Одна бригада дерётся, вся армия стоит. Приказываю: рубеж Барут — Луккенвальде через болото переходить по нескольким маршрутам развёрнутым боевым порядком. Не теряйте время. Исполнение донести. Конев. 20.4.45 г.»
И ещё.
"Катукову, Попелю.
1-й гвардейской танковой армии поручается историческая задача первой ворваться в Берлин и водрузить знамя Победы. Лично вам поручаем организовать исполнение. Пошлите от каждого корпуса по одной лучшей бригаде в Берлин и поставьте им задачу не позднее 4-х часов утра 21.IV любой ценой прорваться на окраину Берлина.
Жуков, Телегин, 20.IV.45 г."
Выполняя это распоряжение, сразу ринулась вперёд, напролом самая прославленная наша 1-я гвардейская танковая бригада, отличившаяся ещё в сражении за Москву: та бригада, которая затормозила продвижение армии Гудериана от Орла на север, а потом, под руководством Михаила Ефимовича Катукова, тогда ещё полковника, умело действовала на Волоколамском направлении. Я в ту пору писал представление на преобразование бригады в гвардейскую; из неё, из этого корня, выросли все наши гвардейские танковые армии. Она, конечно, заслужила честь, и здесь, под Берлином, быть первой. Но вообще-то вводить танки в большой город с лабиринтами узких улиц, к тому же заваленных обломками рухнувших зданий, перегороженных баррикадами, — это совершенно противу правил. Танки — они же для открытых пространств, для манёвра, для стремительного удара. В городе они теряют все свои преимущества, становятся лёгкой добычей для засевшего в укрытиях неприятеля, в том числе для гранатомётчиков и фаустпатронников. Оба маршала безусловно знали об этом, по пренебрегли, бросив вперёд не пехоту, а бронированные машины, дабы скорее достигнуть желанной цели.
Когда-то при расстреле царским правительством демонстраций трудящихся, в апартаментах Зимнего дворца возникла пресловутая фраза: «Патронов не жалеть!» Почти забыв о её происхождении, фразу эту повторяли на полях Первой мировой, а затем и гражданской войны. С боеприпасами всегда было туго, но при решительной схватке звучали команды: «Патронов не жалеть!» Или: «Снарядов не жалеть!» Теперь Жуков и Конев дали указания, сводившиеся в общем к одному смыслу: танков не жалеть! Однако как ни состязались маршалы, а война шла по своим непредсказуемым законам. Даже полководцы с таким твёрдым характером, как у Жукова, с такими средствами и возможностями, какими располагал он, далеко не всегда способны определять развитие событий. И первыми в Берлин вступили вовсе не те и не там, где и кому было предписано. И не танкисты. И даже не пехота.
Для объективности приведу цитату из книги воспоминаний Георгия Константиновича Жукова:
"20 апреля, на пятый день операции, дальнобойная артиллерия 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, которой командовал генерал-полковник В. И. Кузнецов, открыла огонь по Берлину. Начался исторический штурм столицы фашистской Германии. В это же время 1-й дивизион 30-й гвардейской пушечной бригады 47-й армии, которым командовал майор Л. И. Зюкин, также дал залп по фашистской столице.
21 апреля части 3-й ударной, 2-й гвардейской танковой, 47-й и 5-й ударной армий ворвались на окраины Берлина и завязали там бои. 61-я армия, 1-я армия Войска Польского и другие соединения 1-го Белорусского фронта быстро двигались, обойдя Берлин, на Эльбу, где предполагалась встреча с войсками союзников".
Из этого отрывка, согласитесь, невозможно понять, кто же все-таки был первым и как это произошло. О важном событии Жуков говорит как-то вскользь, сквозь зубы. Не хотел, что ли, выделять кого-либо особенно, тем самым недооценивая других: все, дескать, воевали, все молодцы. Столь же скупо об историческом свершении донёс в Ставку Иван Степанович Конев, сообщивший, что 22 апреля 3-я гвардейская танковая армия под командованием генерала П. С. Рыбалко ударом с юга на север прорвала внешний оборонительный обвод Берлина и к исходу дня захватила его южную окраину. Сдержанность Конева можно понять: гонку за славой он не выиграл. Но Жуков-то почему так скуп на слова, хотя о событиях менее значительных пишет куда как подробнее. Уверен, у него нашлись бы интересные факты, проявилось больше эмоций, если бы самой первой в Большой Берлин ворвалась рождённая под его крылом и выпестованная им 1-я гвардейская танковая армия генерала Катукова, на что Жуков, собственно, и рассчитывал. Или прославленная сталинградская армия генерала Чуйкова, тоже близкая сердцу Георгия Константиновича. Ну, хотя бы 5-я ударная армия генерала Берзарина, которую Жуков привык уже считать «своей». Но нет, отличилась 3-я ударная армия, которая была для Георгия Константиновича вроде бы падчерицей. Она хоть и зарождалась в Москве, в Серебряном бору, но возле столицы не воевала, а начала свой путь от истоков Волги, от Селигера и оттуда, через леса и болота, дошла до Балтийского моря. За время войны Жуков бывал в этой армии наездами несколько раз, когда Сталин посылал его на месте решать возникавшие сложности. А главным, пожалуй, являлось то, что 3-ю ударную Георгий Константинович получил на усиление своего фронта вместе с командармом — генералом Симоняком, которого терпеть не мог: при одном лишь упоминании этой фамилии наливался гневом и терял объективность. Перед началом Берлинской операции, как мы уже говорили, Жуков добился своего, не мытьём, так катаньем «выжил» генерала Симоняка, а командовать 3-й ударной назначил своего заместителя, уважаемого и достойного генерала Кузнецова. Однако въевшуюся недоброжелательность сразу не искоренишь. Радовался, конечно, Георгий Константинович достигнутому успеху, но не было на душе безоблачного торжества. Вот и поделил славу на всех.
Правильно говаривал Иосиф Виссарионович: поражение — всегда сирота, а у победы обязательно объявятся сто отцов. Настоящий-то один, но кто? В военной сумятице не сразу отыщется, а то и не найдётся вовсе, затмится теми, кто умеет себя показать. У Твардовского есть такие строчки:
Срок иной, иные даты.
Разделён издревле труд:
Города сдают солдаты,
Генералы их берут.
Точно! В первый период войны, когда отступали, с горечью слушали мы по радио и читали сообщения Совинформбюро, от которых щемило сердце: «После упорных боев наши войска оставили город…» Наши безымянные войска, солдаты и офицеры. А потом, гордясь и радуясь, воспринимали приказы Верховного главнокомандующего с перечислением освобождённых населённых пунктов, городов и столиц, с обязательным перечислением генералов, чьи армии, корпуса и дивизии отличились в боях. Вот они, творцы побед, и где-то в тени оставались те, кто шёл в атаку, в разведку, бросал гранаты, стрелял… Но, ей-богу, не генерал же первым перебежал, перескочил, прорвался через кольцевую дорогу в Большой Берлин! А кто? Кого надлежит вписать в праведную книгу истории? О ком я должен буду доложить Верховному главнокомандующему?
Выяснить оказалось не просто. Донесения поступали, с запозданием и необязательно в письменном виде, чаще по телефону. Свидетелей попробуй разыскать в кипенье огромной битвы. Я съездил в 79-й корпус, перелистал доклады-донесения в штабе 3-й ударной армии и в штабе фронта, пока составил своё мнение. Однако читателю интересней познакомиться не с моими выводами, а со свидетельством непосредственного участника тех событий. После войны у меня на столе оказался документ (нечто среднее между воспоминаниями и служебной запиской), который я хочу привести почти целиком, исключив лишь второстепенные подробности и длинноты. Вот безыскусные достоверные строки, написанные бывшим командиром батареи 86-й Краснознамённой тяжелогаубичной артиллерийской бригады Резерва Главного Командования (РГК), которая в апреле 1945 года действовала в составе 79-го стрелкового корпуса генерала С. Н. Переверткина. Запомните, пожалуйста, номер корпуса и фамилию его командира — о них пойдёт речь впереди. А сейчас — слово бывшему комбату Леониду Иннокентьевичу Дурсеневу.
"Четверо суток взламывали оборону, возведённую гитлеровцами от Одера до самой фашистской столицы. Задача осложнялась тем, что мощные оборонительные укрепления были укрыты в вековом лесу. Плохая видимость мешала артиллерии и танкам оказывать действенную помощь нашей пехоте. Однако стрелковые части медленно, но верно пробивались вперёд, каждая борясь за честь первой ворваться в Берлин.
Только во второй половине дня 20 апреля части 79-го стрелкового корпуса, которому была придана наша бригада, смогли наконец выйти на западную окраину лесного массива. Дальше расстилалась чистая равнина. На ней в 3-х километрах виднелся город Вернойхен, а перед ним аэродром с пятью или шестью самолётами.
До Берлина оставалось каких-нибудь 15 километров!
Появилась возможность на полную мощность использовать артиллерию. После массированного артналёта пехота организовала быстрый бросок и захватила аэродром, а вместе с ним и все оказавшиеся совершенно исправными самолёты. Затем последовал штурм Вернойхена. Город взят был с ходу.
Захваченные пленные показали, что их части понесли огромные потери и что перед нами находились лишь немногочисленные пехотные подразделения почти без артиллерии. По-видимому, на нашем участке фронта обозначился прорыв и нужно было срочно развивать успех, бросив вперёд танки. Однако у генерала Переверткина танков под рукой не было. В этой обстановке инициативу проявил наш комбриг полковник Н. П. Сазонов. Бригада была оснащена 152-миллиметровыми гаубицами, которые передвигались с помощью быстроходных гусеничных тягачей. По скорости они не уступали танкам. А во время марша по округе разносился такой гул, словно движется танковая колонна.
Эти тягачи бригада получила в 1944 году. И после этого высшее командование стало использовать бригаду не только как средство прорыва обороны, но и для совершения рейдов по тылам противника. Уйдя в прорыв и углубившись на большой скорости в тыл, бригада громила небольшие части противника, приближавшиеся к линии фронта, перерезала коммуникации и нарушала нормальное снабжение передовой. А столкнувшись со значительными силами, обходила их стороной и устремлялась дальше. Такие действия сеяли панику среди фашистов и помогали нашим наступавшим стрелковым частям быстро продвигаться вперёд. Особенно успешно действовала бригада таким образом в Висло-Одерской операции.
При сложившейся в ночь на 21 апреля 1945 года обстановке полковник Сазонов дерзнул использовать особенности своей бригады, а также накопленный им боевой опыт. Обратился к генералу Переверткину с просьбой разрешить своими силами пробиться через передний край, далее попытаться на высокой скорости преодолеть оставшиеся до кольцевой Берлинской автострады 10-12 км, перевалить через автостраду и, развернувшись уже за порогом гитлеровской столицы, орудиями открыть огонь по центру города, а силами взводов управления захватить ближайшие дома и ждать там стрелковые части, чтобы начать штурм города.
Идея нашего комбрига генералу Переверткину очень понравилась. Понимая, какое большое моральное значение для нашей армии и народа имеет начало боев непосредственно на территории Большого Берлина, он дал Сазонову своё «добро».
По замыслу Сазонова, бригада должна была прорываться в Берлин двумя колоннами в разных местах. Третий дивизион капитана М. В. Струкова, совместно с первым дивизионом майора В. П. Кирпикова, обязаны были пробиваться по шоссе, идущему на Берлин от южной окраины Вернойхена. Остальным дивизионам приказано было двигаться километра на три севернее.
Около часу ночи дивизион Струкова уже сосредоточился на южной окраине Вернойхена. Чуть позже прибыл и пристроился ему в хвост дивизион майора Кирпикова. Командиры дивизионов довели предстоящую задачу до своих офицеров. Когда она была уяснена, кто-то из молодых офицеров вспомнил, что нам предстоит повторить ту же задачу, которую выполнял 185 лет назад, будучи в ту пору ещё подполковником, великий А. В. Суворов. Это всех оживило.
Наконец, дивизионы выстроились для броска через передний край. Честь возглавить колонну была предоставлена 9-й батарее капитана Б. П. Лысенко. За нею должны были двигаться остальные подразделения 3-го дивизиона. Головным было поставлено орудие старшего сержанта А. А. Костоусова. На бортах радиатора его тягача разместились в качестве прикрытия разведчики старшего сержанта Н. П. Волынца и радисты сержанта В. В. Грачева. Остальные взводоуправленцы заняли такие же места на других тягачах и на прицепах со снарядами.
Уже была подана команда «По машинам!», когда колонну нагнал танк Т-34. Командир его (ни фамилии, ни номер танка, к сожалению, не запомнились) доложил Струкову, что прислан для оказания помощи артиллеристам в проходе через передний край. Танку было указано место перед орудием Костоусова, для того чтобы в условиях ночи ввести в заблуждение гитлеровцев и создать иллюзию, что на них движутся не артиллеристы, а танки, и этим морально подавить их. Для внезапности нападения колонна набрала максимум скорости ещё до подхода к переднему краю. Мощный гул наполнил окрестности.
При подходе к переднему краю был открыт огонь из всех видов имевшегося у нас стрелкового оружия. Застигнутые врасплох гитлеровцы смогли ответить только беспорядочной стрельбой из винтовок и автоматов. Прозвучало несколько орудийных выстрелов малых калибров. Однако в темноте огонь их был неприцельным и для нас все обошлось без потерь.
Таран удался блестяще!
Через несколько минут огонь противника остался позади, и колонна, не встречая больше сопротивления и не сбавляя хода, устремилась по шоссе, ведущему к Берлину. Вскоре справа от дороги показалось озеро. Проскочив его, колонна подошла к фольварку Блюмберг. Около него-то и проходила кольцевая Берлинская автострада. Это был порог гитлеровской столицы.
Танк, орудие Костоусова, а за ним и все остальные машины и орудия 3-го дивизиона перевалили через автостраду. Офицеры и солдаты ликовали — мечта каждого из них сбылась: ведь мы не только дошли до Берлина, но ворвались туда первыми. Самыми первыми! Причём — без единой потери!
Однако ещё не успели пересечь автостраду все орудия замыкающего 1-го дивизиона, как по голове колонны ударил крупнокалиберный зенитный пулемёт. В предрассветной мгле было видно, что он бьёт с высокого строения, стоящего впереди справа от дороги. Появились первые раненые. Комбат Лысенко решил огнём головного орудия снести строение вместе с пулемётом. Был подан сигнал остановиться. Однако танк этот сигнал не заметил и, оторвавшись от артиллеристов, скрылся в темноте в направлении на запад.
Лысенко подал команду Костоусову развернуть орудие и поразить цель. Съехав на обочину дороги, расчёт начал приводить орудие к бою. А это не такое быстрое дело: для развёртывания 152-миллиметровой гаубицы требовалось 8-10 минут.
Весь остальной народ спешился и укрылся — кто за щитами орудий, кто за тягачами. А пулемёт продолжал вести огонь. Никто не сомневался, что строчит он последние минуты — до выстрела Костоусова. После этого можно было протянуть вперёд, развернуться и начать обстрел Берлина уже с его собственной территории. Радуясь, все с нетерпением ожидали этого монета.
Однако оказалось, что радоваться было рано. Ещё не успел расчёт Костоусова привести орудие к бою, как справа со стороны просёлочной дороги, выходящей из прилегающей к автостраде рощицы, раздались винтовочные выстрелы. Пули понеслись над нашими головами.
Уже начался рассвет, и все увидели, что по просёлочной дороге в походном порядке идёт пехота. Все решили, что это наши соседи под прикрытием ночи успению продвинулись далеко вперёд и тоже оказались в Берлине. В темноте они приняли нас за фашистов и начали обстреливать. Никто не сомневался, что скоро эта ошибка обнаружится и огонь прекратится. В то же время мы были разочарованы — наше первенство в прорыве в Берлин могло стать сомнительным.
Неожиданно пехота, повернувшись в нашу сторону и открыв ураганный огонь из всех видов оружия, всей массой, даже не размыкаясь в цепи, пошла на сближение. Однако и тогда никто не сомневался, что это свои: подойдут поближе, и все встанет на своё место. Расстояние между нами сократилось наполовину, кода из рощицы, прилегавшей к автостраде, послышались звуки запускаемых дизелей. Оттуда появилось пять немецких танков с десантом на борту. Ведя огонь, они бросились на дивизион Кирпикова, перерезали его хвост и на полной скорости умчались по автостраде на юг. Их молниеносное нападение нанесло дивизиону ощутимый урон. Был тяжело ранен даже и сам командир дивизиона, майор Кирпиков.
После нападения немецких танков стало ясно, что в темноте за своих была принята вражеская пехота. Она значительно превосходила нас численностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287
И ещё.
"Катукову, Попелю.
1-й гвардейской танковой армии поручается историческая задача первой ворваться в Берлин и водрузить знамя Победы. Лично вам поручаем организовать исполнение. Пошлите от каждого корпуса по одной лучшей бригаде в Берлин и поставьте им задачу не позднее 4-х часов утра 21.IV любой ценой прорваться на окраину Берлина.
Жуков, Телегин, 20.IV.45 г."
Выполняя это распоряжение, сразу ринулась вперёд, напролом самая прославленная наша 1-я гвардейская танковая бригада, отличившаяся ещё в сражении за Москву: та бригада, которая затормозила продвижение армии Гудериана от Орла на север, а потом, под руководством Михаила Ефимовича Катукова, тогда ещё полковника, умело действовала на Волоколамском направлении. Я в ту пору писал представление на преобразование бригады в гвардейскую; из неё, из этого корня, выросли все наши гвардейские танковые армии. Она, конечно, заслужила честь, и здесь, под Берлином, быть первой. Но вообще-то вводить танки в большой город с лабиринтами узких улиц, к тому же заваленных обломками рухнувших зданий, перегороженных баррикадами, — это совершенно противу правил. Танки — они же для открытых пространств, для манёвра, для стремительного удара. В городе они теряют все свои преимущества, становятся лёгкой добычей для засевшего в укрытиях неприятеля, в том числе для гранатомётчиков и фаустпатронников. Оба маршала безусловно знали об этом, по пренебрегли, бросив вперёд не пехоту, а бронированные машины, дабы скорее достигнуть желанной цели.
Когда-то при расстреле царским правительством демонстраций трудящихся, в апартаментах Зимнего дворца возникла пресловутая фраза: «Патронов не жалеть!» Почти забыв о её происхождении, фразу эту повторяли на полях Первой мировой, а затем и гражданской войны. С боеприпасами всегда было туго, но при решительной схватке звучали команды: «Патронов не жалеть!» Или: «Снарядов не жалеть!» Теперь Жуков и Конев дали указания, сводившиеся в общем к одному смыслу: танков не жалеть! Однако как ни состязались маршалы, а война шла по своим непредсказуемым законам. Даже полководцы с таким твёрдым характером, как у Жукова, с такими средствами и возможностями, какими располагал он, далеко не всегда способны определять развитие событий. И первыми в Берлин вступили вовсе не те и не там, где и кому было предписано. И не танкисты. И даже не пехота.
Для объективности приведу цитату из книги воспоминаний Георгия Константиновича Жукова:
"20 апреля, на пятый день операции, дальнобойная артиллерия 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, которой командовал генерал-полковник В. И. Кузнецов, открыла огонь по Берлину. Начался исторический штурм столицы фашистской Германии. В это же время 1-й дивизион 30-й гвардейской пушечной бригады 47-й армии, которым командовал майор Л. И. Зюкин, также дал залп по фашистской столице.
21 апреля части 3-й ударной, 2-й гвардейской танковой, 47-й и 5-й ударной армий ворвались на окраины Берлина и завязали там бои. 61-я армия, 1-я армия Войска Польского и другие соединения 1-го Белорусского фронта быстро двигались, обойдя Берлин, на Эльбу, где предполагалась встреча с войсками союзников".
Из этого отрывка, согласитесь, невозможно понять, кто же все-таки был первым и как это произошло. О важном событии Жуков говорит как-то вскользь, сквозь зубы. Не хотел, что ли, выделять кого-либо особенно, тем самым недооценивая других: все, дескать, воевали, все молодцы. Столь же скупо об историческом свершении донёс в Ставку Иван Степанович Конев, сообщивший, что 22 апреля 3-я гвардейская танковая армия под командованием генерала П. С. Рыбалко ударом с юга на север прорвала внешний оборонительный обвод Берлина и к исходу дня захватила его южную окраину. Сдержанность Конева можно понять: гонку за славой он не выиграл. Но Жуков-то почему так скуп на слова, хотя о событиях менее значительных пишет куда как подробнее. Уверен, у него нашлись бы интересные факты, проявилось больше эмоций, если бы самой первой в Большой Берлин ворвалась рождённая под его крылом и выпестованная им 1-я гвардейская танковая армия генерала Катукова, на что Жуков, собственно, и рассчитывал. Или прославленная сталинградская армия генерала Чуйкова, тоже близкая сердцу Георгия Константиновича. Ну, хотя бы 5-я ударная армия генерала Берзарина, которую Жуков привык уже считать «своей». Но нет, отличилась 3-я ударная армия, которая была для Георгия Константиновича вроде бы падчерицей. Она хоть и зарождалась в Москве, в Серебряном бору, но возле столицы не воевала, а начала свой путь от истоков Волги, от Селигера и оттуда, через леса и болота, дошла до Балтийского моря. За время войны Жуков бывал в этой армии наездами несколько раз, когда Сталин посылал его на месте решать возникавшие сложности. А главным, пожалуй, являлось то, что 3-ю ударную Георгий Константинович получил на усиление своего фронта вместе с командармом — генералом Симоняком, которого терпеть не мог: при одном лишь упоминании этой фамилии наливался гневом и терял объективность. Перед началом Берлинской операции, как мы уже говорили, Жуков добился своего, не мытьём, так катаньем «выжил» генерала Симоняка, а командовать 3-й ударной назначил своего заместителя, уважаемого и достойного генерала Кузнецова. Однако въевшуюся недоброжелательность сразу не искоренишь. Радовался, конечно, Георгий Константинович достигнутому успеху, но не было на душе безоблачного торжества. Вот и поделил славу на всех.
Правильно говаривал Иосиф Виссарионович: поражение — всегда сирота, а у победы обязательно объявятся сто отцов. Настоящий-то один, но кто? В военной сумятице не сразу отыщется, а то и не найдётся вовсе, затмится теми, кто умеет себя показать. У Твардовского есть такие строчки:
Срок иной, иные даты.
Разделён издревле труд:
Города сдают солдаты,
Генералы их берут.
Точно! В первый период войны, когда отступали, с горечью слушали мы по радио и читали сообщения Совинформбюро, от которых щемило сердце: «После упорных боев наши войска оставили город…» Наши безымянные войска, солдаты и офицеры. А потом, гордясь и радуясь, воспринимали приказы Верховного главнокомандующего с перечислением освобождённых населённых пунктов, городов и столиц, с обязательным перечислением генералов, чьи армии, корпуса и дивизии отличились в боях. Вот они, творцы побед, и где-то в тени оставались те, кто шёл в атаку, в разведку, бросал гранаты, стрелял… Но, ей-богу, не генерал же первым перебежал, перескочил, прорвался через кольцевую дорогу в Большой Берлин! А кто? Кого надлежит вписать в праведную книгу истории? О ком я должен буду доложить Верховному главнокомандующему?
Выяснить оказалось не просто. Донесения поступали, с запозданием и необязательно в письменном виде, чаще по телефону. Свидетелей попробуй разыскать в кипенье огромной битвы. Я съездил в 79-й корпус, перелистал доклады-донесения в штабе 3-й ударной армии и в штабе фронта, пока составил своё мнение. Однако читателю интересней познакомиться не с моими выводами, а со свидетельством непосредственного участника тех событий. После войны у меня на столе оказался документ (нечто среднее между воспоминаниями и служебной запиской), который я хочу привести почти целиком, исключив лишь второстепенные подробности и длинноты. Вот безыскусные достоверные строки, написанные бывшим командиром батареи 86-й Краснознамённой тяжелогаубичной артиллерийской бригады Резерва Главного Командования (РГК), которая в апреле 1945 года действовала в составе 79-го стрелкового корпуса генерала С. Н. Переверткина. Запомните, пожалуйста, номер корпуса и фамилию его командира — о них пойдёт речь впереди. А сейчас — слово бывшему комбату Леониду Иннокентьевичу Дурсеневу.
"Четверо суток взламывали оборону, возведённую гитлеровцами от Одера до самой фашистской столицы. Задача осложнялась тем, что мощные оборонительные укрепления были укрыты в вековом лесу. Плохая видимость мешала артиллерии и танкам оказывать действенную помощь нашей пехоте. Однако стрелковые части медленно, но верно пробивались вперёд, каждая борясь за честь первой ворваться в Берлин.
Только во второй половине дня 20 апреля части 79-го стрелкового корпуса, которому была придана наша бригада, смогли наконец выйти на западную окраину лесного массива. Дальше расстилалась чистая равнина. На ней в 3-х километрах виднелся город Вернойхен, а перед ним аэродром с пятью или шестью самолётами.
До Берлина оставалось каких-нибудь 15 километров!
Появилась возможность на полную мощность использовать артиллерию. После массированного артналёта пехота организовала быстрый бросок и захватила аэродром, а вместе с ним и все оказавшиеся совершенно исправными самолёты. Затем последовал штурм Вернойхена. Город взят был с ходу.
Захваченные пленные показали, что их части понесли огромные потери и что перед нами находились лишь немногочисленные пехотные подразделения почти без артиллерии. По-видимому, на нашем участке фронта обозначился прорыв и нужно было срочно развивать успех, бросив вперёд танки. Однако у генерала Переверткина танков под рукой не было. В этой обстановке инициативу проявил наш комбриг полковник Н. П. Сазонов. Бригада была оснащена 152-миллиметровыми гаубицами, которые передвигались с помощью быстроходных гусеничных тягачей. По скорости они не уступали танкам. А во время марша по округе разносился такой гул, словно движется танковая колонна.
Эти тягачи бригада получила в 1944 году. И после этого высшее командование стало использовать бригаду не только как средство прорыва обороны, но и для совершения рейдов по тылам противника. Уйдя в прорыв и углубившись на большой скорости в тыл, бригада громила небольшие части противника, приближавшиеся к линии фронта, перерезала коммуникации и нарушала нормальное снабжение передовой. А столкнувшись со значительными силами, обходила их стороной и устремлялась дальше. Такие действия сеяли панику среди фашистов и помогали нашим наступавшим стрелковым частям быстро продвигаться вперёд. Особенно успешно действовала бригада таким образом в Висло-Одерской операции.
При сложившейся в ночь на 21 апреля 1945 года обстановке полковник Сазонов дерзнул использовать особенности своей бригады, а также накопленный им боевой опыт. Обратился к генералу Переверткину с просьбой разрешить своими силами пробиться через передний край, далее попытаться на высокой скорости преодолеть оставшиеся до кольцевой Берлинской автострады 10-12 км, перевалить через автостраду и, развернувшись уже за порогом гитлеровской столицы, орудиями открыть огонь по центру города, а силами взводов управления захватить ближайшие дома и ждать там стрелковые части, чтобы начать штурм города.
Идея нашего комбрига генералу Переверткину очень понравилась. Понимая, какое большое моральное значение для нашей армии и народа имеет начало боев непосредственно на территории Большого Берлина, он дал Сазонову своё «добро».
По замыслу Сазонова, бригада должна была прорываться в Берлин двумя колоннами в разных местах. Третий дивизион капитана М. В. Струкова, совместно с первым дивизионом майора В. П. Кирпикова, обязаны были пробиваться по шоссе, идущему на Берлин от южной окраины Вернойхена. Остальным дивизионам приказано было двигаться километра на три севернее.
Около часу ночи дивизион Струкова уже сосредоточился на южной окраине Вернойхена. Чуть позже прибыл и пристроился ему в хвост дивизион майора Кирпикова. Командиры дивизионов довели предстоящую задачу до своих офицеров. Когда она была уяснена, кто-то из молодых офицеров вспомнил, что нам предстоит повторить ту же задачу, которую выполнял 185 лет назад, будучи в ту пору ещё подполковником, великий А. В. Суворов. Это всех оживило.
Наконец, дивизионы выстроились для броска через передний край. Честь возглавить колонну была предоставлена 9-й батарее капитана Б. П. Лысенко. За нею должны были двигаться остальные подразделения 3-го дивизиона. Головным было поставлено орудие старшего сержанта А. А. Костоусова. На бортах радиатора его тягача разместились в качестве прикрытия разведчики старшего сержанта Н. П. Волынца и радисты сержанта В. В. Грачева. Остальные взводоуправленцы заняли такие же места на других тягачах и на прицепах со снарядами.
Уже была подана команда «По машинам!», когда колонну нагнал танк Т-34. Командир его (ни фамилии, ни номер танка, к сожалению, не запомнились) доложил Струкову, что прислан для оказания помощи артиллеристам в проходе через передний край. Танку было указано место перед орудием Костоусова, для того чтобы в условиях ночи ввести в заблуждение гитлеровцев и создать иллюзию, что на них движутся не артиллеристы, а танки, и этим морально подавить их. Для внезапности нападения колонна набрала максимум скорости ещё до подхода к переднему краю. Мощный гул наполнил окрестности.
При подходе к переднему краю был открыт огонь из всех видов имевшегося у нас стрелкового оружия. Застигнутые врасплох гитлеровцы смогли ответить только беспорядочной стрельбой из винтовок и автоматов. Прозвучало несколько орудийных выстрелов малых калибров. Однако в темноте огонь их был неприцельным и для нас все обошлось без потерь.
Таран удался блестяще!
Через несколько минут огонь противника остался позади, и колонна, не встречая больше сопротивления и не сбавляя хода, устремилась по шоссе, ведущему к Берлину. Вскоре справа от дороги показалось озеро. Проскочив его, колонна подошла к фольварку Блюмберг. Около него-то и проходила кольцевая Берлинская автострада. Это был порог гитлеровской столицы.
Танк, орудие Костоусова, а за ним и все остальные машины и орудия 3-го дивизиона перевалили через автостраду. Офицеры и солдаты ликовали — мечта каждого из них сбылась: ведь мы не только дошли до Берлина, но ворвались туда первыми. Самыми первыми! Причём — без единой потери!
Однако ещё не успели пересечь автостраду все орудия замыкающего 1-го дивизиона, как по голове колонны ударил крупнокалиберный зенитный пулемёт. В предрассветной мгле было видно, что он бьёт с высокого строения, стоящего впереди справа от дороги. Появились первые раненые. Комбат Лысенко решил огнём головного орудия снести строение вместе с пулемётом. Был подан сигнал остановиться. Однако танк этот сигнал не заметил и, оторвавшись от артиллеристов, скрылся в темноте в направлении на запад.
Лысенко подал команду Костоусову развернуть орудие и поразить цель. Съехав на обочину дороги, расчёт начал приводить орудие к бою. А это не такое быстрое дело: для развёртывания 152-миллиметровой гаубицы требовалось 8-10 минут.
Весь остальной народ спешился и укрылся — кто за щитами орудий, кто за тягачами. А пулемёт продолжал вести огонь. Никто не сомневался, что строчит он последние минуты — до выстрела Костоусова. После этого можно было протянуть вперёд, развернуться и начать обстрел Берлина уже с его собственной территории. Радуясь, все с нетерпением ожидали этого монета.
Однако оказалось, что радоваться было рано. Ещё не успел расчёт Костоусова привести орудие к бою, как справа со стороны просёлочной дороги, выходящей из прилегающей к автостраде рощицы, раздались винтовочные выстрелы. Пули понеслись над нашими головами.
Уже начался рассвет, и все увидели, что по просёлочной дороге в походном порядке идёт пехота. Все решили, что это наши соседи под прикрытием ночи успению продвинулись далеко вперёд и тоже оказались в Берлине. В темноте они приняли нас за фашистов и начали обстреливать. Никто не сомневался, что скоро эта ошибка обнаружится и огонь прекратится. В то же время мы были разочарованы — наше первенство в прорыве в Берлин могло стать сомнительным.
Неожиданно пехота, повернувшись в нашу сторону и открыв ураганный огонь из всех видов оружия, всей массой, даже не размыкаясь в цепи, пошла на сближение. Однако и тогда никто не сомневался, что это свои: подойдут поближе, и все встанет на своё место. Расстояние между нами сократилось наполовину, кода из рощицы, прилегавшей к автостраде, послышались звуки запускаемых дизелей. Оттуда появилось пять немецких танков с десантом на борту. Ведя огонь, они бросились на дивизион Кирпикова, перерезали его хвост и на полной скорости умчались по автостраде на юг. Их молниеносное нападение нанесло дивизиону ощутимый урон. Был тяжело ранен даже и сам командир дивизиона, майор Кирпиков.
После нападения немецких танков стало ясно, что в темноте за своих была принята вражеская пехота. Она значительно превосходила нас численностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287