В течение дли-
тельного исторического периода представление о машинообразном
характере всех органических отправлений, включая и те, посредством
которых мышцы живых существ реагируют на внешние влияния, слу-
жило компасом для исследования строения и функций нервной си-
стемы. После Декарта стало очевидно, что объяснять нервную дея-
тельность силами души равносильно обращению к этим силам для
объяснения работы какого-либо автомата, например часов. И сегод-
ня можно присоединиться к словам известного английского физио-
лога Фостера, который писал, что если мы будем читать между его
(Декарта) строчек, если мы на место субтильных флюидов поставим
молекулярные изменения, которые мы называем нервным импуль-
сом, если мы на место трубок с их клапанным устройством поставим
современную систему нейронов, связь которых детерминирует про-
хождение и эффект нервных импульсов, Декартово объяснение ока-
жется не совсем отличным от того, которое мы даем сегодня.
Но нервная система производит не только двигательные акты.
И, представляя ее по образцу автомата, Декарт имел в виду не только
детерминистическое истолкование мышечных реакций, до того считав-
шихся произвольными. Он стремился поставить в возможно более проч-
ную причинную зависимость от телесного механизма то, что относи-
лось к области душевных явлений, найти для этих явлений материаль-
ные эквиваленты, первичные по отношению к феноменам сознания.
В системе Декарта как таковой не расчленены объяснения, отно-
сящиеся к мышечной сфере, с одной стороны, к определенному кру-
гу явлений психической сферы - с другой. Но с целью адекватной
исторической оценки такое разграничение необходимо провести, учи-
тывая последующую эволюцию понятия о рефлексе, в ходе которой в
определенный исторический период оно стало считаться чисто фи-
зиологическим, относящимся только к переходу нервного импуль-
са - через центры - с афферентного пути на эфферентный.
Между тем у Декарта понятие о рефлексе с самого начала строи-
лось как психофизиологическое. Предполагалось, что между "вход-
ными" и "выходными" путями действуют те механизмы, которые
осознаются душой в виде ощущений, представлений и чувств. Ощу-
щения и представления не являются у Декарта рефлексами, но воз-
никают и существуют только как определенные телесные состояния
машинообразно реагирующего на внешние толчки организма.
Вопрос о том, какова миссия Декарта в истории научных представ-
лений о психике и ее нейромеханизмах, служил предметом непрек-
ращающихся дискуссий до тех пор, как Гексли в 1874 году указал, что
ряд положений, составляющих основу и сущность современной фи-
зиологии нервной системы, был полностью выражен и проиллюст-
рирован в трудах Декарта.
В список этих положений Гексли включил следующие: органом
ощущений, эмоций и мыслей является мозг; мышечная реакция по-
рождается процессами в примыкающем к мышце нерве; ощущение
обусловлено изменениями в нерве, связывающем орган чувства с моз-
гом; движения в сенсорных нервах отражаются на моторных, и это
возможно без участия воли (рефлекторный акт); вызванные посред-
ством сенсорного нерва движения создают в веществе мозга готов-
ность вновь производить такое же движение.
После выступления Гексли приоритет Декарта в разработке кар-
динальных психофизиологических проблем становится общепризнан-
ным.
Принцип "животного автоматизма" оказывается для естествоис-
пытателей путеводной нитью. Вместе с тем указанный принцип из-за
недостатка конкретно-научных знаний был выражен в такой морфо-
физиологической схеме, которая содержала немало умозрительного,
а то и просто фантастического. Девизом нового естествознания было
опытное изучение реальных причин явлений. Вполне понятно поэ-
тому, что и Декартова схема принималась постольку, поскольку она
служила руководством к экспериментальному исследованию нервно-
мышечных функций. В ходе этого исследования обнаружился произ-
вольный характер некоторых допущений. В результате отдельные де-
тали конструкции отпали, но остов ее, выдержав опытную проверку,
сохранился и укрепился.
К произвольным элементам, в частности, относилась гипотеза о
"животных духах". Нельзя было доказать, опираясь на наблюдение и
эксперимент, существование в организме особого вещества, которое
объединяло бы деятельность нервной и мышечной систем, а также
служило физиологическим носителем ощущений, восприятий и ДРУ-
ГИХ психических актов. И все же гипотеза о "животных духах" упорно
держалась в естествознании до конца XVI 11 века в различных вариан-
тах и под различными именами, удовлетворяя до поры до времени
потребность в понятии, которое указывало бы на материальный ха-
рактер нервного процесса.
Напротив, мнение Декарта о шишковидной железе как центре, с
помощью которого сознание непосредственно воздействует на тело,
не встретив сочувствия, было отвергнуто и заменено другими, более
близкими к опыту представлениями о районах центральной нервной
системы, в границах которых осуществляется психическая деятель-
ность.
Понятие
о раздражимости
Особое значение для последующего развития физиологии имела
экспериментальная проверка поначалу кажущегося второстепенным
утверждения Декарта о том, что объем мышцы при ее сокращении
увеличивается. Опытное доказательство ошибочности этого взгляда
принципиально трансформировало понимание природы нервно-мы-
шечной реакции, что в свою очередь повлекло за собой далеко иду-
щие изменения категориального строя биологического мышления.
Опроверг мнение Декарта об увеличении
объема мышцы английский врач и натуралист
Глиссон (1597-1677). Притом опроверг экспе-
риментально. Тем самым ставилась под сомнение
вся концепция о "животных духах", трактовавшая сокращение мыш-
цы как приток некоторого количества вещества.
Способность мышцы производить в ответ на стимуляцию "внут-
реннее жизненное движение" Глиссон обозначил термином "раздра-
жимость". В отличие от Декарта, который разработал понятие о реф-
лексе, но еще не ввел соответствующего термина, Глиссон не только
сформулировал понятие о раздражимости, но и обозначил его новым
термином.
Глиссоном была высказана в первом приближении чрезвычайно
плодотворная гипотеза о специфическом характере детерминации
жизненных явлений. Вслед за сторонниками Декартовой линии он
исходил из причинной обусловленности деятельности органа внеш-
ними раздражениями. Но если механицисты не придавали значения
своеобразию этой деятельности по отношению к материальным усло-
виям, ее вызывающим, то Глиссон выдвинул на первый план в детер-
минации процесса жизни те новые свойства, которые возникают на
уровне органической природы.
Считая мышечное волокно обладающим способностью раздра-
жаться, Глиссон полагал, что эта способность, данная живой ткани
имманентно и потенциально, актуализируется только в результате раз-
дражения, то есть под действием внешних физических факторов.
Глиссона воодушевлял в его обширных экспериментальных рабо-
тах философский замысел, отличный от замысла Декарта и его про-
должателей, а именно - чуждая механистическому естествознанию
идея развития, возникновения новых качеств в жизни природы. Глис-
сон упрекал натуралистов в том, что они не проследили, как природа
развивается от неорганической к растительной и животной. Его соб-
ственное открытие раздражимости подтверждало возможность есте-
ственнонаучного объяснения фактов органической жизни, несводи-
мых к механическому перемещению частиц.
Уровень развития естествознания в XVII веке еще не позволил от-
крыть вслед за раздражимостью другие свойства органической мате-
рии и продолжить начатое Глиссоном заполнение пропасти между дву-
мя намеченными Декартом полюсами: механизмом природы и само-
сознающей мыслью.
Учение о нервных
вибрациях
и бессознательная
психика
Новая веха в учении о психике как продукте ра-
боты "нервной машины" связана с попыткой
Гартли представить эту машину в качестве дей-
ствующей на принципах, открытых Ньютоном.
Здесь перед нами еще один прецедент воздей-
ствия физических идей на объяснение динами-
ки психических процессов.
Такое воздействие мыслилось опосредованным физиологическим
устройством организма. Почерпнув в физике гипотезу о вибрациях,
Гартли изобрел модель, которая объясняла поведение в целом, в его
причинных связях с внешней средой. Это позволило включить пси-
хику в единый ряд, который охватывал общий цикл жизнедеятельно-
сти организма - от восприятия вибраций во внешней среде через виб-
рации мозгового вещества к вибрациям мышц.
Перед нами весь спектр коренных и для современной науки во-
просов о нейродинамике психической деятельности. Они сформули-
рованы на языке XVIII века. Но от этого не стали менее значимыми.
При отсутствии каких бы то ни было позитивных знаний о природе
нервных процессов Гартли сумел выдвинуть ряд физико-физиологи-
ческих гипотез, родственных по своему смыслу современным иска-
ниям. Ведь все гартлианское учение о вибрациях ставит целью опре-
делить нейродинамические, а не чисто морфологические эквивален-
ты психических процессов, выявить функциональные, телесные фак-
торы, ответственные за различия в модальностях, силе, качестве сен-
сорных процессов и их преобразованных копий - идей.
Равно ошибочными были бы два предположения: а) считать, что
система Гартли - это прямой перенос в психологию одной из естест-
веннонаучных гипотез с целью выведения психологических законо-
мерностей из физических; б) считать, что гипотеза вибраций заим-
ствована из физики с целью проиллюстрировать закономерность,
установленную и помимо нее, придать этой закономерности види-
мость строго естественнонаучного обоснования.
Гартли действительно находился под влиянием ньютоновского
строя идей. Он подчеркивал, что ставит целью применить к изуче-
нию сознания метод, которому следовал Ньютон, - методдедукции
принципов из явлений. Гартли действительно опирался на соображе-
ния, высказанные Ньютоном в связи с критикой традиционной кон-
цепции "животных духов". Но решал Гартли задачи, выдвинутые ло-
гикой развития категориального строя психологии, а не оптики или
механики. Важнейшей среди этих задач являлось преобразование
взгляда на психическое как тождественное совокупности осознавае-
мых субъектом феноменов, то есть декарто-локковской концепции
сознания.
С точки зрения этой концепции все, что совершается за предела-
ми сознания, относится к области физиологии. Напомним, что Лей-
бниц первым выступил против этого воззрения, противопоставив ему
учение о бессознательной душе. Гартли называет имя Лейбница вслед
за именем Декарта как автора, образ мыслей которого ему близок.
Но Лейбниц, разрабатывая понятие о бессознательном, выводил его
из природы души, тогда как для Гартли такое решение было непри-
емлемо. Он искал материалистическое объяснение процессов, кото-
рые не представлены в сознании, но вместе с тем детерминируют его
работу. Лейбниц называл эти процессы малыми перцепциями, обра-
зующими тот айсберг, незначительная вершина которого открывает-
ся уму при наблюдении за собственной деятельностью. Гартли на-
звал эти процессы чувствованиями. Они складываются, по Гартли, в
объективной системе отношений, то есть независимо от рефлексии,
и сама деятельность рефлексии, с его точки зрения, является их про-
изводной.
Либо душа, либо нервная система - третьего не дано. Схема Гарт-
ли была не "настоящей", а воображаемой физиологией мозга. Но в
условиях XVIII века она объясняла объективную динамику психиче-
ских процессов, не обращаясь вслед за Лейбницем к душе как объяс-
нительному понятию.
Все нервные вибрации Гартли разделял на два вида: большие и ма-
лые. Последние возникают в белом веществе головного мозга как ми-
ниатюрные копии (или следы) больших вибраций в черепно-мозго-
ных и спинномозговых нервах. Учение о малых вибрациях объясняло
возникновение идей в отличие от ощущений, а тем самым от всего
"внутреннего мира", единственным строительным материалом кото-
рого, согласно Гартли, служат идеи. Поскольку же первичными счи-
тались большие вибрации в нервной системе, возникающие под воз-
действием на нее "пульсаций" внешнего эфира, "внутренний мир"
идей выступал как миниатюрная копия реального взаимодействия ор-
ганизма с миром внешним.
Однажды возникнув, малые вибрации сохраняются и накаплива-
ются, образуя "орган", который опосредствует последующие реакции
на новые внешние влияния. Благодаря этому организм в отличие от
других физических объектов становится обучающейся системой, име-
ющей собственную историю.
Основа обучаемости - память - способна запечатлевать и воспро-
изводить следы прежних воздействий. Она для Гартли - общее фун-
даментальное свойство нервной организации, а не один из психиче-
ских познавательных процессов (каковой оказалась память в некото-
рых современных классификациях).
В схеме Гартли запечатлелась назревшая объективная потребность
(продиктованная логикой развития научного познания) преодолеть
дуализм Декарта, разъявший материальную субстанцию организма и
спиритуальную субстанцию души. Успехи естественнонаучного иссле-
дования телесного субстрата жизни (начиная от открытия Глиссоном
раздражимости) говорили о присущих живому телу свойствах, несво-
димых ни к разряду автоматических движений (подобных работе сер-
дечной мышцы), ни к сознанию и воле.
Постепенно в структуре научного мышления возникли три разря-
да явлений: а) физические, б) психические, но лишенные признаков
сознательности и произвольности и в) чисто сознательные и произ-
вольные.
Первым отобразило эти изменения учение Лейбница о "малых пер-
цепциях" как форме неосознаваемой психики. Гартли (по собствен-
ному признанию) следовал за Лейбницем с тем существенным отли-
чием, что объяснял неосознанные и непроизвольные реакции рабо-
той нервной системы, а не активностью духовных монад.
Объясняя вслед за Декартом поведение целостного организма, ре-
акции которого, будучи вызваны колебаниями внешнего эфира, пе-
реходят в вибрации чувствительных нервов и посредством вибраций
больших полушарий завершаются вибрациями мышц, Гартли стал ав-
тором второй, после Декарта, схемы рефлекса. В отличие же от Де-
карта Гартли охватил своей схемой поведение в целом, не оставляя за
ее пределами сознание и волю. Они также рисовались имеющими свой
особый нервно-мышечный эквивалент.
И декартовская, и гартлианская схемы носили умозрительный ха-
рактер. Конечно, они не были игрой ума, лишенной опоры в науч-
ном опыте. Но это был создававший новый строй мышления опыт
физики Декарта и Ньютона. Успехи же эмпирического изучения жи-
вых субстратов вносили существенные коррективы. Об этом уже го-
ворилось в связи с открытием раздражимости.
Ряд других открытий, которыми славен XVIII век, углублял есте-
ственнонаучное объяснение жизненных функций, которые во все
прежние века относились за счет действий неземного, восходящего к
Всевышнему, бестелесного агента-душ и. Открывались естественно-
научными методами особые свойства нервной ткани.
Самый крупный физиолог XVIII века - Галлер - вводит такие по-
нятия, как мышечная сила, нервная сила, "темные (неосознанные) вос-
приятия". Они указывали на свойства организма, столь же доступные
объективному изучению, как и другие атрибуты материи. Правда, за
пределы сенсомоторного уровня, к высшим проявлениям работы ор-
ганизма богобоязненный швейцарец Галлер выйти не отважился.
Это стало делом французских философов. Первым выступил Ла-
метри, ставший на путь самоотверженной борьбы с верой в бессуб-
стратное сознание.
Разделение рефлекса
и принципа материаль-
ной обусловленности
поведения
Ламетри считал себя преемником Декарта,
полагая, будто разграничение последним
двух субстанций представляло всего лишь
"стилистическую хитрость", придуманную
для обмана теологов. Вдохновленная идеями
Декарта-физика работа по изучению органи-
ческих основ поведения не прошла для философского материализма
даром.
Распространив (в своем посвященном Галлеру трактате "Чело-
век - машина", само название которого звучало как боевой лозунг)
принцип машинообразности на человеческое поведение, Ламетри
свел картезианское "мышление" к телесной субстанции, понятой не
столько по-декартовски, сколько по-галлеровски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
тельного исторического периода представление о машинообразном
характере всех органических отправлений, включая и те, посредством
которых мышцы живых существ реагируют на внешние влияния, слу-
жило компасом для исследования строения и функций нервной си-
стемы. После Декарта стало очевидно, что объяснять нервную дея-
тельность силами души равносильно обращению к этим силам для
объяснения работы какого-либо автомата, например часов. И сегод-
ня можно присоединиться к словам известного английского физио-
лога Фостера, который писал, что если мы будем читать между его
(Декарта) строчек, если мы на место субтильных флюидов поставим
молекулярные изменения, которые мы называем нервным импуль-
сом, если мы на место трубок с их клапанным устройством поставим
современную систему нейронов, связь которых детерминирует про-
хождение и эффект нервных импульсов, Декартово объяснение ока-
жется не совсем отличным от того, которое мы даем сегодня.
Но нервная система производит не только двигательные акты.
И, представляя ее по образцу автомата, Декарт имел в виду не только
детерминистическое истолкование мышечных реакций, до того считав-
шихся произвольными. Он стремился поставить в возможно более проч-
ную причинную зависимость от телесного механизма то, что относи-
лось к области душевных явлений, найти для этих явлений материаль-
ные эквиваленты, первичные по отношению к феноменам сознания.
В системе Декарта как таковой не расчленены объяснения, отно-
сящиеся к мышечной сфере, с одной стороны, к определенному кру-
гу явлений психической сферы - с другой. Но с целью адекватной
исторической оценки такое разграничение необходимо провести, учи-
тывая последующую эволюцию понятия о рефлексе, в ходе которой в
определенный исторический период оно стало считаться чисто фи-
зиологическим, относящимся только к переходу нервного импуль-
са - через центры - с афферентного пути на эфферентный.
Между тем у Декарта понятие о рефлексе с самого начала строи-
лось как психофизиологическое. Предполагалось, что между "вход-
ными" и "выходными" путями действуют те механизмы, которые
осознаются душой в виде ощущений, представлений и чувств. Ощу-
щения и представления не являются у Декарта рефлексами, но воз-
никают и существуют только как определенные телесные состояния
машинообразно реагирующего на внешние толчки организма.
Вопрос о том, какова миссия Декарта в истории научных представ-
лений о психике и ее нейромеханизмах, служил предметом непрек-
ращающихся дискуссий до тех пор, как Гексли в 1874 году указал, что
ряд положений, составляющих основу и сущность современной фи-
зиологии нервной системы, был полностью выражен и проиллюст-
рирован в трудах Декарта.
В список этих положений Гексли включил следующие: органом
ощущений, эмоций и мыслей является мозг; мышечная реакция по-
рождается процессами в примыкающем к мышце нерве; ощущение
обусловлено изменениями в нерве, связывающем орган чувства с моз-
гом; движения в сенсорных нервах отражаются на моторных, и это
возможно без участия воли (рефлекторный акт); вызванные посред-
ством сенсорного нерва движения создают в веществе мозга готов-
ность вновь производить такое же движение.
После выступления Гексли приоритет Декарта в разработке кар-
динальных психофизиологических проблем становится общепризнан-
ным.
Принцип "животного автоматизма" оказывается для естествоис-
пытателей путеводной нитью. Вместе с тем указанный принцип из-за
недостатка конкретно-научных знаний был выражен в такой морфо-
физиологической схеме, которая содержала немало умозрительного,
а то и просто фантастического. Девизом нового естествознания было
опытное изучение реальных причин явлений. Вполне понятно поэ-
тому, что и Декартова схема принималась постольку, поскольку она
служила руководством к экспериментальному исследованию нервно-
мышечных функций. В ходе этого исследования обнаружился произ-
вольный характер некоторых допущений. В результате отдельные де-
тали конструкции отпали, но остов ее, выдержав опытную проверку,
сохранился и укрепился.
К произвольным элементам, в частности, относилась гипотеза о
"животных духах". Нельзя было доказать, опираясь на наблюдение и
эксперимент, существование в организме особого вещества, которое
объединяло бы деятельность нервной и мышечной систем, а также
служило физиологическим носителем ощущений, восприятий и ДРУ-
ГИХ психических актов. И все же гипотеза о "животных духах" упорно
держалась в естествознании до конца XVI 11 века в различных вариан-
тах и под различными именами, удовлетворяя до поры до времени
потребность в понятии, которое указывало бы на материальный ха-
рактер нервного процесса.
Напротив, мнение Декарта о шишковидной железе как центре, с
помощью которого сознание непосредственно воздействует на тело,
не встретив сочувствия, было отвергнуто и заменено другими, более
близкими к опыту представлениями о районах центральной нервной
системы, в границах которых осуществляется психическая деятель-
ность.
Понятие
о раздражимости
Особое значение для последующего развития физиологии имела
экспериментальная проверка поначалу кажущегося второстепенным
утверждения Декарта о том, что объем мышцы при ее сокращении
увеличивается. Опытное доказательство ошибочности этого взгляда
принципиально трансформировало понимание природы нервно-мы-
шечной реакции, что в свою очередь повлекло за собой далеко иду-
щие изменения категориального строя биологического мышления.
Опроверг мнение Декарта об увеличении
объема мышцы английский врач и натуралист
Глиссон (1597-1677). Притом опроверг экспе-
риментально. Тем самым ставилась под сомнение
вся концепция о "животных духах", трактовавшая сокращение мыш-
цы как приток некоторого количества вещества.
Способность мышцы производить в ответ на стимуляцию "внут-
реннее жизненное движение" Глиссон обозначил термином "раздра-
жимость". В отличие от Декарта, который разработал понятие о реф-
лексе, но еще не ввел соответствующего термина, Глиссон не только
сформулировал понятие о раздражимости, но и обозначил его новым
термином.
Глиссоном была высказана в первом приближении чрезвычайно
плодотворная гипотеза о специфическом характере детерминации
жизненных явлений. Вслед за сторонниками Декартовой линии он
исходил из причинной обусловленности деятельности органа внеш-
ними раздражениями. Но если механицисты не придавали значения
своеобразию этой деятельности по отношению к материальным усло-
виям, ее вызывающим, то Глиссон выдвинул на первый план в детер-
минации процесса жизни те новые свойства, которые возникают на
уровне органической природы.
Считая мышечное волокно обладающим способностью раздра-
жаться, Глиссон полагал, что эта способность, данная живой ткани
имманентно и потенциально, актуализируется только в результате раз-
дражения, то есть под действием внешних физических факторов.
Глиссона воодушевлял в его обширных экспериментальных рабо-
тах философский замысел, отличный от замысла Декарта и его про-
должателей, а именно - чуждая механистическому естествознанию
идея развития, возникновения новых качеств в жизни природы. Глис-
сон упрекал натуралистов в том, что они не проследили, как природа
развивается от неорганической к растительной и животной. Его соб-
ственное открытие раздражимости подтверждало возможность есте-
ственнонаучного объяснения фактов органической жизни, несводи-
мых к механическому перемещению частиц.
Уровень развития естествознания в XVII веке еще не позволил от-
крыть вслед за раздражимостью другие свойства органической мате-
рии и продолжить начатое Глиссоном заполнение пропасти между дву-
мя намеченными Декартом полюсами: механизмом природы и само-
сознающей мыслью.
Учение о нервных
вибрациях
и бессознательная
психика
Новая веха в учении о психике как продукте ра-
боты "нервной машины" связана с попыткой
Гартли представить эту машину в качестве дей-
ствующей на принципах, открытых Ньютоном.
Здесь перед нами еще один прецедент воздей-
ствия физических идей на объяснение динами-
ки психических процессов.
Такое воздействие мыслилось опосредованным физиологическим
устройством организма. Почерпнув в физике гипотезу о вибрациях,
Гартли изобрел модель, которая объясняла поведение в целом, в его
причинных связях с внешней средой. Это позволило включить пси-
хику в единый ряд, который охватывал общий цикл жизнедеятельно-
сти организма - от восприятия вибраций во внешней среде через виб-
рации мозгового вещества к вибрациям мышц.
Перед нами весь спектр коренных и для современной науки во-
просов о нейродинамике психической деятельности. Они сформули-
рованы на языке XVIII века. Но от этого не стали менее значимыми.
При отсутствии каких бы то ни было позитивных знаний о природе
нервных процессов Гартли сумел выдвинуть ряд физико-физиологи-
ческих гипотез, родственных по своему смыслу современным иска-
ниям. Ведь все гартлианское учение о вибрациях ставит целью опре-
делить нейродинамические, а не чисто морфологические эквивален-
ты психических процессов, выявить функциональные, телесные фак-
торы, ответственные за различия в модальностях, силе, качестве сен-
сорных процессов и их преобразованных копий - идей.
Равно ошибочными были бы два предположения: а) считать, что
система Гартли - это прямой перенос в психологию одной из естест-
веннонаучных гипотез с целью выведения психологических законо-
мерностей из физических; б) считать, что гипотеза вибраций заим-
ствована из физики с целью проиллюстрировать закономерность,
установленную и помимо нее, придать этой закономерности види-
мость строго естественнонаучного обоснования.
Гартли действительно находился под влиянием ньютоновского
строя идей. Он подчеркивал, что ставит целью применить к изуче-
нию сознания метод, которому следовал Ньютон, - методдедукции
принципов из явлений. Гартли действительно опирался на соображе-
ния, высказанные Ньютоном в связи с критикой традиционной кон-
цепции "животных духов". Но решал Гартли задачи, выдвинутые ло-
гикой развития категориального строя психологии, а не оптики или
механики. Важнейшей среди этих задач являлось преобразование
взгляда на психическое как тождественное совокупности осознавае-
мых субъектом феноменов, то есть декарто-локковской концепции
сознания.
С точки зрения этой концепции все, что совершается за предела-
ми сознания, относится к области физиологии. Напомним, что Лей-
бниц первым выступил против этого воззрения, противопоставив ему
учение о бессознательной душе. Гартли называет имя Лейбница вслед
за именем Декарта как автора, образ мыслей которого ему близок.
Но Лейбниц, разрабатывая понятие о бессознательном, выводил его
из природы души, тогда как для Гартли такое решение было непри-
емлемо. Он искал материалистическое объяснение процессов, кото-
рые не представлены в сознании, но вместе с тем детерминируют его
работу. Лейбниц называл эти процессы малыми перцепциями, обра-
зующими тот айсберг, незначительная вершина которого открывает-
ся уму при наблюдении за собственной деятельностью. Гартли на-
звал эти процессы чувствованиями. Они складываются, по Гартли, в
объективной системе отношений, то есть независимо от рефлексии,
и сама деятельность рефлексии, с его точки зрения, является их про-
изводной.
Либо душа, либо нервная система - третьего не дано. Схема Гарт-
ли была не "настоящей", а воображаемой физиологией мозга. Но в
условиях XVIII века она объясняла объективную динамику психиче-
ских процессов, не обращаясь вслед за Лейбницем к душе как объяс-
нительному понятию.
Все нервные вибрации Гартли разделял на два вида: большие и ма-
лые. Последние возникают в белом веществе головного мозга как ми-
ниатюрные копии (или следы) больших вибраций в черепно-мозго-
ных и спинномозговых нервах. Учение о малых вибрациях объясняло
возникновение идей в отличие от ощущений, а тем самым от всего
"внутреннего мира", единственным строительным материалом кото-
рого, согласно Гартли, служат идеи. Поскольку же первичными счи-
тались большие вибрации в нервной системе, возникающие под воз-
действием на нее "пульсаций" внешнего эфира, "внутренний мир"
идей выступал как миниатюрная копия реального взаимодействия ор-
ганизма с миром внешним.
Однажды возникнув, малые вибрации сохраняются и накаплива-
ются, образуя "орган", который опосредствует последующие реакции
на новые внешние влияния. Благодаря этому организм в отличие от
других физических объектов становится обучающейся системой, име-
ющей собственную историю.
Основа обучаемости - память - способна запечатлевать и воспро-
изводить следы прежних воздействий. Она для Гартли - общее фун-
даментальное свойство нервной организации, а не один из психиче-
ских познавательных процессов (каковой оказалась память в некото-
рых современных классификациях).
В схеме Гартли запечатлелась назревшая объективная потребность
(продиктованная логикой развития научного познания) преодолеть
дуализм Декарта, разъявший материальную субстанцию организма и
спиритуальную субстанцию души. Успехи естественнонаучного иссле-
дования телесного субстрата жизни (начиная от открытия Глиссоном
раздражимости) говорили о присущих живому телу свойствах, несво-
димых ни к разряду автоматических движений (подобных работе сер-
дечной мышцы), ни к сознанию и воле.
Постепенно в структуре научного мышления возникли три разря-
да явлений: а) физические, б) психические, но лишенные признаков
сознательности и произвольности и в) чисто сознательные и произ-
вольные.
Первым отобразило эти изменения учение Лейбница о "малых пер-
цепциях" как форме неосознаваемой психики. Гартли (по собствен-
ному признанию) следовал за Лейбницем с тем существенным отли-
чием, что объяснял неосознанные и непроизвольные реакции рабо-
той нервной системы, а не активностью духовных монад.
Объясняя вслед за Декартом поведение целостного организма, ре-
акции которого, будучи вызваны колебаниями внешнего эфира, пе-
реходят в вибрации чувствительных нервов и посредством вибраций
больших полушарий завершаются вибрациями мышц, Гартли стал ав-
тором второй, после Декарта, схемы рефлекса. В отличие же от Де-
карта Гартли охватил своей схемой поведение в целом, не оставляя за
ее пределами сознание и волю. Они также рисовались имеющими свой
особый нервно-мышечный эквивалент.
И декартовская, и гартлианская схемы носили умозрительный ха-
рактер. Конечно, они не были игрой ума, лишенной опоры в науч-
ном опыте. Но это был создававший новый строй мышления опыт
физики Декарта и Ньютона. Успехи же эмпирического изучения жи-
вых субстратов вносили существенные коррективы. Об этом уже го-
ворилось в связи с открытием раздражимости.
Ряд других открытий, которыми славен XVIII век, углублял есте-
ственнонаучное объяснение жизненных функций, которые во все
прежние века относились за счет действий неземного, восходящего к
Всевышнему, бестелесного агента-душ и. Открывались естественно-
научными методами особые свойства нервной ткани.
Самый крупный физиолог XVIII века - Галлер - вводит такие по-
нятия, как мышечная сила, нервная сила, "темные (неосознанные) вос-
приятия". Они указывали на свойства организма, столь же доступные
объективному изучению, как и другие атрибуты материи. Правда, за
пределы сенсомоторного уровня, к высшим проявлениям работы ор-
ганизма богобоязненный швейцарец Галлер выйти не отважился.
Это стало делом французских философов. Первым выступил Ла-
метри, ставший на путь самоотверженной борьбы с верой в бессуб-
стратное сознание.
Разделение рефлекса
и принципа материаль-
ной обусловленности
поведения
Ламетри считал себя преемником Декарта,
полагая, будто разграничение последним
двух субстанций представляло всего лишь
"стилистическую хитрость", придуманную
для обмана теологов. Вдохновленная идеями
Декарта-физика работа по изучению органи-
ческих основ поведения не прошла для философского материализма
даром.
Распространив (в своем посвященном Галлеру трактате "Чело-
век - машина", само название которого звучало как боевой лозунг)
принцип машинообразности на человеческое поведение, Ламетри
свел картезианское "мышление" к телесной субстанции, понятой не
столько по-декартовски, сколько по-галлеровски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80