А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Пушкина. Сказать о генерале — «мальчик для битья» вроде бы неловко, выразимся помягче: ещё одна инстанция для сваливания ответственности. Ну и результаты были соответствующие. Если в делах домашних требуются семь нянек, чтобы дитя оказалось без догляда, то у военных достаточно двух параллельных штабов, чтобы учинить конфузию.
Штаб «энкавэдэшника Петрова» был инстанцией не только лишней, но и вносившей разлад, создававшей путаницу. Командование 46-й армии принимало одно решение, а штаб Петрова — другое, случалось, что совсем противоположное. Командованию фронтом приходилось согласовывать, увязывать, мирить… Хорошо хоть, что просуществовал этот штаб недолго. Тюленев, Бодин и я единодушно выступили против, и Берия с нашим мнением согласился.
Ещё до приезда Лаврентия Павловича по указанию Ставки было усилено очень опасное направление — Бакинское. Там создавалась оборонительная полоса по рекам Терек и Урух протяжённостью до четырехсот километров. Из отступавших дивизий (в том числе НКВД), из резервов, перебрасываемых из Закавказья и — по Каспийскому морю — из Астрахани. Возникла Северная группа войск, получившая определённую самостоятельность. Решение было правильным. Но Берия настоял на том, чтобы командующим этой сильной группой (три общевойсковых армии, гвардейский стрелковый корпус, несколько резервных дивизий и бригад) был назначен его протеже генерал-лейтенант И. И. Масленников, тот самый, который «вырос» в органах ОГПУ и НКВД, а в войска был «передвинут» перед самой войной, не имея навыков, возглавил в сражении под Москвой 29-ю армию, ничем не блеснув, а известность получил лишь тем, что не смог взять город Калинин. Для Берии же Иван Иванович был «своим человеком» в вооружённых силах, поэтому и пользовался поддержкой. Это не в обиду Ивану Ивановичу, человек он был неплохой, но так судьба складывалась.
Командуя Северной группой войск, Масленников заслужил больше упрёков за упущенные возможности, нежели похвал. Но в общем группа войск свою задачу выполнила, не пропустила немцев в нефтеносные районы и к Каспийскому морю. Берия говорил об Иване Ивановиче: «Наш надёжный боевой кадр». Не без содействия Лаврентия Павловича впоследствии выдвинут был Масленников на должность командующего фронтом. Срывался он, понижали его, но с помощью высокого покровителя всплывал вновь и вновь.
Значит, после энергичных мер, принятых Берией на Северном Кавказе и в Закавказье, положение там стабилизировалось, хотя и оставалось напряжённым. По тому времени это был заметный успех, особенно по сравнению с быстрым движением немцев на Сталинград. Повторяю: сам Лаврентий Павлович профан в военном искусстве, но тогда сложилось своеобразное и полезное сочетание: энергичность, напористость, широкие диктаторские возможности Берии и знания, воинское мастерство приехавших с ним работников Генштаба, в первую очередь генерала Бодина и полковника Штеменко. Берия не мешал им, верил им, учился у них. Хороший мозговой центр и сильное руководство — это давало ощутимые результаты. К сожалению, назначенный начальником штаба Закавказского фронта Павел Иванович Бодин пробыл в этой должности слишком короткий срок. Вскоре после того, как Берия возвратился в Москву, Бодин погиб в бою возле города Орджоникидзе. Достойный конец для генерала, но, увы, преждевременный. Бодин ещё проявил бы себя.
Ежедневно общался Лаврентий Павлович на Кавказе с Сергеем Матвеевичем Штеменко, занимавшим в ту пору должность начальника Ближневосточного отдела Оперативного управления Генерального штаба. И не просто общался: Штеменко постоянно находился рядом, «под рукой», без него Берия не выслушивал ни одного военного доклада, не принимал ни одного решения. Уверовал в способности полковника, которые действительно были недюжинными. Штеменко — штабист образованный, цепкий, умевший выделить в потоке событий основное, дать чёткую формулировку, предложить реальные меры действия или противодействия. К тому же дипломат, по мелочам начальству не противоречил, самолюбие не испытывал, но в главном мог настоять на своём. Не болтлив. Хитроват. Все это Лаврентий Павлович оценил и в дальнейшем использовал, предрешив таким образом карьеру Штеменко. А тот понимал, что без такой вот руки ему быстро не вырасти.
Втянут был Сергей Матвеевич в те сферы, куда допускались немногие, и вырваться из этих сфер он уже не мог, если бы даже очень захотел. Да он и не старался, используя плюсы своего нового положения — тайного советника и осведомителя Берии по военным вопросам. Вскоре после поездки на Кавказ был назначен заместителем начальника Оперативного управления — основного подразделения Генерального штаба. С мая 1943 года — начальник этого управления, облечённый доверием докладывать обстановку самому Верховному Главнокомандующему. И так далее, вплоть до 1948 года, когда, к удивлению многих, генерал Штеменко, в сражениях не отличившийся, тыловой, в общем-то, чиновник, был вознесён на должность начальника Генерального штаба, заместителя министра Вооружённых Сил СССР. Не было сомнений, что этот стремительный бросок подготовил его покровитель. Наверно, и в министры продвинулся бы, если бы не нараставшая рознь между Берией и Сталиным.
Конечно, в Генеральном штабе, как и во всех других военных и гражданских структурах, всегда имелись люди, «по совместительству» работавшие на нашу же разведку или контрразведку. Это не только у нас, это везде было и есть. Обычно такие люди занимают средние должности, ничем не выделяясь, а Штеменко был в этом отношении фигурой незаурядной. Безусловно, по должности он обязан был взаимодействовать на своём уровне с особыми органами, сообщать необходимые им данные, пользоваться их сведениями, рекомендациями. Так поступали и Шапошников, и Василевский, и Ватутин, и Антонов. Но они никогда не переступали официальный порог, не служили сразу двум ветвям власти. А Штеменко этот порог переступил, служа непосредственно Берии.
Иосиф Виссарионович, довольно часто видевший Штеменко, выслушивавший его доклады, через некоторое время «раскусил» молодого генштабиста. Не мог не заметить, как защищает и продвигает его Берия. Не в открытую продвигает, через других лиц, но уши-то бериевские торчат. Или вот факт удивительный: генерал Штеменко трижды (!) умудрялся терять или забывать в неположенных местах секретнейшие документы, предназначавшиеся для доклада Сталину. Исчезни такой документ по вине кого-то другого, крах был бы полный. Конец карьеры, суд, приговор. А Штеменко каждый раз выходил сухим из воды, отделываясь лёгким испугом. Затихал на какое-то время, потом опять возникал как ни в чем не бывало. Не буду сейчас утверждать, что исчезновение некоторых важнейших документов очень устраивало Берию. К этой ответственной теме мы ещё вынуждены будем вернуться.
Почему же Иосиф Виссарионович до определённого срока не только терпел Штеменко, но и благосклонно относился к нему? Мог бы избавиться без труда. Мне самому интересно было узнать. Сказал он мне вскоре после войны так: Штеменко, видимо, порядочный человек и работая с Берией, считает, что работает на государство, на нашу партию. Не видит грани. Ну и ещё один аспект. Будет убран Штеменко, в Генштабе появится кто-то другой от Лаврентия Павловича. Это ведь его обязанность — иметь повсюду «глаза и уши». Нам лучше, когда известен облик соглядатая. «Лаврентий не знает, что мы знаем, но мы-то знаем», — скупо улыбнулся Иосиф Виссарионович.
Мнение Сталина изменилось лишь в самом начале пятидесятых годов, когда подспудный и необратимый конфликт с Берией приблизился к апогею, когда уже не было путей к компромиссу, оставалось только «или-или». Тогда Сталин, уже утративший доверие к Поскребышеву, попросил меня без огласки принести ему «личное дело» Штеменко. Внимательно читал Иосиф Виссарионович автобиографию Сергея Матвеевича, написанную им 30 марта 1948 года. Там действительно было кое-что интересное. Отвечая на вопрос, где был во время войны, Штеменко с особым нажимом выделил два периода:
"Август-сентябрь 1942 г. — Закавказский фронт, выполнял задания тов. Берия, который на месте руководил обороной Закавказья… Март 1943 г. — Северная и Черноморская группа войск, выполнял задания тов. Берия, который был в этот период в этих группах войск… "
— Приспособленец, — сказал Иосиф Виссарионович, отложив «личное дело». — Приспособленец и хамелеон. Не поручения командования, а, видите ли, поручения некоего многоуважаемого Берии. Будто не в Генштабе, а на Лубянке служил… Пора осадить его, пора прервать эту связь. Где у нас вакансии, Николай Алексеевич?
— Освобождается должность начальника штаба Группы войск в Германии.
— Очень хорошо, — сказал Сталин. — Пусть за рубежом послужит, подальше от непосредственного влияния Лаврентия. Пусть поработает. Работы там много.
В июне 1952 года был этот разговор, незадолго до гибели Иосифа Виссарионовича. А едва Сталин ушёл в лучший мир, Берия сразу вернул своего подопечного в Москву, опять же в Генштаб. Но всего лишь месяца на три. Как только Берия был арестован, Штеменко вновь подвергся остракизму, был отправлен для продолжения службы в Сибирский военный округ. Поучительная, в общем-то, история.
15
Любопытно: с кратковременной поездкой Лаврентия Павловича на Кавказ связаны в разной степени ещё несколько существенных событий. И даже такое, как важные перемены в нашем Генеральном штабе, не считая того, что уже сказано о Штеменко. Дело в том, что Василевский, сменивший на посту начальника Генштаба маршала Шапошникова, пользовался наравне с Жуковым особым расположением Сталина, он посылал то того, то другого, а то и обоих вместе, туда, где было особенно трудно, где готовились и развёртывались важнейшие сражения. И получилось, что Василевский частенько находился далеко от Москвы, а замещали его люди не очень компетентные, менявшиеся. В предыдущей главе говорилось о генерале Бодине: его увёз на Кавказ Берия, и оттуда генерал не вернулся. Бывало, что с вечерним докладом к Верховному Главнокомандующему являлся, за отсутствием других должностных лиц комиссар Генштаба генерал-майор Боков Федор Ефимович, человек добрый, улыбчивый, неглупый, перед Сталиным не очень робевший, но далёкий от специфики генштабовской работы. Он добросовестно излагал составленную сотрудниками сводку, ни на йоту не выходя за её рамки: а сводку Иосиф Виссарионович мог прочитать и сам. Случайно как-то выявилось, что Боков не слышал даже о способе ведения артиллерийского и миномётного огня внакладку. Как, впрочем, и о многом другом. Сталин же принимал и выслушивал Бокова только для того, чтобы не ломать привычный, установившийся порядок. А сведения уточнял по телефону с непосредственными действующими лицами — работниками Оперативного управления Генштаба или звонил командующим фронтами и армиями. В надежде на лучшие времена, когда докладывать будет сам Василевский. Однако ожидание могло продлиться долго, требовался человек, вполне способный заменять Василевского во время его отъездов. Найти такого человека было тем более трудно, что Сталин всегда насторожённо воспринимал появление в ближайшем окружении новых людей. И если первое впечатление было отрицательным, то перед человеком не просто захлопывалась дверь, могла пострадать его служба, работа.
На Кавказе Берия познакомился с опытным штабным работником, интеллигентным и образованным, закончившим две военные академии, с генерал-лейтенантом Антоновым Алексеем Иннокентьевичем. Среди генштабистов он был хорошо известен, да и посты занимал немалые: в сорок первом заместитель начальника штаба Киевского Особого военного округа, затем начальник штаба Южного фронта, Закавказского фронта. Увереннее, спокойнее чувствовали себя командующие фронтами за спиной Антонова. Скромность или что-то в его биографии мешали более быстрому его росту. А вот Берия оценил. А вернее — подсказали ему мы, сопровождавшие. Я посоветовал использовать потенциал Антонова в Москве. В этом, как выяснилось, был заинтересован и «тайный советник» Лаврентия Павловича полковник Штеменко, надеявшийся почему-то сработаться с одарённым генералом. И вот в ноябре 1942 года, когда положение в Генштабе было прямо-таки плачевным (Василевский — на Волге, Ватутин — в Воронеже, Бодин погиб), зазвучала фамилия Антонова. Вполне возможно, что первым назвал её в Ставке Берия. Или тот же Штеменко. Я обрадовался, когда эту кандидатуру поддержал Александр Михайлович Василевский. Горячо поддержал, даже посетовал: как же, мол, раньше сам не додумался.
Василевский настоятельно рекомендовал Верховному Главнокомандующему назначить Антонова начальником Оперативного управления и, соответственно, заместителем начальника Генерального штаба. И Шапошников тоже. Сталин, лично Антонова не знавший, отнёсся к предложению без энтузиазма. Я понимал его: ведь с этим, почти неизвестным ему человеком придётся встречаться и работать ежедневно, от того, что и как он будет докладывать, расценивать, зависит многое. Но ведь рекомендуют Василевский, Берия…
«Под вашу ответственность, — сказал Сталин. — Вызывайте в Москву».
Большой неожиданностью для военных кругов было появление в столице генерала, прочно числившегося в разряде «полевых» и «провинциальных». Александр Михайлович Василевский тревожился, придётся ли Антонов «ко двору»? Волновался и я. Оба, всяк по-своему, оттягивали первую встречу Антонова с Верховным, давая возможность Алексею Иннокентьевичу освоиться в Генштабе, изучить обстановку. То, что происходило на Кавказе, на южном крыле советско-германского фронта, он знал досконально, сам оттуда, но начальник Оперативного управления должен был видеть все пространство от Баренцева до Чёрного моря.
Сталин, понимая нашу уловку, не торопил, но и оттягивать до бесконечности мы не могли, тем более что Василевский опять должен был уехать, как представитель Ставки, в район Сталинграда. Ну и «смотрины» состоялись. Внешне все было буднично. Новый начальник Оперативного управления — заместитель начальника Генштаба представился Верховному Главнокомандующему, тот спросил о самочувствии и предложил приступить к докладу. Слушал вроде бы безучастно, но я-то видел, что с интересом оценивая и суть, и форму сообщения. Антонов был несколько суховат, резок — подавлял, вероятно, волнение. Иосиф Виссарионович не перебивал его, это был хороший симптом. А когда Антонов произнёс: «У меня все», — Сталин задал такой вопрос, от которого у автора этих строк дрогнуло сердце.
— Товарищ Антонов, какова сейчас пропускная способность железной дороги от Обозерской до станции Кемь? Сможем ли мы до Нового года вдвое увеличить перевозки?
Верховный не высосал эту проблему из пальца, не поступил как экзаменатор, стремящийся «засыпать» испытуемого. Вывоз грузов, поступавших в северные порты от союзников, был очень важен для сражающихся войск. Архангельский порт зимой замерзал, все шло через разбомблённый, но сражавшийся Мурманск. Ещё в прошлом году Кировская железная дорога (Ленинград — Мурманск) была перерезана финнами, но нам удалось быстро проложить новый путь по берегу Белого моря. Одноколейка пролегла по гибельным мостам, по дремучим лесам и болотам. Движение было медленным. Дорогу улучшали, надежда была и на то, что болота скуют морозы… Откуда бы знать все это южанину Антонову? Думаю, что Сталин и не ждал от него точного ответа, хотел видеть, как поведёт себя новичок, дать понять ему, насколько широк круг забот заместителя начальника Генерального штаба. А тот, умница, воспринял вопрос как должное, назвал цифры, средние сроки промерзания тамошних болот, указал на карте опасные участки пути, требовавшие технического укрепления, высказал предложение усилить воздушное прикрытие дороги в связи с возросшей активностью вражеской авиации.
Иосиф Виссарионович был приятно удивлён, ни о чем больше не спрашивал и отпустил генерала. Походил по кабинету, остановился возле Василевского, усмехнулся по-доброму:
— Утёр нос этот ваш Антонов… Утёр. — И повёл речь о том, чем надлежало заняться Василевскому под Сталинградом.
Бывают же такие удачи: Алексей Иннокентьевич оказался как раз тем человеком, которого требовала обстановка. Умный, добросовестный, твёрдый в убеждениях, он полностью снял проблемы, полгода после ухода Шапошникова лихорадившие наш «мозговой центр». Сразу и полностью сработался с Василевским. Зная, что выдвинут не без участия Берии, Антонов проявил характер, влиянию Лаврентия Павловича не поддался, поддерживал с ним чисто деловые связи, но в то же время не отталкивал Штеменко, не портил с ним отношения. Это устраивало и того, и другого.
Антонов снял значительную часть повседневной рутинной нагрузки не только с Василевского, но и с самого Сталина, у которого отпала необходимость вникать во многие подробности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287