Чтобы физиологически объяснить психологию, нужно сперва
иметь психологию. И это остается верным применительно нетолько
к древней эпохе, когда и физиологии-то, по существу, не было, но и
ко всем последующим фазам научного прогресса.
Аристотель не пришел бы к своим умозрительным (фантастическим)
рассуждениям о "пневматическом" механизме ассоциаций, если бы
сначала не выделил сами ассоциации как особые формы запоминания
и воспроизведения. Это же относится и к аристотелевскому понятию
об "общем чувствилище" как главном психическом "центре".
В течение многих веков анатомы и физиологи подыскивали для
этого центра место в организме исходя из психологических сообра-
жений о том, что деятельность отдельных органов чувств сама по себе
недостаточна для познания общих качеств вещей, для сопоставления
ощущений различных модальностей и т. д.
Учение о физиологической основе темпераментов опять-таки от-
правлялось от психологической типологии, связанной с интересами
медицинской практики. Ведь все построения относительно элемен-
тов ("соков"), образующих тип, были насквозь умозрительными, ибо
являлись не обобщением фактов, а производной учения о четырех
"корнях" всего существующего (в греческой философии).
Тонкий психологический анализ привел Демокрита к различению
четырех вкусовых качеств - сладкого, соленого, кислого и горького.
Через две с лишним тысячи лет экспериментальная психология в по-
исках основных чувственных элементов пришла к такому же выводу.
Но Демокрит не ограничился феноменологией ощущений. Он искал
их материальный субстрат в различии структуры атомов (сладкий вкус
он считал порождением относительно больших круглых атомов, со-
леный - атомов с острыми углами и т. д.). Описание различий в ато-
мах было совершенно спекулятивным, тогда как описание различных
вкусовых ощущений соответствовало реальности.
Вправе ли мы, однако, прийти к выводу о том, что испытание вре-
менем выдержали лишь те мнения, которые касались психологиче-
ских фактов (ощущений, ассоциаций), тогда как выработанные древ-
ними греками физиологические представления не имеют никакого
значения для современного научного мышления?
Такой вывод нетрудно сделать, если рассматривать указанные фи-
зиологические представления сами по себе, безотносительно к катего-
риальной функции, которую они выполняли в общем движении науч-
ных идей. Если же учесть эту функцию, то окажется, что принципи-
альные подходы древних не так уж далеки от современных проблем,
дискуссий и поисков. Установка древних на выяснение физиологиче-
ской (органической) основы психики в принципе являлась правиль-
ной. Наивно выглядят их ответы. Но вопросы, поставленные ими, со-
храняют свою актуальность. И, кто знает, быть может, наши ответы по-
кажутся в не столь отдаленном времени еще более наивными тем, кто
выработает новые решения, отвечая на все те же вопросы, которые впер-
вые осмыслил и над которыми столетиями бился древнегреческий ум.
Проблема отношений психических процессов к нейрогумораль-
ным остается по-прежнему одной из самых острых.
Учение о локализации психических функций, несмотря на успехи
нейрофизиологии, нейрогистологии, нейропсихологии идругихдис-
циплин, вооруженных электронными микроскопами, телеметриче-
скими и биохимическими методами, электронно-вычислительными
машинами и другой новейшей экспериментальной аппаратурой, со-
держит в настоящее время еще больше белых пятен, чем в античные
времена.
Конечно, представления о физиологическом механизме ассоциа-
ций существенно преобразовались по сравнению с аристотелевским
движением потоков пневмы. Но и сегодня о динамике нервных (или
нейрогуморальных) процессов в мозгу при актах запоминания и вос-
произведения по ассоциации (не говоря о более сложной - смысло-
вой памяти) известно очень мало. Проблема же, поставленная Ари-
стотелем, находится в центре интересов многих самых современных
лабораторий, изучающих нейрофизиологию и биохимию памяти.
Демокритовский подход к ощущениям состоял не только в "атоми-
зации" сенсорной сферы. Поисками исходных ингредиентов "материи"
или "ткани" сознания занялась в XIX веке структуралистская психо-
логия Вундта-Титченера, которая оказалась в тупике именно потому,
что представляла ощущения не по-демокритовски, не как эффекты фи-
зических воздействий на воспринимающий орган, а по Беркли и
Юму- как первичные феномены сознания. От этой чисто психологи-
ческой линии отличалось психофизиологическое направление, искав-
шее не элементы сознания в их мнимой первозданности, а нервные эле-
менты, от функционирования которых зависит возникновение ощу-
щений. На этом втором пути были экспериментально установлены мно-
гие факты. Выяснилось, например, что не вся поверхность языка оди-
наково чувствительна к веществам, вызывающим разграниченные
Демокритом вкусовые качества, что некоторые ощущения, считавши-
еся вкусовыми, в действительности следует отнести за счет обоняния.
Демокрит искал ответ на вопрос, который до него ни перед кем не
возникал и который и сегодня - в век тончайших физико-химиче-
ских и кибернетических методов - остается столь же актуальным, как
и тогда, когда основным орудием натуралиста было наблюдение.
Вопрос этот звучит так: каковы отношения между качеством ощу-
щений и структурными особенностями вызывающего их внешнего ма-
териального источника? Вряд ли кто-либо отважится утверждать, что
психология располагает сегодня конкретно-научным решением это-
го вопроса, тем более применительно к таким ощущениям, как вку-
совые. Однако сформулирован он был в общем виде именно так, как
и сегодня его понимает научная психология, - в отличие от тех
доктрин, для которых (начиная от "физиологического идеализма" Ио-
ганна Мюллера) у ощущаемых качеств не существует иного объектив-
ного коррелята, кроме структуры самого органа чувств.
Что касается еще одного важнейшего приобретения древней пси-
хологии - учения о темпераментах, то порожденные им понятия "хо-
лерик", "флегматик", "меланхолик" и "сангвиник" продолжают жить
и в современном языке, что, конечно, было бы невозможно, если бы
они не подкреплялись реально наблюдаемыми различиями челове-
ческих типов.
В период античности зародилась идея о том, что несколько исход-
ных телесных признаков образуют - при различных сочетаниях -
основные типы (или комплексы) индивидуальных различий между
людьми. Эта идея остается руководящей для современных концеп-
ций в области дифференциальной психологии. Можно подставлять
различные значения под термин "исходные признаки" и использо-
ватьдля их диагностики любые экспериментальные и математические
методики, но общий смысл этих операций будет состоять в следова-
нии той же категориальной схеме, которую выработали Гиппократ и
другие древние медики. Напомним, что И.П. Павлов соотносил свое
учение о типах высшей нервной деятельности с учением Гиппократа.
Древнюю теорию темпераментов отличала еще одна особенность.
Как мы помним, за основные элементы организма принимались жид-
кости ("соки"). Этой точке зрения созвучна устанавливаемая совре-
менной наукой зависимость темперамента от желез внутренней сек-
реции, от "химизма" тела (а не только от его устройства или свойств
нервной системы).
Категориальный подход ориентирует на то. чтобы отчленить ин-
вариантное в научной деятельности от тех теоретических построений,
в которых оно выступает в конкретную эпоху, в неповторимых исто-
рически преходящих обстоятельствах. Мы имели возможность убе-
диться, что, хотя основные категории научно-психологического мыш-
ления в античный период еще не сложились, именно тогда были от-
крыты проблемы, остающиеся центральными для современной пси-
хологии.
Механицизм и новое
объяснение отношений
души и тела
Научная революция XVII века, как мы уже
знаем, утвердила принципиально новое объ-
яснение живого тела. Оно было освобожде-
но от влияния души как организующего его
деятельность принципа и стало мыслиться
как своего рода машина, работающая по общим законам механики.
Что касается психики, то она выступала в двух вариантах: либо как
тождественная сознанию (то есть знанию субъекта о своих мыслях,
полевых актах и т.д.), либо как представленная и неосознаваемых фор-
мах. Попытки объяснить ее отношение к "машине тела" породили
три воззрения на психофизиологическую проблему, к которым в раз-
личных вариантах склонялись мыслители последующих веков. Мы
уже упоминали об этих вариантах - порождениях эпохи торжества
механистического воззрения на природу. Это психофизиологическое
взаимодействие (Декарт), психофизиологический параллелизм (Лей-
бниц) и психофизиологическое тождество (Гоббс).
Начнем с анализа воззрений Декарта. Как уже отмечалось, ему при-
надлежало открытие рефлекторной природы поведения. Перед гла-
зами Декарта был опыт объяснения работы сердца в категориях меха-
ники. Это привело к открытию Гарвеем кровообращения как деятель-
ности, которая совершается автоматически, а не регулируется душой.
По идейно-научной значимости, однако, психофизиологическая
теория Декарта не только не уступала учению Гарвея, но и в извест-
ном отношении еще в большей степени укрепляла принцип детерми-
низма, Труды Гарвея утверждали этот принцип применительно к од-
ной из внутриорганических функциональных систем, тогда как Де-
карт распространил его на взаимоотношение живых существ с внеш-
ним миром, на процесс поведения, открыв тем самым эру внедрения
новой методологии в самую сложную сферу жизнедеятельности. От-
сутствие сколько-нибудь достоверных данных о природе нервного
процесса вынудило Декарта представить его по образцу процесса кро-
вообращения, знание о котором приобрело надежные опорные точ-
ки в опытном исследовании. Декарт полагал, что по движению серд-
ца и крови как по первому и самому общему, что наблюдают в живот-
ных, можно легко судить и обо всем остальном.
Нервный импульс мыслился какнечтородственное- по составу и
способу действия - процессу перемещения крови по сосудам: пред-
полагалось, что наиболее легкие и подвижные частицы крови, отфиль-
тровываясь от остальных, поднимаются согласно общим правилам ме-
ханики к мозгу. Потоки этих частиц Декарт обозначил старинным тер-
мином "животные духи", вложив в него содержание, вполне соответ-
ствовавшее механической трактовке функций организма. "То, что на-
зываю "духами", есть не что иное, как тела, не имеющие никакого
другого свойства, кроме того, что они очень малы и движутся очень
быстро".
Хотя термин "рефлекс" у Декарта отсутствует, основные контуры
этого понятия намечены достаточно отчетливо. Считая деятельность
животных, в противоположность человеческой, машинообразной, от-
мечал И.П. Павлов, Декарт установил понятие рефлекса как основ-
ного акта нервной системы.
Декарт Р. Избр. произв., с. 600.
Рефлекс означает отражение. Под ним у Декарта разумелось отра-
жение "животных духов" от мозга к мышцам по типу отражения све-
тового луча.
В этой связи напомним, что понимание нервного процесса как род-
ственного тепловым и световым явлениям имеет древнюю и разветв-
ленную генеалогию (сравните представления о пневме). Пока физиче-
ские законы тепла и света, проверяемые опытом и имеющие матема-
тическое выражение, оставались неизвестными, учение об органиче-
ском субстрате психических проявлений находилось в зависимости от
учений о душе как целесообразно действующей силе. Картина начала
изменяться с успехами физики, прежде всего оптики. Достижения Ибн
аль-Хайсама и Р. Бэкона уже в период средневековья подготавливали
вывод о том, что сфера ощущений (имеются в виду зрительные ощу-
щения) находится в зависимости не только от потенций души, но и от
физических законов движения и преломления световых лучей.
Понятие о способностях души шло от еще полной наивного теле-
ологизма биологии, понятие же о движении света- от нарождавшей-
ся неаристотелевской физики, где взамен телеологии (с ее представ-
лением о стремлении к цели) вырабатывались каузальные способы
объяснения. Но чтобы законы оптики приобрели истинно детерми-
нистскую интерпретацию, потребовалась новая механика.
В ее категориях движение огненно-светового вещества внутри ор-
ганизма ("животных духов", ведущих свою родословную от пневмы)
смогло быть представлено как строго механическое. Правда, уже под-
ход с позиций оптики лишал смысла обращение к душе как объясни-
тельному началу. Ведь отражение материальных частиц - носителей
психики - от мозга так же не нуждается для своей реализации в душе,
как не нуждается в этом отражаемый от поверхности световой луч.
Но механика позволила привязать отражение к конструкции, стать
на почву реального взаимодействия компонентов телесной машины.
Понятия о рефлексе - результат внедрения в психофизиологию мо-
делей, сложившихся под влиянием принципов оптики и механики.
Распространение физических категорий на активность организма по-
зволило понять ее детерминистически, вывести из-под причинного
воздействия души как особой сущности.
Согласно Декартовой схеме внешние предметы действуют на пе-
риферические окончания нервных "нитей", расположенных внутри
нервных "трубок". Нервные "нити", натягиваясь, открывают клапа-
ны отверстий, ведущих из мозга в нервы, по каналам которых "жи-
вотные духи" устремляются в соответствующие мышцы, и те в резуль-
тате "надуваются". Тем самым утверждалось, что первая причинадви-
"ательного акта лежит вне его: то, что происходит "на выходе" этого
акта, детерминировано материальными изменениями "на входе".
Декартовская трактовка мышечной активности была непосред-
ственно связана с общими коренными сдвигами но всем строе кате-
горий новой физики. Прежнее понятие о силе несло на себе печать
непосредственно переживаемого мышечного напряжения, отражаю-
щегося в самосознании субъекта как нечто первичное, далее нераз-
ложимое. Это впитавшее элементы субъективизма понятие применя-
лось к объяснению физических процессов во внешнем мире. Теперь
же работа мышцы определялась исходя из закономерностей механи-
ки, открытых на внешних материальных объектах.
Движение "животных духов" заполняло в концепции Декарта не-
достающее звено между внешними толчками и изменениями в пове-
дении органических тел. Благодаря включению этого звена не оста-
валось пробелов в цепи причин и следствий, образующих механизм
природы. Доказывалось, что общее количество движения в мире со-
храняется неизменным и жизнедеятельность органов не может нару-
шить этот закон.
Основой многообразных картин поведения Декарт считал "дис-
позицию органов". Он понимал под этим не только анатомически
фиксированную нервно-мышечную конструкцию, но и ее изменение.
Последнее происходит, по Декарту, в силу того, что поры мозга, ме-
няя поддействием центростремительных нервных "нитей" свою кон-
фигурацию, не возвращаются (из-за недостаточной эластичности) в
прежнее положение, а делаются более растяжимыми и, сохраняя сле-
ды прежде испытанных воздействий, придаюттоку "животныхдухов"
новое направление.
Автомат не способен изменять свое поведение, свою конструкцию
под влиянием внешних стимулов. Декарт же строил проекты "маши-
ны", рефлексы которой перестраиваются благодаря опыту. Эти про-
екты являлись чисто умозрительными, но они важны как выражение
общих тенденций научной мысли XVII века. Идея машинообразно-
сти поведения уже тогда приобрела важный эвристический смысл. Она
расценивалась как ключ к научному объяснению не только тех дей-
ствий, которые производятся автоматически благодаря самой кон-
струкции "нервной машины", но и действий вариативных, изменчи-
вых, приобретаемых в опыте.
Древнее разделение движений на непроизвольные и произвольные
приобрело после Декарта новый смысл. Большая часть мышечных ак-
тов, считавшихся прежде произвольными и объяснявшихся участием
целесообразно действующей души, перемещается теперь в группу пси-
хических (чисто механических), рефлекторных; произвольные же дви-
жения отделяются от них по критерию воздействия на телесное пове-
дение осознаваемого (стало быть, представленного в самосознании,
в рефлексии субъекта) волевого стремления (поления, хотения) и тем
самым признаются только за человеком.
Вся нервно-мышечная физиология последующих веков находилась
под определяющим воздействием Декартовой схемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80