Ч Здравствуйте, товарищ летник. Тридцять рокив тому назад у нас булы на п
остои русски летники. Нимця воевали они и тогда. Нестеров летав над нашою
Равою-Русскою, а над Жовквою таранив ворога.
Я не все разбирал в его речи. Частое упоминание «летника Нестерова» ясно
дало понять, что крестьянин хранил в памяти важные события из истории на
шей отечественной авиации. Мы продолжили беседу в моей комнате, у геогра
фической карты. Я показал старику город Горький, рассказал, что недавно б
ыл там, на родине Нестерова, что видел мать и дочь прославленного летчика.
Старик подробно и красочно нарисовал передо мной картину воздушного бо
я тех далеких лет, момент отважного «наскока» русского «яроплана» на «ге
рмана».
У меня осталось от этой беседы светлое впечатление: как украинцы бережно
хранят в памяти подвиг русского летчика!
Мы теперь шли по путям, проложенным в годы гражданской войны. Тогда молод
ая Красная Армия освободила эти села от немецких оккупантов и польских п
анов. Теперь мы, второе поколение, снова отстаиваем независимость этой з
емли. И опять от немецких захватчиков, и снова ценой человеческих жизней.

Не успели мы обжиться в Раве-Русской Ч пришлось перелететь на аэродром
ы у Любачува. Пригодная для взлета полоса здесь узкая, машины садятся меж
ду двумя рядами стоянок. Первое приземление явилось последней трениров
кой: надо сразу же идти на боевое задание. Других аэродромов нам не обещаю
т Ч на польской территории не все площадки известны, а известные мало из
учены и не подготовлены.
Самолеты всех полков группа за группой отправляются на прикрытие танко
в. Наступление наземных войск продолжается.
Путь из штаба на аэродром нам преградило большое скопление подвод. На во
зах с домашним скарбом сидели женщины, дети, старики. К некоторым повозка
м были привязаны коровы и овцы. Этот обоз очень сильно походил на те, котор
ые нам приходилось видеть у Днепра в сорок первом году. «Очевидно, кресть
яне уходят из прифронтовой полосы, Ч подумал я. Ч А может быть, удирают о
т нашей армии в тыл».
Остановил машину. Крестьяне тотчас же сошли со всех повозок. По их малопо
нятным выражениям мне удалось все-таки выяснить, что это поляки. При фаши
стах бандеровцы выгнали их из родного села, теперь они возвратились наза
д, но не решаются приблизиться к своим домам. Табор на колесах им кажется б
олее надежным убежищем, чем родные хаты.
Слушая их, я невольно связываю в одно целое все, что уже известно о бесчинс
твах злобных банд, нарушающих спокойную жизнь людей на освобожденной от
немцев территории. Поэтому дальше в пути с подозрением поглядываю на вст
речных прохожих, всматриваюсь в рощи и думаю: это фашизм через разных под
онков, изменников, бандеровцев вносит разлад между простыми людьми укра
инских и польских сел.
В первую же ночь наш аэродром обстреляли бандеровцы. Не ранили никого, ни
чего не повредили, но несколько выстрелов из леса заставили всех наших л
юдей не спать всю ночь. Пришлось подкапывать землю под шасси и ставить са
молеты по горизонту, чтобы в случае необходимости вести по бандитам огон
ь из пулеметов. В кабинах дежурили техники, механики и время от времени ве
ли по лесу огонь.
Слушая среди ночи периодическую стрельбу, я вспоминал о повозках, женщин
ах, ребятишках. Да, большая война редко обходится без предателей и вражде
бных вылазок мелких озлобленных групп. Бандеровцы Ч это злобная кучка б
уржуазных националистов. Они запугивают, терроризируют мирное населен
ие. Может быть, они выполняют задание фашистов Ч не давать нам, наступающ
им, отдыхать ночью, изматывать нас мелкими наскоками.
Только уснул Ч телефонный звонок. Открыл глаза, ничего не вижу, в комнате
окна завешены. В трубке голос начальника штаба Абрамовича:
Ч Извините, что разбудил. Посмотрите в окно.
Отодвинул плотное одеяло, выглянул. Напротив, за полем, горит село, куда на
правились встреченные днем поляки.
Пришлось встать. Подняли в ружье роту связи и роту охраны, отправили на ма
шинах. Вскоре там разразилась яростная перестрелка, которая затихла тол
ько к утру.
Утром я объехал село. Фашисты отсюда были уже далеко, а страшные следы раз
боя виднелись повсюду: дымящиеся хаты, обгоревшие трупы.
Навстречу бежит мальчик. Заплаканное лицо испачкано грязью. В глазах Ч
страх и отчаяние. Польские слова мне непонятны, но хочется услышать имен
но от него, этого крохотного свидетеля, рассказ о расправах бандитов над
ни в чем не повинными людьми. И кое-что удается понять из его сбивчивого р
ассказа. При появлении бандитов мальчик спрятался в саду, а когда вернул
ся к хате, увидел убитых родителей. Он, плача, указывает ручонкой на рощу, к
уда убежали бандеровцы, просит догнать их и наказать. Темный лес скрывае
т следы погромщиков…
На аэродроме, расположенном у леса, идет напряженная боевая работа. Само
леты, взмывая с земли, устремляются строго на запад. Маршруты их полетов о
пределены наступлением наших танков, вклинившихся в оборону противник
а. Острие этого клина, нарисованного на штабных картах, уже достает до син
ей ниточки Вислы. Диву даешься, как быстро изменилась обстановка на фрон
те. Львов, за освобождение которого началась эта битва, уже далеко позади.
Нам даже не пришлось пролететь над ним, мы пошли севернее.
Вот мы уже и на польской территории, за границей. Пролетая над незнакомой
местностью, внимательно изучаем ее приметы. Здесь все как-то насторажив
ает. Теперь летчики опасаются вынужденных посадок и на освобожденной от
гитлеровцев территории. Никто не знает, чем его встретит лес, как отнесут
ся к нему в деревнях. Но такое положение существовало лишь некоторое вре
мя, сама жизнь вскоре изменила его. Она раскрыла многое, ранее неизвестно
е нам, определила наши взаимоотношения с местным польским населением.
Случай, происшедший с летчиком соседнего истребительного соединения, с
тал известен каждому нашему авиатору. Никто не сомневался Ч мы вступили
на братскую землю. Вот эта история.
Андрей Качковский возвращался с боевого задания на поврежденном самол
ете и заботился в эти минуты только о том, чтобы перетянуть через реку Сан
. Там, за рекой, как видел летчик на своей карте, была советская земля, а здес
ь, по эту сторону реки, польская. Он не боялся этих неведомых деревень с дл
инными соломенными крышами, не опасался людей, убиравших хлеб на своих у
зеньких нивах, но все-таки не хотел очутиться в незнакомой обстановке и в
семи силами стремился добраться до своих.
. …Когда Качковский пришел в себя после удара о землю, он прежде всего поду
мал о том, что река позади него, припомнил, что крылья самолета задевали за
ветки лозы, росшей по нашему берегу Сана.
К его самолету сбежались люди. Они были в холщовых штанах и рубахах, в соло
менных шляпах, с косами и граблями в руках. Он настороженно смотрел на них
из своей кабины и не знал, что делать. К нему приблизился один из этих люде
й и окликнул на непонятном языке. Качковский почувствовал что-то неладн
ое. Он взглянул на карту, лежавшую перед ним на коленях, и понял, что призем
лился на польской земле. Он сидел и думал, как ему поступить, а люди, увидев,
что летчик пришел в себя, поднялись на крылья, открыли кабину и, ласково ул
ыбаясь, взяли пилота под руки, помогли ему выбраться из кабины.
Всей гурьбой они повели его в деревню, устроили на ночлег, предложили сме
нить белье, верхнюю одежду, чтобы постирать и привести в порядок, радушно
угостили. У самолета выставили вооруженную охотничьими ружьями охрану.
Проснувшись утром, он увидел возле себя чистые, выглаженные вещи, а во дво
ре Ч целую толпу любопытных ребятишек.
Днем в поле у истребителя сел ПО-2. Это из полка прилетели за Качковским. Вс
е село провожало двух советских авиаторов Ч они были для них первыми по
сланцами нашего народа, и поляки отнеслись к ним с искренним гостеприимс
твом и радостью. Кабину ПО-2 завалили яблоками, забросали цветами.
…В первых числах августа наши наземные войска с ходу форсировали Вислу,
заняли плацдарм на западном ее берегу и закрепились там. Мы своей дивизи
ей переместились за Сан, а через несколько дней два полка перебазировали
сь на аэродром, расположенный в нескольких километрах от Вислы. Штаб на п
родолжительное время расквартировался в деревне Мокшишув.
Наступление наших войск, которое можно были сравнить только с могучим ра
зливом половодья, приостановилось. Совсем недавно, в июле, войска фронта
стояли перед Львовом, а в начале августа мы уже летели на прикрытие своих
переправ через Вислу. Танки своими стальными плечами раздвигали теснов
атый сандомирский плацдарм.
В эти дни я с утра до вечера находился на КП вместе с командиром корпуса шт
урмовиков Рязановым. Авиации противника в воздухе стало меньше. Наши ист
ребители, перелетев за Вислу, теперь больше всматриваются в землю, чем в п
росторы неба: надо помогать пехотинцам отражать контрнаступление немц
ев. Враг основательно напуган Ч от Вислы до самой Германии уже нет таких
больших водных преград Ч и знает, что предвещает ему сандомирский плацд
арм.
Около нашего КП беспрерывно бьют пушки. Проводив группы на цель, я наблюд
аю за расчетами, мечущимися в дыму и пыли, «богу войны» работы хватает. Пер
ед траншеями горят немецкие танки и бронетранспортеры, подожженные арт
иллерией и ИЛами. Рязанов то и дело вызывает группы штурмовиков, а я Ч сво
их истребителей для прикрытия поля боя. Наши самолеты поливают свинцом ц
епи вражеской пехоты.
Да, немцам нынче приходится несладко.
Вечером, возвратясь в штаб, я часами просиживаю за бумагами, обсуждаю раз
ные вопросы с Д. К. Мачневым, Б. А. Абрамовичем и своим заместителем Л. И. Горе
глядом. Надо осмыслить события дня, разрешить назревшие проблемы. Когда
забываешь о том, что ты находишься в хате поляка, все кажется обыкновенны
м, но чуть отвлечешься . от. фронтовых забот, сразу осознаешь, что тебя окру
жает «заграница»: недалеко отсюда замок графа Тарновского, женский мона
стырь, на улочках вывески над частными магазинчиками, среди тополей и вя
зов высоко к небу вознес свой крест старый костел.
Дома тоже всюду видишь приметы иного, незнакомого мира. В моей комнате ре
зная деревянная кровать, крашеные длинные скамейки. На стенах херувимы и
бумажные розы.
Хозяин дома, где живем мы с Леонидом Ивановичем Гореглядом, допоздна сид
ит на завалинке. Когда мы проходим мимо, он молча провожает нас изучающим
взглядом. Адъютант уже кое-что разузнал о нем и рассказал мне. Поляк воева
л на фронте, был в плену, отморозил пальцы ног. Ходить ему трудно. Его повед
ение понятно: бывалый солдат присматривается к нам. Буржуазная пропаган
да распространяла о нас, советских людях, всякие небылицы, пугала народ.

В селах рядом с Мокшишувом стоят танковая часть и госпиталь. Летчики тян
утся к соседям: там в клубах устраивают танцы, бывает много девушек. К вече
ру молодые парни заметно веселеют, надевают новую форму. Да, здесь, в Мокши
шуве, во всей нашей жизни чувствуется дыхание приближающегося праздник
а. Это предчувствие большой радости испытывают все.
Сидя вечером в комнате, еще раз осмысливаю события прошедшего дня. Припо
днятое настроение сразу угасает, когда думаю о тех наших летчиках, котор
ые в этот тихий и лунный вечер лежат где-то на госпитальной койке.
Внезапно пришло на память, что судьба одного нашего самолета вот уже бол
ьше недели неизвестна. Еще когда вылетали с предыдущего аэродрома, одна
подбитая «кобра» села на поле, северо-западнее Львова. Приземляясь, само
лет подломил «ногу». Узнав об этом, мы послали туда штурмана эскадрильи Л
иховида, техника и механика, чтобы организовали эвакуацию машины. Прошла
неделя, но от команды не поступило никаких сообщений.
Вспомнив сейчас об этом, я позвонил Абрамовичу. Он тоже очень обеспокоен
неизвестностью, но ничего нового сказать не смог. Только повторил, что не
сколько дней назад туда послан усиленный отряд из пятнадцати человек.
Ч Надо бы всех возвратить домой к восемнадцатому, Ч сказал я.
Ч Будем надеяться, что вернутся, Ч ответил Абрамович. Ч Праздник наст
оящий, когда все в сборе.
И он, оказывается, думает о празднике. Да, ведь через недельку Ч День авиа
ции!
Наутро те же заботы. Я уезжаю на передний край, летчики с рассвета остаютс
я у своих машин. Сандомирский плацдарм превратился теперь в главное поле
битвы на этом участке фронта, а наш аэродром расположен поблизости от не
го. Вместе с пехотой и артиллерией мы отстаивали эту Малую землю Ч самый
западный рубеж фронта.
День авиации, 18 августа, мы отметили торжественным построением. Зачитали
приказы по дивизии. Многие солдаты и командиры были награждены медалями
, получили благодарности. Потом часть летчиков ушла на задание, а остальн
ые стали выполнять тренировочные полеты над аэродромом.
Главные торжества откладывались на вечер, когда действительно все возв
ратятся домой. После праздничного ужина молодежь ушла на танцы, казармы
опустели. В селе звучали песни, музыка, хотя в окнах домов не светилось ни
одного огонька.
В воздухе время от времени пролетали вражеские разведчики. Где-то далек
о всплескивали зарницы Ч то ли рвались бомбы, то ли вели огонь артиллери
йские батареи.
Мы с Гореглядом прохаживались возле дома, когда прибежавший адъютант со
общил, что начальник штаба просит срочно ему позвонить. «Неужели что-то и
з Москвы?»
Абрамович говорит о полученных из армии приказах, о награждении летчико
в дивизии, перечисляет фамилии. Я слушаю его с удовлетворением. В воображ
ении возникают родные лица, картины боев. И все это озарено сейчас светом
радости Ч светом Родины, отметившей наградами своих верных сыновей.
За окном слышна гармошка.
Ч Да, Ч продолжает Абрамович деловым тоном, Ч приехала команда с выну
жденной.
Ч Что там? Где Лиховид?
Ч Печальные вести.
Начальник штаба обстоятельно передает доклад командира отряда.
Когда наши подъехали к лесному селу, возле которого приземлился самолет
, их обстреляли с чердаков. Солдаты ответили огнем по крышам крайних хат и
вступили в село. Здесь узнали, где находится потерпевший аварию самолет,
и отправились туда. Нашли застрявшую в болоте «аэрокобру» и недалеко на
бугре остатки костра. Среди поленьев в пепле лежало два обгоревших трупа
. По уцелевшим лицам установили, что это были штурман Михаил Степанович Л
иховид и техник самолета. Третьего, механика, не нашли.
В этих зверствах нетрудно было угадать кровавый почерк бандеровцев. Пол
ожив трубку, я посмотрел на Горегляда и адъютанта. Они ставили на стол, зас
тланный газетами, бутылки, стаканы, закуску. Я вспомнил, что мы собирались
пригласить на ужин начальника штаба. В который уже раз за время войны вес
ть о гибели товарищей приходит к нам именно в такие минуты, когда мы как-т
о по-особенному чувствуем счастье жизни. И тогда смерть друзей угнетает
нестерпимо.
Мы наскоро перекусили и легли спать. Погасив свет, я долго не мог избавить
ся от страшного видения: на костре сгорают люди. Пламя охватывает тела… К
то они, эти подонки, возобновившие приемы инквизиции в наше время?
Только уснул, а может, это лишь показалось, Ч слышу настойчивый стук в ок
но.
Ч Кто там?
Ч Из штаба. Офицер связи.
Ч Что случилось?
Ч Вам телеграмма, товарищ полковник. Я поднял одеяло, закрывавшее окно.

Ч Из Москвы, товарищ полковник! Одеваюсь в темноте, забыв о лампе. Адъюта
нт вошел, зажег свет.
Ч Телеграмма из Москвы, Ч повторяет он.
Ч Слышу, Ч отвечаю ему, но мне приятно еще раз услышать: «Из Москвы». Знач
ит, что-то очень важное.
Офицер связи встал на пороге, выпрямился, держит в руке бумажку. По его сия
ющему лицу, светящейся во взгляде радости, по тому, как он замер, я догадыв
аюсь.
Ч Позвольте вас поздравить, товарищ полковник. Вы трижды Герой Советск
ого Союза!
С кровати вскакивает Горегляд, в комнату вбегают шофер, часовой. Звонит т
елефон.
Ч Направляемся к вам, Ч говорит Абрамович.
Люди заполняют комнату.
Звонит телефон, звучат откуда-то издалека теплые, возбужденные слова.
Незаметно пришло утро. Во двор повалили летчики, мои боевые друзья. Объят
ия, пожатия рук. С нами сейчас все воспоминания о боях над Молдавией, Украи
ной, Кубанью, над Крымом, над морем. Сколько измерено небесных дорог, сколь
ко выпущено трасс по врагу! Если дружба завоевана в небе войны, она проста
и немногословна. Она вся выражена во взгляде, в пожатии крепкой, надежной
руки.
Речкалов, Труд, Клубов, Трофимов, Федоров, Сухов, Бондаренко, Березкин, Вах
ненко…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54