«Только
бы Семенов не отстал!»
От стремительного сближения «мессершмитты» разрастаются на глазах. От
крываем огонь почти одновременно. Огненные трассы Ч моя чистая, сверкаю
щая, их красноватые, с дымком Ч перехлестываются над нами и исчезают в во
здухе. В эти секунды стало понятно, что лобовая атака лишь завязка боя и ни
кто из нас добровольно из него не выйдет.
Используя излюбленный прием, круто, почти вертикально веду самолет ввер
х. Надо набрать высоту. А мозг буравит одна и та же мысль: «Пять. Три здесь. Д
ва выше. Семенов, где Семенов?» Лежу на спине, обзор ограниченный. Не видно
не только Семенова, но и противника… Скорость падает. Переваливаю самоле
т на правое крыло. Об этом я подумал, как только пошел на горку. Я был уверен
, что «мессершмитты» после лобовой атаки будут уходить левым боевым разв
оротом. Только левым. Ведь и у наших летчиков он вошел в привычку и отработ
ан лучше. Выравниваю самолет по горизонту и вижу: немцы подо мной, за ведущ
им впритирку идут ведомые, а главное Ч все они ниже меня. Крутая горка, от
которой потемнело в глазах, и неожиданный для противника разворот вправ
о дали мне преимущество.
Фашисты поняли это, и все трое ждут моей атаки. Прицеливаюсь в заднего. Вот
он уже на выгодной дистанции, осталось только взять упреждение. В это мгн
овение мимо фюзеляжа моего самолета проносится огненная трасса. Огляды
ваюсь и вижу: два «мессершмитта», находившиеся выше, теперь нависли сзад
и, как готовый для удара меч. Снова бросаю машину на восходящую вертикаль.
Только этим маневром я могу уйти из-под огня и сохранить преимущество. Оп
ять огромная сила прижимает меня к сиденью, опять темнеет в глазах. Но вид
но, не зря я почти каждый летный день тренировался переносить перегрузки
, хотя Жизневский всякий раз ругал меня за такие «крючки». Я руководствов
ался советом старых летчиков, уже побывавших в боях: «Чем чаще будешь исп
ытывать перегрузки в учебных полетах, тем лучше подготовишь себя для нас
тоящих воздушных поединков».
Гляжу на приборную доску Ч скорость еще приличная. Когда машина доходит
почти до той грани, что может свалиться в штопор, резким движением перекл
адываю ее на крыло. Хочется крикнуть: «Вот теперь давай сразимся! Вы побоя
лись перегрузок и после атаки пошли в набор высоты под углом. Вот почему т
еперь вы оказались подо мною, воронье проклятое! Хозяин неба сейчас я!»
Начинаю вводить самолет в атаку и вижу Семенова. Не повторив моих фигур п
илотажа ни в первый, ни во второй раз, он оторвался и остался далеко внизу.
Но почему его машина летит вверх «животом»? Почему позади нее остаются с
труйки сизого дыма? Странно! Вдруг вижу, что следом за Семеновым мчится «м
ессершмитт». Все ясно: подбил и атакует снова.
Всякое чувство опасности сразу исчезает. Главное Ч выручить товарища…
Не раздумывая, бросаю свой МИГ Ч метеор весом в три с половиной тонны Ч н
а «мессера», преследующего Семенова. Пара немцев, только проскочившая ми
мо, наверное, расценила мое пикирование как бегство. Ну и пусть! Я за ними у
же не слежу. На выходе из пике мой самолет делает глубокую просадку, и я ок
азываюсь ниже «мессершмитта», находящегося в хвосте у Семенова. Успеваю
атаковать его снизу. Первая очередь, вторая… «Мессершмитт» взмывает, но
тут же вспыхивает и, перевернувшись, отвесно сваливается под меня.
Горящий, как факел, вражеский самолет! Не могу оторвать от него взгляда. Да
же немного наклоняю нос машины вниз, чтобы лучше увидеть, где упадет и взо
рвется «мессер». В этот момент я совершенно забываю об опасности.
Короткий, сухой треск обрывает ход моих мыслей. Какая-то сила поворачива
ет машину вокруг оси, и я зависаю вниз головой. Выровняв самолет, вижу, что
один «мессершмитт» стремительно проскочил вперед, а второй заходит для
атаки сзади. Вот где она, оставленная мной пара! Прозевал, подловили!
А моя машина повреждена серьезно. В правом крыле зияет большая дыра. Она т
ак уменьшает подъемную силу, что самолет все время норовит перевернутьс
я. Другой снаряд попал в центроплан.
Где же Семенов? Как мне нужна теперь его поддержка! Конечно, я не считаю се
бя обреченным. Самолет хотя и подбит, но на нем можно еще драться. У меня ес
ть и горючее и боеприпасы. К тому же внизу Ч своя территория. В случае чег
о…
С трудом разворачиваю ослабевшую машину. Утешаю себя надеждой, что нижня
я пара «мессеров», отрезвев после гибели ведущего, ушла. Тогда мне придет
ся драться только с двумя.
Уклоняясь от ударов, стараюсь атаковать и сам. Но самолет подчиняется мн
е плохо: чуть наберу побольше скорость Ч он стремится перевернуться на
спину.
Да, надо выходить из боя. Глубокое пикирование до высоты бреющего полета,
проседание, произвольный крен, такой, что чуть не задел крылом землю, и вот
я уже лечу над самыми верхушками деревьев. Увижу, где дымок, Ч доворачив
аю туда: не догорает ли там самолет Семенова?
При подходе к аэродрому обнаруживаю, что повреждена гидросистема. Выпус
каю шасси аварийно. Покачав крыльями, чтобы шасси лучше встали на места, и
ду на посадку.
Пока все идет нормально, даже сверх ожиданий. Если после таких передряг с
амолет уверенно пробежал по полосе и послушно остановился, значит финиш
отличный.
Отрулив машину на стоянку, выключаю мотор и некоторое время сижу неподви
жно. Настолько устал, что нет сил выбраться из кабины. Перед глазами встаю
т картины только что проведенного боя. Снова, как наяву, вижу круги винтов
, желтые коки, горящий «мессершмитт», дымящийся самолет Семенова. Тяжело
сознавать, что не успел защитить его. А то, что разведка не удалась, меня не
тревожит. Не по моей же прихоти завязался бой. Важно только, чтобы Семенов
возвратился…
Поднимаю голову и глазам своим не верю: ко мне бежит Семенов. Я, как при ава
рийной выброске, бью по замку парашюта, чтобы спали плечевые ремни, и выск
акиваю из кабины.
Ч Как ты здесь очутился? Ч удивленно спрашивает Семенов. Ч Он стоит ря
дом, готовый принять меня на руки. Ч Тебя же подожгли! Я сам видел, как пада
л твой горящий самолет.
Ч Не вышло у них, Ч отвечаю. Ч Только дырок в самолете наделали. А мне по
казалось, что тебя подожгли.
Ч Что ты? В моей машине нет ни одной пробоины!
Ч А почему же самолет дымил? Винт не облегчил, что ли?
Ч Ну да.
Ч Вон оно что. Только меня с толку сбил. А почему домой ушел?
Ч Мотор барахлил, сам же видел. А потом, заметив, что твой самолет падает, р
ешил, что ты сбит. Одному там неразумно было оставаться… Я уже доложил ком
андиру, что упал в районе Унгеи.
Ч Все ясно. Пошли докладывать, ведь задание-то не выполнено.
Ч А сбитый «мессершмитт»?
Ч За это не будем прятаться.
Я шел и думал: неужели Семенов струсил? Неужели он решился оставить друга,
который, защищая его, чуть не поплатился жизнью?
Забегая наперед, скажу, что эта мысль и потом долго мучила меня. Только тра
гическая гибель Семенова помогла мне отбросить всякие подозрения и сох
ранить добрую память о бойце первых легионов, из которых мало кто дожил д
о наших дней.
Выслушав мой доклад, командир полка долго молчал, потирая пальцами лоб; о
живившись, весело сказал:
Ч Ну вот и хорошо! Значит, убедился, что желтолобых можно колошматить! Но
на разведку все-таки надо сходить. Бери другой самолет и отправляйся с Се
меновым. Да не бросайте друг друга, за руки держитесь. Да, да, за руки, как шк
ольники, когда переходят улицу.
…Переправа, еще переправа… Сколько навели их немцы за одну только ночь! С
колько вражеских войск уже перебралось через реку и растеклось по нашей
земле! Тяжело было наблюдать эту картину с бреющего полета, а еще тяжелее
Ч докладывать обо всем увиденном командиру полка.
Горькая участь выпала в первые дни войны на долю румынского города Яссы.
Гитлеровцы сосредоточили здесь огромное количество войск, предназначе
нных для наступления на; Кишинев и Одессу. Наше командование своевременн
о разгадало их замыслы и нацелило на этот город крупные силы авиации. Мне
самому не раз доводилось бомбить и штурмовать его улицы, забитые войскам
и и техникой противника.
Вот и сегодня летим на Яссы. О том, что мы должны сопровождать СБ, нам сообщ
или с запозданием, и теперь приходится догонять свои бомбардировщики.
В заданный район мы пришли, когда СБ уже начали обрабатывать цели. Большо
й, еще недавно отливавший белизной город походил на огромную дымящую печ
ь. Насыщенный немецкими зенитными батареями, он сам накликал на себя уда
ры с воздуха.
Кружим над бомбардировщиками, маневрируя между разрывами зенитных сна
рядов. Вражеских истребителей пока не видно. Возможно, они где-то за облак
ами подстерегают нас. Вдруг вижу, как один СБ вспыхивает и, перевернувшис
ь, факелом летит к земле. Конечно же, его сбила зенитка.
Терпение лопнуло. Довольно «утюжить» воздух в ожидании «мессершмиттов
». Покачав крыльями, увлекаю за собой Дьяченко и Довбню. Снижаемся до шест
исот метров и отходим чуть в сторону, туда, где реже облака дыма. По вспышк
ам выстрелов находим вражескую зенитную батарею и пикируем на нее. Расче
ты не выдерживают нашего пулеметного огня, бросают орудия, бегут в укрыт
ия.
Делаем второй заход, третий… До боли в пальцах жму на гашетки. Хочется маш
иной ломать стволы зениток.
Заметив, что зенитный огонь утих, наши бомбардировщики делают заход для
очередной атаки. Немецкие истребители, видимо следившие за нами, момента
льно спускаются со своих высотных «площадок» и устремляются к СБ. Рассчи
тывают на то, что мы их не увидим, но первый же «мессер», выскочивший из-за д
ымовой завесы, буквально напарывается на пулеметную очередь, выпущенну
ю Дьяченко. Огненная трасса прошивает ему «живот», и он, объятый пламенем,
сваливается вниз. Остальные вражеские истребители сразу же уходят в сто
рону. Мы набираем высоту и берем курс на аэродром, охраняя бомбардировщи
ки.
Я радовался за Дьяченко, сбившего первый «мессершмитт». В те дни такая по
беда была событием в жизни каждого летчика-истребителя. И дело тут не тол
ько в похвале командира и товарищей. Самое главное: у него укреплялась ве
ра в силу нашего оружия, он наглядно убеждался в том, что «мессершмитты» и
«юнкерсы» превосходно горят от наших пуль и снарядов.
На аэродроме нас первыми, как всегда, встретили техники и сразу же присту
пили к осмотру самолетов.
Я ходил следом за Вахненко и тоже приглядывался, нет ли в машине пробоин. К
ажется, не было ни одной. Очень хорошо! Я хотел уже уходить, когда услышал г
олос техника:
Ч А самолет-то серьезно поврежден, товарищ командир.
Ч Где? Ч удивился я.
Ч Осколок попал в сопло и раскрошил лопатки нагнетателя. Вот он, застрял.
Ч Шальной, наверно.
Ч Если шальной, то повезло и вам и самолету. Да, вы слышали о Миронове?
Ч Нет. А что с ним?
Наклонившись над ящиком с инструментами, техник молчал.
Ч Ну, чего умолк, говори!
Ч Скончался в больнице.
Ч Костя?
Ч Все из-за тех же ремней, товарищ командир.
Ч Не может быть!..
Ч Да вот товарищи только что возвратились с похорон… Рассказывают, что
при посадке самолет попал в канаву и скапотировал. А плечевых ремней у Ми
ронова не было, отрезал тогда, в Бельцах… Ну и выбросило его. Переломало по
звоночник.
Миронов Костя!.. В полку он был для меня самым близким человеком. Два года с
овместной службы… Я шел на КП, мысленно прощаясь с другом…
Помню, когда я прибыл в полк и представился, начальник штаба посоветовал
мне жить в том же доме, где квартировали два летчика-холостяка. Я разыскал
этот «холостяцкий приют». Хозяйка встретила меня любезно, она не возраж
ала принять еще одного жильца. Но, многозначительно кивнув на закрытую д
верь, сказала по-украински:
Ч Поговорите с ними. Как они скажут, так и будет. Я постучал в дверь. Доноси
вшиеся из комнаты голоса смолкли. Постучал еще раз.
Ч Войдите! Ч услышал я наконец.
Вхожу и вижу: за столом, в центре комнаты, сидят несколько человек. Двое од
еты по-домашнему Ч без гимнастерок, остальные в форме. И все с насторожен
ностью смотрят на меня. На столе закуска и стаканы.
Я представился и объяснил, кто посоветовал мне зайти сюда.
Ч Значит, летчик? Ч спросил плотный, высокий парень, один из тех двоих, чт
о были без гимнастерок, в одних майках, и пристально посмотрел на мои петл
ицы авиатехника. Тогда я только что переучился с техника на летчика.
Ч Летчик, Ч говорю, а сам осматриваю хату. Бросились в глаза две аккурат
но прибранные кровати с горками взбитых подушек и фотографии на стенах,
обрамленные вышитыми рушниками.
Ч Неужели летчик? Ч спрашивает другой «хозяин», щуплый, невысокого рос
та паренек.
Но тот, старший «хозяин», не дожидаясь моего ответа, выставил на стол прип
рятанную бутылку.
Ч Панкратов, Ч протянул он мне руку. Ч Раздевайся.
Ч Костя, Ч с улыбкой представился другой. Ч Садись. На улице ночевать н
е будешь, подушек хватит.
Панкратов налил полный стакан водки и поставил передо мной. Все выжидающ
е уставились на меня. Хотя раньше я не баловался этим зельем, решил, что от
казываться от угощения нельзя. Было ясно: это «экзамен» и его надо выдерж
ать.
Ч Закуси быстренько, Ч подставил мне тарелку Костя, поняв, что никакого
опыта у меня нет.
После ужина в комнате появилась третья кровать с горкой подушек.
На следующее утро я встал рано и занялся физзарядкой.
Ч Дисциплинку демонстрируешь, что ли? Ч пробурчал из-под одеяла Панкра
тов.
Ч Просто давняя привычка, Ч ответил я, одеваясь, чтобы пробежаться по у
лице.
Ч А-а, Ч протянул он, переворачиваясь на другой бок. Ч Ну, давай, раз прив
ык.
Утро было морозное, бодрящее, под ногами хрустел декабрьский ледок. Сдел
ав круг, я услышал, что за мной кто-то бежит. Оглянулся: Костя! С тех пор худе
нький, хрупкий Миронов стал ежедневно заниматься вместе со мной физзаря
дкой, а позже даже записался в секцию гимнастики.
Милый юный Костя! Нет тебя с нами. Осталась свежая могила на молдавской зе
мле да добрая память в сердцах друзей.
В тот же день я вылетел в Григориополь получать самолет. Там встретился с
о знакомым седым лейтенантом. Он рассказал о своих первых победах, о тара
не, который совершил Морозов. Я спросил о Карманове.
Ч Нет его, Ч ответил он грустным голосом, Ч нелепо погиб.
Ч А что с ним случилось?
Ч Подбили его в бою. Самолет загорелся. Карманов выпрыгнул, а парашют не
раскрылся. Тросик перебило осколком.
Ч Тяжелый случай! Жалко, хороший летчик был.
Ч Да, был, Ч тихо отозвался лейтенант. И, помолчав, твердо добавил: Ч Нич
его, мы расплатимся за него. Не на тех напали. Это им не прогулка по Европе.
Простившись с лейтенантом, я улетел на новеньком МИГе домой.
Летим на штурмовку вражеских войск. Немцы переправляются на наш берег, н
ужно их немедленно уничтожить.
Группу ведет Атрашкевич. Хотя это первый вылет всей эскадрильей, летчики
держатся в строю отлично, чувствуется боевой подъем.
Работа предстоит большая. И все для этого есть: полная бомбовая нагрузка,
полный комплект боеприпасов на каждом самолете.
Дорога перед переправой запружена вражескими войсками: автомашинами с
пехотой, артиллерией, танками. При подходе к заданному району нас встреч
ают мощным огнем зенитчики противника. Небо густо усевают разрывы снаря
дов.
Но высоту менять некогда. Переводим самолеты в пике и обрушиваем бомбы н
а немецкую колонну, затем заходим для обстрела врага из пулеметов. Дорог
а тонет в дыму и огне. За одним из наших самолетов потянулась полоса дыма,
появилось пламя. Огненный хвост становится все длиннее. Все! Сейчас взор
вется. Кто в кабине пылающей машины? Прекратив обстрел противника, стара
емся разглядеть номер самолета. Неужели Атрашкевич? Так и есть. Сбит наш к
омэск…
Что он будет делать? В его распоряжении считанные секунды. Вся жизнь кома
ндира втиснута сейчас в этот мизерный отрезок времени. Может, он выброси
тся с парашютом? Нет, не успеет. Слишком мала высота. Да и кабина уже охваче
на пламенем.
О чем думал Атрашкевич в те зловещие мгновения Ч об этом никто и никогда
не узнает. А может, его убило в момент выхода из атаки! Нет, видимо, он был вс
е-таки жив. Ведь машина вышла из пикирования и несколько секунд летела по
прямой. Значит, она управлялась. Скорее всего Аташкевич сознательно напр
авил свой горящий самолет в гущу вражеских автомашин.
Мы с яростью набросились на зенитки. Мы мстили изо всех сил за смерть кома
ндира и друга. Потом я собрал группу, и мы еще раз пролетели над местом гиб
ели комэска, чтобы покачиванием крыльев воздать ему последние почести.
Когда возвратились на аэродром, я зарулил самолет на стоянку, вылез из ка
бины и бросил на крыло снятый парашют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
бы Семенов не отстал!»
От стремительного сближения «мессершмитты» разрастаются на глазах. От
крываем огонь почти одновременно. Огненные трассы Ч моя чистая, сверкаю
щая, их красноватые, с дымком Ч перехлестываются над нами и исчезают в во
здухе. В эти секунды стало понятно, что лобовая атака лишь завязка боя и ни
кто из нас добровольно из него не выйдет.
Используя излюбленный прием, круто, почти вертикально веду самолет ввер
х. Надо набрать высоту. А мозг буравит одна и та же мысль: «Пять. Три здесь. Д
ва выше. Семенов, где Семенов?» Лежу на спине, обзор ограниченный. Не видно
не только Семенова, но и противника… Скорость падает. Переваливаю самоле
т на правое крыло. Об этом я подумал, как только пошел на горку. Я был уверен
, что «мессершмитты» после лобовой атаки будут уходить левым боевым разв
оротом. Только левым. Ведь и у наших летчиков он вошел в привычку и отработ
ан лучше. Выравниваю самолет по горизонту и вижу: немцы подо мной, за ведущ
им впритирку идут ведомые, а главное Ч все они ниже меня. Крутая горка, от
которой потемнело в глазах, и неожиданный для противника разворот вправ
о дали мне преимущество.
Фашисты поняли это, и все трое ждут моей атаки. Прицеливаюсь в заднего. Вот
он уже на выгодной дистанции, осталось только взять упреждение. В это мгн
овение мимо фюзеляжа моего самолета проносится огненная трасса. Огляды
ваюсь и вижу: два «мессершмитта», находившиеся выше, теперь нависли сзад
и, как готовый для удара меч. Снова бросаю машину на восходящую вертикаль.
Только этим маневром я могу уйти из-под огня и сохранить преимущество. Оп
ять огромная сила прижимает меня к сиденью, опять темнеет в глазах. Но вид
но, не зря я почти каждый летный день тренировался переносить перегрузки
, хотя Жизневский всякий раз ругал меня за такие «крючки». Я руководствов
ался советом старых летчиков, уже побывавших в боях: «Чем чаще будешь исп
ытывать перегрузки в учебных полетах, тем лучше подготовишь себя для нас
тоящих воздушных поединков».
Гляжу на приборную доску Ч скорость еще приличная. Когда машина доходит
почти до той грани, что может свалиться в штопор, резким движением перекл
адываю ее на крыло. Хочется крикнуть: «Вот теперь давай сразимся! Вы побоя
лись перегрузок и после атаки пошли в набор высоты под углом. Вот почему т
еперь вы оказались подо мною, воронье проклятое! Хозяин неба сейчас я!»
Начинаю вводить самолет в атаку и вижу Семенова. Не повторив моих фигур п
илотажа ни в первый, ни во второй раз, он оторвался и остался далеко внизу.
Но почему его машина летит вверх «животом»? Почему позади нее остаются с
труйки сизого дыма? Странно! Вдруг вижу, что следом за Семеновым мчится «м
ессершмитт». Все ясно: подбил и атакует снова.
Всякое чувство опасности сразу исчезает. Главное Ч выручить товарища…
Не раздумывая, бросаю свой МИГ Ч метеор весом в три с половиной тонны Ч н
а «мессера», преследующего Семенова. Пара немцев, только проскочившая ми
мо, наверное, расценила мое пикирование как бегство. Ну и пусть! Я за ними у
же не слежу. На выходе из пике мой самолет делает глубокую просадку, и я ок
азываюсь ниже «мессершмитта», находящегося в хвосте у Семенова. Успеваю
атаковать его снизу. Первая очередь, вторая… «Мессершмитт» взмывает, но
тут же вспыхивает и, перевернувшись, отвесно сваливается под меня.
Горящий, как факел, вражеский самолет! Не могу оторвать от него взгляда. Да
же немного наклоняю нос машины вниз, чтобы лучше увидеть, где упадет и взо
рвется «мессер». В этот момент я совершенно забываю об опасности.
Короткий, сухой треск обрывает ход моих мыслей. Какая-то сила поворачива
ет машину вокруг оси, и я зависаю вниз головой. Выровняв самолет, вижу, что
один «мессершмитт» стремительно проскочил вперед, а второй заходит для
атаки сзади. Вот где она, оставленная мной пара! Прозевал, подловили!
А моя машина повреждена серьезно. В правом крыле зияет большая дыра. Она т
ак уменьшает подъемную силу, что самолет все время норовит перевернутьс
я. Другой снаряд попал в центроплан.
Где же Семенов? Как мне нужна теперь его поддержка! Конечно, я не считаю се
бя обреченным. Самолет хотя и подбит, но на нем можно еще драться. У меня ес
ть и горючее и боеприпасы. К тому же внизу Ч своя территория. В случае чег
о…
С трудом разворачиваю ослабевшую машину. Утешаю себя надеждой, что нижня
я пара «мессеров», отрезвев после гибели ведущего, ушла. Тогда мне придет
ся драться только с двумя.
Уклоняясь от ударов, стараюсь атаковать и сам. Но самолет подчиняется мн
е плохо: чуть наберу побольше скорость Ч он стремится перевернуться на
спину.
Да, надо выходить из боя. Глубокое пикирование до высоты бреющего полета,
проседание, произвольный крен, такой, что чуть не задел крылом землю, и вот
я уже лечу над самыми верхушками деревьев. Увижу, где дымок, Ч доворачив
аю туда: не догорает ли там самолет Семенова?
При подходе к аэродрому обнаруживаю, что повреждена гидросистема. Выпус
каю шасси аварийно. Покачав крыльями, чтобы шасси лучше встали на места, и
ду на посадку.
Пока все идет нормально, даже сверх ожиданий. Если после таких передряг с
амолет уверенно пробежал по полосе и послушно остановился, значит финиш
отличный.
Отрулив машину на стоянку, выключаю мотор и некоторое время сижу неподви
жно. Настолько устал, что нет сил выбраться из кабины. Перед глазами встаю
т картины только что проведенного боя. Снова, как наяву, вижу круги винтов
, желтые коки, горящий «мессершмитт», дымящийся самолет Семенова. Тяжело
сознавать, что не успел защитить его. А то, что разведка не удалась, меня не
тревожит. Не по моей же прихоти завязался бой. Важно только, чтобы Семенов
возвратился…
Поднимаю голову и глазам своим не верю: ко мне бежит Семенов. Я, как при ава
рийной выброске, бью по замку парашюта, чтобы спали плечевые ремни, и выск
акиваю из кабины.
Ч Как ты здесь очутился? Ч удивленно спрашивает Семенов. Ч Он стоит ря
дом, готовый принять меня на руки. Ч Тебя же подожгли! Я сам видел, как пада
л твой горящий самолет.
Ч Не вышло у них, Ч отвечаю. Ч Только дырок в самолете наделали. А мне по
казалось, что тебя подожгли.
Ч Что ты? В моей машине нет ни одной пробоины!
Ч А почему же самолет дымил? Винт не облегчил, что ли?
Ч Ну да.
Ч Вон оно что. Только меня с толку сбил. А почему домой ушел?
Ч Мотор барахлил, сам же видел. А потом, заметив, что твой самолет падает, р
ешил, что ты сбит. Одному там неразумно было оставаться… Я уже доложил ком
андиру, что упал в районе Унгеи.
Ч Все ясно. Пошли докладывать, ведь задание-то не выполнено.
Ч А сбитый «мессершмитт»?
Ч За это не будем прятаться.
Я шел и думал: неужели Семенов струсил? Неужели он решился оставить друга,
который, защищая его, чуть не поплатился жизнью?
Забегая наперед, скажу, что эта мысль и потом долго мучила меня. Только тра
гическая гибель Семенова помогла мне отбросить всякие подозрения и сох
ранить добрую память о бойце первых легионов, из которых мало кто дожил д
о наших дней.
Выслушав мой доклад, командир полка долго молчал, потирая пальцами лоб; о
живившись, весело сказал:
Ч Ну вот и хорошо! Значит, убедился, что желтолобых можно колошматить! Но
на разведку все-таки надо сходить. Бери другой самолет и отправляйся с Се
меновым. Да не бросайте друг друга, за руки держитесь. Да, да, за руки, как шк
ольники, когда переходят улицу.
…Переправа, еще переправа… Сколько навели их немцы за одну только ночь! С
колько вражеских войск уже перебралось через реку и растеклось по нашей
земле! Тяжело было наблюдать эту картину с бреющего полета, а еще тяжелее
Ч докладывать обо всем увиденном командиру полка.
Горькая участь выпала в первые дни войны на долю румынского города Яссы.
Гитлеровцы сосредоточили здесь огромное количество войск, предназначе
нных для наступления на; Кишинев и Одессу. Наше командование своевременн
о разгадало их замыслы и нацелило на этот город крупные силы авиации. Мне
самому не раз доводилось бомбить и штурмовать его улицы, забитые войскам
и и техникой противника.
Вот и сегодня летим на Яссы. О том, что мы должны сопровождать СБ, нам сообщ
или с запозданием, и теперь приходится догонять свои бомбардировщики.
В заданный район мы пришли, когда СБ уже начали обрабатывать цели. Большо
й, еще недавно отливавший белизной город походил на огромную дымящую печ
ь. Насыщенный немецкими зенитными батареями, он сам накликал на себя уда
ры с воздуха.
Кружим над бомбардировщиками, маневрируя между разрывами зенитных сна
рядов. Вражеских истребителей пока не видно. Возможно, они где-то за облак
ами подстерегают нас. Вдруг вижу, как один СБ вспыхивает и, перевернувшис
ь, факелом летит к земле. Конечно же, его сбила зенитка.
Терпение лопнуло. Довольно «утюжить» воздух в ожидании «мессершмиттов
». Покачав крыльями, увлекаю за собой Дьяченко и Довбню. Снижаемся до шест
исот метров и отходим чуть в сторону, туда, где реже облака дыма. По вспышк
ам выстрелов находим вражескую зенитную батарею и пикируем на нее. Расче
ты не выдерживают нашего пулеметного огня, бросают орудия, бегут в укрыт
ия.
Делаем второй заход, третий… До боли в пальцах жму на гашетки. Хочется маш
иной ломать стволы зениток.
Заметив, что зенитный огонь утих, наши бомбардировщики делают заход для
очередной атаки. Немецкие истребители, видимо следившие за нами, момента
льно спускаются со своих высотных «площадок» и устремляются к СБ. Рассчи
тывают на то, что мы их не увидим, но первый же «мессер», выскочивший из-за д
ымовой завесы, буквально напарывается на пулеметную очередь, выпущенну
ю Дьяченко. Огненная трасса прошивает ему «живот», и он, объятый пламенем,
сваливается вниз. Остальные вражеские истребители сразу же уходят в сто
рону. Мы набираем высоту и берем курс на аэродром, охраняя бомбардировщи
ки.
Я радовался за Дьяченко, сбившего первый «мессершмитт». В те дни такая по
беда была событием в жизни каждого летчика-истребителя. И дело тут не тол
ько в похвале командира и товарищей. Самое главное: у него укреплялась ве
ра в силу нашего оружия, он наглядно убеждался в том, что «мессершмитты» и
«юнкерсы» превосходно горят от наших пуль и снарядов.
На аэродроме нас первыми, как всегда, встретили техники и сразу же присту
пили к осмотру самолетов.
Я ходил следом за Вахненко и тоже приглядывался, нет ли в машине пробоин. К
ажется, не было ни одной. Очень хорошо! Я хотел уже уходить, когда услышал г
олос техника:
Ч А самолет-то серьезно поврежден, товарищ командир.
Ч Где? Ч удивился я.
Ч Осколок попал в сопло и раскрошил лопатки нагнетателя. Вот он, застрял.
Ч Шальной, наверно.
Ч Если шальной, то повезло и вам и самолету. Да, вы слышали о Миронове?
Ч Нет. А что с ним?
Наклонившись над ящиком с инструментами, техник молчал.
Ч Ну, чего умолк, говори!
Ч Скончался в больнице.
Ч Костя?
Ч Все из-за тех же ремней, товарищ командир.
Ч Не может быть!..
Ч Да вот товарищи только что возвратились с похорон… Рассказывают, что
при посадке самолет попал в канаву и скапотировал. А плечевых ремней у Ми
ронова не было, отрезал тогда, в Бельцах… Ну и выбросило его. Переломало по
звоночник.
Миронов Костя!.. В полку он был для меня самым близким человеком. Два года с
овместной службы… Я шел на КП, мысленно прощаясь с другом…
Помню, когда я прибыл в полк и представился, начальник штаба посоветовал
мне жить в том же доме, где квартировали два летчика-холостяка. Я разыскал
этот «холостяцкий приют». Хозяйка встретила меня любезно, она не возраж
ала принять еще одного жильца. Но, многозначительно кивнув на закрытую д
верь, сказала по-украински:
Ч Поговорите с ними. Как они скажут, так и будет. Я постучал в дверь. Доноси
вшиеся из комнаты голоса смолкли. Постучал еще раз.
Ч Войдите! Ч услышал я наконец.
Вхожу и вижу: за столом, в центре комнаты, сидят несколько человек. Двое од
еты по-домашнему Ч без гимнастерок, остальные в форме. И все с насторожен
ностью смотрят на меня. На столе закуска и стаканы.
Я представился и объяснил, кто посоветовал мне зайти сюда.
Ч Значит, летчик? Ч спросил плотный, высокий парень, один из тех двоих, чт
о были без гимнастерок, в одних майках, и пристально посмотрел на мои петл
ицы авиатехника. Тогда я только что переучился с техника на летчика.
Ч Летчик, Ч говорю, а сам осматриваю хату. Бросились в глаза две аккурат
но прибранные кровати с горками взбитых подушек и фотографии на стенах,
обрамленные вышитыми рушниками.
Ч Неужели летчик? Ч спрашивает другой «хозяин», щуплый, невысокого рос
та паренек.
Но тот, старший «хозяин», не дожидаясь моего ответа, выставил на стол прип
рятанную бутылку.
Ч Панкратов, Ч протянул он мне руку. Ч Раздевайся.
Ч Костя, Ч с улыбкой представился другой. Ч Садись. На улице ночевать н
е будешь, подушек хватит.
Панкратов налил полный стакан водки и поставил передо мной. Все выжидающ
е уставились на меня. Хотя раньше я не баловался этим зельем, решил, что от
казываться от угощения нельзя. Было ясно: это «экзамен» и его надо выдерж
ать.
Ч Закуси быстренько, Ч подставил мне тарелку Костя, поняв, что никакого
опыта у меня нет.
После ужина в комнате появилась третья кровать с горкой подушек.
На следующее утро я встал рано и занялся физзарядкой.
Ч Дисциплинку демонстрируешь, что ли? Ч пробурчал из-под одеяла Панкра
тов.
Ч Просто давняя привычка, Ч ответил я, одеваясь, чтобы пробежаться по у
лице.
Ч А-а, Ч протянул он, переворачиваясь на другой бок. Ч Ну, давай, раз прив
ык.
Утро было морозное, бодрящее, под ногами хрустел декабрьский ледок. Сдел
ав круг, я услышал, что за мной кто-то бежит. Оглянулся: Костя! С тех пор худе
нький, хрупкий Миронов стал ежедневно заниматься вместе со мной физзаря
дкой, а позже даже записался в секцию гимнастики.
Милый юный Костя! Нет тебя с нами. Осталась свежая могила на молдавской зе
мле да добрая память в сердцах друзей.
В тот же день я вылетел в Григориополь получать самолет. Там встретился с
о знакомым седым лейтенантом. Он рассказал о своих первых победах, о тара
не, который совершил Морозов. Я спросил о Карманове.
Ч Нет его, Ч ответил он грустным голосом, Ч нелепо погиб.
Ч А что с ним случилось?
Ч Подбили его в бою. Самолет загорелся. Карманов выпрыгнул, а парашют не
раскрылся. Тросик перебило осколком.
Ч Тяжелый случай! Жалко, хороший летчик был.
Ч Да, был, Ч тихо отозвался лейтенант. И, помолчав, твердо добавил: Ч Нич
его, мы расплатимся за него. Не на тех напали. Это им не прогулка по Европе.
Простившись с лейтенантом, я улетел на новеньком МИГе домой.
Летим на штурмовку вражеских войск. Немцы переправляются на наш берег, н
ужно их немедленно уничтожить.
Группу ведет Атрашкевич. Хотя это первый вылет всей эскадрильей, летчики
держатся в строю отлично, чувствуется боевой подъем.
Работа предстоит большая. И все для этого есть: полная бомбовая нагрузка,
полный комплект боеприпасов на каждом самолете.
Дорога перед переправой запружена вражескими войсками: автомашинами с
пехотой, артиллерией, танками. При подходе к заданному району нас встреч
ают мощным огнем зенитчики противника. Небо густо усевают разрывы снаря
дов.
Но высоту менять некогда. Переводим самолеты в пике и обрушиваем бомбы н
а немецкую колонну, затем заходим для обстрела врага из пулеметов. Дорог
а тонет в дыму и огне. За одним из наших самолетов потянулась полоса дыма,
появилось пламя. Огненный хвост становится все длиннее. Все! Сейчас взор
вется. Кто в кабине пылающей машины? Прекратив обстрел противника, стара
емся разглядеть номер самолета. Неужели Атрашкевич? Так и есть. Сбит наш к
омэск…
Что он будет делать? В его распоряжении считанные секунды. Вся жизнь кома
ндира втиснута сейчас в этот мизерный отрезок времени. Может, он выброси
тся с парашютом? Нет, не успеет. Слишком мала высота. Да и кабина уже охваче
на пламенем.
О чем думал Атрашкевич в те зловещие мгновения Ч об этом никто и никогда
не узнает. А может, его убило в момент выхода из атаки! Нет, видимо, он был вс
е-таки жив. Ведь машина вышла из пикирования и несколько секунд летела по
прямой. Значит, она управлялась. Скорее всего Аташкевич сознательно напр
авил свой горящий самолет в гущу вражеских автомашин.
Мы с яростью набросились на зенитки. Мы мстили изо всех сил за смерть кома
ндира и друга. Потом я собрал группу, и мы еще раз пролетели над местом гиб
ели комэска, чтобы покачиванием крыльев воздать ему последние почести.
Когда возвратились на аэродром, я зарулил самолет на стоянку, вылез из ка
бины и бросил на крыло снятый парашют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54