Бандиты залезут в щели, а выкурить трудно. Будут жалить, как ядовитые змеи. Будут надеяться, что немцы вернутся или придут турки… Значит, надо лишить бандитов всех корней, которые их питают. Пусть подохнут в горах или запросят пощады.
— Долго придётся ждать.
— Нет, не долго, усмехнулся Иосиф Виссарионович. — Мы поступим решительно и справедливо. Мы переселим всех чеченцев подальше от Ичкерии, мы переселим всех вайнахов подальше от Кавказа, всех горцев, изменивших нам, подальше от их лесов и ущелий. Хотя бы в Казахстан, в открытые степи, где каждый виден… Пусть живут. А бандиты, оставшись без поддержки, не усидят в укрытиях. Сами передохнут или придут за милостью, — повторил Иосиф Виссарионович. — Освободятся для фронта наши полки, которые отвлечены для борьбы в тылу, мы будем спокойны за наши тылы… Мы не станем ловить бандитов поштучно на всем Северном Кавказе, мы разрубим узел одним ударом. Как вы считаете, Николай Алексеевич?
— Это допустимо в условиях военного времени. Фронт близко, и ещё неизвестно, как повернутся события. Пятая колонна очень опасна.
— Допустимо или необходимо? — уточнил Сталин.
— Переселять народы — мера крайняя и достаточно жёсткая. Но в сложившихся условиях это целесообразно.
— Вот и пришли к общему знаменателю, — устало произнёс Иосиф Виссарионович, садясь в кресло.
Во время этого разговора сложный вопрос не был решён окончательно. Потребовались месяцы, чтобы определить степень и последствия предательства, наметить места для переселения, обеспечить организационную и техническую стороны. А это не так-то просто, хотя бы с транспортом. Берия и его опытные сотрудники работали над этим основательно, в обстановке секретности. Результат соответствующий: операция по переселению вайнахов (как и некоторых других народностей) была проведена чётко и быстро. Вайнахов выселили буквально за трое суток во второй половине февраля 1944 года. И практически без жертв. Чеченцы, вероятно, сознавали свою вину перед властью, меру своей ответственности за пролитую кровь советских воинов и мирных граждан. Это лишало нравственной опоры для сопротивления. Понадобилось всего два или три полка (даже не боевых, а из внутренних войск), чтобы разом очистить все города, села, горные аулы и сосредоточить чечено-ингушское население в местах сбора возле железнодорожных станций. И отправить по назначению. Но я в этом участия не принимал. Молодых бойцов хватало, чтобы управиться там.
После войны доводилось слышать, что несправедливо, слишком круто поступили с некоторыми народами Северного Кавказа. Подумаешь, жеребцов своих дарили Гитлеру! Но при этом жалельщики не упоминают о том, какой ущерб был причинен этими народами нашей сражающейся стране, сколько наших воинов пало от чеченских пуль, сколько поездов пошло под откос. Можно поставить вопрос по-другому: а достаточно ли полно расплатились хотя бы те же чеченцы за своё коварство, не слишком ли мягко обошлись с ними? Смею утверждать, что это была вполне справедливая в тех условиях гуманная акция, когда заслуженно наказывая одних, тем самым спасали жизнь, здоровье многих других.
Рассказывая о переселении немцев Поволжья, я уже сравнивал, как поступали в схожих ситуациях государства, громко именуемые цивилизованными и демократическими. Немецкие фашисты возвели в ранг государственной политики истребление народов, которых считали враждебными или неполноценными: евреев, цыган, поляков. Уничтожали миллионами. Подобным образом поступали и японцы на захваченных территориях, особенно в Китае. Но с этими преступлениями наши действия даже и близко ставить нельзя. Уж если с чем и сопоставлять, то с поступками англичан и американцев. С учётом того, разумеется, что на их территории не было вражеских солдат, никто на собственной земле не стрелял им в спину. Напомню: едва началась Вторая мировая война, все лица немецкого происхождения, проживавшие в Англии, были «профильтрованы» специальным трибуналом, подавляющее большинство изолировано на каменистом, продуваемом всеми ветрами острове Мэн. Однако этого показалось мало. Интернированных отправляли в Канаду, в особый лагерь со строгим режимом, созданный в Квебеке. Условия там были тяжелейшие, обращение очень жестокое. Достаточно назвать такой показатель: Квебекский лагерь «прославился» тем, что держал первое место в мире по количеству самоубийств среди заключённых.
А что же американцы, благоденствовавшие за океанами, вдали от фронтов? Они тоже продемонстрировали демократию высокого класса. Когда началась их война с Японией, сенат США принял решение изолировать лиц японского происхождения, проживавших на территории страны, в том числе имевших американское гражданство. До одной шестнадцатой японской крови. Без различия пола и возраста. Только в первую очередь в концентрационные лагеря, созданные в пустынной местности, было отправлено сто тридцать тысяч человек. Сколько выжило — данных нет. А ведь эти люди не выступали против американцев. Допустим, были среди них потенциальные противники, но разве можно карать за несовершенные действия? Разве не верх жестокости — гноить за колючей проволокой ни в чем не повинных людей?! Когда знаешь обо всем этом, трудно воспринимать жалобы тех, кто был на какое-то время переселён из одной местности в другую. Тем более, что причины имелись веские, а отношение к переселенцам достаточно гуманное. Высланным в Казахстан, например, по прибытии на место, выдавали по барану на человека для обзаведения хозяйством. Если вайнахи страдали и голодали в трудное время, то не больше, чем все другое население нашей страны. Дети продолжали учиться, многие впоследствии получили высшее образование, среди чеченцев появились «свои» профессора, политики, военные высокого ранга.
После смерти Сталина, в пятидесятых годах, вайнахи, как известно, вернулись на Северный Кавказ. При этом не очень афишировался «подарок», преподнесённый чеченцам Никитой Хрущёвым — первым разбазаривателем русских советских земель. Он передал чеченцам исконные казачьи территории на северном берегу Терека, входившие в состав Ставропольского края. И сразу же началось вытеснение русского населения с этих благодатных земель. Была заложена первая мина для будущих опасных конфликтов. Как и в Крыму, который Хрущёв умудрился передать Украине.
Работая над памятной запиской по Чечено-Ингушетии, я прочитал изрядное количество трофейных документов, в том числе и секретных донесений немецких разведывательных служб. Одно из них доставило мне удовольствие посмеяться от души. Сначала одному, а затем вместе с генерал-полковником Окой Ивановичем Городовиковым, которому я показал трофейную бумагу. Командующий кавалерией РККА генерал Городовиков занимался в то время делом, которое схоже было с моим. Сам Ока Иванович или, во всяком случае, члены его инспекторской группы, находившейся в районе Сталинград — Элиста, готовили соответствующий материал по Калмыкии.
Думаю, Городовикову было легче, чем мне. Он хорошо знал обстановку на месте, людей, подспудные течения. Да и ситуация была попроще, без длинного исторического «хвоста». Про калмыков не скажешь, что все они с радостью ждали немцев как «освободителей». Суть в том, что при царе калмыки зачастую рекрутировались в карательные, охранные подразделения. И белыми генералами в период гражданской войны. Карательные отряды калмыков вызывали ужас и ненависть, «наводя порядок» с помощью нагаек и виселиц в Донбассе и других рабочих районах. Победившая советская власть, естественно, сводила счёты с карателями, определяя, кого поставить к стенке, а кого отправить в места отдалённые. Среди калмыков старшего возраста, подвергавшихся гонениям, немало было таких, кто затаил обиду и злость, кто готов был под любым знаменем выступить против Советов. Из них немцам удалось создать несколько разведывательно-диверсионных подразделений. Дальше этого не пошло. У молодёжи были другие настроения. Так я предполагал, не навязывая кому-либо своё мнение, в том числе и Оке Ивановичу Городовикову. Он сам должен был делать выводы.
Теперь о любопытном документе, подтверждавшем старую истину: ум и глупость, слезы и смех — они всегда рядом и в таком взаимопроникновении, что не враз определишь демаркационную линию. Военная контрразведка немцев имела свои группы при всех штабах гитлеровских войск, от штабов дивизий и выше. Это — подразделения тайной полевой полиции, выполнявшие функции гестапо непосредственно в зоне боевых действий и в прифронтовых тылах. Название труднопроизносимое — Гехаймфельдполицай (ГФП). При разгроме 16-й немецкой моторизованной дивизии возле Элисты нами были захвачены бумаги одной из групп ГФП, действовавшей в на местах. Особой пользы для работы я из них не извлёк, но один документ заинтересовал своей необычностью.
Пусть простят меня калмыцкие женщины за пикантные подробности, но без них нельзя обойтись, в них вся интрига. В донесении контрразведчиков, направленном вверх по инстанции, сообщалось, что среди немецких и румынских военнослужащих распространился и упорно держится слух: калмычки — женщины необыкновенные, единственные в мире, у кого детородный орган расположен не вертикально, а горизонтально. В этом их неповторимая особенность. Многие военнослужащие хотят убедиться в этом сами, добиваются расположения калмычек любыми способами и средствами, от ухаживания и подкупа до насилия. Настойчивые и повсеместные посягательства такого рода вызывают раздражение, недовольство и даже активное противодействие жителей, ещё недавно встречавших оккупационные войска доброжелательно или нейтрально. Ситуация в Калмыкии, в прифронтовом тылу опасно обостряется. Разъяснения не действуют. Исходя из этого, ГФП обращается к командованию с просьбой принять строгие конкретные меры, вплоть до особого приказа о наказании тех, кто посягает на женское достоинство калмычек.
Затрудняюсь предположить, какой выход из неординарного положения нашло бы немецкое командование, но долго размышлять на сей счёт фашистам не довелось, советские войска лишили их подобной необходимости, освободив Калмыкию. Так и живут где-то в Германии и Румынии бывшие вояки, не сумевшие удовлетворить своего любопытства. Теперь они могут только теоретизировать по этому поводу. Ну, это их заботы. А мы, значит, посмеялись с Окой Ивановичем вместе, когда я показал ему в Москве документ.
Хотел повеселить и Иосифа Виссарионовича, но попал, видимо, не под настроение. Он отнёсся к донесению ГФП без юмора, слишком даже серьёзно. Прочитав, резюмировал:
— Один балбес, распустив дурацкий слух, способен принести больше пользы или вреда, чем целый отряд профессиональных пропагандистов… Больше вреда, если дело отдано на самотёк… Чего ещё ждать от полуграмотного немецкого крестьянина в шинели, умеющего лишь считать доходы и расходы в пределах таблицы умножения. Чего вы хотите от неграмотного похотливого румына, для которого свет клином сошёлся на мамалыге… И у нас всякие найдутся, когда за границу придём. Одни думают, что к каждому солдату по немецкой бабе прикрепят для развлечения, другие молочные реки с кисельными берегами искать будут. Надо позаботиться, чтобы без глупостей.
— Не рано ли?
— Чем раньше, тем лучше. Уже сейчас надо готовить материалы по каждой стране. Для политработников, для распространения через радио и печать. Войдём в Польшу или в Венгрию — чтобы наши люди знали, что за страна, как себя вести. Надо создать в Главпуре группу, чтобы работала над такими материалами, разрабатывала методику, инструкции. Учитывая историю данного государства, политическое устройство, экономику, народные традиции и обычаи, другие особенности. Перспективы наших взаимоотношений. Чтобы каждый боец, вплоть до последнего обозника, имел представление. — Иосиф Виссарионович снял телефонную трубку. — Товарищ Щербаков, здравствуйте… Чем занимаетесь?.. Так. Через час к вам приедет товарищ Лукашов, познакомит с некоторыми бумагами. Передаст моё мнение. Посоветуйтесь, подумайте вместе с ним. — Глянул на календарь, сделал пометку карандашом. — В четверг, в девятнадцать, доложите мне… До свидания.
10
Победа под Сталинградом принесла нам, кроме всего прочего, первую с начала войны большую передышку, я бы сказал стратегическую передышку. С марта и до июля. Конечно, бои продолжались, были и большие успехи, и серьёзные неудачи, но это — обычные будни войны. Одно дело балансировать на грани полного поражения, напрягая все силы, а другое — заботиться о том, как ловчее побить противника с наименьшими утратами для себя. Непосредственное руководство военными операциями переместилось из центра вниз, где оно вообще-то и должно осуществляться: к командующим фронтами и армиями. Ставка и сам Верховный Главнокомандующий, освободившись от частных забот, обрели возможность заниматься тем, чем надлежало: основными проблемами, планированием и прогнозами. При этом пригодился и обретённый опыт непосредственного ведения военных действий, способствовавший правильному пониманию ситуации, принятию обоснованных решений. Чего, кстати, не было во всю войну у высшего немецкого командования (включая фюрера), осуществлявшего руководство в общих чертах, больше теоретизируя и следуя интуиции, нежели опираясь на практику.
Мы готовились к новым сражениям, имея целью закрепить и развить перелом, наметившийся после Сталинграда. Значительное количество наших армий, танковых и механизированных корпусов, обескровленных в боях, было выведено в резерв для переформирования, пополнения личным составом и техникой. Как ни странно, положение с техникой было лучше, чем с людьми. На полную мощь работали заводы Урала и Сибири, в том числе и эвакуированные туда. А вот призыв юношей 1925 года рождения дал нам вдвое меньше, чем призывы предыдущие: следствие того, что почти половина населения страны оказалась на территории, оккупированной гитлеровцами. Уже одно это говорило о необходимости как можно скорее освободить занятые врагом республики и области. Хорошим, надёжным пополнением являлись воины, возвращавшиеся в войска из госпиталей. Росла прослойка мобилизованных из Средней Азии, но это был трудный контингент. Люди разных возрастов, не знавшие военной службы, дисциплины, плохо владевшие (или делавшие вид, что не владеют) русским языком, с трудом приспосабливались к непривычной обстановке. Некоторые любой ценой старались вернуться в родные края — об этом я ещё расскажу.
Слабым, но все же утешением было то, что противник не менее нашего исчерпал наличные резервы. В Германии по новой тотальной мобилизации возрастная планка была поднята выше пятидесятилетней отметки. Брались в армию рабочие с военных заводов, подчищались тыловые учреждения. Упор и у нас, и особенно у немцев, делался не на количество войск, а на новое, более эффективное вооружение. При этом наши перспективы были значительно лучше, мы рассчитывали на пополнение за счёт мужчин военно-активного возраста на освобождаемых территориях.
Переформированные, пополненные, отдохнувшие войска перебрасывались в районы, где их использование предполагалось наиболее целесообразным. Забот невпроворот, но все же это не представлялось трудным или утомительным после пережитых потрясений, после минувшего кризиса. Теперь главным было не допустить стратегической ошибки, как это случилось прошлой весной, выработать правильную концепцию проведения летне-осенней кампании 1943 года, которая, по мнению наших специалистов, предопределяла исход всей войны. Враждующие силы были примерно равновелики и одинаково напряжены. При таком положении стратегический просчёт мог привести к непоправимой трагедии.
Из чего исходили у нас в Генштабе и в Ставке? Летом 1941 года, используя ряд преимуществ, немцы наступали на всем советско-германском фронте от Баренцева до Чёрного моря. В зимних боях, особенно в Московском сражении, противник основательно поиздержался. В 1942 году фашисты могли наносить удары не повсюду, а лишь сосредоточив основные силы на одном направлении. Они выбрали южное крыло фронта от Орла до Кавказа и добились вначале изрядных успехов. И потерпели ещё более изрядное поражение. Теперь им требовалось показать и доказать, что война не проиграна, что все ещё можно изменить. Не наступать, не вести активные действия они не могли. Время работало против них. Не сидеть же им сложа руки в глубинных просторах России, видя, как крепнет Красная Армия, как разрастается партизанское движение, как все решительнее начинают действовать союзники русских. Значит, надо упредить летнее наступление советских войск, первыми нанести удар, ослабить неприятеля (то есть нас) и вновь двинуться на восток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287
— Долго придётся ждать.
— Нет, не долго, усмехнулся Иосиф Виссарионович. — Мы поступим решительно и справедливо. Мы переселим всех чеченцев подальше от Ичкерии, мы переселим всех вайнахов подальше от Кавказа, всех горцев, изменивших нам, подальше от их лесов и ущелий. Хотя бы в Казахстан, в открытые степи, где каждый виден… Пусть живут. А бандиты, оставшись без поддержки, не усидят в укрытиях. Сами передохнут или придут за милостью, — повторил Иосиф Виссарионович. — Освободятся для фронта наши полки, которые отвлечены для борьбы в тылу, мы будем спокойны за наши тылы… Мы не станем ловить бандитов поштучно на всем Северном Кавказе, мы разрубим узел одним ударом. Как вы считаете, Николай Алексеевич?
— Это допустимо в условиях военного времени. Фронт близко, и ещё неизвестно, как повернутся события. Пятая колонна очень опасна.
— Допустимо или необходимо? — уточнил Сталин.
— Переселять народы — мера крайняя и достаточно жёсткая. Но в сложившихся условиях это целесообразно.
— Вот и пришли к общему знаменателю, — устало произнёс Иосиф Виссарионович, садясь в кресло.
Во время этого разговора сложный вопрос не был решён окончательно. Потребовались месяцы, чтобы определить степень и последствия предательства, наметить места для переселения, обеспечить организационную и техническую стороны. А это не так-то просто, хотя бы с транспортом. Берия и его опытные сотрудники работали над этим основательно, в обстановке секретности. Результат соответствующий: операция по переселению вайнахов (как и некоторых других народностей) была проведена чётко и быстро. Вайнахов выселили буквально за трое суток во второй половине февраля 1944 года. И практически без жертв. Чеченцы, вероятно, сознавали свою вину перед властью, меру своей ответственности за пролитую кровь советских воинов и мирных граждан. Это лишало нравственной опоры для сопротивления. Понадобилось всего два или три полка (даже не боевых, а из внутренних войск), чтобы разом очистить все города, села, горные аулы и сосредоточить чечено-ингушское население в местах сбора возле железнодорожных станций. И отправить по назначению. Но я в этом участия не принимал. Молодых бойцов хватало, чтобы управиться там.
После войны доводилось слышать, что несправедливо, слишком круто поступили с некоторыми народами Северного Кавказа. Подумаешь, жеребцов своих дарили Гитлеру! Но при этом жалельщики не упоминают о том, какой ущерб был причинен этими народами нашей сражающейся стране, сколько наших воинов пало от чеченских пуль, сколько поездов пошло под откос. Можно поставить вопрос по-другому: а достаточно ли полно расплатились хотя бы те же чеченцы за своё коварство, не слишком ли мягко обошлись с ними? Смею утверждать, что это была вполне справедливая в тех условиях гуманная акция, когда заслуженно наказывая одних, тем самым спасали жизнь, здоровье многих других.
Рассказывая о переселении немцев Поволжья, я уже сравнивал, как поступали в схожих ситуациях государства, громко именуемые цивилизованными и демократическими. Немецкие фашисты возвели в ранг государственной политики истребление народов, которых считали враждебными или неполноценными: евреев, цыган, поляков. Уничтожали миллионами. Подобным образом поступали и японцы на захваченных территориях, особенно в Китае. Но с этими преступлениями наши действия даже и близко ставить нельзя. Уж если с чем и сопоставлять, то с поступками англичан и американцев. С учётом того, разумеется, что на их территории не было вражеских солдат, никто на собственной земле не стрелял им в спину. Напомню: едва началась Вторая мировая война, все лица немецкого происхождения, проживавшие в Англии, были «профильтрованы» специальным трибуналом, подавляющее большинство изолировано на каменистом, продуваемом всеми ветрами острове Мэн. Однако этого показалось мало. Интернированных отправляли в Канаду, в особый лагерь со строгим режимом, созданный в Квебеке. Условия там были тяжелейшие, обращение очень жестокое. Достаточно назвать такой показатель: Квебекский лагерь «прославился» тем, что держал первое место в мире по количеству самоубийств среди заключённых.
А что же американцы, благоденствовавшие за океанами, вдали от фронтов? Они тоже продемонстрировали демократию высокого класса. Когда началась их война с Японией, сенат США принял решение изолировать лиц японского происхождения, проживавших на территории страны, в том числе имевших американское гражданство. До одной шестнадцатой японской крови. Без различия пола и возраста. Только в первую очередь в концентрационные лагеря, созданные в пустынной местности, было отправлено сто тридцать тысяч человек. Сколько выжило — данных нет. А ведь эти люди не выступали против американцев. Допустим, были среди них потенциальные противники, но разве можно карать за несовершенные действия? Разве не верх жестокости — гноить за колючей проволокой ни в чем не повинных людей?! Когда знаешь обо всем этом, трудно воспринимать жалобы тех, кто был на какое-то время переселён из одной местности в другую. Тем более, что причины имелись веские, а отношение к переселенцам достаточно гуманное. Высланным в Казахстан, например, по прибытии на место, выдавали по барану на человека для обзаведения хозяйством. Если вайнахи страдали и голодали в трудное время, то не больше, чем все другое население нашей страны. Дети продолжали учиться, многие впоследствии получили высшее образование, среди чеченцев появились «свои» профессора, политики, военные высокого ранга.
После смерти Сталина, в пятидесятых годах, вайнахи, как известно, вернулись на Северный Кавказ. При этом не очень афишировался «подарок», преподнесённый чеченцам Никитой Хрущёвым — первым разбазаривателем русских советских земель. Он передал чеченцам исконные казачьи территории на северном берегу Терека, входившие в состав Ставропольского края. И сразу же началось вытеснение русского населения с этих благодатных земель. Была заложена первая мина для будущих опасных конфликтов. Как и в Крыму, который Хрущёв умудрился передать Украине.
Работая над памятной запиской по Чечено-Ингушетии, я прочитал изрядное количество трофейных документов, в том числе и секретных донесений немецких разведывательных служб. Одно из них доставило мне удовольствие посмеяться от души. Сначала одному, а затем вместе с генерал-полковником Окой Ивановичем Городовиковым, которому я показал трофейную бумагу. Командующий кавалерией РККА генерал Городовиков занимался в то время делом, которое схоже было с моим. Сам Ока Иванович или, во всяком случае, члены его инспекторской группы, находившейся в районе Сталинград — Элиста, готовили соответствующий материал по Калмыкии.
Думаю, Городовикову было легче, чем мне. Он хорошо знал обстановку на месте, людей, подспудные течения. Да и ситуация была попроще, без длинного исторического «хвоста». Про калмыков не скажешь, что все они с радостью ждали немцев как «освободителей». Суть в том, что при царе калмыки зачастую рекрутировались в карательные, охранные подразделения. И белыми генералами в период гражданской войны. Карательные отряды калмыков вызывали ужас и ненависть, «наводя порядок» с помощью нагаек и виселиц в Донбассе и других рабочих районах. Победившая советская власть, естественно, сводила счёты с карателями, определяя, кого поставить к стенке, а кого отправить в места отдалённые. Среди калмыков старшего возраста, подвергавшихся гонениям, немало было таких, кто затаил обиду и злость, кто готов был под любым знаменем выступить против Советов. Из них немцам удалось создать несколько разведывательно-диверсионных подразделений. Дальше этого не пошло. У молодёжи были другие настроения. Так я предполагал, не навязывая кому-либо своё мнение, в том числе и Оке Ивановичу Городовикову. Он сам должен был делать выводы.
Теперь о любопытном документе, подтверждавшем старую истину: ум и глупость, слезы и смех — они всегда рядом и в таком взаимопроникновении, что не враз определишь демаркационную линию. Военная контрразведка немцев имела свои группы при всех штабах гитлеровских войск, от штабов дивизий и выше. Это — подразделения тайной полевой полиции, выполнявшие функции гестапо непосредственно в зоне боевых действий и в прифронтовых тылах. Название труднопроизносимое — Гехаймфельдполицай (ГФП). При разгроме 16-й немецкой моторизованной дивизии возле Элисты нами были захвачены бумаги одной из групп ГФП, действовавшей в на местах. Особой пользы для работы я из них не извлёк, но один документ заинтересовал своей необычностью.
Пусть простят меня калмыцкие женщины за пикантные подробности, но без них нельзя обойтись, в них вся интрига. В донесении контрразведчиков, направленном вверх по инстанции, сообщалось, что среди немецких и румынских военнослужащих распространился и упорно держится слух: калмычки — женщины необыкновенные, единственные в мире, у кого детородный орган расположен не вертикально, а горизонтально. В этом их неповторимая особенность. Многие военнослужащие хотят убедиться в этом сами, добиваются расположения калмычек любыми способами и средствами, от ухаживания и подкупа до насилия. Настойчивые и повсеместные посягательства такого рода вызывают раздражение, недовольство и даже активное противодействие жителей, ещё недавно встречавших оккупационные войска доброжелательно или нейтрально. Ситуация в Калмыкии, в прифронтовом тылу опасно обостряется. Разъяснения не действуют. Исходя из этого, ГФП обращается к командованию с просьбой принять строгие конкретные меры, вплоть до особого приказа о наказании тех, кто посягает на женское достоинство калмычек.
Затрудняюсь предположить, какой выход из неординарного положения нашло бы немецкое командование, но долго размышлять на сей счёт фашистам не довелось, советские войска лишили их подобной необходимости, освободив Калмыкию. Так и живут где-то в Германии и Румынии бывшие вояки, не сумевшие удовлетворить своего любопытства. Теперь они могут только теоретизировать по этому поводу. Ну, это их заботы. А мы, значит, посмеялись с Окой Ивановичем вместе, когда я показал ему в Москве документ.
Хотел повеселить и Иосифа Виссарионовича, но попал, видимо, не под настроение. Он отнёсся к донесению ГФП без юмора, слишком даже серьёзно. Прочитав, резюмировал:
— Один балбес, распустив дурацкий слух, способен принести больше пользы или вреда, чем целый отряд профессиональных пропагандистов… Больше вреда, если дело отдано на самотёк… Чего ещё ждать от полуграмотного немецкого крестьянина в шинели, умеющего лишь считать доходы и расходы в пределах таблицы умножения. Чего вы хотите от неграмотного похотливого румына, для которого свет клином сошёлся на мамалыге… И у нас всякие найдутся, когда за границу придём. Одни думают, что к каждому солдату по немецкой бабе прикрепят для развлечения, другие молочные реки с кисельными берегами искать будут. Надо позаботиться, чтобы без глупостей.
— Не рано ли?
— Чем раньше, тем лучше. Уже сейчас надо готовить материалы по каждой стране. Для политработников, для распространения через радио и печать. Войдём в Польшу или в Венгрию — чтобы наши люди знали, что за страна, как себя вести. Надо создать в Главпуре группу, чтобы работала над такими материалами, разрабатывала методику, инструкции. Учитывая историю данного государства, политическое устройство, экономику, народные традиции и обычаи, другие особенности. Перспективы наших взаимоотношений. Чтобы каждый боец, вплоть до последнего обозника, имел представление. — Иосиф Виссарионович снял телефонную трубку. — Товарищ Щербаков, здравствуйте… Чем занимаетесь?.. Так. Через час к вам приедет товарищ Лукашов, познакомит с некоторыми бумагами. Передаст моё мнение. Посоветуйтесь, подумайте вместе с ним. — Глянул на календарь, сделал пометку карандашом. — В четверг, в девятнадцать, доложите мне… До свидания.
10
Победа под Сталинградом принесла нам, кроме всего прочего, первую с начала войны большую передышку, я бы сказал стратегическую передышку. С марта и до июля. Конечно, бои продолжались, были и большие успехи, и серьёзные неудачи, но это — обычные будни войны. Одно дело балансировать на грани полного поражения, напрягая все силы, а другое — заботиться о том, как ловчее побить противника с наименьшими утратами для себя. Непосредственное руководство военными операциями переместилось из центра вниз, где оно вообще-то и должно осуществляться: к командующим фронтами и армиями. Ставка и сам Верховный Главнокомандующий, освободившись от частных забот, обрели возможность заниматься тем, чем надлежало: основными проблемами, планированием и прогнозами. При этом пригодился и обретённый опыт непосредственного ведения военных действий, способствовавший правильному пониманию ситуации, принятию обоснованных решений. Чего, кстати, не было во всю войну у высшего немецкого командования (включая фюрера), осуществлявшего руководство в общих чертах, больше теоретизируя и следуя интуиции, нежели опираясь на практику.
Мы готовились к новым сражениям, имея целью закрепить и развить перелом, наметившийся после Сталинграда. Значительное количество наших армий, танковых и механизированных корпусов, обескровленных в боях, было выведено в резерв для переформирования, пополнения личным составом и техникой. Как ни странно, положение с техникой было лучше, чем с людьми. На полную мощь работали заводы Урала и Сибири, в том числе и эвакуированные туда. А вот призыв юношей 1925 года рождения дал нам вдвое меньше, чем призывы предыдущие: следствие того, что почти половина населения страны оказалась на территории, оккупированной гитлеровцами. Уже одно это говорило о необходимости как можно скорее освободить занятые врагом республики и области. Хорошим, надёжным пополнением являлись воины, возвращавшиеся в войска из госпиталей. Росла прослойка мобилизованных из Средней Азии, но это был трудный контингент. Люди разных возрастов, не знавшие военной службы, дисциплины, плохо владевшие (или делавшие вид, что не владеют) русским языком, с трудом приспосабливались к непривычной обстановке. Некоторые любой ценой старались вернуться в родные края — об этом я ещё расскажу.
Слабым, но все же утешением было то, что противник не менее нашего исчерпал наличные резервы. В Германии по новой тотальной мобилизации возрастная планка была поднята выше пятидесятилетней отметки. Брались в армию рабочие с военных заводов, подчищались тыловые учреждения. Упор и у нас, и особенно у немцев, делался не на количество войск, а на новое, более эффективное вооружение. При этом наши перспективы были значительно лучше, мы рассчитывали на пополнение за счёт мужчин военно-активного возраста на освобождаемых территориях.
Переформированные, пополненные, отдохнувшие войска перебрасывались в районы, где их использование предполагалось наиболее целесообразным. Забот невпроворот, но все же это не представлялось трудным или утомительным после пережитых потрясений, после минувшего кризиса. Теперь главным было не допустить стратегической ошибки, как это случилось прошлой весной, выработать правильную концепцию проведения летне-осенней кампании 1943 года, которая, по мнению наших специалистов, предопределяла исход всей войны. Враждующие силы были примерно равновелики и одинаково напряжены. При таком положении стратегический просчёт мог привести к непоправимой трагедии.
Из чего исходили у нас в Генштабе и в Ставке? Летом 1941 года, используя ряд преимуществ, немцы наступали на всем советско-германском фронте от Баренцева до Чёрного моря. В зимних боях, особенно в Московском сражении, противник основательно поиздержался. В 1942 году фашисты могли наносить удары не повсюду, а лишь сосредоточив основные силы на одном направлении. Они выбрали южное крыло фронта от Орла до Кавказа и добились вначале изрядных успехов. И потерпели ещё более изрядное поражение. Теперь им требовалось показать и доказать, что война не проиграна, что все ещё можно изменить. Не наступать, не вести активные действия они не могли. Время работало против них. Не сидеть же им сложа руки в глубинных просторах России, видя, как крепнет Красная Армия, как разрастается партизанское движение, как все решительнее начинают действовать союзники русских. Значит, надо упредить летнее наступление советских войск, первыми нанести удар, ослабить неприятеля (то есть нас) и вновь двинуться на восток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287