Они стали его оппонентами. Он не
оставался в долгу и совместно с лидерами других верных его заве-
там школ инкриминировал им измену принципам научного иссле-
дования.
Вюрцбургцы в возникшем оппонентном кругу держались достой-
но, а один из них, Карл Марбе, автор первой важной эксперимен-
тальной работы школы, выдвинувший понятие об "установке со-
знания" (1901), в дальнейшем вообще отверг саму процедуру ин
троспективного анализа сознания. Эта школа обогатила психоло-
гию множеством новых фактов. Но как уже неоднократно говори-
лось, "чистых" фактов в природе науки не существует. И для объ-
яснения судьбы вюрцбургской школы, ее расцвета и заказа следует
обратиться к понятиям об исследовательской программе, теорети-
ческие контуры которой предопределяли эмпирию, привлекшую
внимание психологического сообщества. Программа в отличие от
других проектировала изучение высших психических функций,
прежними лабораториями не изучавшихся. Понятие о функции бы-
ло противопоставлено понятию о структуре сознания, элементами
которой считались сенсорные феномены (ощущения, восприятия,
представления). В категориальном плане они представляли катего-
рию образа, но чувственного.
Установив, что в сознании имеется несенсорное содержание,
вюрцбургская школа вовлекла в репертуар психологии умственный
образ. Но не только в этом заключались ее инновации. Умственный
образ выполнял работу по решению умственной задачи. От нее ис-
ходила заданная установкой "детерминирующая тенденция" (тер-
мин Н. Аха). Описание процесса решения вводило в научный обо-
рот другую категорию, а именно категорию действия. Тем самым
ткань исследовательской программы образовывали "нити" иной ка-
тегориальной сетки, чем программа структурализма, - будь то в
вундтовском, титченерском или любом другом варианте.
Сдвиги в категориальном строе психологии, обусловившие успе-
хи вюрцбургской школы, произошли не в силу имманентного раз-
вития теоретической мысли или удачных экспериментальных нахо-
Док увлекшихся психологией студентов Вюрцбургского универси-
тета. Их умами правили запросы логики развития науки, столь же
независимые от их сознания, как и изучаемая психическая реаль-
ность. Об этих запросах говорили события, происходившие по все-
му исследовательскому фронту естествознания, где, сменяя меха-
нический детерминизм, утверждался биологический. Работавшие в
психологических лабораториях исследователи, по-прежнему пони-
мая под предметом психологии явленное субъекту в его сознании,
именно такое понимание излагали в своих текстах.
Но творческая активность их мысли, неотвратимо означающая
выход за пределы стереотипов сознания в сферу надсознательного,
вела к новым представлениям. Это преломилось в том, что они го-
ворили об установке, детерминирующей тенденции, исходящей от
задачи (цели), умственном акте (действии, функции) и т. д. Тем са-
мым вводились новые детерминанты, формировавшие новый ког-
нитивный стиль, в своеобразии которого сказался процесс перехо-
да от одного способа детерминистского объяснения к другому. Вюр-
цбургская школа была "дитя" переходного периода. Поэтому она
неизбежно должна была сойти с исторической арены. Она не смогла
с помощью своих теоретико-экспериментальных ресурсов покончить
с интроспективной концепцией сознания (в качестве определяющей
предметную область психологии). Она по-прежнему представляла со-
знание, как если бы оно было самостоятельным живым индивидом.
Поэтому и целесообразность, присущая умственному действию (как
и всем психическим проявлениям), оставалась за гранью причинно-
го объяснения в отличие от эволюционно-биологической трактовки
психики как орудия адаптации организма к среде.
Итак, программа вюрцбургской школы была исчерпана. Но как
говорит исторический опыт, крушение школ, теорий и программы
не проходит бесследно для категориального состава науки. В част-
ности, новые поколения исследователей психики ассимилировали
созданное вюрцбургцами применительно к категории образа и дей-
ствия.
Умственный образ (в отличие от сенсорного) и умственное дей-
ствие стали неотъемлемыми компонентами аппарата научно-пси-
хологической мысли. Если же от этого категориального плана пе-
рейти на уровень дальнейшего развития научного сообщества, то
уроки, преподанные этой школой, оказались полезны для тех, кто
ее непосредственно прошел, участвуя в совместных опытах и спо-
рах. Неформальное научное общение (отличающее продуктивные
школы) благотворительно для рождения талантов.
Достаточно напомнить, что из этой школы вышли такие буду-
щие классики психологии, как Нарцисс Ах, Карл Бюлер, Макс Верт-
геймер.
На фигуре последнего остановимся несколько детальнее. Защи-
тив диссертацию, он стал лидером новой психологической школы,
приобретшей широкую известность под именем гештальтпсихоло-
гии. Исследовательскую программу этой школы обычно считают на-
правленной против структурализма Вундта-Титченера с его кон-
цепцией сознания как сооружения из "кирпичей" (образов) и "це-
мента" (ассоциаций).
Если ограничиться теоретическими нападками гештальтпсихо-
логов на своих противников, то придется с этим согласиться. Одна-
ко на глубинном категориальном уровне обнаруживаются иные фак-
торы консолидации молодых психологов в одну из крупнейших пси-
хологических школ. Ведь задолго до появления этой школы функ-
ционалисты (как американские, начиная с Джемса, так и европей-
ские, начиная с Брентано) отвергли концепцию "кирпичей и це-
мента".
Не в борьбе со структурной школой, уступившей место функци-
ональной (одним из ее вариантов и являлась вюрцбургская), а в
борьбе с функциональной, в лоне которой они первоначально вос-
питывались, создавали гештальтпсихологи свою исследовательскую
программу.
У функционалистов сознание выступало в виде самостоятельно-
го, целесообразно действующего агента. Это поддерживало инде-
терминистскую телеологическую традицию, несовместимую со стан-
дартами научности знания. Гештальтисты же искали пути изучения
сознания как самоорганизующейся системы (гештальта) по типу
преобразований электромагнитного поля (согласно новой неклас-
сической физике). Это и определило категориальный подтекст ис-
следовательской программы их школы, которая поэтому явилась
продуктом распада не структурализма, а функционализма. Выйти к
новым рубежам можно было, только пройдя предшествующий уро-
вень предметно-логического развития познания. Подобно тому как
Кюльпе и его ученики должны были. пережить, почувствовать, пе-
реосмыслить программу Вундта,прежде чем сконструировать соб-
ственную, Вертгеймер и его соратники должны были непосредствен-
но испытать в своей исследовательской практике программу Кюльпе
(и других функционалистов), чтобы приступить к созданию новой
программы, ставшей центром консолидации гештальтистской шко-
лы. Ядро этой школы образовал триумвират в составе Вертгеймера,
Коффки и Келера. Они сконцентрировались в Берлинском уни-
Рситете, где кафедру психологии возглавлял функционалист
Штумпф - ученик Брентано. Но хотя они и учились у Штумпфа
(вышли из его научно-образовательной школы), их собственная
кола - исследовательский коллектив - имела совершенно новую
"Рограмму.
Как и вюрцбургская школа, берлинская школа гештальтистов бы-
ла небольшой по количеству входивших в ее состав исследователей:
всего лишь несколько человек из составлявших в тот исторический
период научное сообщество психологов. Но именно потому, что не-
большая группа оказалась способной произвести большой эффект,
она заслуживает пристального анализа.
Уже отмечалось, что причины высокой эффективности результа-
тов деятельности подобных групп следует искать в свойствах их ис-
следовательских программ, в характере соответствия программ логи-
ке развития научного знания о психике. Таким образом, переход от
структурной школы к функциональной, а от нее в свою очередь -
к гештальтистской совершился закономерно.
Функциональная школа закономерно сменила структуралист-
скую, а гештальтистская - функциональную в границах определен-
ной методологической традиции, которая может быть обозначена
как "психология сознания".
Гештальтизм внес существенный вклад в общий строй психоло-
гического познания, внедрив в него принцип системности и от-
крыв важные закономерности, касающиеся природы образа и его
роли в динамике различных психических процессов.
Все рассматриваемые школы исходили из постулата, согласно
которому предметной областью психологии служит индивидуаль-
ное сознание (его явления, процессы, функции, гештальты).
Все школы стремились утвердить в изучении этой субъективной
области объективные научные стандарты, при этом прослеживается
влияние на программы школ стандартов, принятых науками о при-
роде, будь то классическая физика (структурализм), эволюционная
биология (функционализм) или "физика поля" (гештальтизм).
До сих пор понятие о школе обозначало два вида социально-
научных объединений, а именно: а) научную школу образователь-
ного типа (наиболее яркий пример - школа Вундта. В ней к про-
фессии психолога приобщалось множество будущих исследовате-
лей самой различной ориентации), б) школу - исследовательский
коллектив. Теперь к ним, после сказанного, можно присоединить
третий тип школы в том смысле, что вхождение в научное сообще-
ство предполагало усвоение определенной традиции (в плане пони-
мания предметной области науки, методов ее изучения, принятых в
ней ценностей и норм, отношений к другим дисциплинам и др.).
Традиция, восходящая к Вундту, которого приня-
Школа как то называть "отцом экспериментальной психоло-
напровление гии", запечатлела Декартов взгляд на сознание, ко-
в науке торое мыслилось подобно субстанции Спинозы
как "causa sui" (причина самого себя). Исходя из намеченной выше
классификации трех типов школ, те психологи, которые продвига-
лись в русле данной традиции, могут рассматриваться в качестве
исследователей, представлявших общую школу (если понимать под
этим термином направление в науке). Направление, о котором го-
ворится, принято называть интроспекционизмом, поскольку пси-
хология в отличие от других дисциплин мыслилась основанной на
изощренном и особым образом организованном самонаблюдении
субъекта - интроспекции. Но оно не являлось, как мы знаем, един-
ственным в мировой научной мысли.
В России (в силу особенностей ее социокультурного развития)
возникло другое направление, также зачатое в чреве картезианства,
но приведшее благодаря своим естественным "генам" к открытию
рефлекторной природы поведения. Его контуры наметил Сеченов
(кстати сказать, одногодка Вундта). Он стал родоначальником
расцветшей в XX столетии объективной психологии. Причины, по
которым Вундт создал в психологии школу - исследовательский
коллектив, кроются, как мы знаем, в разработке программы. Имен-
но программа, исполняемая под властью ее генератора, служит, как
отмечалось, единственным "инструментом" консолидации школы
данного типа.
У Сеченова применительно к психологии такой программы не
было. В его научной карьере только в один из периодов (в 60-е
годы) ему довелось образовать школу как исследовательский кол-
лектив. Сложилась же она на основе чисто физиологической про-
граммы по изучению открытого им в головном мозгу "центрально-
го торможения". Но его идеи о том, как разрабатывать психологию,
намечали перспективы преобразования всего категориального строя
этой науки. На уровне изучения поведения они вдохновили Павло-
ва на создание самой крупной в истории науки, притом междуна-
родной, школы - исследовательского коллектива.
После Павлова, под влиянием его концептуальных установок,
имевших прочное методическое оснащение, в различных странах
мира возникла разветвленная сеть лабораторий. Она приобрела ха-
рактер направления в психологической науке.
Нами были рассмотрены две координаты науки как
Личность системы деятельности - когнитивная (воплощенная
ученого в логике ее развития) и коммуникативная (воплощен-
ная в динамике общения).
Они неотделимы от третьей координаты - личностной. Творче-
ская мысль ученого движется в пределах "познавательных сетей" и
сетей общения". Но она является самостоятельной величиной, без
активности которой развитие научного знания было бы чудом, а
общение невозможно.
Исходным постулатом теоретической психологии служат прин-
ципы анализа науки как системы, каждый из феноменов которой
дан в трех координатах: исторической, социетальной и личностной.
Соответственно, чтобы постичь психологию человека науки, нужна
принципиальная переориентация, ведущая к понятиям, адекватным
ее системной многомерности. Здесь обнажается слабость традици-
онного подхода к психологическому аспекту деятельности ученого,
когда о нем говорят на привычном языке понятий о воображении,
вдохновении, мотивации, свойствах личности и др.
Конечно, эти слова указывают на реальные факты психической
жизни тех, кто занят наукой. Но значение этих слов исторически
сковано ограниченным набором признаков, фиксирующих в пси-
хике ее общечеловеческое строение и содержание. Соответственно,
попытки исследовать личность ученого, оперируя сеткой этих по-
нятий, заведомо затрудняют выход за пределы этого содержания.
Речь должна идти не о том, чтобы перечеркнуть запечатленное в
традиционных психологических терминах, но о совсем другой стра-
тегии. О такой, которая, сохранив в исторически апробированных
терминах информацию о психической реальности, преобразовала
бы их смысловую ткань. Вектор преобразования нам уже известен.
Он направлен к роли, исполняемой личностью в драме научного
творчества, которая, подчеркнем еще раз, отнюдь не является чи-
сто психологической. Из этого явствует, что понятия, признанные
репрезентовать психический облик "обитателей" мира науки, смо-
гут эффективно работать только тогда, когда их психологическая
сердцевина пронизана нитями, нераздельно соединяющими ее с
предметным и коммуникативным в триадической системе.
Кратко остановимся на нескольких вариантах понятий, способ-
ных, на наш взгляд, пройти испытание на выполнение системной
функции.
Прежде всего следует остановиться на понятии, на-
Идеогене> званном нами идеогенезом. Под ним следует пони-
мать зарождение и развитие тех идей у конкретного
исследователя, которые приводят к результатам, заносящим его имя
по приговору истории в список хранимых памятью науки персона-
лий. С первых же своих шагов этот исследователь продвигается по
вехам, до него намеченным другими. Его теоретические раздумья
сообразуются с тем, что ими испытано, притом, порой, в различ-
ные времена. Он способен выстрадать собственные новые реше-
ния, не иначе как усвоив уроки, преподанные былыми искателями
научных истин. При переходах же от одного урока к другому может
меняться не только содержание мышления, но и его стиль, его ка-
тегориальные ориентации. И тогда в идеогенезе выступает "малая
логика" развития индивида в его "лица необщем выражении".
У "большой" логики научного познания, как известно, имеются свои
внутренние формы, преобразуемые в его историческом "безлично-
стном" движении. Мы можем предпринимать попытки их воссоз-
дания, абстрагируясь от психической организации субъектов, во
взрывах творческой активности которых эти формы созидались.
Но ведь в реальности вне подобной психической организации,
пронизанной идеогенезом, никакое построение и изменение науч-
ного знания невозможно.
Представления о "машинообразности" поведения (или деятель-
ности мозга) у Декарта, Павлова и Винера существенно разнились.
Каждое из них запечатлело одну из сменявших друг друга фаз все-
мирно-исторической логики развития научного познания. Метафо-
ра "машина" обозначала интеграцию двух глобальных объяснитель-
ных принципов этого познания: детерминизма и системности.
Соответственно, в этой смене суждений о "машинообразности"
звучит голос логики перехода от одних форм причинно-системного
объяснения жизненных (в том числе психических) явлений к дру-
гим. Сама по себе логика перехода носила закономерный характер
и, стало быть, подчиняла себе отдельные умы безотносительно к
прозрачности рефлексии о ней. Но означает ли это, что названные
выше имена исследователей, с которыми ассоциируется поочеред-
но каждая из стадий логики науки, не более чем плацебо или про-
стые знаки различения эпох?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
оставался в долгу и совместно с лидерами других верных его заве-
там школ инкриминировал им измену принципам научного иссле-
дования.
Вюрцбургцы в возникшем оппонентном кругу держались достой-
но, а один из них, Карл Марбе, автор первой важной эксперимен-
тальной работы школы, выдвинувший понятие об "установке со-
знания" (1901), в дальнейшем вообще отверг саму процедуру ин
троспективного анализа сознания. Эта школа обогатила психоло-
гию множеством новых фактов. Но как уже неоднократно говори-
лось, "чистых" фактов в природе науки не существует. И для объ-
яснения судьбы вюрцбургской школы, ее расцвета и заказа следует
обратиться к понятиям об исследовательской программе, теорети-
ческие контуры которой предопределяли эмпирию, привлекшую
внимание психологического сообщества. Программа в отличие от
других проектировала изучение высших психических функций,
прежними лабораториями не изучавшихся. Понятие о функции бы-
ло противопоставлено понятию о структуре сознания, элементами
которой считались сенсорные феномены (ощущения, восприятия,
представления). В категориальном плане они представляли катего-
рию образа, но чувственного.
Установив, что в сознании имеется несенсорное содержание,
вюрцбургская школа вовлекла в репертуар психологии умственный
образ. Но не только в этом заключались ее инновации. Умственный
образ выполнял работу по решению умственной задачи. От нее ис-
ходила заданная установкой "детерминирующая тенденция" (тер-
мин Н. Аха). Описание процесса решения вводило в научный обо-
рот другую категорию, а именно категорию действия. Тем самым
ткань исследовательской программы образовывали "нити" иной ка-
тегориальной сетки, чем программа структурализма, - будь то в
вундтовском, титченерском или любом другом варианте.
Сдвиги в категориальном строе психологии, обусловившие успе-
хи вюрцбургской школы, произошли не в силу имманентного раз-
вития теоретической мысли или удачных экспериментальных нахо-
Док увлекшихся психологией студентов Вюрцбургского универси-
тета. Их умами правили запросы логики развития науки, столь же
независимые от их сознания, как и изучаемая психическая реаль-
ность. Об этих запросах говорили события, происходившие по все-
му исследовательскому фронту естествознания, где, сменяя меха-
нический детерминизм, утверждался биологический. Работавшие в
психологических лабораториях исследователи, по-прежнему пони-
мая под предметом психологии явленное субъекту в его сознании,
именно такое понимание излагали в своих текстах.
Но творческая активность их мысли, неотвратимо означающая
выход за пределы стереотипов сознания в сферу надсознательного,
вела к новым представлениям. Это преломилось в том, что они го-
ворили об установке, детерминирующей тенденции, исходящей от
задачи (цели), умственном акте (действии, функции) и т. д. Тем са-
мым вводились новые детерминанты, формировавшие новый ког-
нитивный стиль, в своеобразии которого сказался процесс перехо-
да от одного способа детерминистского объяснения к другому. Вюр-
цбургская школа была "дитя" переходного периода. Поэтому она
неизбежно должна была сойти с исторической арены. Она не смогла
с помощью своих теоретико-экспериментальных ресурсов покончить
с интроспективной концепцией сознания (в качестве определяющей
предметную область психологии). Она по-прежнему представляла со-
знание, как если бы оно было самостоятельным живым индивидом.
Поэтому и целесообразность, присущая умственному действию (как
и всем психическим проявлениям), оставалась за гранью причинно-
го объяснения в отличие от эволюционно-биологической трактовки
психики как орудия адаптации организма к среде.
Итак, программа вюрцбургской школы была исчерпана. Но как
говорит исторический опыт, крушение школ, теорий и программы
не проходит бесследно для категориального состава науки. В част-
ности, новые поколения исследователей психики ассимилировали
созданное вюрцбургцами применительно к категории образа и дей-
ствия.
Умственный образ (в отличие от сенсорного) и умственное дей-
ствие стали неотъемлемыми компонентами аппарата научно-пси-
хологической мысли. Если же от этого категориального плана пе-
рейти на уровень дальнейшего развития научного сообщества, то
уроки, преподанные этой школой, оказались полезны для тех, кто
ее непосредственно прошел, участвуя в совместных опытах и спо-
рах. Неформальное научное общение (отличающее продуктивные
школы) благотворительно для рождения талантов.
Достаточно напомнить, что из этой школы вышли такие буду-
щие классики психологии, как Нарцисс Ах, Карл Бюлер, Макс Верт-
геймер.
На фигуре последнего остановимся несколько детальнее. Защи-
тив диссертацию, он стал лидером новой психологической школы,
приобретшей широкую известность под именем гештальтпсихоло-
гии. Исследовательскую программу этой школы обычно считают на-
правленной против структурализма Вундта-Титченера с его кон-
цепцией сознания как сооружения из "кирпичей" (образов) и "це-
мента" (ассоциаций).
Если ограничиться теоретическими нападками гештальтпсихо-
логов на своих противников, то придется с этим согласиться. Одна-
ко на глубинном категориальном уровне обнаруживаются иные фак-
торы консолидации молодых психологов в одну из крупнейших пси-
хологических школ. Ведь задолго до появления этой школы функ-
ционалисты (как американские, начиная с Джемса, так и европей-
ские, начиная с Брентано) отвергли концепцию "кирпичей и це-
мента".
Не в борьбе со структурной школой, уступившей место функци-
ональной (одним из ее вариантов и являлась вюрцбургская), а в
борьбе с функциональной, в лоне которой они первоначально вос-
питывались, создавали гештальтпсихологи свою исследовательскую
программу.
У функционалистов сознание выступало в виде самостоятельно-
го, целесообразно действующего агента. Это поддерживало инде-
терминистскую телеологическую традицию, несовместимую со стан-
дартами научности знания. Гештальтисты же искали пути изучения
сознания как самоорганизующейся системы (гештальта) по типу
преобразований электромагнитного поля (согласно новой неклас-
сической физике). Это и определило категориальный подтекст ис-
следовательской программы их школы, которая поэтому явилась
продуктом распада не структурализма, а функционализма. Выйти к
новым рубежам можно было, только пройдя предшествующий уро-
вень предметно-логического развития познания. Подобно тому как
Кюльпе и его ученики должны были. пережить, почувствовать, пе-
реосмыслить программу Вундта,прежде чем сконструировать соб-
ственную, Вертгеймер и его соратники должны были непосредствен-
но испытать в своей исследовательской практике программу Кюльпе
(и других функционалистов), чтобы приступить к созданию новой
программы, ставшей центром консолидации гештальтистской шко-
лы. Ядро этой школы образовал триумвират в составе Вертгеймера,
Коффки и Келера. Они сконцентрировались в Берлинском уни-
Рситете, где кафедру психологии возглавлял функционалист
Штумпф - ученик Брентано. Но хотя они и учились у Штумпфа
(вышли из его научно-образовательной школы), их собственная
кола - исследовательский коллектив - имела совершенно новую
"Рограмму.
Как и вюрцбургская школа, берлинская школа гештальтистов бы-
ла небольшой по количеству входивших в ее состав исследователей:
всего лишь несколько человек из составлявших в тот исторический
период научное сообщество психологов. Но именно потому, что не-
большая группа оказалась способной произвести большой эффект,
она заслуживает пристального анализа.
Уже отмечалось, что причины высокой эффективности результа-
тов деятельности подобных групп следует искать в свойствах их ис-
следовательских программ, в характере соответствия программ логи-
ке развития научного знания о психике. Таким образом, переход от
структурной школы к функциональной, а от нее в свою очередь -
к гештальтистской совершился закономерно.
Функциональная школа закономерно сменила структуралист-
скую, а гештальтистская - функциональную в границах определен-
ной методологической традиции, которая может быть обозначена
как "психология сознания".
Гештальтизм внес существенный вклад в общий строй психоло-
гического познания, внедрив в него принцип системности и от-
крыв важные закономерности, касающиеся природы образа и его
роли в динамике различных психических процессов.
Все рассматриваемые школы исходили из постулата, согласно
которому предметной областью психологии служит индивидуаль-
ное сознание (его явления, процессы, функции, гештальты).
Все школы стремились утвердить в изучении этой субъективной
области объективные научные стандарты, при этом прослеживается
влияние на программы школ стандартов, принятых науками о при-
роде, будь то классическая физика (структурализм), эволюционная
биология (функционализм) или "физика поля" (гештальтизм).
До сих пор понятие о школе обозначало два вида социально-
научных объединений, а именно: а) научную школу образователь-
ного типа (наиболее яркий пример - школа Вундта. В ней к про-
фессии психолога приобщалось множество будущих исследовате-
лей самой различной ориентации), б) школу - исследовательский
коллектив. Теперь к ним, после сказанного, можно присоединить
третий тип школы в том смысле, что вхождение в научное сообще-
ство предполагало усвоение определенной традиции (в плане пони-
мания предметной области науки, методов ее изучения, принятых в
ней ценностей и норм, отношений к другим дисциплинам и др.).
Традиция, восходящая к Вундту, которого приня-
Школа как то называть "отцом экспериментальной психоло-
напровление гии", запечатлела Декартов взгляд на сознание, ко-
в науке торое мыслилось подобно субстанции Спинозы
как "causa sui" (причина самого себя). Исходя из намеченной выше
классификации трех типов школ, те психологи, которые продвига-
лись в русле данной традиции, могут рассматриваться в качестве
исследователей, представлявших общую школу (если понимать под
этим термином направление в науке). Направление, о котором го-
ворится, принято называть интроспекционизмом, поскольку пси-
хология в отличие от других дисциплин мыслилась основанной на
изощренном и особым образом организованном самонаблюдении
субъекта - интроспекции. Но оно не являлось, как мы знаем, един-
ственным в мировой научной мысли.
В России (в силу особенностей ее социокультурного развития)
возникло другое направление, также зачатое в чреве картезианства,
но приведшее благодаря своим естественным "генам" к открытию
рефлекторной природы поведения. Его контуры наметил Сеченов
(кстати сказать, одногодка Вундта). Он стал родоначальником
расцветшей в XX столетии объективной психологии. Причины, по
которым Вундт создал в психологии школу - исследовательский
коллектив, кроются, как мы знаем, в разработке программы. Имен-
но программа, исполняемая под властью ее генератора, служит, как
отмечалось, единственным "инструментом" консолидации школы
данного типа.
У Сеченова применительно к психологии такой программы не
было. В его научной карьере только в один из периодов (в 60-е
годы) ему довелось образовать школу как исследовательский кол-
лектив. Сложилась же она на основе чисто физиологической про-
граммы по изучению открытого им в головном мозгу "центрально-
го торможения". Но его идеи о том, как разрабатывать психологию,
намечали перспективы преобразования всего категориального строя
этой науки. На уровне изучения поведения они вдохновили Павло-
ва на создание самой крупной в истории науки, притом междуна-
родной, школы - исследовательского коллектива.
После Павлова, под влиянием его концептуальных установок,
имевших прочное методическое оснащение, в различных странах
мира возникла разветвленная сеть лабораторий. Она приобрела ха-
рактер направления в психологической науке.
Нами были рассмотрены две координаты науки как
Личность системы деятельности - когнитивная (воплощенная
ученого в логике ее развития) и коммуникативная (воплощен-
ная в динамике общения).
Они неотделимы от третьей координаты - личностной. Творче-
ская мысль ученого движется в пределах "познавательных сетей" и
сетей общения". Но она является самостоятельной величиной, без
активности которой развитие научного знания было бы чудом, а
общение невозможно.
Исходным постулатом теоретической психологии служат прин-
ципы анализа науки как системы, каждый из феноменов которой
дан в трех координатах: исторической, социетальной и личностной.
Соответственно, чтобы постичь психологию человека науки, нужна
принципиальная переориентация, ведущая к понятиям, адекватным
ее системной многомерности. Здесь обнажается слабость традици-
онного подхода к психологическому аспекту деятельности ученого,
когда о нем говорят на привычном языке понятий о воображении,
вдохновении, мотивации, свойствах личности и др.
Конечно, эти слова указывают на реальные факты психической
жизни тех, кто занят наукой. Но значение этих слов исторически
сковано ограниченным набором признаков, фиксирующих в пси-
хике ее общечеловеческое строение и содержание. Соответственно,
попытки исследовать личность ученого, оперируя сеткой этих по-
нятий, заведомо затрудняют выход за пределы этого содержания.
Речь должна идти не о том, чтобы перечеркнуть запечатленное в
традиционных психологических терминах, но о совсем другой стра-
тегии. О такой, которая, сохранив в исторически апробированных
терминах информацию о психической реальности, преобразовала
бы их смысловую ткань. Вектор преобразования нам уже известен.
Он направлен к роли, исполняемой личностью в драме научного
творчества, которая, подчеркнем еще раз, отнюдь не является чи-
сто психологической. Из этого явствует, что понятия, признанные
репрезентовать психический облик "обитателей" мира науки, смо-
гут эффективно работать только тогда, когда их психологическая
сердцевина пронизана нитями, нераздельно соединяющими ее с
предметным и коммуникативным в триадической системе.
Кратко остановимся на нескольких вариантах понятий, способ-
ных, на наш взгляд, пройти испытание на выполнение системной
функции.
Прежде всего следует остановиться на понятии, на-
Идеогене> званном нами идеогенезом. Под ним следует пони-
мать зарождение и развитие тех идей у конкретного
исследователя, которые приводят к результатам, заносящим его имя
по приговору истории в список хранимых памятью науки персона-
лий. С первых же своих шагов этот исследователь продвигается по
вехам, до него намеченным другими. Его теоретические раздумья
сообразуются с тем, что ими испытано, притом, порой, в различ-
ные времена. Он способен выстрадать собственные новые реше-
ния, не иначе как усвоив уроки, преподанные былыми искателями
научных истин. При переходах же от одного урока к другому может
меняться не только содержание мышления, но и его стиль, его ка-
тегориальные ориентации. И тогда в идеогенезе выступает "малая
логика" развития индивида в его "лица необщем выражении".
У "большой" логики научного познания, как известно, имеются свои
внутренние формы, преобразуемые в его историческом "безлично-
стном" движении. Мы можем предпринимать попытки их воссоз-
дания, абстрагируясь от психической организации субъектов, во
взрывах творческой активности которых эти формы созидались.
Но ведь в реальности вне подобной психической организации,
пронизанной идеогенезом, никакое построение и изменение науч-
ного знания невозможно.
Представления о "машинообразности" поведения (или деятель-
ности мозга) у Декарта, Павлова и Винера существенно разнились.
Каждое из них запечатлело одну из сменявших друг друга фаз все-
мирно-исторической логики развития научного познания. Метафо-
ра "машина" обозначала интеграцию двух глобальных объяснитель-
ных принципов этого познания: детерминизма и системности.
Соответственно, в этой смене суждений о "машинообразности"
звучит голос логики перехода от одних форм причинно-системного
объяснения жизненных (в том числе психических) явлений к дру-
гим. Сама по себе логика перехода носила закономерный характер
и, стало быть, подчиняла себе отдельные умы безотносительно к
прозрачности рефлексии о ней. Но означает ли это, что названные
выше имена исследователей, с которыми ассоциируется поочеред-
но каждая из стадий логики науки, не более чем плацебо или про-
стые знаки различения эпох?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80