Почти у самой Одессы они подловили летающую лодку «савойя
» и сбили ее.
А я в этот день ходил на прикрытие войск в паре с Березкиным. Из первого вы
лета он вынужден был возвратиться: забарахлил мотор. Во втором вылете Бе
резкин увеличил свой боевой счет Ч уничтожил «юнкерс». Вечером он подро
бно рассказывал ребятам, как заходил в атаку и как прицеливался. Голос ег
о звучал уверенно. Меня это радовало: значит, на него не повлияло ранение и
неудача в поединке с «фокке-вульфом-189».
Из-за плохой погоды «свободная охота» стала чуть ли не единственным вид
ом боевой работы авиации. Поэтому штаб армии собрал конференцию, чтобы о
пыт лучших воздушных «охотников» сделать достоянием всех летчиков.
Прибыв вместе с Голубевым в указанное село, я представился руководителю
конференции генералу Савицкому. Мы не виделись с ним с самой Кубани. Он бы
л все такой же энергичный и подтянутый.
Савицкий попросил меня помочь ему составить план работы конференции. По
советовавшись, мы решили всех участников разделить на две секции: на «ох
отников» за воздушными целями и мастеров стрельбы по наземным объектам.
Руководство первой взял на себя генерал, вторую поручил мне.
В выступлениях участников конференции было высказано немало интересно
го и поучительного. Обобщив опыт лучших «охотников», мы направили весь э
тот материал в штаб ВВС в Москву.
В воздухе, над линией фронта, я раньше не раз слышал фамилию ведущего груп
пы Лавриненкова. Он служил в другом полку и часто сменял нас на прикрытии
наших войск. Имя летчика, часто звучавшее в эфире, запоминается крепко, по
том оно как бы само по себе живет в памяти, требуя новых и новых подробност
ей о нем. Позже к нам в полк дошла и почти легендарная история этого летчик
а. На конференции я познакомился с Владимиром Лавриненковым. Здесь леген
да ожила для меня в его правдивом рассказе.
Мы обедали, ужинали все за общим столом, деловые беседы сменялись воспом
инаниями. Там я увидел этого скромного, молчаливого, державшегося как-то
в стороне капитана, имя которого в эти дни было самым популярным среди ле
тчиков. Эту славу он добыл не только своими воздушными боями, которых он п
ровел десятки, но и героическим поступком.
Лавриненков тоже пострадал от немецкой «рамы» Ч воздушного разведчик
а и корректировщика «фокке-вульф-189». Он атаковал ее над рекой Миус, там же,
где пострадал Березкин, когда во время атаки столкнулся с ней. «Рама» сва
лилась на землю, а за ней на парашюте и Лавриненков. При раскрытии парашют
а оторвало пистолет. На немецкой территории его схватили солдаты, что на
зывается, «за ноги». При нем не было ни орденов, ни документов Ч только в к
армашке гимнастерки последнее письмо из дому.
Ч Лавриненкоф? Это фамилия нам известно, Ч обрадовался производивший
допрос немецкий офицер.
Капитан, конечно, отрицал, что это его фамилия. Но у немецких разведчиков н
ашелся альбом фотографий летчиков, среди которых легко можно было узнат
ь характерное, бровастое лицо Лавриненкова. Отпираться дальше было нево
зможно. На летчика навалились с расспросами о дислокации, о боевых машин
ах наших полков. Говорить об этом или не говорить Ч полностью зависело о
т Лавриненкова, его идейной стойкости, убеждений. Он молчал. Его били. Он м
олчал.
В простой хате донецкого села, где происходил этот допрос, применялись м
етоды гестаповского застенка. Но они не сломили стойкости летчика-комму
ниста. Немцам не оставалось ничего другого, как отправить Лавриненкова в
глубокий тыл. Авось там развяжут ему язык ужасы концлагерей и изощренны
е пытки. Но на всякий случай, чтобы расположить летчика к себе своим обхож
дением, Лавриненкова и еще одного нашего летчика-штурмовика направили в
тыл не этапным порядком, не в товарняке, а в купе пассажирского вагона, за
компанию с немецкими офицерами, ехавшими домой в отпуск.
И Лавриненков решил твердо: бежать, обязательно бежать, удача или гибель
Ч все равно. Нужен был только момент. А его можно было выбрать лишь ночью.
Вот и наступила уже последняя ночь. Поезд подходил к Одессе. Конвоиры, пос
тавив на колени и открыв свои набитые бутылками и консервами чемоданы, у
влеклись едой. Автоматы отложены в сторону. Лавриненков и штурмовик сдел
али вид, что крепко спят. Штурмовик все время держался за гимнастерку Лав
риненкова, чтобы по первому его движению броситься вместе с ним. Дыхание
сдавливалось, прерывалось непреодолимым волнением.
Пировавшие за столиком о чем-то заспорили. Вот они оба наклонились к чемо
дану, что-то пересчитывая и укладывая.
Настала долгожданная минута. Лавриненков стукнул по чемодану. Все, что б
ыло в нем, полетело на конвоиров. Крик в купе. Советские летчики выбросили
сь из вагона на полном ходу поезда. Удар о землю, кувыркание. Выстрелы, всп
ышки огня, свист пуль. Поезд отправился дальше.
В деревне летчики обменяли все, что было на них и при них, на простую одежд
у и побрели на восток. Не скоро они, заросшие бородами, в лохмотьях, попали
в один из местных партизанских отрядов и стали его бойцами. Через некото
рое время их перевезли на самолете через линию фронта, и они возвратилис
ь в часть. Здесь должна была начаться проверка заподозренных в таком «ле
гком» бегстве из плена. И она бы, эта проверка, возможно, затянулась надолг
о, если бы наша армия не освободила Донбасс, в частности и то село, где неме
цкие разведчики допрашивали Лавриненкова. Старики, ютившиеся в каморке
этой хаты, все слышали, что происходило за стеной. Они с восхищением вспом
инали молодого бровастого летчика, который «мовчав як камень». К этим св
идетельствам присовокупились и данные партизанского отряда, который в
ышел навстречу нашим частям, и имя Лавриненкова, его подвиг в поединке с н
емецкими офицерами стали известными всей стране.
Я слушал тогда этот рассказ, смотрел на молчаливого капитана и думал о др
угих летчиках, наших однополчанах, чья судьба затерялась где-то там, за ли
нией фронта. Как они ведут себя? Что делают для того, чтобы приблизить побе
ду над врагом? Чтобы возвратиться в родную семью? Трудно ответить. Но мы на
своем пути наверняка разыщем еще не одну такую хату, поляну, дорогу, немец
кий концлагерь, которые засвидетельствуют нам верность людей с голубым
и петлицами и погонами своему высокому долгу, нашей Родине.
Накануне Нового года полку приказали перебазироваться в село Чернигов
ку на отдых и доукомплектование.
Черниговка… Я помнил ее, раскинувшуюся по балкам и оврагам, которые помо
гли нам выбраться из окружения.
Я сразу подумал о Марии. Вот здесь и встретимся с ней. Чтобы не расставатьс
я никогда.
Начались сборы. Когда была дана команда на перелет и одна эскадрилья уже
поднялась в воздух, мне позвонили из штаба дивизии: срочно явиться к кома
ндующему армией. Эта экстренность и неизвестность меня взволновали.
«Наверное, даст нагоняй за переправу», Ч решил я, выбрав, как всегда, само
е худшее. Несколько дней назад немецкие бомбардировщики разрушили одну
из наших переправ. Произошло это вечером. Наш локатор вовремя засек приб
лижение группы вражеских самолетов. Я решил выслать на перехват два звен
а: одно из Аскании-Нова, другое из Дружелюбовки. Но только что возвративши
йся из госпиталя Краев отменил мое распоряжение.
Ч Время позднее, Ч сказал он. Ч При посадке могут случиться неприятно
сти.
Я настаивал, но не смог его убедить. И вот результат: переправа пострадала
. Теперь командующий, очевидно, заинтересовался этим случаем…
Генерал Хрюкин встретил меня так приветливо, что я сразу же забыл о своих
опасениях. Он повел разговор об «охотничьих» полетах над морем.
Ч Летчики других полков летают пока вхолостую. В чем дело?
Ч Потому что всякий раз на берег поглядывают. Надо где-то на побережье н
айти площадку, чтобы иметь возможность летать дальше, чем это делали мы. О
чевидно, немцы отодвинули трассу перелетов в глубь моря.
Ч Это верно, Ч согласился генерал. Ч Вот что: поезжай в полк Морозова и
помоги им наладить перехват.
Ч А я надеялся, товарищ генерал, что вы какой-либо нашей эскадрилье дове
рите это дело, Я бы базировался с ней где-нибудь на побережье и…
Ч Нет, нет, Покрышкин, ваш полк уходит на отдых.
Ч Тогда разрешите мне взять с собой своего ведомого. Может быть, придетс
я сделать несколько показательных полетов.
Ч А-а, ты опять за свое! Ч насторожился командующий. Ч Тебе же я запрети
л летать над морем, и не хитри, пожалуйста. Направляйся в полк Морозова оди
н, на У-2!
Да, командующий разгадал мой не такой уж хитрый ход: мне действительно хо
телось «поохотиться» над морем, пока полк будет отдыхать. Но я посчитал н
етактичным настаивать на своем. Об одном лишь решился попросить генерал
а:
Ч Разрешите слетать в Павлоград и на время отдыха забрать к себе жену. Он
а служит в БАО медсестрой.
Ч Жену? Ч удивился генерал, пристально посмотрев на меня.
Ч Будущую жену, товарищ генерал.
Ч Хорошо, Ч сказал он. Ч Дам тебе свой самолет. Путь-то не маленький. Еще
заморозишь свою любовь!
Я был счастлив от такого доброго отношения к себе. Полк Морозова находил
ся где-то в районе Чаплинки.
Я всматривался в забеленную легким декабрьским снежком ровную степь и п
од однообразный напев мотора думал о встрече с Морозовым.
Я хорошо помнил его по Кишиневу. Это он в первый день войны над Кишиневом с
бил один немецкий самолет, а другой таранил и благополучно приземлился н
а парашюте. Теперь, спустя почти два трудных военных года, оживали в памят
и встречи с Морозовым в Тирасполе, Григориополе…
В его полку народ был боевой, истребители опытные. Однако эскадрилья Алл
елюхина, севшая на подобранную для «охоты» площадку, действовала не особ
енно блестяще. Сейчас она подменялась эскадрильей Лавриненкова.
С Морозовым мы встретились в жарко натопленной землянке. Южная вьюга зна
комо свистела за окошком.
Мы вспомнили солнечный зеленый Кишинев, палаточный городок у Григориоп
оля, наших общих друзей. Морозов прошел с ними много дорог, называл, кто и г
де служил теперь, кто и на каких рубежах битвы погиб.
Ч В живых осталось мало, мы ведь побывали и в боях под Сталинградом, Ч ск
азал Морозов и вдруг спросил: Ч Не летал на «харикейнах»?
Ч Не летал. Бог миловал, Ч ответил я.
Ч Скажи спасибо своему «богу»! Ч засмеялся майор. Ч А нас он наказал. Ан
гличане сняли их с вооружения в войсках, которые стояли в Африке, как уста
ревшие, передали нам. Они прибыли к нам в серо-желтой окраске, под песок пу
стыни. Скорости нет, оружие слабое…
Ч У вас был такой молодой и уже совсем седой лейтенант, Ч вспомнил я одн
ого из тех, с кем виделся в последний мирный вечер.
Ч Да, был. Там же погиб, на Волге, Ч ответил Морозов, так и не назвав мне ни
его имени, ни фамилии.
Меня охватила грусть. Был человек, очень много переживший, умный, храбрый,
поседевший в юности от испытаний, выпавших ему. Его рассказы о себе, его об
раз сохранились в моей памяти и еще долго будут жить. «Седой лейтенант»
Ч это звучит так необычно. Седина в двадцать пять лет…
На второй день Морозов проводил меня в обратный путь, после того как я в бе
седах оставил на этом степном аэродроме, выглаженном ветрами, все то, что
знал, что мог отдать летчикам из своего скромного опыта «свободной охоты
». То, что мы, два ветерана Великой Отечественной войны, сошлись на третьем
ее году в степи под Херсоном и вспомнили всех своих друзей, поделились св
оим сокровенным опытом фронтовой жизни, взглядами на события, на наше ро
дное дело Ч авиацию, имело для нас обоих большое значение. Казалось, что м
ы остановились вдвоем на высоком горном перевале, оглянулись назад, на п
ройденный трудный путь, и смело обратили взор к новым нелегким дорогам.
Я возвратился в Асканию-Нова. Там на аэродроме стоял мой единственный са
молет. Через несколько минут я взлетел. Пронесясь над вольерами, в которы
х паслись по молодому снежку уцелевшие обитатели заповедника, взял курс
на Черниговку.
Петухи возвещают рассвет.
Детские голоса и следы по снежку заставляют вспомнить детство, школу…
Вчера были вылеты, бои, под крыльями бурное море. Сегодня вокруг тихое сте
пное село, спокойствие обыкновенной, трудовой жизни.
Переночевав, мы рано утром выехали на аэродром, расположенный на западно
й окраине. В первый день оборудовали комнаты для занятий. Приводили себя
в порядок, готовясь к встрече Нового года.
Я снял квартиру в центре села, во второй хате от церквушки, навевавшей сво
им ветхим видом тоску. Вечером у меня собрались друзья отметить праздник
.
Веселья за нашим холостяцким столом, правда, было немного. Вся обстановк
а скорее напоминала прощальный вечер. Ведь в ближайшие дни многие из нас
должны были покинуть Черниговку. Замполит Погребной уезжал в Москву на у
чебу. Клубов, Сухов, Жердев и Олефиренко собирались лететь в Баку за новым
и машинами, а я по своим личным делам Ч за Марией, под Днепропетровск.
И все-таки это был праздник. Спокойное звездное небо над селом, огоньки в
окнах домов, песни, оглашающие улицу, на какое-то время вытеснили войну из
нашего сознания. Вокруг хозяйничала жизнь, а не смерть.
…На следующий день прибыл самолет, обещанный командующим армией. Я полож
ил в кабину меховой комбинезон для своего будущего пассажира и зашел в з
емлянку, где собрались товарищи проводить меня в не совсем обычный полет
. Со всех сторон посыпались шутки, напутствия:
Ч Один не возвращайся!
Ч Особенно без нескольких бутылок «Московской».
Ч Откуда там может быть такая роскошь?
Ч В Днепропетровск загляни. С пустыми руками в село не пустим.
Ч Посматривай в полете в сторону Днепра. За рекой еще немцы. Такой «скоро
ход», как у тебя, для истребителей Ч семечки.
Ч Ну, хватит каркать!..
Когда я два часа спустя нашел в почти таком же, как и Черниговка, селе хату,
в которой помещалась санчасть, Мария, увидев меня, заиндевевшего, воскли
кнула:
Ч Неужели ты?.. В такой холод!
Ч Прилетел за тобой, Ч сказал я.
Я имел право произнести эти слова, а она Ч услышать их. На лице Марии, в ее г
лазах отразилась растерянность. Мы начинали в своей жизни что-то новое, н
аше. В дни войны это было чем-то большим, чем просто любовь и просто женить
ба. Суровое время, война, бои щадили нас, а мы, разделенные фронтами, щадили
наше чувство, берегли его. Теперь мы имели право на свое счастье, пусть неп
родолжительной совместной жизни Ч нам было ясно, что Мария все время пр
и мне находиться не сможет.
На оформление всяких переводных документов ушел целый день. Наутро все б
ыло готово к отлету, но вновь разразилась пурга. На аэродроме оторвало на
ш самолет и повернуло, понадобился ремонт. Мы еще задержались на сутки.
Вечером пошли в клуб на танцы. Подружки Марии, подходя к нам, говорили ей к
акие-то особые, полные искренности и волнения слова.
После танцев нас пригласил к себе на ужин командир авиационного полка, б
азировавшегося в этом селе. Майор был уже немолодой, его семья жила в глуб
оком тылу. Когда мы пришли к нему, нас встретила молоденькая красивая дев
ушка в военной форме и принялась накрывать стол.
Ч Моя жена, Ч полушутливо представил ее майор. По его тону, по тем тонким
признакам, которые мы очень быстро разгадываем, я понял, что эта молодень
кая девушка не назвала бы майора своим мужем. Это сразу испортило и мне и М
арии настроение. Мы поужинали, обмениваясь общими, пустыми словами, гово
рить было не о чем. Взаимоотношения, такие, как между девушкой и майором, к
ое-где бытовавшие на фронте, были не похожи на наши. Мы обменялись взгляда
ми. Уже собираясь домой, закуривая на кухне с майором, я спросил его:
Ч Кто это?
Ч Хороша? Ч ответил он вопросом, улыбаясь.
Я поддакнул. Он загорелся желанием похвастаться.
Ч Как-то по дороге встретил, забрал в часть, оформили в БАО.
Пока дошли с Марией до своего дома, поссорились, наговорили Друг другу гл
упостей. Мы не понимали тогда, что с нами произошло. Наше чувство, наши чис
тые намерения связать навсегда свою жизнь оказались перед лицом этой ле
гкой связи как бы поруганными, униженными, обесцененными.
Когда мы приземлились на аэродроме в Черниговке, летчики окружили нас.
Ч Мы издалека угадали, что это свадебный самолет.
С аэродрома мы всей компанией поехали ко мне на квартиру. Хозяйка дома, пр
едупрежденная моими друзьями, приготовила свадебный стол.
Через некоторое время я, потеряв надежду оказаться в большом городе, зар
егистрировал свой брак с Марией в сельском Совете Черниговки.
Началась напряженная учеба Ч занятия в классах и на аэродроме, полеты н
ад заснеженной степью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
» и сбили ее.
А я в этот день ходил на прикрытие войск в паре с Березкиным. Из первого вы
лета он вынужден был возвратиться: забарахлил мотор. Во втором вылете Бе
резкин увеличил свой боевой счет Ч уничтожил «юнкерс». Вечером он подро
бно рассказывал ребятам, как заходил в атаку и как прицеливался. Голос ег
о звучал уверенно. Меня это радовало: значит, на него не повлияло ранение и
неудача в поединке с «фокке-вульфом-189».
Из-за плохой погоды «свободная охота» стала чуть ли не единственным вид
ом боевой работы авиации. Поэтому штаб армии собрал конференцию, чтобы о
пыт лучших воздушных «охотников» сделать достоянием всех летчиков.
Прибыв вместе с Голубевым в указанное село, я представился руководителю
конференции генералу Савицкому. Мы не виделись с ним с самой Кубани. Он бы
л все такой же энергичный и подтянутый.
Савицкий попросил меня помочь ему составить план работы конференции. По
советовавшись, мы решили всех участников разделить на две секции: на «ох
отников» за воздушными целями и мастеров стрельбы по наземным объектам.
Руководство первой взял на себя генерал, вторую поручил мне.
В выступлениях участников конференции было высказано немало интересно
го и поучительного. Обобщив опыт лучших «охотников», мы направили весь э
тот материал в штаб ВВС в Москву.
В воздухе, над линией фронта, я раньше не раз слышал фамилию ведущего груп
пы Лавриненкова. Он служил в другом полку и часто сменял нас на прикрытии
наших войск. Имя летчика, часто звучавшее в эфире, запоминается крепко, по
том оно как бы само по себе живет в памяти, требуя новых и новых подробност
ей о нем. Позже к нам в полк дошла и почти легендарная история этого летчик
а. На конференции я познакомился с Владимиром Лавриненковым. Здесь леген
да ожила для меня в его правдивом рассказе.
Мы обедали, ужинали все за общим столом, деловые беседы сменялись воспом
инаниями. Там я увидел этого скромного, молчаливого, державшегося как-то
в стороне капитана, имя которого в эти дни было самым популярным среди ле
тчиков. Эту славу он добыл не только своими воздушными боями, которых он п
ровел десятки, но и героическим поступком.
Лавриненков тоже пострадал от немецкой «рамы» Ч воздушного разведчик
а и корректировщика «фокке-вульф-189». Он атаковал ее над рекой Миус, там же,
где пострадал Березкин, когда во время атаки столкнулся с ней. «Рама» сва
лилась на землю, а за ней на парашюте и Лавриненков. При раскрытии парашют
а оторвало пистолет. На немецкой территории его схватили солдаты, что на
зывается, «за ноги». При нем не было ни орденов, ни документов Ч только в к
армашке гимнастерки последнее письмо из дому.
Ч Лавриненкоф? Это фамилия нам известно, Ч обрадовался производивший
допрос немецкий офицер.
Капитан, конечно, отрицал, что это его фамилия. Но у немецких разведчиков н
ашелся альбом фотографий летчиков, среди которых легко можно было узнат
ь характерное, бровастое лицо Лавриненкова. Отпираться дальше было нево
зможно. На летчика навалились с расспросами о дислокации, о боевых машин
ах наших полков. Говорить об этом или не говорить Ч полностью зависело о
т Лавриненкова, его идейной стойкости, убеждений. Он молчал. Его били. Он м
олчал.
В простой хате донецкого села, где происходил этот допрос, применялись м
етоды гестаповского застенка. Но они не сломили стойкости летчика-комму
ниста. Немцам не оставалось ничего другого, как отправить Лавриненкова в
глубокий тыл. Авось там развяжут ему язык ужасы концлагерей и изощренны
е пытки. Но на всякий случай, чтобы расположить летчика к себе своим обхож
дением, Лавриненкова и еще одного нашего летчика-штурмовика направили в
тыл не этапным порядком, не в товарняке, а в купе пассажирского вагона, за
компанию с немецкими офицерами, ехавшими домой в отпуск.
И Лавриненков решил твердо: бежать, обязательно бежать, удача или гибель
Ч все равно. Нужен был только момент. А его можно было выбрать лишь ночью.
Вот и наступила уже последняя ночь. Поезд подходил к Одессе. Конвоиры, пос
тавив на колени и открыв свои набитые бутылками и консервами чемоданы, у
влеклись едой. Автоматы отложены в сторону. Лавриненков и штурмовик сдел
али вид, что крепко спят. Штурмовик все время держался за гимнастерку Лав
риненкова, чтобы по первому его движению броситься вместе с ним. Дыхание
сдавливалось, прерывалось непреодолимым волнением.
Пировавшие за столиком о чем-то заспорили. Вот они оба наклонились к чемо
дану, что-то пересчитывая и укладывая.
Настала долгожданная минута. Лавриненков стукнул по чемодану. Все, что б
ыло в нем, полетело на конвоиров. Крик в купе. Советские летчики выбросили
сь из вагона на полном ходу поезда. Удар о землю, кувыркание. Выстрелы, всп
ышки огня, свист пуль. Поезд отправился дальше.
В деревне летчики обменяли все, что было на них и при них, на простую одежд
у и побрели на восток. Не скоро они, заросшие бородами, в лохмотьях, попали
в один из местных партизанских отрядов и стали его бойцами. Через некото
рое время их перевезли на самолете через линию фронта, и они возвратилис
ь в часть. Здесь должна была начаться проверка заподозренных в таком «ле
гком» бегстве из плена. И она бы, эта проверка, возможно, затянулась надолг
о, если бы наша армия не освободила Донбасс, в частности и то село, где неме
цкие разведчики допрашивали Лавриненкова. Старики, ютившиеся в каморке
этой хаты, все слышали, что происходило за стеной. Они с восхищением вспом
инали молодого бровастого летчика, который «мовчав як камень». К этим св
идетельствам присовокупились и данные партизанского отряда, который в
ышел навстречу нашим частям, и имя Лавриненкова, его подвиг в поединке с н
емецкими офицерами стали известными всей стране.
Я слушал тогда этот рассказ, смотрел на молчаливого капитана и думал о др
угих летчиках, наших однополчанах, чья судьба затерялась где-то там, за ли
нией фронта. Как они ведут себя? Что делают для того, чтобы приблизить побе
ду над врагом? Чтобы возвратиться в родную семью? Трудно ответить. Но мы на
своем пути наверняка разыщем еще не одну такую хату, поляну, дорогу, немец
кий концлагерь, которые засвидетельствуют нам верность людей с голубым
и петлицами и погонами своему высокому долгу, нашей Родине.
Накануне Нового года полку приказали перебазироваться в село Чернигов
ку на отдых и доукомплектование.
Черниговка… Я помнил ее, раскинувшуюся по балкам и оврагам, которые помо
гли нам выбраться из окружения.
Я сразу подумал о Марии. Вот здесь и встретимся с ней. Чтобы не расставатьс
я никогда.
Начались сборы. Когда была дана команда на перелет и одна эскадрилья уже
поднялась в воздух, мне позвонили из штаба дивизии: срочно явиться к кома
ндующему армией. Эта экстренность и неизвестность меня взволновали.
«Наверное, даст нагоняй за переправу», Ч решил я, выбрав, как всегда, само
е худшее. Несколько дней назад немецкие бомбардировщики разрушили одну
из наших переправ. Произошло это вечером. Наш локатор вовремя засек приб
лижение группы вражеских самолетов. Я решил выслать на перехват два звен
а: одно из Аскании-Нова, другое из Дружелюбовки. Но только что возвративши
йся из госпиталя Краев отменил мое распоряжение.
Ч Время позднее, Ч сказал он. Ч При посадке могут случиться неприятно
сти.
Я настаивал, но не смог его убедить. И вот результат: переправа пострадала
. Теперь командующий, очевидно, заинтересовался этим случаем…
Генерал Хрюкин встретил меня так приветливо, что я сразу же забыл о своих
опасениях. Он повел разговор об «охотничьих» полетах над морем.
Ч Летчики других полков летают пока вхолостую. В чем дело?
Ч Потому что всякий раз на берег поглядывают. Надо где-то на побережье н
айти площадку, чтобы иметь возможность летать дальше, чем это делали мы. О
чевидно, немцы отодвинули трассу перелетов в глубь моря.
Ч Это верно, Ч согласился генерал. Ч Вот что: поезжай в полк Морозова и
помоги им наладить перехват.
Ч А я надеялся, товарищ генерал, что вы какой-либо нашей эскадрилье дове
рите это дело, Я бы базировался с ней где-нибудь на побережье и…
Ч Нет, нет, Покрышкин, ваш полк уходит на отдых.
Ч Тогда разрешите мне взять с собой своего ведомого. Может быть, придетс
я сделать несколько показательных полетов.
Ч А-а, ты опять за свое! Ч насторожился командующий. Ч Тебе же я запрети
л летать над морем, и не хитри, пожалуйста. Направляйся в полк Морозова оди
н, на У-2!
Да, командующий разгадал мой не такой уж хитрый ход: мне действительно хо
телось «поохотиться» над морем, пока полк будет отдыхать. Но я посчитал н
етактичным настаивать на своем. Об одном лишь решился попросить генерал
а:
Ч Разрешите слетать в Павлоград и на время отдыха забрать к себе жену. Он
а служит в БАО медсестрой.
Ч Жену? Ч удивился генерал, пристально посмотрев на меня.
Ч Будущую жену, товарищ генерал.
Ч Хорошо, Ч сказал он. Ч Дам тебе свой самолет. Путь-то не маленький. Еще
заморозишь свою любовь!
Я был счастлив от такого доброго отношения к себе. Полк Морозова находил
ся где-то в районе Чаплинки.
Я всматривался в забеленную легким декабрьским снежком ровную степь и п
од однообразный напев мотора думал о встрече с Морозовым.
Я хорошо помнил его по Кишиневу. Это он в первый день войны над Кишиневом с
бил один немецкий самолет, а другой таранил и благополучно приземлился н
а парашюте. Теперь, спустя почти два трудных военных года, оживали в памят
и встречи с Морозовым в Тирасполе, Григориополе…
В его полку народ был боевой, истребители опытные. Однако эскадрилья Алл
елюхина, севшая на подобранную для «охоты» площадку, действовала не особ
енно блестяще. Сейчас она подменялась эскадрильей Лавриненкова.
С Морозовым мы встретились в жарко натопленной землянке. Южная вьюга зна
комо свистела за окошком.
Мы вспомнили солнечный зеленый Кишинев, палаточный городок у Григориоп
оля, наших общих друзей. Морозов прошел с ними много дорог, называл, кто и г
де служил теперь, кто и на каких рубежах битвы погиб.
Ч В живых осталось мало, мы ведь побывали и в боях под Сталинградом, Ч ск
азал Морозов и вдруг спросил: Ч Не летал на «харикейнах»?
Ч Не летал. Бог миловал, Ч ответил я.
Ч Скажи спасибо своему «богу»! Ч засмеялся майор. Ч А нас он наказал. Ан
гличане сняли их с вооружения в войсках, которые стояли в Африке, как уста
ревшие, передали нам. Они прибыли к нам в серо-желтой окраске, под песок пу
стыни. Скорости нет, оружие слабое…
Ч У вас был такой молодой и уже совсем седой лейтенант, Ч вспомнил я одн
ого из тех, с кем виделся в последний мирный вечер.
Ч Да, был. Там же погиб, на Волге, Ч ответил Морозов, так и не назвав мне ни
его имени, ни фамилии.
Меня охватила грусть. Был человек, очень много переживший, умный, храбрый,
поседевший в юности от испытаний, выпавших ему. Его рассказы о себе, его об
раз сохранились в моей памяти и еще долго будут жить. «Седой лейтенант»
Ч это звучит так необычно. Седина в двадцать пять лет…
На второй день Морозов проводил меня в обратный путь, после того как я в бе
седах оставил на этом степном аэродроме, выглаженном ветрами, все то, что
знал, что мог отдать летчикам из своего скромного опыта «свободной охоты
». То, что мы, два ветерана Великой Отечественной войны, сошлись на третьем
ее году в степи под Херсоном и вспомнили всех своих друзей, поделились св
оим сокровенным опытом фронтовой жизни, взглядами на события, на наше ро
дное дело Ч авиацию, имело для нас обоих большое значение. Казалось, что м
ы остановились вдвоем на высоком горном перевале, оглянулись назад, на п
ройденный трудный путь, и смело обратили взор к новым нелегким дорогам.
Я возвратился в Асканию-Нова. Там на аэродроме стоял мой единственный са
молет. Через несколько минут я взлетел. Пронесясь над вольерами, в которы
х паслись по молодому снежку уцелевшие обитатели заповедника, взял курс
на Черниговку.
Петухи возвещают рассвет.
Детские голоса и следы по снежку заставляют вспомнить детство, школу…
Вчера были вылеты, бои, под крыльями бурное море. Сегодня вокруг тихое сте
пное село, спокойствие обыкновенной, трудовой жизни.
Переночевав, мы рано утром выехали на аэродром, расположенный на западно
й окраине. В первый день оборудовали комнаты для занятий. Приводили себя
в порядок, готовясь к встрече Нового года.
Я снял квартиру в центре села, во второй хате от церквушки, навевавшей сво
им ветхим видом тоску. Вечером у меня собрались друзья отметить праздник
.
Веселья за нашим холостяцким столом, правда, было немного. Вся обстановк
а скорее напоминала прощальный вечер. Ведь в ближайшие дни многие из нас
должны были покинуть Черниговку. Замполит Погребной уезжал в Москву на у
чебу. Клубов, Сухов, Жердев и Олефиренко собирались лететь в Баку за новым
и машинами, а я по своим личным делам Ч за Марией, под Днепропетровск.
И все-таки это был праздник. Спокойное звездное небо над селом, огоньки в
окнах домов, песни, оглашающие улицу, на какое-то время вытеснили войну из
нашего сознания. Вокруг хозяйничала жизнь, а не смерть.
…На следующий день прибыл самолет, обещанный командующим армией. Я полож
ил в кабину меховой комбинезон для своего будущего пассажира и зашел в з
емлянку, где собрались товарищи проводить меня в не совсем обычный полет
. Со всех сторон посыпались шутки, напутствия:
Ч Один не возвращайся!
Ч Особенно без нескольких бутылок «Московской».
Ч Откуда там может быть такая роскошь?
Ч В Днепропетровск загляни. С пустыми руками в село не пустим.
Ч Посматривай в полете в сторону Днепра. За рекой еще немцы. Такой «скоро
ход», как у тебя, для истребителей Ч семечки.
Ч Ну, хватит каркать!..
Когда я два часа спустя нашел в почти таком же, как и Черниговка, селе хату,
в которой помещалась санчасть, Мария, увидев меня, заиндевевшего, воскли
кнула:
Ч Неужели ты?.. В такой холод!
Ч Прилетел за тобой, Ч сказал я.
Я имел право произнести эти слова, а она Ч услышать их. На лице Марии, в ее г
лазах отразилась растерянность. Мы начинали в своей жизни что-то новое, н
аше. В дни войны это было чем-то большим, чем просто любовь и просто женить
ба. Суровое время, война, бои щадили нас, а мы, разделенные фронтами, щадили
наше чувство, берегли его. Теперь мы имели право на свое счастье, пусть неп
родолжительной совместной жизни Ч нам было ясно, что Мария все время пр
и мне находиться не сможет.
На оформление всяких переводных документов ушел целый день. Наутро все б
ыло готово к отлету, но вновь разразилась пурга. На аэродроме оторвало на
ш самолет и повернуло, понадобился ремонт. Мы еще задержались на сутки.
Вечером пошли в клуб на танцы. Подружки Марии, подходя к нам, говорили ей к
акие-то особые, полные искренности и волнения слова.
После танцев нас пригласил к себе на ужин командир авиационного полка, б
азировавшегося в этом селе. Майор был уже немолодой, его семья жила в глуб
оком тылу. Когда мы пришли к нему, нас встретила молоденькая красивая дев
ушка в военной форме и принялась накрывать стол.
Ч Моя жена, Ч полушутливо представил ее майор. По его тону, по тем тонким
признакам, которые мы очень быстро разгадываем, я понял, что эта молодень
кая девушка не назвала бы майора своим мужем. Это сразу испортило и мне и М
арии настроение. Мы поужинали, обмениваясь общими, пустыми словами, гово
рить было не о чем. Взаимоотношения, такие, как между девушкой и майором, к
ое-где бытовавшие на фронте, были не похожи на наши. Мы обменялись взгляда
ми. Уже собираясь домой, закуривая на кухне с майором, я спросил его:
Ч Кто это?
Ч Хороша? Ч ответил он вопросом, улыбаясь.
Я поддакнул. Он загорелся желанием похвастаться.
Ч Как-то по дороге встретил, забрал в часть, оформили в БАО.
Пока дошли с Марией до своего дома, поссорились, наговорили Друг другу гл
упостей. Мы не понимали тогда, что с нами произошло. Наше чувство, наши чис
тые намерения связать навсегда свою жизнь оказались перед лицом этой ле
гкой связи как бы поруганными, униженными, обесцененными.
Когда мы приземлились на аэродроме в Черниговке, летчики окружили нас.
Ч Мы издалека угадали, что это свадебный самолет.
С аэродрома мы всей компанией поехали ко мне на квартиру. Хозяйка дома, пр
едупрежденная моими друзьями, приготовила свадебный стол.
Через некоторое время я, потеряв надежду оказаться в большом городе, зар
егистрировал свой брак с Марией в сельском Совете Черниговки.
Началась напряженная учеба Ч занятия в классах и на аэродроме, полеты н
ад заснеженной степью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54