С
другой стороны, его понятия могли успешно наращивать свой эври-
стический потенциал в пределах категориального строя психологи-
ческой науки, творимого ее историей.
Перед нами прошла серия возникавших на научном горизонте в
течение трех столетий различных теоретических воззрений на факто-
ры, от которых зависит приобретение живыми существами новых дей-
ствий, механизм которых не был изначально от природы встроен в их
организм. В дальнейшем эти действия вошли в разряд тех форм об-
щения организма со средой, которые объединил термин "поведение".
Теории опирались на наглядные факты наблюдений за поведением
животных, а затем и экспериментов над ним. Конечно, не в смене
живых объектов (будь то куропатка у Декарта, лягушка у Сеченова,
собака у Павлова, крыса у бихевиористов), а в смене теоретических
ПРИНЦИПОВ моделирования механизма их реакций прописана судьба
научных идей. Речь шла о причинном объяснении факторов, под дей-
ствием которых происходит изменение "амуниции" организма, впос-
ледствии названное научением. Во всех случаях теории соотносили
свои постулаты и понятия с реальным поведением и утверждались в
научном сообществе, когда им удавалось его убедить в том, что они
более достоверно трактуют показания опыта.
Возникает, однако, вопрос о причинах, порождающих сами эти те-
"РИИ и их эмпирическую "ткань".
Рождение и гибель теорий должны быть осмыслены теоретически.
Для этого необходимо выйти за пределы теории, заговорить о ней не
на языке изучаемого ею предмета (например, механизма условного
рефлекса или отношения "стимул-реакция"), а на совершенно дру-
гом языке, имеющем особое содержание, отличное от предметного.
Другой язык, о котором идет речь (назовем его условно категори-
альным), призван изложить данную теорию в терминах, проливаю-
щих свет на характер освоения проблемного поля науки посредством
объяснительных принципов и категориального аппарата мысли.
Нельзя диагностировать роль конкретных ученых (школ, направле-
ний) в развитии познания, замкнувшись в кругу ими созданного. Ис-
тинная цена их наследства определяется не иначе как по отношению
к прошлому (степень новизны) и по отношению к будущему (способ-
ность их идей снабдить своей энергией грядущие прорывы в дебри
непознанного).
Уже это говорит, что любой оценочный образ научных результатов
строится в системе исторических координат. Весомость этих резуль-
татов неравновелика. Она определяется объективным ходом эволю-
ции познания и наиболее значима на его поворотных пунктах. Об из-
менении предметного содержания науки мы узнаем с различной сте-
пенью достоверности из ее архива. В нем находим свидетельства о "де-.
лах и днях" ее людей, об их открытиях и заблуждениях, взрывах твор-
чества и проблемах. Об этом оповещает летопись истории науки. ;
Когда эта летопись читается, исходя из задач тео- <
Исторический ретико-психологического анализа, внимание при-
вектор влекают записи, позволяющие воссоздать смен.
внутренних форм, по контуру которых структури-
руется великое множество конкретных событий науки (кактеорети-!
ческих, так и эмпирических). Именно поэтому из потока этих собы-
тий анализ извлекает те, что сопряжены с рождением и развитием этих j
форм, а также их переходами от одних к другим.
Теоретико-психологический анализ выделяет в "республике уче-,
ных" ее ключевые фигуры, имена которых обретают знаковый харак";
тер по отношению к инфраструктуре психологического познания. Та-
ковы в пунктирно меченной нами линии эволюции категории дей-i
ствия имена Декарта, Сеченова, Бехтерева, Павлова, Торндайка, Уот-.j
сона, Толмена, Халла, Бернштейна и др. ",
Каждый из них был человеком своей эпохи с ее социальными кол-j
лизиями, преломившимися также в направленности и содержании и<
теоретических воззрений. 1
Эти воззрения в свою очередь изменялись, отражая как процессы, 1
происходившие в обществе, так и динамику творческих исканий лич
цости. Но для теоретико-психологического анализа доминирующим
go всем многообразии факторов, влияющих на ситуацию в научном
сообществе, является тот исторический вектор, который представлен
в категориальной логике познания.
Так, если вновь вернуться к Декарту, который умозрительно пред-
ставил то, что в дальнейшем обрело прочную эмпирическую "плоть",
революционный характер его схемы определялся тем, что было опро-
вергнуто веками господствовавшее убеждение, согласно которому жи-
вое тело может двигаться и изменять характер своих движений в силу
того, что управляется душой. (Память об этом сохранил язык, в сло-
варе которого живое тело называется в отличие от неживого одушев-
ленным, то есть зависящим от души.)
Декартова схема устранила душу из поведения живых существ, за-
менив ее машинообразным телесным устройством. Это открыло но-
вую эпоху в познании жизнедеятельности.
Вопрос о том, какова миссия Декарта в истории научных представ-
лений о психике и ее нейромеханизмах, служит предметом непрекра-
щающихся дискуссий с тех пор, как Гексли в 1874 году указал, что "ряд
положений, составляющих основу и сущность современной физио-
логии нервной системы, был полностью выражен и проиллюстриро-
ван в трудах Декарта".
В список этих положений Гексли включил следующие: органом
ощущений, эмоций и мыслей является мозг, мышечная реакция по-
рождается процессами в примыкающем к мышце нерве; ощущение
обусловлено изменениями в нерве, связывающем орган чувства с моз-
гом; движения в сенсорных нервах отражаются на моторных, и это
возможно без участия воли (рефлекторный акт); вызванные посред-
ством сенсорного нерва движения в веществе мозга создают готов-
ность вновь производить такое же движение.
После выступления Гексли приоритет Декарта в разработке кар-
динальных психофизиологических проблем становится общепризнан-
ным.
Принцип "животного автоматизма" становится для естествоиспы-
тателей путеводной нитью. Вместе с тем указанный принцип из-за
недостатка конкретно-научных знаний был выражен в такой морфо-
Физиологической схеме, которая содержала немало умозрительного,
з то и просто фантастического. Девизом нового естествознания было
требование опытного изучения физических причин явлений. Вполне
понятно поэтому, что и Декартова схема принималась постольку, по-
Huxley Т.Н. On the hypothesis that animal are automata and its history. Fort-
"9htly Review, 1874, p. 566.
скопщ сулила стать руководством к экспериментальному исследо-
ваншнервно-мышечных функций.
Овнить же значимость открытия, как уже сказано, возможно,
лишиопоставив его с предшествующим уровнем знаний и с влияни-
ем няворчество новых поколений искателей истины. Не случайно
И1.П.]авлов распорядился поставить бюст Декарта у входа в один из
снюишнститутов. Он чтил историческую традицию, но и американ-
ские!<хевиористы ее чтили, устроив Павлову бурную овацию, когда
в 192)году он выступил с докладом в США на IX Международном
ггсихпогическом конгрессе. Между воззрениями Декарта, Павлова,
б1ихеаористов имелись принципиальные различия, но имелась так-
ж:е "вемен связующая нить".
С[1ди неотъемлемых предписаний кодекса науки значится "запрет
н а п<гор", ибо она является деятельностью по производству новых
31нанй1, стало быть, по замене одних другими. Поэтому любой теоре-
Т1ико1сихологический анализ продуктивен только тогда, когда неот-
с-тупиверен принципу историзма. Как говорил И. Лакатос, "теория
шауюбез истории пуста". Комментируя этот афоризм, следует еще
р<аз скатить внимание на то, что здесь речь идет о теории науки, а не
о> тефи предмета, изучаемого наукой. (В нашем случае таким пред-
М1етавыступает психическая реальность и ее многообразные фено-
мен lJ
Вютоке истории мысли менялись конкретные представления о
псияе. Но это нераздельно сопрягалось с изменением теоретиче-
с:когоаркаса этих представлений. "Стропилами" этого каркаса слу-
жат Пьяснительные принципы, категориальные устои, проблемные
"сет>, созданные зависимостью психики от природных и социокуль-
турш факторов. Этот каркас столь же исторически преобразуем, как
w епфедметное содержание.
Кщкас, о котором идет речь, может быть "просвечен" затем имид-
жем,1котором явилась миру конкретная научная теория, но только с
помтью специального "аппарата", скрытого за концептуально-эм-
пирвской конструкцией этой теории. Изучение этого "аппарата" и
его образований (представляющих, как мы знаем, совершенно
мну<реальность, чем предметная реальность, "схваченная" в поня-
1ГИЯ1НЗ которых строится теория) требует перехода мысли в особое
тгеормко-проблемное пространство, в особое временное измерение,
а ншно историческое. Здесь перед нами, если воспользоваться зна-
менным термином Ухтомского, столь успешно перенесенным Бах-
ТГИНВ1ИЗ науки об организме в науку о культуре, иной хронотоп.
Цйче говоря, иное объяснение системы отношений как внутри
сэргаизма.таки междуорганизмом и средой и в аспекте их простран-
ственных связей, и в аспекте неотъемлемых от них изменений (ско-
рости, ритма и др.) во времени. Но пространство и время выступали
на уровне философской рефлексии со времен Аристотеля как те ка-
тегории, без которых разрушается любая мысль о любом предмете бы-
тия. Применительно же к занимающей нас проблеме теоретических
оснований построения теоретического знания о психике рефлексия,
как уже неоднократно отмечалось, из глобально философской пре-
образуется в особую форму "развертки" когнитивных механизмов по-
строения знания о психической реальности.
Мы рассмотрели этот вопрос на одной из моделей, образ которой
со времен великой научной революции XVII века до наших дней про-
ходит через всю историю знания о психической реальности, родствен-
ного как биологии, так и психологии. В кругу психологических кате-
горий это знание центрируется вокруг одной из них, а именно кате-
гории действия. Как и все другие психологические категории, она
строится (безотносительно к тому, как ее теоретически эксплуатиру-
ют исследователи психики) в сложной сетке других категорий и объ-
яснительных принципов. Притом, как мы могли убедиться, эта сетка
насквозь исторична. История же являет нам образец неразделенно-
сти инвариантного и вариантного. Я привел известное высказывание
Гексли о том, что основу и сущность современного ему (то есть в 70-х
годах прошлого века) учения о нервной системе полностью выража-
ют и иллюстрируют труды Декарта.
Здесь важно отметить, что Томас Гексли - известный во всем мире
самый страстный проповедник учения Дарвина - относил все теоре-
тические достоинства новейших воззрений на нервно-психическую
деятельность за счет Декарта, тогда как уже в эти годы в науке о жи-
вом происходил истинный взрыв творчества, произведенный учени-
ем Дарвина.
Декартова модель "организма-машины" объясняла ряд свойств
живого тела: системность (машина - это устройство, имеющее струк-
туру, которая предполагает согласованное взаимодействие образую-
щих ее компонентов, необходимых и достаточных для успешного фун-
кционирования), целостность (ответная реакция на раздражитель
производится всей "машиной тела"), целесообразность (в машине она
предусмотрена конструктором, в "живой машине" выражена в
Деятельности на благо целого). Однако такие решающие признаки по-
ведения организма, как его активность, изменчивость с целью адап-
тации к новым обстоятельствам, его развитие, - чужды миру механи-
ческих систем (автоматов) и, соответственно, теоретическим моде-
лям организации поведения, которые строились в науке по принци-
м устройства этого мира. СДарвином же утверждалось радикально
J-
новое понимание объяснительных принципов, проблем, категориаль-
ного аппарата психологической науки. На смену механическому де-
терминизму пришел, как отмечалось, биологический. Система "ор-
ганизм" уступила место системе "организм-среда". Прежнее пони-
мание развития как изменения сменилось объяснением развития
адаптацией к среде, борьбой за выживание, влиянием наследствен-
ности, утверждением роли случая, вероятностного подхода и т. д. Но-
вым светом озарились и психофизическая проблема (взамен трактовки
физического агента как раздражителя зародилось представление о сиг-
нале), и психофизиологическая проблема (в плане объяснения эво-
люции нервной системы, служащей органом психики, и перехода от
"атомов" сознания к их работе в жизнеобеспечении организма в ка-
честве его психических функций).
Теперь с иных позиций рассматривалась и психогностическая про-
блема, поскольку познавательная ценность образа определялась по
его способности решать задачу на выживание (отсюда и успех фило-
софии прагматизма). Психосоциальная проблема также приобрела но-
вые оттенки и перспективы разработки, поскольку учение Дарвина
имело дело не с индивидом, а с видом. К тому же воззрение на вид
при ориентированности на общество, обусловленное законами эво-
люции, придало импульс появлению представлений о различии че-
ловеческих рас по уровню психического развития (Г. Спенсер).
Глубинные сдвиги совершались и в тех категориях, посредством
которых осмысливалась и исследовалась психическая реальность (об-
раз, действие, мотив и др.). Всех этих изменений в аналитических це-
лях я коснусь порознь. В подлинной же работе аппарата научно-пси-
хологического мышления они совершались как внутренние, соотне-
сенные в единую сетку. Мы имели возможность убедиться в истори-
ческой природе этой сетки, незримо правящей исследовательским
трудом тех, кто обратился, используя средства науки, к тайнам пси-
хической жизни. В их умах складываются различные понятийные кон-
структы, добытые посредством изобретенных ими конкретных мето-
дик. О своих результатах они оповещали в текстах, интерпретирую-
щих связи и закономерности изученных ими психических феноме-
нов. Но чтобы реконструировать те скрытые от их взора, хотя и пра-
вящие их умами, сетки, нужна специальная исторически ориентиро-
ванная исследовательская деятельность. Она и есть предмет теорети-
ческой психологии, имеющей свою сферу познания.
Часть II
БАЗИСНЫЕ КАТЕГОРИИ
ПСИХОЛОГИИ
Глава 3. Теоретическое и категориальное
в системе науки
Теория и ее На протяжении веков сменяли друг друга представ-
категориальная ления о явлениях, которые поныне, при всех на-
основа ших теоретических разногласиях, мы неколебимо
отличаем от других явлений бытия и готовы назвать
психическими. Каковы же неявные, по существу, интуитивно прини-
маемые основания уверенности в этом? Решение возможно лишь при
одном условии: если будут разграничены теоретические и категори-
альные аспекты в работе научной мысли. За теоретической рефлек-
сией скрыта деятельность категориального аппарата науки. Эта реф-
лексия порождает различные варианты анализа и объяснения иссле-
дуемых явлений. Один вариант сменяет другой. Между ними посто-
янно происходят столкновения различной степени продуктивности.
Порой они образуют в сообществе центры притяжения различных на-
учных сил. Мода на одни концепции сменяется другими. Теории воз-
вышаются и гибнут. Очевидно, что при всех этих контраверзах сохра-
няется безразличная к ним, живущая на собственных основаниях
и собственной жизнью психическая реальность, подобно тому как
законы природы продолжают действовать безотносительно к степени
и характеру их познанности.
Исторический опыт учит, что сохраняется не только отображае-
мая в различных сменяющих друг друга теоретических конструкци-
ях реальность психических явлений. От века к веку складывается ин-
фраструктура всех этих теоретических конструкций, скрытая за ни-
ми, направляющая исследовательский поиск отдельных деятелей и
их групп, но вовсе не разрушающаяся, когда они сходят с историче-
ской сцены, уступая место другим, способным к новым исканиям
и построению своих гипотез, теорий, фактов. Ведь эти другие могут
продвигаться в дебри непознанного только потому, что в свою оче-
РДЬ, как и их предшественники, опираются на ту же инфраструк-
1-
туру. Ее образуют объяснительные принципы и категории, обозна-
ченные нами как категориальный аппарат научного познания. Об-
ращение к нему и открывает "тайну" предмета психологии, кото-
рый, как и сама объективная психическая форма жизни, сохраняет-
ся при смене и конфронтации любых теоретических проекций это-
го предмета, претендующих на объяснение своеобразия этой фор-
мы, закономерности ее развития.
Коротко обозначая сказанное, можно провизорно констатировать,
что предмет психологии дан в системе ее категорий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
другой стороны, его понятия могли успешно наращивать свой эври-
стический потенциал в пределах категориального строя психологи-
ческой науки, творимого ее историей.
Перед нами прошла серия возникавших на научном горизонте в
течение трех столетий различных теоретических воззрений на факто-
ры, от которых зависит приобретение живыми существами новых дей-
ствий, механизм которых не был изначально от природы встроен в их
организм. В дальнейшем эти действия вошли в разряд тех форм об-
щения организма со средой, которые объединил термин "поведение".
Теории опирались на наглядные факты наблюдений за поведением
животных, а затем и экспериментов над ним. Конечно, не в смене
живых объектов (будь то куропатка у Декарта, лягушка у Сеченова,
собака у Павлова, крыса у бихевиористов), а в смене теоретических
ПРИНЦИПОВ моделирования механизма их реакций прописана судьба
научных идей. Речь шла о причинном объяснении факторов, под дей-
ствием которых происходит изменение "амуниции" организма, впос-
ледствии названное научением. Во всех случаях теории соотносили
свои постулаты и понятия с реальным поведением и утверждались в
научном сообществе, когда им удавалось его убедить в том, что они
более достоверно трактуют показания опыта.
Возникает, однако, вопрос о причинах, порождающих сами эти те-
"РИИ и их эмпирическую "ткань".
Рождение и гибель теорий должны быть осмыслены теоретически.
Для этого необходимо выйти за пределы теории, заговорить о ней не
на языке изучаемого ею предмета (например, механизма условного
рефлекса или отношения "стимул-реакция"), а на совершенно дру-
гом языке, имеющем особое содержание, отличное от предметного.
Другой язык, о котором идет речь (назовем его условно категори-
альным), призван изложить данную теорию в терминах, проливаю-
щих свет на характер освоения проблемного поля науки посредством
объяснительных принципов и категориального аппарата мысли.
Нельзя диагностировать роль конкретных ученых (школ, направле-
ний) в развитии познания, замкнувшись в кругу ими созданного. Ис-
тинная цена их наследства определяется не иначе как по отношению
к прошлому (степень новизны) и по отношению к будущему (способ-
ность их идей снабдить своей энергией грядущие прорывы в дебри
непознанного).
Уже это говорит, что любой оценочный образ научных результатов
строится в системе исторических координат. Весомость этих резуль-
татов неравновелика. Она определяется объективным ходом эволю-
ции познания и наиболее значима на его поворотных пунктах. Об из-
менении предметного содержания науки мы узнаем с различной сте-
пенью достоверности из ее архива. В нем находим свидетельства о "де-.
лах и днях" ее людей, об их открытиях и заблуждениях, взрывах твор-
чества и проблемах. Об этом оповещает летопись истории науки. ;
Когда эта летопись читается, исходя из задач тео- <
Исторический ретико-психологического анализа, внимание при-
вектор влекают записи, позволяющие воссоздать смен.
внутренних форм, по контуру которых структури-
руется великое множество конкретных событий науки (кактеорети-!
ческих, так и эмпирических). Именно поэтому из потока этих собы-
тий анализ извлекает те, что сопряжены с рождением и развитием этих j
форм, а также их переходами от одних к другим.
Теоретико-психологический анализ выделяет в "республике уче-,
ных" ее ключевые фигуры, имена которых обретают знаковый харак";
тер по отношению к инфраструктуре психологического познания. Та-
ковы в пунктирно меченной нами линии эволюции категории дей-i
ствия имена Декарта, Сеченова, Бехтерева, Павлова, Торндайка, Уот-.j
сона, Толмена, Халла, Бернштейна и др. ",
Каждый из них был человеком своей эпохи с ее социальными кол-j
лизиями, преломившимися также в направленности и содержании и<
теоретических воззрений. 1
Эти воззрения в свою очередь изменялись, отражая как процессы, 1
происходившие в обществе, так и динамику творческих исканий лич
цости. Но для теоретико-психологического анализа доминирующим
go всем многообразии факторов, влияющих на ситуацию в научном
сообществе, является тот исторический вектор, который представлен
в категориальной логике познания.
Так, если вновь вернуться к Декарту, который умозрительно пред-
ставил то, что в дальнейшем обрело прочную эмпирическую "плоть",
революционный характер его схемы определялся тем, что было опро-
вергнуто веками господствовавшее убеждение, согласно которому жи-
вое тело может двигаться и изменять характер своих движений в силу
того, что управляется душой. (Память об этом сохранил язык, в сло-
варе которого живое тело называется в отличие от неживого одушев-
ленным, то есть зависящим от души.)
Декартова схема устранила душу из поведения живых существ, за-
менив ее машинообразным телесным устройством. Это открыло но-
вую эпоху в познании жизнедеятельности.
Вопрос о том, какова миссия Декарта в истории научных представ-
лений о психике и ее нейромеханизмах, служит предметом непрекра-
щающихся дискуссий с тех пор, как Гексли в 1874 году указал, что "ряд
положений, составляющих основу и сущность современной физио-
логии нервной системы, был полностью выражен и проиллюстриро-
ван в трудах Декарта".
В список этих положений Гексли включил следующие: органом
ощущений, эмоций и мыслей является мозг, мышечная реакция по-
рождается процессами в примыкающем к мышце нерве; ощущение
обусловлено изменениями в нерве, связывающем орган чувства с моз-
гом; движения в сенсорных нервах отражаются на моторных, и это
возможно без участия воли (рефлекторный акт); вызванные посред-
ством сенсорного нерва движения в веществе мозга создают готов-
ность вновь производить такое же движение.
После выступления Гексли приоритет Декарта в разработке кар-
динальных психофизиологических проблем становится общепризнан-
ным.
Принцип "животного автоматизма" становится для естествоиспы-
тателей путеводной нитью. Вместе с тем указанный принцип из-за
недостатка конкретно-научных знаний был выражен в такой морфо-
Физиологической схеме, которая содержала немало умозрительного,
з то и просто фантастического. Девизом нового естествознания было
требование опытного изучения физических причин явлений. Вполне
понятно поэтому, что и Декартова схема принималась постольку, по-
Huxley Т.Н. On the hypothesis that animal are automata and its history. Fort-
"9htly Review, 1874, p. 566.
скопщ сулила стать руководством к экспериментальному исследо-
ваншнервно-мышечных функций.
Овнить же значимость открытия, как уже сказано, возможно,
лишиопоставив его с предшествующим уровнем знаний и с влияни-
ем няворчество новых поколений искателей истины. Не случайно
И1.П.]авлов распорядился поставить бюст Декарта у входа в один из
снюишнститутов. Он чтил историческую традицию, но и американ-
ские!<хевиористы ее чтили, устроив Павлову бурную овацию, когда
в 192)году он выступил с докладом в США на IX Международном
ггсихпогическом конгрессе. Между воззрениями Декарта, Павлова,
б1ихеаористов имелись принципиальные различия, но имелась так-
ж:е "вемен связующая нить".
С[1ди неотъемлемых предписаний кодекса науки значится "запрет
н а п<гор", ибо она является деятельностью по производству новых
31нанй1, стало быть, по замене одних другими. Поэтому любой теоре-
Т1ико1сихологический анализ продуктивен только тогда, когда неот-
с-тупиверен принципу историзма. Как говорил И. Лакатос, "теория
шауюбез истории пуста". Комментируя этот афоризм, следует еще
р<аз скатить внимание на то, что здесь речь идет о теории науки, а не
о> тефи предмета, изучаемого наукой. (В нашем случае таким пред-
М1етавыступает психическая реальность и ее многообразные фено-
мен lJ
Вютоке истории мысли менялись конкретные представления о
псияе. Но это нераздельно сопрягалось с изменением теоретиче-
с:когоаркаса этих представлений. "Стропилами" этого каркаса слу-
жат Пьяснительные принципы, категориальные устои, проблемные
"сет>, созданные зависимостью психики от природных и социокуль-
турш факторов. Этот каркас столь же исторически преобразуем, как
w епфедметное содержание.
Кщкас, о котором идет речь, может быть "просвечен" затем имид-
жем,1котором явилась миру конкретная научная теория, но только с
помтью специального "аппарата", скрытого за концептуально-эм-
пирвской конструкцией этой теории. Изучение этого "аппарата" и
его образований (представляющих, как мы знаем, совершенно
мну<реальность, чем предметная реальность, "схваченная" в поня-
1ГИЯ1НЗ которых строится теория) требует перехода мысли в особое
тгеормко-проблемное пространство, в особое временное измерение,
а ншно историческое. Здесь перед нами, если воспользоваться зна-
менным термином Ухтомского, столь успешно перенесенным Бах-
ТГИНВ1ИЗ науки об организме в науку о культуре, иной хронотоп.
Цйче говоря, иное объяснение системы отношений как внутри
сэргаизма.таки междуорганизмом и средой и в аспекте их простран-
ственных связей, и в аспекте неотъемлемых от них изменений (ско-
рости, ритма и др.) во времени. Но пространство и время выступали
на уровне философской рефлексии со времен Аристотеля как те ка-
тегории, без которых разрушается любая мысль о любом предмете бы-
тия. Применительно же к занимающей нас проблеме теоретических
оснований построения теоретического знания о психике рефлексия,
как уже неоднократно отмечалось, из глобально философской пре-
образуется в особую форму "развертки" когнитивных механизмов по-
строения знания о психической реальности.
Мы рассмотрели этот вопрос на одной из моделей, образ которой
со времен великой научной революции XVII века до наших дней про-
ходит через всю историю знания о психической реальности, родствен-
ного как биологии, так и психологии. В кругу психологических кате-
горий это знание центрируется вокруг одной из них, а именно кате-
гории действия. Как и все другие психологические категории, она
строится (безотносительно к тому, как ее теоретически эксплуатиру-
ют исследователи психики) в сложной сетке других категорий и объ-
яснительных принципов. Притом, как мы могли убедиться, эта сетка
насквозь исторична. История же являет нам образец неразделенно-
сти инвариантного и вариантного. Я привел известное высказывание
Гексли о том, что основу и сущность современного ему (то есть в 70-х
годах прошлого века) учения о нервной системе полностью выража-
ют и иллюстрируют труды Декарта.
Здесь важно отметить, что Томас Гексли - известный во всем мире
самый страстный проповедник учения Дарвина - относил все теоре-
тические достоинства новейших воззрений на нервно-психическую
деятельность за счет Декарта, тогда как уже в эти годы в науке о жи-
вом происходил истинный взрыв творчества, произведенный учени-
ем Дарвина.
Декартова модель "организма-машины" объясняла ряд свойств
живого тела: системность (машина - это устройство, имеющее струк-
туру, которая предполагает согласованное взаимодействие образую-
щих ее компонентов, необходимых и достаточных для успешного фун-
кционирования), целостность (ответная реакция на раздражитель
производится всей "машиной тела"), целесообразность (в машине она
предусмотрена конструктором, в "живой машине" выражена в
Деятельности на благо целого). Однако такие решающие признаки по-
ведения организма, как его активность, изменчивость с целью адап-
тации к новым обстоятельствам, его развитие, - чужды миру механи-
ческих систем (автоматов) и, соответственно, теоретическим моде-
лям организации поведения, которые строились в науке по принци-
м устройства этого мира. СДарвином же утверждалось радикально
J-
новое понимание объяснительных принципов, проблем, категориаль-
ного аппарата психологической науки. На смену механическому де-
терминизму пришел, как отмечалось, биологический. Система "ор-
ганизм" уступила место системе "организм-среда". Прежнее пони-
мание развития как изменения сменилось объяснением развития
адаптацией к среде, борьбой за выживание, влиянием наследствен-
ности, утверждением роли случая, вероятностного подхода и т. д. Но-
вым светом озарились и психофизическая проблема (взамен трактовки
физического агента как раздражителя зародилось представление о сиг-
нале), и психофизиологическая проблема (в плане объяснения эво-
люции нервной системы, служащей органом психики, и перехода от
"атомов" сознания к их работе в жизнеобеспечении организма в ка-
честве его психических функций).
Теперь с иных позиций рассматривалась и психогностическая про-
блема, поскольку познавательная ценность образа определялась по
его способности решать задачу на выживание (отсюда и успех фило-
софии прагматизма). Психосоциальная проблема также приобрела но-
вые оттенки и перспективы разработки, поскольку учение Дарвина
имело дело не с индивидом, а с видом. К тому же воззрение на вид
при ориентированности на общество, обусловленное законами эво-
люции, придало импульс появлению представлений о различии че-
ловеческих рас по уровню психического развития (Г. Спенсер).
Глубинные сдвиги совершались и в тех категориях, посредством
которых осмысливалась и исследовалась психическая реальность (об-
раз, действие, мотив и др.). Всех этих изменений в аналитических це-
лях я коснусь порознь. В подлинной же работе аппарата научно-пси-
хологического мышления они совершались как внутренние, соотне-
сенные в единую сетку. Мы имели возможность убедиться в истори-
ческой природе этой сетки, незримо правящей исследовательским
трудом тех, кто обратился, используя средства науки, к тайнам пси-
хической жизни. В их умах складываются различные понятийные кон-
структы, добытые посредством изобретенных ими конкретных мето-
дик. О своих результатах они оповещали в текстах, интерпретирую-
щих связи и закономерности изученных ими психических феноме-
нов. Но чтобы реконструировать те скрытые от их взора, хотя и пра-
вящие их умами, сетки, нужна специальная исторически ориентиро-
ванная исследовательская деятельность. Она и есть предмет теорети-
ческой психологии, имеющей свою сферу познания.
Часть II
БАЗИСНЫЕ КАТЕГОРИИ
ПСИХОЛОГИИ
Глава 3. Теоретическое и категориальное
в системе науки
Теория и ее На протяжении веков сменяли друг друга представ-
категориальная ления о явлениях, которые поныне, при всех на-
основа ших теоретических разногласиях, мы неколебимо
отличаем от других явлений бытия и готовы назвать
психическими. Каковы же неявные, по существу, интуитивно прини-
маемые основания уверенности в этом? Решение возможно лишь при
одном условии: если будут разграничены теоретические и категори-
альные аспекты в работе научной мысли. За теоретической рефлек-
сией скрыта деятельность категориального аппарата науки. Эта реф-
лексия порождает различные варианты анализа и объяснения иссле-
дуемых явлений. Один вариант сменяет другой. Между ними посто-
янно происходят столкновения различной степени продуктивности.
Порой они образуют в сообществе центры притяжения различных на-
учных сил. Мода на одни концепции сменяется другими. Теории воз-
вышаются и гибнут. Очевидно, что при всех этих контраверзах сохра-
няется безразличная к ним, живущая на собственных основаниях
и собственной жизнью психическая реальность, подобно тому как
законы природы продолжают действовать безотносительно к степени
и характеру их познанности.
Исторический опыт учит, что сохраняется не только отображае-
мая в различных сменяющих друг друга теоретических конструкци-
ях реальность психических явлений. От века к веку складывается ин-
фраструктура всех этих теоретических конструкций, скрытая за ни-
ми, направляющая исследовательский поиск отдельных деятелей и
их групп, но вовсе не разрушающаяся, когда они сходят с историче-
ской сцены, уступая место другим, способным к новым исканиям
и построению своих гипотез, теорий, фактов. Ведь эти другие могут
продвигаться в дебри непознанного только потому, что в свою оче-
РДЬ, как и их предшественники, опираются на ту же инфраструк-
1-
туру. Ее образуют объяснительные принципы и категории, обозна-
ченные нами как категориальный аппарат научного познания. Об-
ращение к нему и открывает "тайну" предмета психологии, кото-
рый, как и сама объективная психическая форма жизни, сохраняет-
ся при смене и конфронтации любых теоретических проекций это-
го предмета, претендующих на объяснение своеобразия этой фор-
мы, закономерности ее развития.
Коротко обозначая сказанное, можно провизорно констатировать,
что предмет психологии дан в системе ее категорий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80