За время моего пребыва
ния в Новосибирске они развернули сбор средств на подарок гвардейцам-ле
тчикам. Двенадцать миллионов рублей внесли мои земляки на приобретение
самолетов для летчиков нашей дивизии.
Вот она, юность Новосибирска!.. Люди пришли сюда, чтобы передать горячий пр
ивет воинам нашего фронта. Пламенные речи, вдохновенные лица, крепкие ру
копожатия. Бушует море рукоплесканий. Я смотрю, слушаю и мысленно перено
шусь к своим товарищам, на аэродром у Вислы. Титанический труд сотен тыся
ч этих людей, их ненависть к врагу поднимают нас, ведут в бой.
Я говорю об этом юношам и девушкам, я заверяю их, что мы готовы отдать свою
жизнь за то, чтобы победила наша страна, чтобы расцветали мой город и друг
ие города и села, чтобы молодежь наша больше никогда не знала войны.
На митинге избирается делегация молодежи, которая направляется одновр
еменно со мной в Москву для вручения подаренных самолетов.
Утром, очень рано, в холодной мгле, у нашего ЛИ-2 я снова вижу знакомых людей
. Они желают боевых успехов на фронте, жена и мать Ч скорейшего возвращен
ия домой.
Кинооператоры задерживают камеры на нас с Марией, а нам тяжело, очень тяж
ело расставаться. Шесть дней промчались, как один день. Мы не успели даже о
бо всем переговорить.
До свидания, родная сторона! До встречи, близкие мои!
На фронт!
По пути подобрали в Свердловске Речкалова. В Москве получили ЛА-7 и вскоре
вылетели на фронт.
Мокшишув я узнал издалека. Когда мы приземлились, сбежался весь полк. Кра
сивые, мощные истребители вызывали гордость Ч они были намного лучше «а
эрокобр».
Хозяин дома, увидев меня, поднялся с завалинки. Мне показалось, что он хоче
т что-то сказать, я даже приостановился перед ним. Но он, заметив три звезд
ы, только выпрямился и вдруг, торчком поставив руку, по-польски отдал чест
ь. Меня тронула его искренность.
В комнате на столе лежала целая кипа газет. Рассматривая их, наткнулся на
снимок, под которым стояла подпись:
«Подарок будущему ребенку трижды Героя».
Сибирячки преподносили Марии распашонки. Снова все ожило в памяти. Дни, п
роведенные дома, отозвались добрым эхом здесь, на польской земле:
«Ребенку…» Теперь очень часто буду об этом думать.
Сегодня канонада переднего края слышится в моей хате раскатами позднег
о грома.

22. Затишье перед бурей

Железный узел фронтов все туже стягивался вокруг фашистской Германии. С
севера наши войска подступили к Пруссии, с юга надвигались через Венгрию
, Чехословакию. Плечом к плечу с нашей армией вставали народные вооружен
ные силы Польши, Румынии, Болгарии, Югославии. С нами рядом воевала армия ч
ешского генерала Свободы.
Осень сорок четвертого года уже писала приговор тем, кто развязал войну
и натворил в мире столько бед.
На нашем фронте прочно держалось затишье. Истребители изредка вылетали
на прикрытие передовых позиций. Но чем дальше на запад продвигались войс
ка соседних фронтов, тем больше чувствовалась необходимость наступлен
ия с сандомирского плацдарма.
Весь октябрь, солнечный и теплый, на аэродромах не утихал гул тренировоч
ных полетов. «Аэрокобры» теперь все чаще отдыхали, «Лавочкины» не остыва
ли с утра до вечера. Переучивание на новые машины стало нашей первой боев
ой задачей. ЛА-7 для всего полка еще не поступили, их ожидали со дня на день.
Но даже если они прибудут не скоро и нам придется продолжать войну на «ко
брах», все равно тренировки на отечественных истребителях пойдут впрок.
Предстояла решающая битва. К ней надо было готовиться.
После каждой паузы в боевых действиях перед очередным наступлением я вс
егда испытывал такое чувство, словно впервые включался в войну. Поздней
осенью и зимой в этих краях много дней хмурых, с туманами, внезапными снег
опадами. Поэтому наши летчики снова засели за освоение опыта полетов при
плохой погоде, воздушных боев под облаками, «свободной охоты». Молодежь
слушала рассказы бывалых, со «старичками» занятия проводил я.
Опыт нашей дивизии пригодился для всей воздушной армии Ч газета «Крыль
я победы» на своих страницах открыла обсуждение нашей «боевой школы». К
нам снова зачастили корреспонденты, писатели, кинооператоры. Статьи наш
их летчиков о взаимодействии истребителей в паре, о перехвате, атаке, раз
ведке не сходили со страниц газет. Пришлось и мне немало вечеров провест
и за рабочим столом.
В эти дни много было работы политотдельцам. партийным и комсомольским ор
ганизациям. Поход за границу, в чужие страны требовал укрепления воинско
й дисциплины, понимания всеми бойцами почетной миссии воина нашей стран
ы.
Политотдел организовал поездку летчиков и техников для осмотра гитлер
овского концлагеря в Майданеке. Когда машины с людьми возвратились домо
й, прямо на аэродроме возник митинг. Слова сами рвались из сердца. Наши ави
аторы своими глазами увидели «новый порядок», насаждаемый фашизмом в Ев
ропе. Пепел сожженных, трупы заживо зарытых в ямах (об этом можно было суди
ть по их позам), огромные склады обуви тех, кто замучен в лагере (а там замуч
ены и тысячи детей), звали к уничтожению страшной коричневой чумы.
В английской печати в это время публиковались призывы сердобольных лед
и к всепрощению гитлеровских палачей. Летчики, посетившие концлагерь в М
айданеке, отвечали английским буржуа готовностью сполна расплатиться
с фашистскими инквизиторами.
Тем, кто творил зверства, прощения быть не могло.
Однажды, возвращаясь из полка домой, я увидел журналиста Юрия Жукова. Он п
рибыл к нам, чтобы продолжать знакомство с летчиками и работу над своей к
нигой об авиаторах. Ему необходимо было непосредственное общение с летч
иками, наши советы.
Мы вместе приехали на аэродром 16-го полка, я представил корреспонденту Кл
убова. О нем я много рассказывал журналисту в Москве, в самолете по пути в
Новосибирск. Именно о таких летчиках, считал я, надо писать книги. К концу
октября на счету Клубова было тридцать девять сбитых вражеских самолет
ов. Командование уже представило его к званию дважды Героя.
Час спустя мы с Клубовым были на полигоне, расположенном вблизи аэродром
а. Истребители, находившиеся в воздухе, пикировали, прицеливались и стре
ляли по мишеням Ч квадратам, посыпанным белым песком. Когда в небе затих
ало, мы проверяли попадание. Клубов радовался: летчики стреляли отлично.

Вечером в том помещении, где жили летчики, демонстрировался американски
й фильм «В старом Чикаго». Он привлек зрителей из госпиталя и из соседних
частей. Кинопередвижка немилосердно тарахтела. Люди стояли, сидели на по
лу. Со стен на них хмуро смотрели портреты польских графов. В не застеклен
ные еще окна задувал прохладный ветер. Потом играл духовой оркестр, кото
рый привезла сюда из соседнего села комсомольский работник политотдел
а Ирина Дрягина Ч популярная среди молодежи дивизии своими неисчерпае
мыми затеями.
Гудел барабан, резко брали высокие ноты трубы. Но для танцев такая музыка
была подходящей. Кружились все, кто мог поместиться в зале полуразрушенн
ого помещичьего дома. Здесь когда-то гремели мазурки, теперь танцевали в
альсы, фокстроты. Но это не удовлетворяло наших рьяных чечеточников.
Ч Давай «Сербияночку»! Ч потребовал Андрей Труд. Когда этот лихой тане
ц вовлек многих парней и девушек, когда барабан уже не в силах был заглуши
ть топот ног, позвякивание медалей, горячие восклицания, я вдруг заметил
Клубова. Он стоял один, прислонясь к стенке. Его обожженное лицо при тускл
ом свете было грустным.
О чем он думал? Я никогда не видел его таким отрешенным и подавленным. Неуж
ели человек способен предчувствовать несчастье?
Почему я в тот вечер не подошел к нему, не заговорил с ним, не развеял его мр
ачные мысли?
Дома я долго размышлял о нем, старался представить себе этого человека п
осле войны, в семье.
Счастье мирной жизни Клубов уже оплатил тяжелыми испытаниями. Ребята ра
ссказывали, как трудно он перенес ожог лица. Оно все было забинтовано. Кор
мили его друзья Ч заливали ему в рот сквозь прорезанный бинт жидкую пищ
у.
Девятнадцать лет спустя я прочел в книге Юрия Жукова «Один МИГ из тысячи
» о том, что говорил ему Александр Клубов в свою предпоследнюю ночь. Его вы
сказывания напоминали исповедь человека перед друзьми, перед Родиной. «
Нашему народу не нужно с нас, летчиков, иконы писать. Ты так о нас расскажи,
чтобы любой школьник прочел и подумал: „Да, трудное это дело. Но если с душ
ой взяться…“
Он был чистый, могучий человек… Да, я говорю наперед, он был… Если бы его не
подвела машина… Но он погиб. Нелепо и трагически погиб.
В самолете, на котором он тренировался, отказала гидросистема. Я видел, ка
к Клубов раз зашел на посадку и не сел. Он проскочил посадочный знак, навер
ное, потому, что не выпустились закрылки, уменьшающие скорость.
Когда он пошел на второй круг, я уже не мог заниматься ничем другим и напря
женно следил за ним. (Я был тогда в штабе корпуса.) Над крышей как-то тревожн
о прогудел «Лавочкин», набиравший высоту. Через несколько минут он опять
зашел на посадку. И на сей раз он немного перетянул, но колеса шасси уже «с
хватились» за землю, помчали. Увидев это из машины, я облегченно вздохнул
и подумал уже, что зря волновался. Когда с самолетом в воздухе не все в пор
ядке, тебе, на земле, кажется, что ты сам летишь в нем.
Ч Он скапотировал! Ч закричал шофер.
Я успел увидеть, как самолет медленно переворачивался «на спину».
Когда мы подъехали к месту происшествия, Клубов лежал под самолетом.
Мы извлекли его оттуда. Он еще дышал. Приехавший врач спасти его не мог.
Ему покорялось огромное небо. А торфяное болотце, в которое закатился са
молет и увяз колесами, принесло ему гибель,
Вся дивизия оплакивала Клубова. Он лежал в гробу, установленном перед ЛИ-
2. на котором мы должны были перевезти его во Львов. Все техники, летчики со
шлись сюда, чтобы проводить товарища в последний полет. Над нами с грохот
ом проносились истребители, стреляя в воздух длинными очередями из пуше
к и пулеметов. Казалось, они пытались растерзать пулями и снарядами саму
смерть, впервые навестившую полк после того, как он остановился в селе у В
ислы. Она отступала перед Клубовым, бежала от него прочь, когда он носился
в небе, и подстерегла, когда он оказался на земле.
Мы, его друзья, произносили речи, не стыдясь мужских слез, говорили о бессм
ертии храбрых и честных воинов. Трофимов, Труд, Иванков Ч ведомый Клубов
а, защитивший его в десятках атак, Ч поднялись в самолет вместе с другими
, чтобы проводить тело Героя на родную советскую землю.
Через несколько дней после гибели Клубова, как раз перед Октябрьскими пр
аздниками, радио передало Указ Президиума Верховного Совета СССР о нагр
аждении его второй медалью «Золотая Звезда». Он был отмечен этим высоким
званием как живой. Мы потом всегда представляли себе Клубова только жив
ым, только стоящим плечом к плечу с нами.
В моей жизни Клубов занимал так много места, я так любил его, что никто из с
амых лучших друзей не мог возместить этой утраты. Он был беззаветно пред
ан Родине, авиации, дружбе, умный и прямой в суждениях, горячий в споре и то
нкий в опасном деле войны.
Октябрьские праздники, прошедшие в наших частях с таким же подъемом, как
и во всей стране, тоже не раз напоминали нам о том, что среди нас нет Клубов
а. В праздничные дни к нам как-то нагрянули целой гурьбой танкисты, стоявш
ие в соседнем селе. Они помнили Клубова по его боям под Львовом Ч он не ра
з там очищал небо от немецких бомбардировщиков.
Ч Что же вы не уберегли такого сокола? Ч спросили танкисты летчиков.
Ч Мы-то берегли. Машина не пощадила.
Ч Самолет? Ч возмутился танкист. Ч Тоже мне машина. Я на своем броневик
е одним заходом передавлю все ваши самолеты. Разве можно допускать, чтоб
ы они людей гробили?
Танкисты не могли успокоиться, узнав, как погиб их любимец.
Сразу же после праздников Красовский созвал на большой сбор командиров
авиасоединений. Я встретил здесь уже знакомых военачальников.
Занятия начались с «проигрыша» условной военной операции. За огромным с
толом с рельефной картой стояли командиры корпусов и дивизий. Перед нами
ставились задачи взаимодействия с танками, артиллерией, пехотой. Лучше
всех эти задачи решал генерал И. С. Полбин. Он чувствовал себя здесь так же
уверенно, как над полем боя, в самолете, легко схватывал узловые ситуации
наземного наступления, быстро находил объекты для «ударов» с воздуха.
Командиры оперировали большими силами авиации, и всем было ясно, что у на
с, как и у наземных войск, достаточно боевой мощи для сокрушения обороны н
емцев на Висле. Командование заботилось теперь о том, чтобы тщательной п
одготовкой операции сократить наши потери в людях и технике. Наш народ о
тдал слишком много жизней, чтобы выйти на эти рубежи войны.
На сборе, во время перерыва, мне подали телеграмму. Я мельком взглянул на т
екст и, торопясь в класс, сунул в карман. Меня поздравляли с прошедшим праз
дником новосибирцы. Таких телеграмм в эти дни поступало много. О весточк
е из дому я вспомнил снова, когда уселся за стол, чтобы слушать лекцию. Вын
ул телеграмму, прочел: «…Поздравляем. Дочка. Жена чувствует себя хорошо».
Дочка? Так у меня теперь есть дочка! Я уже отец!..
Новое, незнакомое чувство переполнило душу… Я, кажется, обратил на себя в
нимание соседей. Горегляд посмотрел на телеграмму, которую я держал в ру
ках. Еще кто-то прочел ее. По классу прошел шепоток.
Читавший лекцию генерал Утин умолк, потом спросил:
Ч В чем дело? Что за шум? Поднялся Горегляд:
Ч Товарищ генерал, извините. Тут новость. У Покрышкина дочь…
Дружные аплодисменты, поздравления были явно вне программы занятий. Ути
н продолжал лекцию. Когда лекция кончилась, наступило время обеда. Все ок
ружили меня. Ничего не скажешь Ч с молодого отца причиталось.
За столом было найдено и всеми одобрено имя дочери Ч Светлана.
Генерала Утина, который назвал его первым, тут же провозгласили «крестны
м отцом».
Оставшись наедине, я несколько раз перечитывал телеграмму, находя в ее т
ексте новые важные подробности. Мне представлялись дочурка, жена, весь н
аш дом, наполненный чем-то солнечным.
Но надо было ехать на полигон. Там начинался заключительный этап сбора
Ч полеты на прицельное бомбометание, штурмовки, стрельба по мишеням.
Лес. Полянки. Красные флажки, обозначающие границы опасной зоны. Вышка дл
я наблюдений. Телефоны… Полигон оборудован отлично.
Генералы, полковники, подполковники, пожилые и молодые люди разных звани
й и возрастов собрались здесь, на наблюдательном пункте, и там, на аэродро
ме, откуда дается старт самолетам. Правда, наблюдающих гораздо больше, не
жели тех, кто согласился сесть в боевой самолет. Некоторые генералы уже с
овсем отвыкли от штурвала, другие не решаются вступить в соревнование.
Первым поднялся в воздух Полбин. Он командир и лучший бомбардир своего с
оединения. О полетах, о расчетах при пикировании он говорит с огоньком, пр
и одном упоминании об этом преображается, молодеет. Летая ведущим больши
х групп, Полбин пришел к выводу, что «пешки» могут пользоваться совсем но
выми приемами: вместо того чтобы высыпать бомбы все сразу, им можно встат
ь в круг, как делают ИЛы, и бить по объектам противника прицельно каждой бо
мбой. Впоследствии этот прием был назван «вертушкой». Хорошо запомнил вр
аг эту «вертушку».
Полбин заходил на цель. Глубокое пикирование. Взрыв. Самолет взмыл, проне
сся над нами, покачав крыльями. Наблюдатели передали, что цель поражена о
тлично. Появившегося вскоре Полбина все от души поздравили с успехом.
Вот отправились на работу штурмовики. У них трудная задача. По трем рядом
расположенным мишеням надо ударить сначала бомбой, потом реактивными с
нарядами и под конец из пушек и пулеметов. Рязанов и Каманин гордятся мас
терством своих коллег. Сами, как говорится, уже отлетались.
Настал наш черед побывать в воздухе. Для нас подготовлена своеобразная ц
ель: среди кустов поставлены бочки, набитые паклей, пропитанной бензином
. Меткому стрелку нет надобности ждать сообщений с полигона: о его попада
нии сразу возвестит победоносное пламя. Но попробуй-ка попади в бочку с к
руто падающего истребителя!
Отстрелялся один, другой, третий, а бочки стояли целехонькими. Пришло вре
мя лететь мне. Моя задача неожиданно усложнилась тем, что все истребител
и «промазали». Надо было спасать нашу репутацию. Это волновало. А волнени
е всегда мешает в таком деле. Я отношу себя к тем людям, которые владеют со
бой, умеют укрощать возбужденные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54