А вот и СУ-2! Я веду свое звено на сближение. К бомбардировщикам пристраива
ются только что взлетевшие МИГ и два И-16. На девятку СУ-2 теперь приходится
шестерка истребителей Ч защита надежная.
Летим строго на север вдоль Днестра, по которому проходит линия фронта. П
о одну сторону наши войска, по другую противник. Так было по крайней мере с
овсем недавно. Поэтому мы без опасений идем над левым берегом.
Неожиданно по нас открывают огонь вражеские «эрликоны». Что такое? Неуже
ли и здесь фашисты?
Впереди, напротив раскинувшегося в долине города, ясно вижу линии понтон
ных мостов. Напряжение нарастает. Думаю об одном: хотя бы никто не помешал
нашим СУ-2 ударить по переправам.
С нетерпением жду, когда на месте понтонов взметнутся фонтаны воды. Бомб
ардировщики вот-вот должны сбросить бомбы.
Истребители непосредственного прикрытия Ч МИГ и два «ишачка» Ч усерд
но обстреливают вражеские зенитные точки. Если бы у нас было радио, я сказ
ал бы им всего два слова: «Берегите патроны!» В самом деле, ведь мы только п
оявились над объектом, как дальше сложится обстановка Ч неизвестно. В л
юбой момент могут появиться «мессершмитты».
Набирая высоту, хорошо различаю внизу фонтанчики взрывов, белые на воде,
черные на берегу. Переправ на реке стало меньше. Молодцы «бомберы», крепк
о поработали.
Бомбардировщики разворачиваются на обратный курс. Меня охватывает чув
ство радости. Но проходит всего несколько секунд, и я уже сжимаю кулаки от
злости и досады; один из самолетов прямо на моих глазах разваливается на
куски. Прямое попадание зенитного снаряда. Восемь оставшихся СУ-2 веером
расходятся по звеньям и круто снижаются до бреющего. Небо вокруг них гус
то усеивают черные шапки разрывов.
Замечаю, что одна тройка СУ-2, вместо того чтобы лететь на юг, повернула на в
осток. Другая тройка, а за ней еще пара продолжают идти вдоль Днестра. Полн
ый разброд. А нам нужно следить за всеми, чтобы в нужный момент защитить от
вражеских истребителей.
Пока в воздухе нет «мессеров», бросаюсь в атаку на зенитные орудия, котор
ые продолжают изрыгать смертоносный огонь. Пикирую. Земля быстро прибли
жается. Стреляю. Гитлеровцы, покинув орудия, разбегаются по укрытиям.
Вывожу машину из пикирования, осматриваюсь и вижу в той стороне, куда пош
ла пятерка СУ-2, карусель воздушного боя. Наш МИГ и два «ишака» дерутся с дв
умя «мессершмиттами». На полной скорости устремляюсь туда. Следом идут м
ои ведомые.
Один И-16 почему-то отваливает в сторону и выходит из боя. Вражеский истреб
итель бросается за ним, вот-вот догонит. Забыв обо всем, спешу на помощь «и
шачку»; стараюсь подвернуть свою машину так, чтобы с ходу атаковать «мес
сера». Но мне это сделать трудно. Оценив обстановку, правый ведомый Дьяче
нко вырывается вперед, заходит «мессеру» в хвост и дает две очереди. Неме
цкий истребитель, словно сорвавшись с невидимой подвески, врезается в бу
гор. И-16, не меняя курса, идет дальше, домой.
Вспомнив о тройке СУ-2, повернувшей на восток, решаю лететь в том же направ
лении. Но впереди справа замечаю четыре самолета: два «мессера» гонятся
за двумя нашими бомбардировщиками. Вот мы уже подошли к ним совсем близк
о, но они нас не замечают. Видимо, истребители всех армий мира одинаковы в
этом отношении: преследуя почти беззащитную жертву, они смотрят только в
перед. Боевой азарт лишает их чувства осторожности.
Я пристраиваюсь сзади к ведомому пары «мессеров» и сбиваю его первой оче
редью. Охваченный пламенем, он пошел вниз. Теперь в моем прицеле ведущий, к
оторый тоже не замечает меня и изо всех сил тянется за бомбардировщиком.
Огненные трассы, его и моя, подобно двум молниям, сверкнули одновременно.
«Мессер», хотя я и попал в него, успевает резким левым разворотом с наборо
м высоты выскользнуть из моего прицела. За ним устремляются Лукашевич и
Дьяченко. Все равно не уйдет! А мне надо найти свою тройку СУ-2…
Только я подумал о том, что надо немедленно идти искать мою тройку (я почем
у-то определил сам для себя, что буду прикрывать ее, она и сейчас казалась
мне в самой большой опасности), только восстановилась в моем сознании, оз
арявшемся за эти несколько минут боя радостями, общая картина положения
, определилась, почувствовалась со всей глубиной моя частная задача и я у
же собрался рвануть свою машину в намеченном направлении, как вдруг прои
зошло неожиданное. Я услышал удар. Мой самолет словно натолкнулся на воз
душный вал, и в это же мгновение умолк мотор.
С момента взлета и до посадки летчик слышит мощный, оглушающий рев мотор
а своей машины. Все, что видится в воздухе, на земле, все свои действия, само
е свое существование в продолжение полета Ч все он воспринимает вместе
с этим почти неизменным, неутихающим гулом. Когда он внезапно прервался,
наступившая тишина показалась мне взрывом, какой-то страшной, угрожающе
й безвоздушной пустотой.
Еще мгновение, и мысль заставляет бросить взгляд на землю. Такой момент в
моей боевой практике уже был: там, над Прутом, я тоже сразу же подумал, куда
мне придется приземлиться. Но там мотор еще некоторое время работал.
А сейчас… Я отчетливо вижу землю. Подо мной широкое, необозримое поле зол
отой пшеницы. По краям его две дороги. На дорогах клубится пыль, ветер отно
сит ее в сторону. Идут машины, машины…
Все. Конец. Отсюда не удастся выбраться.
И в это мгновение вдруг взревел мотор, самолет рванул вперед. Нет, это был
не рев! Это была самая чудесная песня. Гул мотора, его сила звучали музыкой
радости. Сколько длилось его молчание, я не знаю. Почему отказал мотор и п
очему сам заработал Ч это оставалось пока загадкой. Да я тотчас и забыл о
ней. Внимание было сосредоточено на другом. Я увидел, что на большое пшени
чное поле, которое я выбрал для своей посадки, опускался СУ-2, тот, кого атак
овал «мессер».
«Моя доля досталась им», Ч подумал я о тех двоих, которые взбивали пыль к
олесами своего самолета посреди золотистого поля. Им я уже ничем не могу
помочь. Вдали я увидел мою тройку СУ-2. Пристраиваясь к ней, вспоминал о тех
, что пошли прямо на юг, вдоль Днестра. С ними были МИГ и один И-16, значит там в
се в порядке. Одного бомбардировщика мы все же не уберегли от «мессершми
т-тов». Он на нашей совести и на совести командиров звеньев, рассыпавших с
трой.
Самолеты Дьяченко и Лукашевича идут рядом, я вижу своих друзей в кабинах,
представляю, как сосредоточенны их лица. Нет, когда возвращаешься домой
после боя, близость самолета друга по одну и по другую стороны не вызывае
т чувства связанности.
На обратном маршруте я чувствовал что-то неладное с моим самолетом. Глаз
ами увидеть повреждения я не мог;
они, если есть, могут быть внизу, однако они по-своему напоминали о себе. Ко
гда СУ-2, уже собравшиеся группой, взяли направление на свой аэродром, я по
вел свою машину на посадку в Котовск.
Только прикоснулся колесами к земле, мой самолет повело вправо. Значит, п
овреждена правая «нога». Сильно накреняясь, самолет развернулся и остан
овился посреди аэродрома.
Чужой МИГ, перевалившийся набок, застывший на взлетной дорожке, сразу пр
ивлек внимание: подъезжают машины, торопятся сюда люди.
Низко над аэродромом проносятся два МИГа. Узнаю машины Дьяченко и Лукаше
вича. Помахал им, чтобы летели домой, Ч они взяли курс на Маяки.
Командир части, увидев меня нераненого, приказывает «убрать с поля» само
лет и уезжает. Я тащусь за своим МИГом, взятым на буксир грузовиком, присма
триваюсь к повреждениям, пытаюсь установить, что же произошло со мной в в
оздухе. Становится понятной исключительная, неповторимая, еще одна боев
ая ситуация.
Осколки зенитного снаряда попали в воздухозаборный коллектор, газы от в
зрыва всосал мотор и задохнулся на несколько секунд. Да, это было мгновен
ие, а мне оно показалось таким долгим Ч столько за эти секунды я успел уви
деть кругом и вспомнить.
Повреждение было пустяковое Ч все осколки пошли в колесо шасси, не заде
в мотора.
Техники с удивлением поглядывали на меня и на мой самолет.
Ч Да! Повезло же тебе! Видно, ты в рубашке родился.
Ч Иди отдыхай! Завтра все дырки заделаем, Ч сказал инженер.
Я пошел на КП и попросил командира части сообщить в наш полк о результата
х боевого вылета и о причине моей вынужденной посадки в Котовске. В частн
ости, я хотел доложить, что потерял два СУ-2.
Ч Один, Ч поправил меня командир бомбардировочного полка.
Ч Нет, два, Ч возразил я. Ч Сам видел: один, сбитый зениткой, упал, второй
сел на пшеничном поле у самых дорог.
Ч Те, что сели в пшеницу, прилетели, Ч весело отозвался офицер штаба.
Ч Как же они вырвались оттуда? Ч удивился я.
Ч Смелость и находчивость их выручили, Ч пояснил с улыбкой командир по
лка. Ч Как только сели, сразу бросились к мотору Ч выяснить, почему он ос
тановился. Оказалось, что пуля перебила трубку и в мотор перестал поступ
ать бензин. Летчики достали из бортовой сумки кусок дюрита, обернули им т
рубку, закрепили проволокой и, пока бежали к ним немцы, успели взлететь. За
пасливый штурман спас. Вот так-то.
Я живо представил себе пшеничное поле, людей у поврежденного самолета, б
егущих фашистов. Каким мужеством, какой волей должен был обладать экипаж
, чтобы под носом у врага лечить свою раненую машину, а потом дерзко вырват
ься из лап смерти.
Ч Пойдем с нами ужинать, гость, Ч предложил командир полка.
Ч Вынужденный гость.
Ч Бывает. Мы соседи! Ч В голосе командира чувствовалось удовлетворени
е тем, что бомбардировщики выполнили свое задание.
Я был рад за этот вылет, за бомбардировщиков, за свое звено и такой удачный
разрыв зенитного снаряда подо мной.
Как ни хорошо в гостях, а дома лучше. И угостили меня, и дали постель, и покор
мили утром, когда я поднялся вместе со всеми летчиками, чтобы отправитьс
я на аэродром, Ч все было как положено. Но мне очень хотелось в родной пол
к. Там друзья, там своя, не похожая какими-то чертами на здешнюю жизнь.
Да, не похожая. Мне интересно было отмечать про себя отличие их порядков о
т наших. Когда мы с командиром полка вошли в столовую, там находилось уже м
ного людей. Одни вставали, другие садились. Летчики сидели перед неубран
ной посудой и ждали, когда к ним подойдет официантка. Командир прошел к св
оему столу, и этого никто как будто не заметил. В столовой стоял шум голосо
в и звон посуды.
У нас ужин проходит совсем иначе Ч как в настоящем фронтовом полку. Вече
ром авиаторы собираются в столовой не только для того, чтобы поесть. Они в
стречаются после напряженной боевой работы. Кое-кто приходит раненым, к
ое-кто в лучах новой, только что завоеванной славы. А иных здесь уже больш
е не увидишь.
Нет, это не просто ужин. Наш командир и комиссар эту встречу за столами уме
ют всегда делать значительной, приятной для всех. У нас каждая эскадриль
я имеет общий стол, составленный из небольших столиков. Все летчики зани
мают свои места одновременно. Ужин начинается кратким словом Виктора Пе
тровича. Он говорит о павших в боях, отмечает героев дня. Музыка хоть и не в
сегда импонирует настроению летчиков, но все-таки помогает им на время о
твлечься, забыть о тяготах войны.
На второй день я с утра начал хлопотать о своем самолете. Но ведомственны
е преграды и во время войны оказываются подчас сильнее законных и благор
одных стремлений. К вечеру мой самолет был совершенно исправным, готовым
к полету, но стоял без колеса. Я бегу на КП, умоляю инженера поставить коле
со.
Ч Ничем не могу помочь, Ч отвечает он.
Ч Но я же бездельничаю, самолет простаивает. Мне воевать надо.
Ч Пойми, не я отказываю Ч командир БАО. Он считает, что ты не нашего полка
, и он не имеет права дать тебе, чужому, колесо. Звони в свой полк, проси, чтоб
ы привезли.
Звоню в полк, прошу привезти колесо. Обещают на рассвете доставить. Что ж,
придется еще раз поужинать под тарахтенье тарелок и ложек.
Утром рядом с моим неподвижным МИГом пробегают самолеты, уходящие на бое
вое задание. Где-то там, севернее Котовска, в небе идут жаркие бои, а я «заго
раю» на аэродроме. Солнце уже стоит в зените, а нашего У-2 нет и нет. Уже вече
р, а его все нет. Что могло помешать?
Жду.
Летит! Радостно увидеть над землей знакомый силуэт трудяги У-2, который ле
тит тебе на выручку.
Вот оно, собранное, накачанное воздухом колесо! Катится к моим ногам.
Доставивший его молодой летчик смотрит на мои хлопоты как-то равнодушно
.
Спрашиваю:
Ч Что нового в полку?
Ч Воюют… Ч односложно отвечает он.
Ч Почему рано утром не вылетел?
Ч Самолет чинили… «Мессеры» крыло пробили.
Ч Был налет?
Ч Это и задержало. Одного ихнего тоже свалили. Прямо на аэродром шлепнул
ся.
Ч Кто сбил?
Ч Один оружейник из самодельной зенитки.
Ч Пулеметом на подъемнике?
Ч Да.
Мне не терпится быстрее вернуться в полк. Всего двое суток не был там, а ск
олько новостей! Передав колесо техникам, я возвращаюсь к У-2. Хочу расспро
сить лейтенанта обо всем поподробнее, но он торопится лететь.
Ч Проверни винт, Ч просит летчик.
Ч Подожди, проверну. Из наших никто не погиб?
Ч Вчера один… Сегодня ездили хоронить.
Ч Кто?
Ч Не запомнил фамилию.
Ч Во время налета?
Ч Нет. «Хеншель» появился над аэродромом. Разведчик, наверно. За ним погн
ались наши, двое. Один такой черный, с бакенбардами.
Ч Фигичев погиб?
Ч Нет, он вернулся. Погиб его напарник. Забыл фамилию. Хотел выручить Фиг
ичева…
Ч Как все это произошло?
Ч Да так, Ч неохотно поясняет лейтенант. Ч Этого «хеншеля» прикрывали
«мессершмитты». И закружили нашу пару. Одного нашего Ч никак не вспомню
фамилию Ч подбили, и он сел возле деревни. Там его перевязали, ранен был. А
Фигичев продолжал драться с шестеркой «мессеров». Раненый увидел, что не
мцы зажимают Фигичева, и запустил свой самолет. Говорят, взлетел он как по
ложено и высоту набрал. Потом вдруг камнем пошел к земле. Там и похоронили
его. Высокий такой, блондин.
Ч Дьяченко?
Ч Точно, он.
Я забыл о просьбе лейтенанта и, не помня себя, пошел в направлении своего с
амолета. Слышал, как он окликнул меня, чтобы я крутнул винт, но я не мог возв
ратиться. Молодым летчикам не нужно видеть слезы.
Дьяченко… Значит, смерть выхватила товарища, который шел совсем рядом со
мной, а я рядом с ним. Я привык к Дьяченко в полетах. В бою мне казалось, что о
н неуязвим. Он был мужественным, бесстрашным бойцом и этими своими черта
ми полюбился мне. Он был резковат, но добр и смел. Он и я, мы как-то притерлис
ь один к другому своими характерами, я русский, сибиряк, он степняк, украин
ец. Я чувствовал себя сильнее, когда знал, что Дьяченко летит рядом со мной
. Надежный летчик рядом Ч это твоя опора, твоя уверенность, твоя окрыленн
ость и твой успех.
Я подошел к своему самолету. Техники ставили на место колесо. Нужно было н
емного подождать, но я не задержался возле них, чтобы не стали расспрашив
ать. Да и говорить ни о чем не мог. Ни о чем. Мы с Дьяченко были друзьями боль
ше в воздухе, чем на земле. С ним в моей памяти связывались все бои, все дни в
ойны. Теперь, без него, мне казалось, у меня не было никого близкого, я словн
о лишился всего. Я думал о нем, о наших совместных полетах, боях.
Ч Готов! Ч услышал я.
Пожал замасленные руки товарищам и поднялся в кабину. Мотор, словно тоже
истосковавшийся по работе, хватанул винтом воздух.
До свидания, Котовск! Полет, который так волновал меня, продлился целых дв
а дня. Лишь сегодня я расскажу товарищам о случае в воздухе с разрывом сна
ряда, об экипаже СУ-2, совершившем подвиг.
В воздухе снова вспоминаю о Дьяченко. Теперь, под рокот мотора, я думаю о е
го соколиной смерти. На память приходит «Песня о Соколе».
»…Ты храбро бился! Ты видел небо… О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты к
ровью… Пускай ты умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь ж
ивым примером…»
Моя душа наполнилась гордостью за Дьяченко. Он, раненный, рванулся в небо
на помощь Фигичеву Ч это в его характере. Он считал для себя позором сиде
ть на земле, когда его товарищ дерется один. Жаль только, что он мало успел
сделать. Его сил, энергии и мужества хватило бы еще на многих врагов.
Маяки… С высоты различаю опустевшую стоянку. Самолет Дьяченко всегда ст
оял рядом с моим.
На краю аэродрома собралась толпа людей. После посадки я отрулил машину
в кукурузу и пошел узнать, что заинтересовало наших летчиков. Оказалось,
что они изучают, рассматривают сбитый сегодня «мессершмитт». Хотя от нег
о остались одни обломки, все-таки интересно пощупать руками зверя, за кот
орым ежедневно охотимся в небе.
В измятой кабине самолета виден изуродованный труп летчика с Железным к
рестом на груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54