«За честь и славу России я бы сама в последнем баталион-каре голову свою положила». А Светлана к потёртому Люсе на свидание бегает. Унаследовала, значит, от бабки, от матери их повышенный темперамент, подавлявший рассудок. А исторической масштабности, огромности Сталина и его дел не прочувствовала, не восприняла. Слишком мала была дистанция, чтобы охватить величие. Воспринимала его привычно, по-домашнему, только как отца, как обычного человека, со всеми присущими слабостями. Это вообще-то закономерно: если редко бывают пророки в отечестве своём, то уж в семье тем более. Особенно не везёт в этом отношении людям выдающимся, деятельным, сильным. Может, слишком много даёт природа им самим за счёт потомков. У царя Петра — безвольный и плаксивый сын Алексей. У той же Екатерины Второй — чудаковатый, мягко выражаясь, Павел. Ну и у Сталина ни сыновья, ни дочь, как начало выясняться, не пошли в отца. Слабое, конечно, утешение эти аналогии, но куда от них денешься…
2
Пока великовозрастный ухажёр по командировке «Правды» изучает фронтовую жизнь где-то под Сталинградом, а успокоившаяся Светлана прилежно занимается в московской школе № 175, получая заслуженные «пятёрки», самое время сказать о том вреде, который причинил многим людям, миллионам людей, Каплер своим необдуманным поведением. У таких деятелей, как Сталин, личное неразрывно связано с общественным. Хотел того Каплер или нет, скорее всего не хотел, но он спровоцировал Иосифа Виссарионовича на новую вспышку антисионизма, которая не угаснет до самой смерти, превратив интернационалиста Сталина в убеждённого активного «жидоеда». Увы, это так.
Пунктирно проследим предысторию. Сразу после Октябрьской революции Сталин становится наркомом по делам национальностей и лучше других видит удивительную аномалию. В стране, где евреев всего два-три процента, они захватывают почти все руководящие посты в партии, в государстве, в карательных органах. Нагло осуществляют местечковый лозунг: «Дайте нам равные права, а остальное мы возьмём сами». И берут, отбрасывая тех, кто мешает. Свердлов и Троцкий приступают к уничтожению казачества, Сталин, Ворошилов, Будённый срывают их замыслы, к середине тридцатых годов вообще восстанавливая донскую и кубанскую конницу даже с её особой традиционной формой. Далее. В ответ на «белый террор» объявляется «красный террор». Только в Петрограде под руководством Зиновьева при одобрении Троцкого без суда и следствия ликвидировано около десяти тысяч лучших представителей русской интеллигенции. В этом огромном трагическом списке нет ни одной еврейской фамилии. Зато освободившиеся квартиры и должности сразу же были заняты новыми лицами, понятно какими. Сталин в ту пору ещё не имел такого влияния, чтобы остановить расправу.
Многие годы своей жизни отдал Иосиф Виссарионович борьбе с Троцким и его приспешниками за превращение Советского Союза в могучую независимую державу. Против тех, кто хотел видеть Россию полуколонией, сырьевым придатком американо-английского империализма. Помню, как сетовал: «До чего нахальны, до чего беспардонны. Гонишь через дверь — они в окно лезут. Выбросишь из окна — они через форточку… Дали им область на Амуре, они теперь Крым под свою республику требуют».
К концу тридцатых годов, когда был уничтожен Троцкий, смещены с высоких постов его последователи, установлена в руководящих звеньях некая национальная пропорциональность, пресловутый «еврейский вопрос» начал затухать сам собой. Наверное, он и вообще исчез бы, если бы представители еврейской нации не возбуждали его. Они действительно стучали во все двери, лезли во все щели, требуя особых преимуществ. Добились же, что создан был у нас Еврейский антифашистский комитет, единственный такой комитет по национальному признаку. «Триумвират» соорганизовался — ну, не могли они жить спокойно, как все. Одни неприятности от их претензий.
В своё время Иосиф Виссарионович очень болезненно воспринял женитьбу Якова на Юлии Мельцер. Считал, что её специально «подсунули» для проникновения в семью Сталина, чтобы влиять на него. У многих руководящих деятелей жены были еврейки, это сказывалось, а тут ещё и сталинского сына окрутили. Однако с годами заросла и эта боль, особенно с началом войны, сплотившей людей разных национальностей против общей беды. И вот снова соль на едва зажившую рапу. Иосиф Виссарионович надеялся породниться в будущем с русской семьёй верного друга Жданова, а тут вдруг этот Люся Каплер.
Прошёл месяц, наполненный сложными военными событиями: судьба человечества решалась на Волге. Не до ухажёра-киношника. Лишь однажды Иосиф Виссарионович спросил меня:
— Где этот евреец?
Вероятно, по ассоциации с привычными словами «горец», «чеченец», «европеец», «абхазец» вырвалось у Сталина слово «евреец», и впоследствии он все чаще употреблял его: без уничижения, но c иронией.
Я ответил, присовокупив, что вот вроде все и обошлось, затихло. Иосиф Виссарионович с сомнением покачал головой. И оказался прав. Каплер вскоре вновь заявил о себе, причём самым неожиданным и скандальным образом. В «Правде» появился его материал, а точнее письмо из Сталинграда от некоего лейтенанта Л. любимой женщине, живущей в Москве. Ладно, если бы рассказывал о боях, о военных переживаниях, так нет же: значительная часть письма была посвящена лирическим воспоминаниям о встречах, о прогулках — этакое своеобразное объяснение в любви. Был указан и адрес: центр столицы. «Ты видишь из окна зубчатые стены Кремля».
Флёр был слишком прозрачен, намеренно прозрачен. Те, кто хоть что-то слышал о взаимоотношениях Каплера и Светланы (а слышали к тому времени многие), сразу поняли, и о чем и о ком идёт речь. Сценарист попёр напролом, заявив о своих притязаниях. Для Иосифа Виссарионовича это была весьма неприятная новость.
Что толкнуло Каплера на столь решительный и рискованный поступок? Безрассудство любви? Ну, какое уж там безрассудство у опытного сорокалетнего мужчины, избалованного вниманием женщин. Скорее наоборот — Каплер осознанно пошёл на риск, считая, что теперь самая подходящая обстановка для достижения цели. Упустишь время — Светлана повзрослеет, задумается, прислушается к советам. Куй железо, пока горячо, используй невероятнейшую удачу — возможность подняться на самую вершину Олимпа. Письмо с фронта, дым сталинградского сражения — это романтика для юной девичьей души. Светлана сейчас готова на все, она восхищена его смелостью, она защитит его перед грозным отцом. И не только она, но и сами обстоятельства. Каплер не какой-то «человек с улицы», а создатель киноленинианы, орденоносец, всему миру известный, его просто так со сцены не уберёшь. Зачем честолюбивому Сталину семейный скандал, зачем выставлять себя на посмешище?! Не лучше ли сесть рядком да поговорить ладком. Любовь побеждает, брешь пробита, и все довольны. А почему бы нет?! Алексей Яковлевич Лениниану создал, а ещё и Сталиниану сотворит. Вместе со Светланой.
Вернувшись в Москву, Каплер пошёл на дальнейшее обострение ситуации. Он знал, что за ним следят, что телефонные разговоры прослушиваются. Светлана просила, умоляла его быть осторожным. Он не внимал. Он искал свиданий. Впрочем, и она тоже. Обстановка накалялась. Через Власика Каплеру было предложено место в одном из дипломатических представительств в далёкой спокойной стране. Он отказался. Предложили поехать в Ташкент снимать новый фильм. Это его больше устраивало, но он не спешил.
28 февраля 1943 года Светлане исполнилось семнадцать лет. Условились отметить праздник вдвоём. Заранее был взят у Василия ключ от пустой квартиры на улице Чкалова, где брат встречался и развлекался обычно с друзьями-подругами. Охранник вынужден был остаться в первой комнате. Светлана и «милый Люся» ушли в соседнюю. Там был широкий диван. Некоторые подробности этого последнего свидания поведала в своих воспоминаниях сама Светлана. «Мы обнялись с Люсей, прижались друг к другу».
Сталину доложили не сразу. Власик ждал подходящего момента, чтобы взрыв был не слишком оглушительным, и, как нередко случалось у пего, получил результат «полностью наоборот». В ночь на 3 марта Иосиф Виссарионович особенно долго задержался в своём кабинете. Новости с фронта были хорошие, настроение, соответственно, благодушное, чем и воспользовался прямолинейный Николай Сергеевич. Но слишком резким был контраст, слишком тяжела новость для утомлённого, расслабившегося человека. На какое-то время он утратил контроль над собой. Власик потом говорил мне, что никогда не видел Сталина в таком бешенстве. Дрожали побелевшие непослушные губы.
— Скурвилась! — выдавил он. — Меры?
— Каплер арестован. Вчера.
— Основание?
— Связь с английской разведкой, запись телефонных переговоров с иностранными корреспондентами.
— На север! К черту на рога!.. Где она?
Власик взглянул на часы:
— Собирается в школу.
Задыхаясь от гнева, от быстрой ходьбы, ворвался Сталин в комнату дочери. Вид его был настолько страшен, что Светлана отшатнулась.
— Мразь! — выкрикнул он. — Твои ровесники на фронте! Гибнут! У станков падают. А ты бесишься! За спиной отца! Блядствуешь!
Светлана слова вымолвить не могла, только рот открывала и пятилась за спину няни-прислуги.
— Где его письма, где фотографии?
— Но я люблю его! — вырвалось, наконец, у неё.
— Шантажиста, английского шпиона…
— Люблю!
— Шлюха! — Сталин ударил её по щеке. И ещё раз. Оттолкнул бросившуюся к нему няню: — Где бумаги?!
Трясущимися руками Светлана открыла ящик стола, на пол посыпались конверты, фотоснимки, листки машинописного текста…
Чуть успокоившись с помощью няни, Светлана уехала в школу. А Иосиф Виссарионович так и не лёг отдыхать. Сидя в столовой, он читал письма Каплера, наброски нового сценария, подаренные Светлане. Гнев прошёл, и Сталин почувствовал угрызения совести: никогда прежде он не был груб с дочерью, никогда пальцем не тронул её. Пощёчины, испуганный голос Светланы звучали, вероятно, в ушах.
Дождался возвращения, позвал в столовую, где на большом обеденном столе валялись клочки разорванных бумаг и фотографий. Сказал мягко:
— Подумай сама, с кем ты связалась?! Этот евреец даже писать по-русски прилично не может.
Светлана молчала, опустив голову. Вид у неё был жалкий. Сталин искал убедительных слов.
— Вокруг него столько женщин. А ты? Посмотри на себя — птенец в перьях. Какая любовь! Не тебя он хочет, к нам пролезть хочет. Устроиться на всю жизнь. Бедная девочка!
Светлана вздрогнула. Не желая того, отец ударил её в самое больное место: она ведь считала себя гадким утёнком, дурнушкой, которая не способна нравиться мужчинам. Каплер зажёг в ней надежду, дал счастливое ощущение желанной женщины. Но отец, наверное, прав, ведь у неё самой были сомнения… Да, этот удар был сильнее пощёчин… Она так и не поняла, любил ли её Алексей Яковлевич или умело играл предусмотренную роль? Об этом Светлана сама говорила и писала впоследствии. Неуверенность и сомнения помогли ей быстро преодолеть своё первое чувство. Всего лишь через год она вышла замуж. И, вероятно, в пику отцу, за еврея Григория (Марка) Мороза — сына завхоза той школы, которую окончила. Студент. На четыре года старше. Узнав о таком решении, Сталин сказал Светлане:
"Делай, что хочешь. Иди к черту с этим очередным хуппе. Выезжай из Кремля и не показывайся мне на глаза вместе с ним. Квартиру дадут". Так он благословил её.
Ну и ещё о некоторых последствиях описанной выше любовной болезни или любовного приключения — понимайте как хотите. Самое, может быть, главное — Сталин потерял дорогого, близкого человека, с которым связывал многие надежды и планы на будущее. Тёплые, доверительные отношения со Светланой не восстановятся никогда. Больше того — отчуждённость будет расти. Светлана даже не поцелует отца в гробу, а после похорон сменит фамилию, возьмёт материнскую — Аллилуева.
Из участников разыгравшегося спектакля меньше всех понёс потерь инициатор — Алексей Яковлевич Каплер. Выигрыш: влез в историю и получил настоящую возможность «изучить жизнь», что никак не вредно для сценариста вообще и киношника в частности. Высланный на пять лет в Воркуту, работал там в театре, вдали от фронта, от ранящих и убивающих пуль и осколков. Берегли одарённого человека.
В 1948 году отбывший срок Каплер был освобождён, но без права жить в Москве или посещать её. Отправился в Киев к своим родителям. Однако скучно показалось ему в древнем городе. А может, встречи со Светланой искал. Во всяком случае, нарушил запрет и явился в белокаменную. На обратном пути его сняли с поезда и вновь отправили — в уже освоенные места и опять на такой же срок. Но теперь уже не в Воркуту, а в Инту, и не в театр, а в лагерь при шахте. Однако руки углём он не замарал. Пристроился «посылочником», то есть принимал поступавшие с воли посылки для заключённых. Вернулся в Москву живым и здоровым летом 1953 года. Со Светланой они виделись, разговаривали, но никаких высоких чувств не возникло. Да и Сталина уже не было, уже поругивали скончавшегося вождя.
Женился Каплер на Юлии Друниной, замечательной поэтессе и ещё более замечательном человеке. Семнадцатилетней хрупкой девочкой из интеллигентной семьи добровольно ушла она на войну. Не в тыловой госпиталь, а медицинской сестрой в роту, на передовую, где кровь и слава, где мужество и неимоверные тяготы будничной фронтовой жизни. Видела, познала, преодолела все, что только было на той безжалостной и страшной войне. Сквозь раны и муки пронесла свою впечатлительную чистую душу.
Слышал я, что жизнь Друниной с Алексеем Яковлевичем (после первого не очень удачливого замужества) складывалась хорошо, спокойно, без изнурительных материальных забот, хотя, конечно, доставляли огорчение не только разница в возрасте (двадцать лет), но разность опыта, разность мироощущения, восприятия происходивших событий. Что выливалось и в стихах чуткой, искренней Юлии:
«Сверхчеловеки»! Их немало
Меж нами, серыми людьми.
И человечество устало
От суперменов, черт возьми!..
От тех, кому ничто другие…
И мне поднадоели «те»,
И мне знакома ностальгия
По уходящей Доброте.
И позабыть ли, как когда-то
Без гордых поз и громких слов
Вошли обычные солдаты
В легенды, в песни, в даль веков?
И суперменов клан надменный
Во всей красе раскрылся мне:
Когда иные супермены
Хвост поджимали на войне…
Ладно, что уж судить да рядить. Алексей Яковлевич скончался в сентябре 1979 года в Старом Крыму. Там и похоронили.
Ну и ещё один последний аспект этой истории, о котором я уже упоминал вскользь. Своими домогательствами Каплер нарушил то равновесие, ту национальную взаимотерпимость, которые сложились во время войны. Присущая Сталину неприязнь к троцкистам и сионистам, пропущенная теперь через призму личных переживаний, превратившаяся в постоянную боль, переросла в неугасимую ненависть к тем, кого он называл «еврейцами» и «жидами». Что, впрочем, не мешало ему нормально относиться к тем евреям, которые не блистали своей беспардонностью, не попадали в его представлении в разряд мерзких «хуппе».
Характерная деталь. На первом же после скандала с Каплером Пленуме ЦК Иосиф Виссарионович произнёс (цитирую по памяти) такие фразы: "Необходимо опять заняться проклятым вопросом, которым я занимался всю жизнь, но, как видно, немногого достиг. Это национальный вопрос…
Некоторые товарищи еврейского происхождения думают, что эта война ведётся за спасение еврейской нации. Эти товарищи ошибаются. Великая Отечественная война ведётся за спасение, за свободу и независимость нашей Родины во главе с великим русским народом".
На местах — и в тылу, и на фронте, — из этих слов были сделаны соответствующие выводы. Началось пока ещё неофициальное следствие по «крымскому вопросу», нацеленное против тех, кто слишком усердствовал в старании создать на теплом полуострове еврейскую республику. В частности, заведено было соответствующее «дело» на жену второго лица в государстве — на Полину Семёновну Карп-Жемчужину-Молотову.
3
Едва завершилась история со Светланой — «порадовал» отца разлюбезный сынок Василий. Дождливым весенним вечером, когда пилотам, как известно, делать нечего, полковник Сталин и его приятели в очередной раз «приземлились за столом», поговорили за бутылкой водки о том о сём, и решили от скуки устроить большую рыбалку. Дабы развлечься и разнообразить рацион питания личного состава своей геройской воинской части. Сказано — сделано! Наутро, изрядно опохмелившись, поехали в город Осташков, что в Калининской области. На берегу реки был накрыт стол опять же с соответствующими бутылками. А кончилось тем, что один из авиаснарядов «РС», которыми принялись глушить рыбу (что уже само по себе деяние незаконное) взорвался в руках полкового инженера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287
2
Пока великовозрастный ухажёр по командировке «Правды» изучает фронтовую жизнь где-то под Сталинградом, а успокоившаяся Светлана прилежно занимается в московской школе № 175, получая заслуженные «пятёрки», самое время сказать о том вреде, который причинил многим людям, миллионам людей, Каплер своим необдуманным поведением. У таких деятелей, как Сталин, личное неразрывно связано с общественным. Хотел того Каплер или нет, скорее всего не хотел, но он спровоцировал Иосифа Виссарионовича на новую вспышку антисионизма, которая не угаснет до самой смерти, превратив интернационалиста Сталина в убеждённого активного «жидоеда». Увы, это так.
Пунктирно проследим предысторию. Сразу после Октябрьской революции Сталин становится наркомом по делам национальностей и лучше других видит удивительную аномалию. В стране, где евреев всего два-три процента, они захватывают почти все руководящие посты в партии, в государстве, в карательных органах. Нагло осуществляют местечковый лозунг: «Дайте нам равные права, а остальное мы возьмём сами». И берут, отбрасывая тех, кто мешает. Свердлов и Троцкий приступают к уничтожению казачества, Сталин, Ворошилов, Будённый срывают их замыслы, к середине тридцатых годов вообще восстанавливая донскую и кубанскую конницу даже с её особой традиционной формой. Далее. В ответ на «белый террор» объявляется «красный террор». Только в Петрограде под руководством Зиновьева при одобрении Троцкого без суда и следствия ликвидировано около десяти тысяч лучших представителей русской интеллигенции. В этом огромном трагическом списке нет ни одной еврейской фамилии. Зато освободившиеся квартиры и должности сразу же были заняты новыми лицами, понятно какими. Сталин в ту пору ещё не имел такого влияния, чтобы остановить расправу.
Многие годы своей жизни отдал Иосиф Виссарионович борьбе с Троцким и его приспешниками за превращение Советского Союза в могучую независимую державу. Против тех, кто хотел видеть Россию полуколонией, сырьевым придатком американо-английского империализма. Помню, как сетовал: «До чего нахальны, до чего беспардонны. Гонишь через дверь — они в окно лезут. Выбросишь из окна — они через форточку… Дали им область на Амуре, они теперь Крым под свою республику требуют».
К концу тридцатых годов, когда был уничтожен Троцкий, смещены с высоких постов его последователи, установлена в руководящих звеньях некая национальная пропорциональность, пресловутый «еврейский вопрос» начал затухать сам собой. Наверное, он и вообще исчез бы, если бы представители еврейской нации не возбуждали его. Они действительно стучали во все двери, лезли во все щели, требуя особых преимуществ. Добились же, что создан был у нас Еврейский антифашистский комитет, единственный такой комитет по национальному признаку. «Триумвират» соорганизовался — ну, не могли они жить спокойно, как все. Одни неприятности от их претензий.
В своё время Иосиф Виссарионович очень болезненно воспринял женитьбу Якова на Юлии Мельцер. Считал, что её специально «подсунули» для проникновения в семью Сталина, чтобы влиять на него. У многих руководящих деятелей жены были еврейки, это сказывалось, а тут ещё и сталинского сына окрутили. Однако с годами заросла и эта боль, особенно с началом войны, сплотившей людей разных национальностей против общей беды. И вот снова соль на едва зажившую рапу. Иосиф Виссарионович надеялся породниться в будущем с русской семьёй верного друга Жданова, а тут вдруг этот Люся Каплер.
Прошёл месяц, наполненный сложными военными событиями: судьба человечества решалась на Волге. Не до ухажёра-киношника. Лишь однажды Иосиф Виссарионович спросил меня:
— Где этот евреец?
Вероятно, по ассоциации с привычными словами «горец», «чеченец», «европеец», «абхазец» вырвалось у Сталина слово «евреец», и впоследствии он все чаще употреблял его: без уничижения, но c иронией.
Я ответил, присовокупив, что вот вроде все и обошлось, затихло. Иосиф Виссарионович с сомнением покачал головой. И оказался прав. Каплер вскоре вновь заявил о себе, причём самым неожиданным и скандальным образом. В «Правде» появился его материал, а точнее письмо из Сталинграда от некоего лейтенанта Л. любимой женщине, живущей в Москве. Ладно, если бы рассказывал о боях, о военных переживаниях, так нет же: значительная часть письма была посвящена лирическим воспоминаниям о встречах, о прогулках — этакое своеобразное объяснение в любви. Был указан и адрес: центр столицы. «Ты видишь из окна зубчатые стены Кремля».
Флёр был слишком прозрачен, намеренно прозрачен. Те, кто хоть что-то слышал о взаимоотношениях Каплера и Светланы (а слышали к тому времени многие), сразу поняли, и о чем и о ком идёт речь. Сценарист попёр напролом, заявив о своих притязаниях. Для Иосифа Виссарионовича это была весьма неприятная новость.
Что толкнуло Каплера на столь решительный и рискованный поступок? Безрассудство любви? Ну, какое уж там безрассудство у опытного сорокалетнего мужчины, избалованного вниманием женщин. Скорее наоборот — Каплер осознанно пошёл на риск, считая, что теперь самая подходящая обстановка для достижения цели. Упустишь время — Светлана повзрослеет, задумается, прислушается к советам. Куй железо, пока горячо, используй невероятнейшую удачу — возможность подняться на самую вершину Олимпа. Письмо с фронта, дым сталинградского сражения — это романтика для юной девичьей души. Светлана сейчас готова на все, она восхищена его смелостью, она защитит его перед грозным отцом. И не только она, но и сами обстоятельства. Каплер не какой-то «человек с улицы», а создатель киноленинианы, орденоносец, всему миру известный, его просто так со сцены не уберёшь. Зачем честолюбивому Сталину семейный скандал, зачем выставлять себя на посмешище?! Не лучше ли сесть рядком да поговорить ладком. Любовь побеждает, брешь пробита, и все довольны. А почему бы нет?! Алексей Яковлевич Лениниану создал, а ещё и Сталиниану сотворит. Вместе со Светланой.
Вернувшись в Москву, Каплер пошёл на дальнейшее обострение ситуации. Он знал, что за ним следят, что телефонные разговоры прослушиваются. Светлана просила, умоляла его быть осторожным. Он не внимал. Он искал свиданий. Впрочем, и она тоже. Обстановка накалялась. Через Власика Каплеру было предложено место в одном из дипломатических представительств в далёкой спокойной стране. Он отказался. Предложили поехать в Ташкент снимать новый фильм. Это его больше устраивало, но он не спешил.
28 февраля 1943 года Светлане исполнилось семнадцать лет. Условились отметить праздник вдвоём. Заранее был взят у Василия ключ от пустой квартиры на улице Чкалова, где брат встречался и развлекался обычно с друзьями-подругами. Охранник вынужден был остаться в первой комнате. Светлана и «милый Люся» ушли в соседнюю. Там был широкий диван. Некоторые подробности этого последнего свидания поведала в своих воспоминаниях сама Светлана. «Мы обнялись с Люсей, прижались друг к другу».
Сталину доложили не сразу. Власик ждал подходящего момента, чтобы взрыв был не слишком оглушительным, и, как нередко случалось у пего, получил результат «полностью наоборот». В ночь на 3 марта Иосиф Виссарионович особенно долго задержался в своём кабинете. Новости с фронта были хорошие, настроение, соответственно, благодушное, чем и воспользовался прямолинейный Николай Сергеевич. Но слишком резким был контраст, слишком тяжела новость для утомлённого, расслабившегося человека. На какое-то время он утратил контроль над собой. Власик потом говорил мне, что никогда не видел Сталина в таком бешенстве. Дрожали побелевшие непослушные губы.
— Скурвилась! — выдавил он. — Меры?
— Каплер арестован. Вчера.
— Основание?
— Связь с английской разведкой, запись телефонных переговоров с иностранными корреспондентами.
— На север! К черту на рога!.. Где она?
Власик взглянул на часы:
— Собирается в школу.
Задыхаясь от гнева, от быстрой ходьбы, ворвался Сталин в комнату дочери. Вид его был настолько страшен, что Светлана отшатнулась.
— Мразь! — выкрикнул он. — Твои ровесники на фронте! Гибнут! У станков падают. А ты бесишься! За спиной отца! Блядствуешь!
Светлана слова вымолвить не могла, только рот открывала и пятилась за спину няни-прислуги.
— Где его письма, где фотографии?
— Но я люблю его! — вырвалось, наконец, у неё.
— Шантажиста, английского шпиона…
— Люблю!
— Шлюха! — Сталин ударил её по щеке. И ещё раз. Оттолкнул бросившуюся к нему няню: — Где бумаги?!
Трясущимися руками Светлана открыла ящик стола, на пол посыпались конверты, фотоснимки, листки машинописного текста…
Чуть успокоившись с помощью няни, Светлана уехала в школу. А Иосиф Виссарионович так и не лёг отдыхать. Сидя в столовой, он читал письма Каплера, наброски нового сценария, подаренные Светлане. Гнев прошёл, и Сталин почувствовал угрызения совести: никогда прежде он не был груб с дочерью, никогда пальцем не тронул её. Пощёчины, испуганный голос Светланы звучали, вероятно, в ушах.
Дождался возвращения, позвал в столовую, где на большом обеденном столе валялись клочки разорванных бумаг и фотографий. Сказал мягко:
— Подумай сама, с кем ты связалась?! Этот евреец даже писать по-русски прилично не может.
Светлана молчала, опустив голову. Вид у неё был жалкий. Сталин искал убедительных слов.
— Вокруг него столько женщин. А ты? Посмотри на себя — птенец в перьях. Какая любовь! Не тебя он хочет, к нам пролезть хочет. Устроиться на всю жизнь. Бедная девочка!
Светлана вздрогнула. Не желая того, отец ударил её в самое больное место: она ведь считала себя гадким утёнком, дурнушкой, которая не способна нравиться мужчинам. Каплер зажёг в ней надежду, дал счастливое ощущение желанной женщины. Но отец, наверное, прав, ведь у неё самой были сомнения… Да, этот удар был сильнее пощёчин… Она так и не поняла, любил ли её Алексей Яковлевич или умело играл предусмотренную роль? Об этом Светлана сама говорила и писала впоследствии. Неуверенность и сомнения помогли ей быстро преодолеть своё первое чувство. Всего лишь через год она вышла замуж. И, вероятно, в пику отцу, за еврея Григория (Марка) Мороза — сына завхоза той школы, которую окончила. Студент. На четыре года старше. Узнав о таком решении, Сталин сказал Светлане:
"Делай, что хочешь. Иди к черту с этим очередным хуппе. Выезжай из Кремля и не показывайся мне на глаза вместе с ним. Квартиру дадут". Так он благословил её.
Ну и ещё о некоторых последствиях описанной выше любовной болезни или любовного приключения — понимайте как хотите. Самое, может быть, главное — Сталин потерял дорогого, близкого человека, с которым связывал многие надежды и планы на будущее. Тёплые, доверительные отношения со Светланой не восстановятся никогда. Больше того — отчуждённость будет расти. Светлана даже не поцелует отца в гробу, а после похорон сменит фамилию, возьмёт материнскую — Аллилуева.
Из участников разыгравшегося спектакля меньше всех понёс потерь инициатор — Алексей Яковлевич Каплер. Выигрыш: влез в историю и получил настоящую возможность «изучить жизнь», что никак не вредно для сценариста вообще и киношника в частности. Высланный на пять лет в Воркуту, работал там в театре, вдали от фронта, от ранящих и убивающих пуль и осколков. Берегли одарённого человека.
В 1948 году отбывший срок Каплер был освобождён, но без права жить в Москве или посещать её. Отправился в Киев к своим родителям. Однако скучно показалось ему в древнем городе. А может, встречи со Светланой искал. Во всяком случае, нарушил запрет и явился в белокаменную. На обратном пути его сняли с поезда и вновь отправили — в уже освоенные места и опять на такой же срок. Но теперь уже не в Воркуту, а в Инту, и не в театр, а в лагерь при шахте. Однако руки углём он не замарал. Пристроился «посылочником», то есть принимал поступавшие с воли посылки для заключённых. Вернулся в Москву живым и здоровым летом 1953 года. Со Светланой они виделись, разговаривали, но никаких высоких чувств не возникло. Да и Сталина уже не было, уже поругивали скончавшегося вождя.
Женился Каплер на Юлии Друниной, замечательной поэтессе и ещё более замечательном человеке. Семнадцатилетней хрупкой девочкой из интеллигентной семьи добровольно ушла она на войну. Не в тыловой госпиталь, а медицинской сестрой в роту, на передовую, где кровь и слава, где мужество и неимоверные тяготы будничной фронтовой жизни. Видела, познала, преодолела все, что только было на той безжалостной и страшной войне. Сквозь раны и муки пронесла свою впечатлительную чистую душу.
Слышал я, что жизнь Друниной с Алексеем Яковлевичем (после первого не очень удачливого замужества) складывалась хорошо, спокойно, без изнурительных материальных забот, хотя, конечно, доставляли огорчение не только разница в возрасте (двадцать лет), но разность опыта, разность мироощущения, восприятия происходивших событий. Что выливалось и в стихах чуткой, искренней Юлии:
«Сверхчеловеки»! Их немало
Меж нами, серыми людьми.
И человечество устало
От суперменов, черт возьми!..
От тех, кому ничто другие…
И мне поднадоели «те»,
И мне знакома ностальгия
По уходящей Доброте.
И позабыть ли, как когда-то
Без гордых поз и громких слов
Вошли обычные солдаты
В легенды, в песни, в даль веков?
И суперменов клан надменный
Во всей красе раскрылся мне:
Когда иные супермены
Хвост поджимали на войне…
Ладно, что уж судить да рядить. Алексей Яковлевич скончался в сентябре 1979 года в Старом Крыму. Там и похоронили.
Ну и ещё один последний аспект этой истории, о котором я уже упоминал вскользь. Своими домогательствами Каплер нарушил то равновесие, ту национальную взаимотерпимость, которые сложились во время войны. Присущая Сталину неприязнь к троцкистам и сионистам, пропущенная теперь через призму личных переживаний, превратившаяся в постоянную боль, переросла в неугасимую ненависть к тем, кого он называл «еврейцами» и «жидами». Что, впрочем, не мешало ему нормально относиться к тем евреям, которые не блистали своей беспардонностью, не попадали в его представлении в разряд мерзких «хуппе».
Характерная деталь. На первом же после скандала с Каплером Пленуме ЦК Иосиф Виссарионович произнёс (цитирую по памяти) такие фразы: "Необходимо опять заняться проклятым вопросом, которым я занимался всю жизнь, но, как видно, немногого достиг. Это национальный вопрос…
Некоторые товарищи еврейского происхождения думают, что эта война ведётся за спасение еврейской нации. Эти товарищи ошибаются. Великая Отечественная война ведётся за спасение, за свободу и независимость нашей Родины во главе с великим русским народом".
На местах — и в тылу, и на фронте, — из этих слов были сделаны соответствующие выводы. Началось пока ещё неофициальное следствие по «крымскому вопросу», нацеленное против тех, кто слишком усердствовал в старании создать на теплом полуострове еврейскую республику. В частности, заведено было соответствующее «дело» на жену второго лица в государстве — на Полину Семёновну Карп-Жемчужину-Молотову.
3
Едва завершилась история со Светланой — «порадовал» отца разлюбезный сынок Василий. Дождливым весенним вечером, когда пилотам, как известно, делать нечего, полковник Сталин и его приятели в очередной раз «приземлились за столом», поговорили за бутылкой водки о том о сём, и решили от скуки устроить большую рыбалку. Дабы развлечься и разнообразить рацион питания личного состава своей геройской воинской части. Сказано — сделано! Наутро, изрядно опохмелившись, поехали в город Осташков, что в Калининской области. На берегу реки был накрыт стол опять же с соответствующими бутылками. А кончилось тем, что один из авиаснарядов «РС», которыми принялись глушить рыбу (что уже само по себе деяние незаконное) взорвался в руках полкового инженера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287