Ч И детей постреляли? Ч услышал я чей-то возмущенный вопрос. Стало тихо.

Ч Все в одной яме лежат: сестра, старики, дети... Все...
Ч Вот изверги!
Жмудь заплакал. Гнетущая тишина, казалось, давила на плечи. Все стояли ока
менев, словно видели перед собой могилу, заваленную окровавленными тела
ми.
Рассказ инженера Жмудя напомнил мне о недавнем страшном эпизоде. Мы пере
летали на новый аэродром. Один самолет при заруливании провалился у лесо
посадки колесами в яму. Когда его вытащили, обнаружили присыпанные земле
й трупы. Чтобы выяснить, откуда они здесь взялись, пригласили нескольких
местных жителей. Вскоре сюда прибежала вся соседняя деревня. Начались ра
скопки. В глубокой траншее оказалось несколько сот трупов. Тут были русс
кие, украинцы, евреи, татары Ч словом, люди самых разных национальностей.
Местные жители вспомнили, что незадолго до прихода нашей армии мимо их д
еревни немцы прогоняли большую группу советских военнопленных. Все дум
али, что их ведут работать на аэродром. Слышали они и выстрелы. Но ведь на а
эродроме все время стреляли. Так что никто и не знал, что все те военноплен
ные были расстреляны фашистами.
Мы тогда с почестями похоронили своих погибших братьев, поставили на мог
иле обелиск с красной звездой и поклялись отомстить врагу за их смерть. Т
еперь это неостывающее чувство ненависти к фашистам с новой силой запыл
ало в наших сердцах.
Я подошел к инженеру и просто, по-мужски сказал:
Ч Не плачь. Слезами горю не поможешь. Надо бить их еще крепче, еще злее. Обе
щаю тебе завтра же в отместку за гибель твоей семьи уничтожить несколько
немецких самолетов.
Инженер поднял заплаканное лицо, посмотрел на меня и молча протянул руку
. Я крепко пожал эту трудовую руку, умеющую так искусно налаживать наши пу
леметы, пушки и навигационные приборы.
На следующий день определились новые маршруты боевых вылетов нашего по
лка. Кавалеристы корпуса Е. А. Кириченко, натолкнувшись севернее Большог
о Токмака на сильно укрепленный оборонительный рубеж противника, приос
тановили наступление. Гитлеровцы немедленно бросили на них большие сил
ы бомбардировщиков. Авиационные представители при корпусном штабе ста
ли группу за группой вызывать наших истребителей для прикрытия наземны
х войск. Первые ожесточенные схватки на земле и в воздухе показали, что пр
отивник намерен удерживать этот рубеж всеми имеющимися у него силами и с
редствами.
Утром мы с Голубевым летали на «свободную охоту». Назад возвращались нал
егке: почти все боеприпасы были израсходованы при штурмовке вражеских а
втомашин на дорогах. Вдруг с командного пункта дивизии нам передали:
«Севернее Большого Токмака „бомберы“. Атакуйте!»
Мы поспешили туда. С первого же захода я поджег одного «юнкерса». Но втору
ю атаку сделать не успел: на нас обрушилась шестерка «мессершмиттов». Ск
ованные боем, мы не смогли помешать вражеским бомбардировщикам сбросит
ь свой груз на наши войска. Домой возвратились злые. Одно меня утешало: я з
аметил, что «юнкерсы» шли к Большому Токмаку с северо-запада. Значит, они
взлетели с аэродромов, расположенных где-то у Кировограда. А раз так, то н
адо встречать их западнее, ближе к Днепру, чтобы перехватить на дальних п
одходах к цели.
Примерно в полдень я повел к Большому Токмаку свою испытанную четверку.
Меня по-прежнему прикрывал Голубев, а вторую пару составляли Жердев и Су
хов. Это было по-настоящему слетанное звено.
На большой высоте мы пересекли линию фронта и со снижением направились к
Никополю. Такой план я принял на свой страх и риск. Как раз вчера командир
дивизии Дзусов, заглянув в наш полк, крепко поругал нас за то, что мы плохо
прикрываем конников.
Ч Прикрываем как положено, товарищ командир, Ч попытался я отвести нез
аслуженное обвинение.
Ч Что толку в таком прикрытии? Ч возмущался Дзусов. Ч Вы или бродите гд
е-то так, что вас не видно и не слышно, или карусель с «мессершмиттами» кру
жите. А «юнкерсы» в это время свободно делают свое дело.
Я снова возразил:
Ч Если мы будем гудеть прямо над кавалеристами, то даже своими телами не
остановим падающих бомб. «Бомберов» надо ловить на маршруте, как на Куба
ни мы это делали. А для этого нас нужно посылать не парами, а большими груп
пами.
Действительно, на Кубани мы хорошо научились встречать вражеских бомба
рдировщиков на подступах к фронту. А теперь нас опять заставляли возвращ
аться к старому.
Пока мы летели к Днепру, я вспомнил не только вчерашний разговор с команд
иром дивизии, но и трудные времена сорок первого года. Тогда мы тоже прикр
ывали свои войска парами, «гудели». Схватки с «мессершмиттами» были всег
да неравными и редко кончались в нашу пользу. Но ведь тогда у нас самолето
в не хватало. А сейчас?
«Юнкерсы» не подвели нас. Как я и рассчитывал, они появились со стороны Ни
кополя. Шли они очень высоко, но без прикрытия. Видимо, надеялись на свою г
руппу очистки, которая должна была находиться уже над нашим передним кра
ем.
До Большого Токмака мы сумели набрать высоту и оказались теперь над «юнк
ерсами». Стремительно сближаясь с ними, я бросил в эфир:
Ч Сомкнуться плотней! Бью ведущего.
Навстречу неслась армада бомбардировщиков. В последние секунды, перед с
амым открытием огня, мне почему-то показалось, что на их крыльях не кресты
, а звезды. Я крикнул:
Ч Наши! Не стрелять!
И «юнкерсы» с желтыми крестами на крыльях пронеслись под нами. Меня охва
тила злость на себя за то, что из-за чрезмерной предосторожности я допуст
ил такую глупую ошибку.
Я сделал резкий переворот и сразу же оказался в гуще бомбардировщиков. П
оймав в прицел ведущего, я дал по нему короткую очередь из всех пулеметов
и пушки.
В одно мгновение передо мной возник огромный огненный шар. Взрыв поглоти
л «юнкерса». Стена огня неслась мне навстречу. Огромный обломок бомбарди
ровщика пролетел совсем рядом.
Мой самолет по инерции врезался в пламя, его сильно тряхнуло, что-то удари
ло в обшивку, и, наконец, огонь остался позади. Я осмотрелся; слева и справа
шли бомбардировщики. Один из них горел, видимо, его поразил взорвавшийся
сосед.
Взял в прицел крайнего справа и дал очередь. Из крыла «юнкерса» вырвалас
ь струя дыма. Он круто развернулся, свалился в пике и стал уходить. Я броси
лся вдогонку и второй очередью по левому мотору добил его.
Потом рванул свою машину вверх. Правее меня падал «юнкерc», подожженный п
арой Жердева. А чуть выше нас в небе висело несколько парашютистов Ч эки
паж сбитого самолета.
«Вспомни Островского!» Ч подсказала мне память. Да, он, которого я любил,
как сына, вот так же спускался тогда на парашюте. И фашисты безжалостно ра
сстреляли его в воздухе. Не сдержав гнева, я надавил пальцами на гашетку.

Мы вышли из боя на последних граммах горючего. Сели на ближайший аэродро
м.
Под вечер возвратились домой. На стоянке меня встретил инженер-капитан
Жмудь.
Ч Как я волновался за вас, товарищ гвардии майор, Ч сказал он, помогая мн
е освободиться от лямок парашюта. Ч При всех такое пообещали, а могло быт
ь...
Ч Ничего, дорогой мой капитан, не случилось. Конечно, порой бывает трудно
выполнить товарищескую клятву. А за пулеметы и пушку спасибо: работали о
тлично. Сбил обещанных три «юнкерса».
Осматривая мою машину, мы обнаружили на крыльях и капоте брызги масла, ко
поть и множество пробоин. Ей тоже досталось от вражеского огня.
Наступила украинская осень. Когда поднимаешься в воздух, видишь необозр
имые, отливающие желтизной поля. Здесь хлеба уже убраны, на этой земле уже
снова начинает властвовать труд. А вдали, над Днепром, горизонт еще затян
ут облаками дыма: горит Запорожье.
Наш полк перелетел в Розовку и получил короткую передышку. Но что это за о
тдых, если он то и дело прерывается сигналами боевой тревоги, гулом мотор
ов и поединками в небе.
Нас, авиаторов, особенно злили ежедневные пролеты над аэродромом дальни
х самолетов Ч разведчиков противника. Они появлялись, как правило, в одн
о и то же время, на большой высоте, оглашая небосвод воющим гулом.
Жизнь на аэродроме сразу замирала. Хотя наши самолеты были замаскирован
ы неплохо, все равно враг как-нибудь мог их обнаружить. Перехват разведчи
ков нам не удавался.
Подумав, я решил устроить засаду в воздухе. План мой сводился к тому, чтобы
, используя немецкую педантичность, а вернее Ч шаблонность и косность и
х тактики, встретить вражеских разведчиков где-то вдали от нашего аэрод
рома, на маршруте. Командир одобрил мой замысел.
И вот однажды утром, в строго определенное время, мы с Голубевым поднялис
ь в воздух. Набрав высоту, мы стали ходить над линией фронта, контролируя з
ону, через которую обычно пролетали разведчики.
Ждать пришлось недолго. Вскоре в небе появился уже знакомый нам двухмото
рный немецкий самолет. Он летел примерно на высоте семь тысяч метров. Ког
да разведчик пересек линию фронта и стал углубляться на нашу территорию
, мы, уверенные в том, что он нас не видит, быстро развернулись на восток и, н
абирая высоту, бросились ему вдогонку. Настигли его над Розовкой.
Заметив позади истребителей, немцы сразу поняли, что попали в ловушку, и с
о снижением стали уходить в сторону, надеясь оторваться от нас. Но было уж
е поздно. После первой нашей атаки разведчик вспыхнул, а после второй Ч р
азвалился на куски. С того дня в небе над Розовкой перестали завывать мот
оры вражеских разведывательных самолетов.
В октябре 1943 года бои в районе Мелитополя разгорелись с новой силой. Особе
нно упорными они были на правом фланге фронта, у Большого Токмака. Наш пол
к в это время перебазировался несколько раз: то взаимодействовал с войск
ами, штурмующими Мелитополь, то прикрывал боевые порядки наших старых др
узей Ч конников, наступающих в направлении станции Пришиб. Речкалов и К
лубов водили свои группы на штурмовку вражеских войск, а мы с Голубевым ч
аще всего летали на «свободную охоту».
Во время очередного перебазирования на новый полевой аэродром команди
р полка, летавший на УТ-2 вместе с инженером Копыловым, потерпел при посад
ке аварию. Когда я прибыл туда, Краева уже не было Ч его увезли в госпитал
ь. А Копылов снова отделался только царапинами. Говорю «снова» потому, чт
о однажды мы уже вытаскивали его из-под обломков МИГа. Тогда погиб наш зам
ечательный летчик Супрун.
Ч А тебе, вижу, опять посчастливилось, Ч по-дружески сказал я Копылову.

Ч Наверное, в последний раз, Ч хмуро отозвался инженер. Ч Больше в само
лет не сяду.
Слушая рассказ Копылова о том, как при посадке самолет УТ-2 ударился колес
ами о землю и перевернулся, я думал о Краеве. Самоустранившись от выполне
ния боевых заданий, он совсем перестал чувствовать машину и растерял лет
ные навыки. А когда-то, говорят, летал неплохо. Да. Краев уже не летчик. И вой
ны с ее напряженными боями, опасностями и кровью он, по существу, не знает.
А как такой человек может руководить боевой деятельностью полка?!
На место происшествия вскоре прибыл Дзусов. Выслушав мой доклад о случив
шемся, он, видимо, успокоился тем, что Краев получил лишь легкие ранения.
Ч Ну, как, не сердишься на меня за прошлый разговор насчет прикрытия? Ч с
просил комдив.
Ч На начальство, товарищ полковник, сердиться нельзя Ч во всяком случа
е, вслух.
Ч Это правильно, Ч с улыбкой отозвался он. Ч Но вот за последний бой кав
алеристы сердечно вас благодарят. Молодцы! Хорошо разделали «юнкерсов».

Вдруг он задумался, помолчал немного и продолжал:
Ч Значит, Краев в госпитале. И видимо, надолго туда попал. Что ж, принимай п
олк и командуй.
Узнав о приказе комдива, летчики потянулись к штабной землянке. Мне было
приятно оттого, что каждый из них крепким рукопожатием или простым слово
м старался высказать свое искреннее желание во всем поддерживать меня. В
эти минуты я особенно хорошо осознал, какие большие обязанности, пусть х
отя бы на время, возлагает на меня новая должность.
Но размышлять было некогда. Требовалось немедленно отправить группу на
боевое задание в район Мелитополя. Там нашим войскам удалось, наконец, пр
еодолеть очередной оборонительный рубеж противника. Наступление возоб
новилось.

17. Жизнь с нами

Полеты, бои, занятия, штабные хлопоты… Обычная наша фронтовая жизнь. А где
-то далеко Новосибирск. Там мои родные, там мир моей юности. Каждая весточ
ка из дому возвращала мои мысли к домику над Каменкой. По редким письмам, п
оступающим оттуда, я старался составить себе представление о жизни в глу
боком тылу. Жилось там всем несладко. Изнурительный труд для фронта, невз
годы быта и, конечно же, постоянные тревоги за близких, за нас, которые все
время находятся под огнем. Я знал, как тяжело сейчас моей матери. Она остал
ась одна с младшим сыном-школьником. И хотя я отсылал им все свои деньги, ж
или они впроголодь. Зимой прошлого года умерла бабушка. Только теперь, ст
ав взрослым, я понял, какой это был чудесный человек. Всегда спокойная, сил
ьная, она держала весь дом в разумной строгости. Мы, мальчишки, уважали ее
и слушались. У меня навсегда останется в памяти образ этой замечательной
русской женщины-крестьянки.
В последних письмах матери я перестал спрашивать о брате, пропавшем без
вести. О нем мне стало известно больше, чем знали дома.
Еще в Краснодаре, в кулуарах суда над предателями народа, ко мне подошел к
акой-то незнакомый сержант и спросил:
Ч Вы Покрышкин?
Ч Да.
Ч У вас был брат Петр?
«Был»? Само это слово таило в себе что-то недоброе. Рассказ незнакомца под
твердил мою горькую догадку. Вместе с Петром сержант находился на кадров
ой службе. Война застала их на финской границе. А дальше…
Ч Нас отрезали и прижали к Ладожскому озеру. Боеприпасы кончались, и мы в
ынуждены были перед отходом утопить свои пушки. Сделали плоты и ночью от
правились через бушующее озеро. Под покровом темноты еще можно было наде
яться на спасение от немецкой авиации и переплыть к своим. Петр подобрал
небольшую группу и остался прикрывать наш отход. На прощание он сказал м
не: «Есть гранаты и немного патронов, будем пробиваться через леса». Когд
а мы отплыли, позади долго слышались стрельба и взрывы. Больше я его не вид
ел. Вам ничего не известно о нем?
Ч Нет.
Ч Значит, он там и сложил голову. Да, это был Петр Покрышкин. Между прочим,
вы похожи с ним, особенно глазами. Когда я услыхал: «Герой Советского Союз
а Покрышкин», то подумал: «Неужели это Петр?» Его характер я немного знал.
Такой не сдастся в плен. Он, конечно, пошел на врага с гранатами.
Простившись с сержантом, я ушел на заседание. Слушая новые показания под
судимых, я определил главное в поведении изменников Родины Ч животный с
трах перед врагом, перед малейшей опасностью. Из этого мерзкого страха, к
ак из лесного мха, выползала гадючья голова измены. Как противны эти жалк
ие людишки, продавшие свои души ради того, чтобы выжить!.. И наоборот, в людя
х, ненавидящих всей душой захватчиков, Ч сколько в них мужества, верност
и своим отцам, матерям, братьям, сестрам, невестам… Своей Родине!
…О разговоре с сержантом мне хотелось написать в Новосибирск еще с Кубан
и. Но я до сих пор не решался этого сделать. Ждать все-таки легче, чем думать
, что сына уже нет. Я решил: если представится случай побывать дома, тогда и
расскажу обо всем.
Когда я мысленно представлял себе поездку в Новосибирск, то невольно дум
ал и о своих двух Золотых Звездах. Чего греха таить: хотя мы, фронтовики, и р
едко говорили между собой о наградах, но каждый понимал их значение. И ком
у из нас не хотелось, чтобы его заслуги по достоинству оценили?!
Две Золотые Звезды, которыми наградило меня наше правительство Ч втору
ю я получил в конце августа 1943 года, Ч часто обращали мои думы к прошлому, з
аставляя заново переосмысливать свою жизнь. Когда, например, мне вручали
вторую Звезду Героя, я почему-то сразу подумал о Степане Супруне, о слова
х, сказанных им при встрече в Хосте, за несколько лет до войны. Он верил, что
я добьюсь своей цели, видел во мне еще тогда качества, необходимые летчик
у-истребителю.
Человеку всегда приятно сознавать, что он осуществил заветную мечту. То
же чувство испытывал и я, став летчиком-асом, десятым в стране дважды Геро
ем. В памяти оживали самые тяжелые дни моей жизни, дни, когда решалось глав
ное: пойду ли я дальше по избранной дороге или препятствия столкнут меня
с этого пути?
Самым главным, самым священным для меня был всегда долг перед Родиной. Я н
е останавливался перед трудностями, если они вставали на моем пути, не хи
трил ни перед своей собственной совестью, ни перед товарищами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54