Келер)
кванта действия, теория относительности и нараставший удельный вес
категории физического поля повлияли на умы группы психологов, де-
визом которых стал термин "гештальт" (особая организованная цело-
стность). Его прообразом служило физическое понятие о поле.
Смысл любой теоретической конструкции выявляет не только то,
что она утверждает, но и то, что она отвергает. Гештальтизм отверг
"атомизм" структурной школы, ее версию о первоэлементах созна-
ния. Функционализм же был отвергнут гештальттеорией по причине
трактовки им психических функций какдействий или процессов, со-
вершаемых "Я" ради заранее поставленной цели. Вместе с тем, от-
вергнув теории сознания, гештальтизм выступил также против бихе-
виористской теории поведения, которая требовала изгнать из психо-
логии само понятие о сознании как загадочном агенте, изнутри пра-
вящем телесными реакциями организма.
Просчеты этих направлений были предопределены тем категори-
альным аппаратом, посредством которого они "высвечивали" пси-
хическую реальность, и прежде всего слабостью категории образа.
У структуралистов она сводилась к элементам, для воссоединения ко-
торых они апеллировали либо к ассоциациям, либо к загадочной внут-
ренней силе - апперцепции. У функционалистов ощущения, воспри-
ятия, представления объяснялись не столько причинными фактора-
ми (в виде внешних влияний на органы чувств), сколько целями, за-
данными сознанием субъекта. Это придавало функционалистским
концепциям телеологический характер. Но разве научное знание
вправе приписывать объективным процессам (например, излучению)
направленность на цель?
Что же касается бихевиоризма, то он под гипнозом древней вер-
сии о сознании перечеркнул само понятие о сознании как регуляторе
поведения.
В понятии гештальта светила перспектива вывести психологиче-
скую науку на новый путь. Гештальт - это целостность, которая опре-
деляет происходящее с ее компонентами. Первичны целостные вос-
приятия, а не отдельные ощущения, свойства которых этими целост-
ностями и определяются.
Гештальт изменяется по собственным, имманентным ему законам,
не нуждаясь в направляющей его извне цели. Гештальт организует по-
ведение организма, которое без него оборачивается серией слепыхре-
акций, случайных проб и ошибок. Во всех случаях за термином "геш-
тальт" стояла категория психического образа. В ее обогащении - глав-
ная историческая миссия, достойно исполненная гештальтизмом.
Стремясь покончить с довлевшей над психологией верой в то, что
ее суверенность можно отстоять только в противовес более "твердым
наукам (физике, химии, биологии), гештальтисты придали глобаль-
ный характер воплощенному в гештальте принципу системной орга-
низации. "Гештальтированы" все объекты. Субстрат психики - си-
стема мозга в такой же степени, как и коррелирующая с ней система
сознания. Отношение же между веществом мозга и психическим ми-
ром следует мыслить не по типу механического взаимодействия меж-
ду ними, но по типу изоморфизма (соответствия одной структуры дру-
гой подобно тому, как топографическая карта соответствует в основ-
ных элементах отображенной на ней местности).
Не порождаясь материальными структурами, а лишь соответствуя
им, психические образы выступали как причина самих себя. Гешталь-
тизм изменял стиль психологического мышления, утверждал в нем
системную ориентацию, что позволило существенно обогатить эмпи-
рическую основу представлений о сознании и его образном строе.
Особым ответвлением этой научной школы стали работы К. Левина
и его учеников, центрированные на проблеме мотивации поведения,
о чем будет сказано в связи с рассмотрением категории мотива.
Резонанс гештальтистских идей зазвучал в других исследователь-
ских направлениях, в частности в необихевиоризме Толмена, пред-
ложившего считать регулятором поведения крыс в лабиринте "ког-
нитивную карту", что внесло в классический бихевиоризм категорию
психического образа.
Возможно, что введение И.П. Павловым в учение о высшей
нервной деятельности понятия о динамическом стереотипе также от-
разило потребность в преодолении "атомизма", который гештальти-
сты инкриминировали этому учению.
Категория образа (стоявшая за неологизмом "гештальт") охваты-
вала все уровни когнитивной организации психики - как сенсорный
(чувственно-образный), так и интеллектуальный. Само понятие об
интеллекте было изменено после классических опытов Келера над че-
ловекообразными обезьянами, справлявшимися с новыми задачами,
Для решения которых недостаточно было прежних навыков (услов-
ных рефлексов). Келер объяснил наблюдаемое поведение, оперируя
представлением о сенсорном поле и его реорганизации в случае ре-
шения.
ДРУГОЙ лидер гештальтизма М. Вертгеймер перешел от животного
интеллекта к человеческому. Притом интеллекту высшего, какой толь-
ко может быть, уровня, поскольку одним из его испытуемых был
" Эйнштейн.
В работах, посвященных этой высшей форме мышления (Вертгей-
Р назвал его продуктивным), в качестве объяснительных принци-
использовались все те же понятия "реорганизация", "центриров-
ка", "группирование", которые считались всеобщими для способов
построения и преобразования гештальта. Но именно такой подход об-
нажал слабость гештальтистской схемы, считавшейся пригодной для
всех случаев жизни, в том числе и жизни психической, обретающей
различные формы на различных уровнях развития.
Отсутствие историзма и ориентация на те феномены, которые дей-
ствительны для ситуаций "здесь и теперь", препятствовали разработ-
ке категории психического образа в его лонгитюдной динамике, враз-
личных генетических срезах. Между тем прошлое и будущее психи-
ческого образа органично представлено в его "работе" в качестве де-
терминанты актуального поведения.
Это слабое звено гештальтизма сказалось в игнорировании того,
что в "ткани" образа имеются различные уровни организации. Кате-
гориальное знание о них запечатлено в разграничении чувственного
и умственного образов. Умственный образ отличается в качестве пси-
хической реалии своей когнитивно-коммуникативной природой. Он
возникает в человеческом социуме, решая задачи, инспирированные
деятельностью по освоению предметного мира.
Значение живет собственной жизнью в независимой
Умственный от отдельных субъектов "матрице" языка. Но ста-
образ и слово новясь их "собственностью", оно оборачивается
психическим образом особого порядка. Этот - те-
перь уже умственный - образ столь не неотчуждаем от ткани созна-
ния, как и чувственный. Здесь он работает нераздельно с другими ком-
понентами этой ткани. И лишь в интересах категориального анализа
его внутренняя интимная сочетанность с ними выносится за скобки
с тем, чтобы поставить диагноз, касающийся его собственной приро-
ды. Но именно эта же цель вынуждает, раскрывая скобки, обернуться
на контекст, где просвечивает его изначальная включенность в си-.
стему взаимосвязей с действием, мотивом, отношением, переживая
нием. ,
Вместе с тем его психическая "плоть" кровно сомкнута с языком
Умственный образ рождается на переходе от природы к культуре в чре-< ]
ве этой культуры. Среди производящих его факторов решающая ролк1
принадлежит знаковым системам. Важнейшая из них-язык. Его ком
поненты слова (какзнаки- носители значений) служат орудиями пре-
образований чувственных образов в умственные, определяя их пси
хическую ипостась.
Общий постулат о зависимости мысли (как эквивалента умствен
ного образа, но нетолько его) от слова веками принимался множест-1
ном философско-психологических теорий. С возникновением пСИ"
хологии в качестве самостоятельной науки вопрос о роли языка Kj
"органа, формирующего мысль" (формула В. Гумбольдта), стимули-
ровал несколько направлений поисков решений, открытых для кон-
кретно-эмпирического изучения этой роли. Сначала в Германии у
группы приверженцев психологии Гербарта (Штейталь, Лацарус), а
затем в России, где сложилось новаторское направление, созданное
д.А. Потебней. В богатстве оставленных этим великим филологом
идей выделю две, особо значимые, по моему мнению, для психоло-
гии: понятие об апперцепции, связанной со словом, и о внутренней
форме слова.
Термин "апперцепция" со времен Лейбница широко применялся
в философско-психологической лексике в смысле зависимости вос-
принимаемого (перцепции) объекта от былого опыта индивида
(памяти), его направленности на этот объект (внимания) и других при-
соединяемых к восприятию психических влияний. Во всех случаях как
сами эти влияния, так и воспринимаемый под их действием образ
представлялись феноменами бессловесного сознания. У Потебни в
качестве могущественного фактора апперцепции выступило слово как
элемент народной мысли.
Тем самым орган этой мысли - язык выступил в роли главной при-
змы видения мира, каким он явлен индивиду с момента овладения
речью. Очевидно, что тем самым сразу же утверждалась изначальная
социальность сознания. "Внутренняя жизнь,-писал Потебня,-име-
ет для человека непосредственную цену, но осознается и уясняется
только исподволь и посредственно", что означало соединение соци-
альности с историзмом. Он видел в языке не сотворенный, а непре-
рывно творимый народом орган. Из этого следовало, что индивиду-
альное сознание контролируется (благодаря апперцепции в слове)
определенным уровнем развития опыта народа, его ментальностью.
Отсюда и бескомпромиссная критика Потебней, опиравшимся на
факты исторического развития языка, априоризма, прежде всего столь
популярной в его времени версии о врожденности категорий про-
странства и времени.
В дальнейшем ученики и последователи потебнианской трактов-
ки внутренней формы слова (в частности, Д.Н. Овсянико-Куликов-
ский, ранний Л.С. Выготский и др.) полагали, что под этой формой
(в отличие от внешней, грамматической) следует понимать образный
пмон слова (его этимологическое значение, например "щит" в слове
защита"). Этот этимон забывается, стирается, и тогда взамен триа-
ЯЬ1 (звук - внутренняя форма - значение, которое идентично поня-
к>) остается диада (звук - обозначенный объект). Тем самым внут-
Рнняя форма выступала в качестве элемента изобразительного ряда,
яиняя языковой знак с прямым восприятием его денотата.
На первых порах в работах Потебни внутренняя форма представля-
лась прототипом чувственного образа. Однако в дальнейшем она вы-
ступила как особый образ (который мы вправе назвать умственным,
поскольку он сохранял инвариантность безотносительно к чувствен-
ной "иллюстративности" различаемого знаком значения). Народность
в смысле представленности в значении слова умственного склада на-
рода ("единого философа, единого мыслителя") и историзм - таковы
признаки, которыми Потебня обогатил трактовку психологической ка-
тегории образа.
Новую главу в историю концепций, объясняющих родство отно-
шений между языком и мыслью, вписали школа Пиаже - на Западе и
школа Выготского - в России. Обе школы прославились укоренен-
ными в эмпирии теоретическими концепциями развития психики в
онтогенезе на материале речевого общения междудетьми. С различ-
ных позиций они доказали стадиальность преобразований умствен-
ного образа в сложной динамике переходов от уровня, на котором до-
минирует сенсорная основа интеллектуальной активности, к логиче-
ским операциям, посредством которых состав и строй этой активно-
сти определяют понятия.
Оба психолога, как сказано, операционализировали свои теоре-
тические гипотезы на материале решения ребенком интеллектуаль-
ных задач. В научном сообществе и за его пределами широкую изве-
стность им принесли результаты, воссоздающие своеобразие поведе-
ния и общения ребенка. Однако для них самих их исследования, по-
дарившие психологии эти результаты, имели особый мотивационный
смысл, уводивший далеко за пределы детской психологии к темам,
родственным теоретической психологии. Научный механизм, оТ
устройства и работы которого зависят успех и неуспех, возможности .1
и границы познания, был очень давним объектом философской реф
лексии. Но это направление поиска являлось умозрительным. Выгот>Д
скому же и Пиаже требовалась опора на реалии, открытые для эмпи
рического и даже экспериментального анализа. Иначе говоря, они исЦ
пытывали потребность в рефлексии о научном познании, обеспечен-jj
ной средствами не умозрительной философии, а самой науки. Что кЩ
сается Выготского, то его интеллектуальная биография побудилавы-
делить применительно к кризису психологии проблему языка науки.> щ
Обращу внимание на то, что именно его выдающийся трактат об это
кризисе, где детально освещались природа и роль слова в научно-тв-
еретическом познании, предшествовал ставшей в дальнейшем зн1
менитой книге "Мышление и речь". Сохранились свидетельства, 41
книга Потебни "Мысль и язык" была первой среди познакомивии>
Выготского с психологией. Не своего ли великого предшественник
он имел в виду, детально развивая тезис о том, "что слово как солнце
в капле малой воды, целиком отражает процессы и тенденции в раз-
витии науки" и "отсюда мы получаем более высокое представление о
характере научного знания"?
Прежде чем сделать своим объектом мышление и речь ребенка, Вы-
готский рассмотрел плоды умственной деятельности людей в ее выс-
шем выражении, каковым является построение посредством слова на-
учного понятия.
Выясненное на макроуровне ведет к объяснению развития поня-
тий у детей. В ребенке он увидал маленького исследователя, исполь-
зующего, подобно взрослому, слова как орудие освоения мира и по-
строения его внутреннего образа. Сходным, хотя и ведущим в другом
направлении, был проект Пиаже.
"На протяжении 60 лет (1920-1980) он изучал психологию разви-
тия ребенка не для того, чтобы снабдить родителей схемами руковод-
ства его образованием или контроля за ним, а чтобы овладеть меха-
низмом построения знания".
Основной постулат заключался в версии, согласно которой меха-
низм перехода детей от наивных знаний о феноменах природы к выс-
шему уровню их объяснения - это тот механизм, который обеспечи-
вает научный прогресс. За исходное принималось понятие о схемах,
организм же либо накладывает схемы, которыми он располагает, на
объекты (ассимиляция), либо приспосабливает к ним свои схемы (ак-
комодация).
Развитие усматривалось в реорганизации этих схем. О ней исследо-
ватель судил по детским высказываниям, тысячи и тысячи которых он
собрал посредством метода клинической беседы. В дальнейшем Пиа-
же сосредоточился на анализе довербальных схем, в которых представ-
лен уровень сенсомоторного интеллекта. Тончайший исследователь,
ориентированный на натуралистический стиль мышления, Пиаже не
мог не вовлечь в круг своих интересов наряду со схемами интеллекта
Детскую речь. Общение междудетьми, их диалоги и в особенности СПО-
РЫ между собой выделялись как фактор децентрации (преодоления эго-
центризма как прикованности индивида к собственной познаватель-
ной позиции и неспособности понять того, что ей противоречит или с
несовместимо). Именно этот фактор, предполагающий речевое об-
ие, побуждает субъекта изменить свои представления, обеспечи-
тем самым когнитивное (и нравственное) развитие.
р Однако феномен общения сводился к социализации личности.
его смысловых (семантических) параметров, преобразование ко-
De Mey. The Cognitive Paradigm. L, 1982, p. 228.
торых определяет уровни интеллектуального развития, из "повестки
дня" изучения этого развития выпадало. Поэтому рассматриваемые в
категориальном контексте понятия об общении, сотрудничестве, со-
циализации исчерпывались категорией отношения. Применительно
же к категории образа его психическое развитие (обеспечиваемое
включенностью субъекта в систему языка) в новаторской теоретиче- ;
ской концепции Пиаже во внимание не принималось. ;
Но именно язык как исторически изменчивый орган своими об-
щенародными структурами изначально обеспечивает активное фор- 1
мирование индивидуального сознания. Тем самым и ключевая про- j
блема стадий развития этого сознания, в которой никому в психоло- j
гии не удалось столь продуктивно продвинуться, как Пиаже и Выгот-. 1
скому, неотвратимо побудит того, кто отважится выйти на путь, ко- 1
торый они стали прокладывать, подойти к умственному образу как к j
неотчуждаемой от субъекта психической реальности, созидаемой ц ,
коллизиях оперирования системой языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
кванта действия, теория относительности и нараставший удельный вес
категории физического поля повлияли на умы группы психологов, де-
визом которых стал термин "гештальт" (особая организованная цело-
стность). Его прообразом служило физическое понятие о поле.
Смысл любой теоретической конструкции выявляет не только то,
что она утверждает, но и то, что она отвергает. Гештальтизм отверг
"атомизм" структурной школы, ее версию о первоэлементах созна-
ния. Функционализм же был отвергнут гештальттеорией по причине
трактовки им психических функций какдействий или процессов, со-
вершаемых "Я" ради заранее поставленной цели. Вместе с тем, от-
вергнув теории сознания, гештальтизм выступил также против бихе-
виористской теории поведения, которая требовала изгнать из психо-
логии само понятие о сознании как загадочном агенте, изнутри пра-
вящем телесными реакциями организма.
Просчеты этих направлений были предопределены тем категори-
альным аппаратом, посредством которого они "высвечивали" пси-
хическую реальность, и прежде всего слабостью категории образа.
У структуралистов она сводилась к элементам, для воссоединения ко-
торых они апеллировали либо к ассоциациям, либо к загадочной внут-
ренней силе - апперцепции. У функционалистов ощущения, воспри-
ятия, представления объяснялись не столько причинными фактора-
ми (в виде внешних влияний на органы чувств), сколько целями, за-
данными сознанием субъекта. Это придавало функционалистским
концепциям телеологический характер. Но разве научное знание
вправе приписывать объективным процессам (например, излучению)
направленность на цель?
Что же касается бихевиоризма, то он под гипнозом древней вер-
сии о сознании перечеркнул само понятие о сознании как регуляторе
поведения.
В понятии гештальта светила перспектива вывести психологиче-
скую науку на новый путь. Гештальт - это целостность, которая опре-
деляет происходящее с ее компонентами. Первичны целостные вос-
приятия, а не отдельные ощущения, свойства которых этими целост-
ностями и определяются.
Гештальт изменяется по собственным, имманентным ему законам,
не нуждаясь в направляющей его извне цели. Гештальт организует по-
ведение организма, которое без него оборачивается серией слепыхре-
акций, случайных проб и ошибок. Во всех случаях за термином "геш-
тальт" стояла категория психического образа. В ее обогащении - глав-
ная историческая миссия, достойно исполненная гештальтизмом.
Стремясь покончить с довлевшей над психологией верой в то, что
ее суверенность можно отстоять только в противовес более "твердым
наукам (физике, химии, биологии), гештальтисты придали глобаль-
ный характер воплощенному в гештальте принципу системной орга-
низации. "Гештальтированы" все объекты. Субстрат психики - си-
стема мозга в такой же степени, как и коррелирующая с ней система
сознания. Отношение же между веществом мозга и психическим ми-
ром следует мыслить не по типу механического взаимодействия меж-
ду ними, но по типу изоморфизма (соответствия одной структуры дру-
гой подобно тому, как топографическая карта соответствует в основ-
ных элементах отображенной на ней местности).
Не порождаясь материальными структурами, а лишь соответствуя
им, психические образы выступали как причина самих себя. Гешталь-
тизм изменял стиль психологического мышления, утверждал в нем
системную ориентацию, что позволило существенно обогатить эмпи-
рическую основу представлений о сознании и его образном строе.
Особым ответвлением этой научной школы стали работы К. Левина
и его учеников, центрированные на проблеме мотивации поведения,
о чем будет сказано в связи с рассмотрением категории мотива.
Резонанс гештальтистских идей зазвучал в других исследователь-
ских направлениях, в частности в необихевиоризме Толмена, пред-
ложившего считать регулятором поведения крыс в лабиринте "ког-
нитивную карту", что внесло в классический бихевиоризм категорию
психического образа.
Возможно, что введение И.П. Павловым в учение о высшей
нервной деятельности понятия о динамическом стереотипе также от-
разило потребность в преодолении "атомизма", который гештальти-
сты инкриминировали этому учению.
Категория образа (стоявшая за неологизмом "гештальт") охваты-
вала все уровни когнитивной организации психики - как сенсорный
(чувственно-образный), так и интеллектуальный. Само понятие об
интеллекте было изменено после классических опытов Келера над че-
ловекообразными обезьянами, справлявшимися с новыми задачами,
Для решения которых недостаточно было прежних навыков (услов-
ных рефлексов). Келер объяснил наблюдаемое поведение, оперируя
представлением о сенсорном поле и его реорганизации в случае ре-
шения.
ДРУГОЙ лидер гештальтизма М. Вертгеймер перешел от животного
интеллекта к человеческому. Притом интеллекту высшего, какой толь-
ко может быть, уровня, поскольку одним из его испытуемых был
" Эйнштейн.
В работах, посвященных этой высшей форме мышления (Вертгей-
Р назвал его продуктивным), в качестве объяснительных принци-
использовались все те же понятия "реорганизация", "центриров-
ка", "группирование", которые считались всеобщими для способов
построения и преобразования гештальта. Но именно такой подход об-
нажал слабость гештальтистской схемы, считавшейся пригодной для
всех случаев жизни, в том числе и жизни психической, обретающей
различные формы на различных уровнях развития.
Отсутствие историзма и ориентация на те феномены, которые дей-
ствительны для ситуаций "здесь и теперь", препятствовали разработ-
ке категории психического образа в его лонгитюдной динамике, враз-
личных генетических срезах. Между тем прошлое и будущее психи-
ческого образа органично представлено в его "работе" в качестве де-
терминанты актуального поведения.
Это слабое звено гештальтизма сказалось в игнорировании того,
что в "ткани" образа имеются различные уровни организации. Кате-
гориальное знание о них запечатлено в разграничении чувственного
и умственного образов. Умственный образ отличается в качестве пси-
хической реалии своей когнитивно-коммуникативной природой. Он
возникает в человеческом социуме, решая задачи, инспирированные
деятельностью по освоению предметного мира.
Значение живет собственной жизнью в независимой
Умственный от отдельных субъектов "матрице" языка. Но ста-
образ и слово новясь их "собственностью", оно оборачивается
психическим образом особого порядка. Этот - те-
перь уже умственный - образ столь не неотчуждаем от ткани созна-
ния, как и чувственный. Здесь он работает нераздельно с другими ком-
понентами этой ткани. И лишь в интересах категориального анализа
его внутренняя интимная сочетанность с ними выносится за скобки
с тем, чтобы поставить диагноз, касающийся его собственной приро-
ды. Но именно эта же цель вынуждает, раскрывая скобки, обернуться
на контекст, где просвечивает его изначальная включенность в си-.
стему взаимосвязей с действием, мотивом, отношением, переживая
нием. ,
Вместе с тем его психическая "плоть" кровно сомкнута с языком
Умственный образ рождается на переходе от природы к культуре в чре-< ]
ве этой культуры. Среди производящих его факторов решающая ролк1
принадлежит знаковым системам. Важнейшая из них-язык. Его ком
поненты слова (какзнаки- носители значений) служат орудиями пре-
образований чувственных образов в умственные, определяя их пси
хическую ипостась.
Общий постулат о зависимости мысли (как эквивалента умствен
ного образа, но нетолько его) от слова веками принимался множест-1
ном философско-психологических теорий. С возникновением пСИ"
хологии в качестве самостоятельной науки вопрос о роли языка Kj
"органа, формирующего мысль" (формула В. Гумбольдта), стимули-
ровал несколько направлений поисков решений, открытых для кон-
кретно-эмпирического изучения этой роли. Сначала в Германии у
группы приверженцев психологии Гербарта (Штейталь, Лацарус), а
затем в России, где сложилось новаторское направление, созданное
д.А. Потебней. В богатстве оставленных этим великим филологом
идей выделю две, особо значимые, по моему мнению, для психоло-
гии: понятие об апперцепции, связанной со словом, и о внутренней
форме слова.
Термин "апперцепция" со времен Лейбница широко применялся
в философско-психологической лексике в смысле зависимости вос-
принимаемого (перцепции) объекта от былого опыта индивида
(памяти), его направленности на этот объект (внимания) и других при-
соединяемых к восприятию психических влияний. Во всех случаях как
сами эти влияния, так и воспринимаемый под их действием образ
представлялись феноменами бессловесного сознания. У Потебни в
качестве могущественного фактора апперцепции выступило слово как
элемент народной мысли.
Тем самым орган этой мысли - язык выступил в роли главной при-
змы видения мира, каким он явлен индивиду с момента овладения
речью. Очевидно, что тем самым сразу же утверждалась изначальная
социальность сознания. "Внутренняя жизнь,-писал Потебня,-име-
ет для человека непосредственную цену, но осознается и уясняется
только исподволь и посредственно", что означало соединение соци-
альности с историзмом. Он видел в языке не сотворенный, а непре-
рывно творимый народом орган. Из этого следовало, что индивиду-
альное сознание контролируется (благодаря апперцепции в слове)
определенным уровнем развития опыта народа, его ментальностью.
Отсюда и бескомпромиссная критика Потебней, опиравшимся на
факты исторического развития языка, априоризма, прежде всего столь
популярной в его времени версии о врожденности категорий про-
странства и времени.
В дальнейшем ученики и последователи потебнианской трактов-
ки внутренней формы слова (в частности, Д.Н. Овсянико-Куликов-
ский, ранний Л.С. Выготский и др.) полагали, что под этой формой
(в отличие от внешней, грамматической) следует понимать образный
пмон слова (его этимологическое значение, например "щит" в слове
защита"). Этот этимон забывается, стирается, и тогда взамен триа-
ЯЬ1 (звук - внутренняя форма - значение, которое идентично поня-
к>) остается диада (звук - обозначенный объект). Тем самым внут-
Рнняя форма выступала в качестве элемента изобразительного ряда,
яиняя языковой знак с прямым восприятием его денотата.
На первых порах в работах Потебни внутренняя форма представля-
лась прототипом чувственного образа. Однако в дальнейшем она вы-
ступила как особый образ (который мы вправе назвать умственным,
поскольку он сохранял инвариантность безотносительно к чувствен-
ной "иллюстративности" различаемого знаком значения). Народность
в смысле представленности в значении слова умственного склада на-
рода ("единого философа, единого мыслителя") и историзм - таковы
признаки, которыми Потебня обогатил трактовку психологической ка-
тегории образа.
Новую главу в историю концепций, объясняющих родство отно-
шений между языком и мыслью, вписали школа Пиаже - на Западе и
школа Выготского - в России. Обе школы прославились укоренен-
ными в эмпирии теоретическими концепциями развития психики в
онтогенезе на материале речевого общения междудетьми. С различ-
ных позиций они доказали стадиальность преобразований умствен-
ного образа в сложной динамике переходов от уровня, на котором до-
минирует сенсорная основа интеллектуальной активности, к логиче-
ским операциям, посредством которых состав и строй этой активно-
сти определяют понятия.
Оба психолога, как сказано, операционализировали свои теоре-
тические гипотезы на материале решения ребенком интеллектуаль-
ных задач. В научном сообществе и за его пределами широкую изве-
стность им принесли результаты, воссоздающие своеобразие поведе-
ния и общения ребенка. Однако для них самих их исследования, по-
дарившие психологии эти результаты, имели особый мотивационный
смысл, уводивший далеко за пределы детской психологии к темам,
родственным теоретической психологии. Научный механизм, оТ
устройства и работы которого зависят успех и неуспех, возможности .1
и границы познания, был очень давним объектом философской реф
лексии. Но это направление поиска являлось умозрительным. Выгот>Д
скому же и Пиаже требовалась опора на реалии, открытые для эмпи
рического и даже экспериментального анализа. Иначе говоря, они исЦ
пытывали потребность в рефлексии о научном познании, обеспечен-jj
ной средствами не умозрительной философии, а самой науки. Что кЩ
сается Выготского, то его интеллектуальная биография побудилавы-
делить применительно к кризису психологии проблему языка науки.> щ
Обращу внимание на то, что именно его выдающийся трактат об это
кризисе, где детально освещались природа и роль слова в научно-тв-
еретическом познании, предшествовал ставшей в дальнейшем зн1
менитой книге "Мышление и речь". Сохранились свидетельства, 41
книга Потебни "Мысль и язык" была первой среди познакомивии>
Выготского с психологией. Не своего ли великого предшественник
он имел в виду, детально развивая тезис о том, "что слово как солнце
в капле малой воды, целиком отражает процессы и тенденции в раз-
витии науки" и "отсюда мы получаем более высокое представление о
характере научного знания"?
Прежде чем сделать своим объектом мышление и речь ребенка, Вы-
готский рассмотрел плоды умственной деятельности людей в ее выс-
шем выражении, каковым является построение посредством слова на-
учного понятия.
Выясненное на макроуровне ведет к объяснению развития поня-
тий у детей. В ребенке он увидал маленького исследователя, исполь-
зующего, подобно взрослому, слова как орудие освоения мира и по-
строения его внутреннего образа. Сходным, хотя и ведущим в другом
направлении, был проект Пиаже.
"На протяжении 60 лет (1920-1980) он изучал психологию разви-
тия ребенка не для того, чтобы снабдить родителей схемами руковод-
ства его образованием или контроля за ним, а чтобы овладеть меха-
низмом построения знания".
Основной постулат заключался в версии, согласно которой меха-
низм перехода детей от наивных знаний о феноменах природы к выс-
шему уровню их объяснения - это тот механизм, который обеспечи-
вает научный прогресс. За исходное принималось понятие о схемах,
организм же либо накладывает схемы, которыми он располагает, на
объекты (ассимиляция), либо приспосабливает к ним свои схемы (ак-
комодация).
Развитие усматривалось в реорганизации этих схем. О ней исследо-
ватель судил по детским высказываниям, тысячи и тысячи которых он
собрал посредством метода клинической беседы. В дальнейшем Пиа-
же сосредоточился на анализе довербальных схем, в которых представ-
лен уровень сенсомоторного интеллекта. Тончайший исследователь,
ориентированный на натуралистический стиль мышления, Пиаже не
мог не вовлечь в круг своих интересов наряду со схемами интеллекта
Детскую речь. Общение междудетьми, их диалоги и в особенности СПО-
РЫ между собой выделялись как фактор децентрации (преодоления эго-
центризма как прикованности индивида к собственной познаватель-
ной позиции и неспособности понять того, что ей противоречит или с
несовместимо). Именно этот фактор, предполагающий речевое об-
ие, побуждает субъекта изменить свои представления, обеспечи-
тем самым когнитивное (и нравственное) развитие.
р Однако феномен общения сводился к социализации личности.
его смысловых (семантических) параметров, преобразование ко-
De Mey. The Cognitive Paradigm. L, 1982, p. 228.
торых определяет уровни интеллектуального развития, из "повестки
дня" изучения этого развития выпадало. Поэтому рассматриваемые в
категориальном контексте понятия об общении, сотрудничестве, со-
циализации исчерпывались категорией отношения. Применительно
же к категории образа его психическое развитие (обеспечиваемое
включенностью субъекта в систему языка) в новаторской теоретиче- ;
ской концепции Пиаже во внимание не принималось. ;
Но именно язык как исторически изменчивый орган своими об-
щенародными структурами изначально обеспечивает активное фор- 1
мирование индивидуального сознания. Тем самым и ключевая про- j
блема стадий развития этого сознания, в которой никому в психоло- j
гии не удалось столь продуктивно продвинуться, как Пиаже и Выгот-. 1
скому, неотвратимо побудит того, кто отважится выйти на путь, ко- 1
торый они стали прокладывать, подойти к умственному образу как к j
неотчуждаемой от субъекта психической реальности, созидаемой ц ,
коллизиях оперирования системой языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80