел в себя в палатке медсанбата.
Веселый лежал на койке, под белым полотняным небом. Чья-то добрая рука гладила его по голове. Рядом неярко горела свеча.
X
— Где я... кто ты? — спросил Веселый.
— В медсанбате. А я врач, меня зовут Люся Сергеевна.
Он попросил воды, выпил два глотка, посмотрел вокруг.
— Хочу спать,— прошептал Веселый.
Когда он проснулся, было светло. Он услышал стоны. Веселый вспомнил имя вчерашнего врача «Люся Сергеевна»... Ее рука касалась его лба, рука была такой ласковой.
— Сестра...
— Миша, Веселый,— тихо произнес лежащий рядом раненый.— Не узнаешь, Миша, это я, Ухабов?
В палатку вошла Люсик. Веселый уже пришел в себя,— он разговаривал с лежащими рядом товарищами.
Люсик подошла к нему, положила руку на его влажный, горячий лоб. Он полузакрыл глаза, негромко произнес:
— Мне показалось, что это рука моей матери. Люсик готова была сделать все, чтобы спасти жизнь
этому тяжелораненому парню. Она гладила Веселого по светлым волосам, ласково смотрела в глаза.
— Меня отправят в тыл, Люся Сергеевна? — спросил он, медленно, старательно произнося ее имя.
— Должны отправить, чтобы вы быстрее поправились.
— Рана тяжелая?
— Да, нелегкая, но у вас крепкий организм, вы справитесь с ней.
Он помолчал, потом спросил:
— Сильно сопротивляются?
— Сдаются целыми частями,— сказала Люсик,— вот недавно бойцы провели мимо нас в тыл тысячи пленных.
Веселый снова закрыл глаза. Он вспомнил румын, махавших платками, их белые высокие папахи. И вспомнился ему генерал Луганской, разглядывающий окоп Веселого. Этот окоп теперь засыпан снегом, он далеко, далеко на тыловой, тихой земле.
— Люся Сергеевна,— прошептал он,— я хочу попросить вас об одном деле. Напишите письмецо... Вы напишите, а я подпишу.
Ему захотелось написать Луганскому.
Задыхаясь, делая долгие паузы, Веселый продиктовал:
— ...Я ранен, меня привезли в медсанбат, сделали операцию. За мной хорошо ухаживают, только боюсь, что потом я потеряю свою часть. Очень прошу, товарищ генерал, не отправляйте меня в тыл, чтобы мне не потерять своих товарищей.
Голос Веселого прервался. Люсик быстро отложила карандаш и бумагу, взяла Веселого за руку, стала проверять пульс. Лоб юноши холодел, лицо бледнело. Он широко открывал рот, стараясь побольше вдохнуть воздуха, голубые, ясные глаза его начали тускнеть.
XI
Выписавшись из госпиталя, Аршакян направился в политуправление фронта. Там, в отделе кадров, ему предложили выехать на Кавказ для прохождения службы во вновь сформированных национальных воинских частях.
В первую минуту это предложение показалось ему очень заманчивым, и он возликовал.
Начальник отдела кадров, видя, как обрадовался Тигран, с усмешкой сказал: «Конечно, вы поедете на Кавказ, если сами того желаете, в противном случае...»
Вскоре воодушевление первых минут прошло. Аршакяна сомнения: ехать или не ехать? Совесть стала тревожить его,— ведь о нем могут плохо подумать люди, с которыми он сроднился, столько пережил вместе. Ведь его дивизия тоже национальная, самая старая армянская воинская часть, которая по приказу наркома со второго декабря 1920 года именовалась частью Армянской Красной Армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84