Только в свои во
споминания. В самые дорогие, самые памятные.
Фигичев идет впереди, проделывая руками силовые упражнения. Мне кажется
, что ему хочется взлететь. Ему тесно и среди этого простора. Вот он запел:
Выходила, песню заводила
Про степного, сизого орла…
Его голос разливается по берегу, а мы с Лукашевичем смеемся, потому что по
нимаем Фигичева. Он уже увлекся черноглазой, смуглолицей, стройной Валей
.
Я смотрю на след Фигичева. Он исчезает, тает на морском песке. Думаю о след
е, который оставляет человек в жизни другого, такого же, как он. Чем? Своей у
стремленностью, захватывающей других. Своей преданностью делу, вдохнов
ляющей других. Чистотой своей души.
Этот след на песке, отмель, морская даль и глубина, начинающаяся у ног, нап
омнили мне о таких же следах на песке, о разговоре под шуршание волн.
…В 1935 году я приехал на Кубань, в авиационный полк. Меня, техника звена, опре
делили к самолетам, которые я должен был обслуживать. Три года назад я ост
авил свой Новосибирск, молодой завод Ч первенец пятилетки, чтобы стать
летчиком, а судьба моя сложилась по-иному. Я буду готовить машины, чтобы в
злетали другие, такие же, как и я, парни. Они, как и я, пошли из городов и сел на
встречу своей мечте и достигли ее, а я не достиг. В школе, куда меня приняли,
летное отделение перевели в другое место, а всех новых курсантов зачисли
ли на техническое. Подаваемые мной рапорты ничего изменить не смогли, ра
зве только прибавляли к обычным нарядам внеочередные.
Пришлось мне сложить свои крылья и браться за ключи. Так с этими ключами в
петлицах, а не с крылышками я и прибыл в часть. Работа, хлопоты возле самол
етов захватили меня. Что ж, так тому и быть: оставь меня, моя мечта, на время,
если ты вообще не изменила мне.
Целое лето наш полк стоял в лагерях, аэродром с утра до вечера не утихал Ч
летчики тренировались. Меня не раз одергивали друзья: засмотрюсь в небо,
забуду обо всем. Чтобы летать хотя бы пассажиром, упросился в кружок пара
шютистов. Поднимаюсь в воздух на самолете, прыгаю с высоты Ч все же как-т
о ближе к летной жизни.
Глубокой осенью, когда полк возвратился на зимние квартиры, я получил пе
рвую путевку в дом отдыха. Там, в Хосте, недалеко от Сочи, впервые увидел мо
ре. Оно было уже холодное, но я каждое утро делал зарядку на берегу и купал
ся. Часто брал лодку и уходил в море. Чем больше оно штормило, тем сильнее м
еня тянуло поплавать. Борьба с волнами увлекала меня, заменяла мне лыжны
е походы, которые я очень любил. Волны, ветер, соленые брызги, и ты один над т
емной глубиной с веслами, как с крыльями. Когда крепко держишь их в руках,
когда чувствуешь в себе силу и уверенность, ничто не страшно.
Однажды, когда я, причалив к берегу, выхватил лодку у огромной волны и пово
лок ее по камням, ко мне подошел высокий стройный летчик. Он с интересом см
отрел на меня, мокрого, исхлестанного солеными брызгами.
Ч Один ходил? Ч спросил он, помогая мне установить и закрепить лодку у п
ричала.
Ч Один.
Ч Поплывем вдвоем?
Я внимательно посмотрел ему в лицо и узнал его. Это был Степан Супрун. Его
имя было известно каждому авиатору почти так же, как имена В. П. Чкалова, М. М
. Громова, В. К. Коккинаки. Он испытывал новые самолеты, отличался храброст
ью и мастерством. Степан Супрун тоже отдыхал здесь, я встречал его в нашем
корпусе, в столовой с орденом на груди: такое отличие возвышало тогда вое
нного человека. Рассказывали, что Степан Супрун был награжден за испытат
ельные полеты и за победу на всеармейских соревнованиях по воздушной ст
рельбе. Поплыть с таким напарником в море Ч разве это не интересно!
Ч Вы имеете в виду не сейчас, а завтра? Ч спросил я его.
Ч Можно и сейчас. Но если ты устал…
Ч Да, в другой раз, пожалуйста.
На второй день мы вдвоем столкнули с берега лодку, и волна тотчас отнесла
нас в море на десяток метров. Супрун сел за весла. Греб он умело, сильно. На о
дной ноге у него был длинный глубокий шрам, и, когда нога напрягалась, мне
казалось, что он чувствует боль. Я предложил поменяться местами.
Ч Подожди! Дай поработать.
Мы уплыли далеко, берег скрылся за гребнями волн. Когда очень уставали, да
вали отдых рукам и беседовали о спорте, об авиации.
Ч На каком летаешь? Ч вдруг спросил он.
Ч Ни на каком, Ч ответил я.
Ч Брось шутить.
Ч Серьезно. Я авиатехник.
Ч Не верю. Ты характером похож на летчика. Прогуливаясь потом ежедневно
по берегу, мы с ним только раз возвратились к этой теме. Я рассказал ему, ка
к получилось, что я стал техником, признался, что действительно мечтаю ле
тать. Степан Супрун обрадовался:
Ч Ну вот, я же говорил, что ты летчик в душе и в мыслях. Так оно и есть. Мне то
же нелегко достались летные петлицы. Пиши мне в Москву, может быть, помогу
тебе переучиться. А главное Ч не потеряй свою мечту, тогда добьешься!
Я пообещал писать ему. После этого он всегда разговаривал со мной, как с бы
валым летчиком. Он уже считал меня летчиком, и это очень льстило мне.
Ч Нас будет в стране все больше и больше. И учти, летчик будущего Ч это не
только беззаветный храбрец. Он должен много знать. Твое звание техника т
ебе на этом пути никак не помешает. Уже сейчас существуют десятки видов а
виационных моторов и у нас и за границей. На войне летчику придется сража
ться на различных машинах. Тебе легче будет овладевать любым самолетом,
Его мысли, его отношение к авиации, его дружеские напутствия я не забыл. Мо
ре, берег, следы на песке, прогулка напомнили мне о Хосте, о Супруне.
Я рассказал о нем Лукашевичу. Он читал о Супруне и от кого-то слышал, кажет
ся от приехавших из Качинской школы, что он и П. М. Стефановский, возглавив
два полка, сформированные из летчиков-истребителей, воюют где-то под Мин
ском.
Ч Значит, он на фронте? Ч спросил я.
Ч Точно. Пошли обратно?
Ч Фигичев почему-то шлепает дальше.
Ч Замечтался. Любовь с первого взгляда.
Мы вернулись к автомашине. Небо над Николаевом обшаривали встревоженны
е лучи прожекторов, красными крупными искрами в нем вспыхивали и гасли р
азрывы зенитных снарядов. Зарницы выстрелов или взрывов бомб взметалис
ь над горизонтом. Мы остановились, прислушались. Звуков не было слышно.
Ч Хорошо работают зенитчики, Ч Фигичев незаметно остановился возле н
ас. Ч Если бы на границе их так встречали.
Ч Еще там, в Бельцах, Ч продолжил мысль Лукашевич.
Ч Да. Может, и не знали бы мы, что есть такие Тузлы на свете.
Ч Поехали поспим все-таки, Ч бодро произнес Фигичев.
На обратном пути наша машина почему-то притормозила у аэродромной штабн
ой землянки. Фигичев выпрыгнул из кабины почти на ходу. Летчики, стоявшие
в кузове, грохнули дружным смехом.
Ч Давай, Валька, не теряйся! Ч крикнул ему вслед командир второй эскадр
ильи.
Мне стало грустно. Не знаю отчего. Наверное, оттого, что на горизонте вспых
ивали такие же зарницы, какие мы видели и в Котовске. В один из напряженных
боевых дней на нашем аэродроме приземлились три самолета незнакомой ко
нструкции. По виду они напоминали истребителей, а по размерам бомбардиро
вщиков. Посмотреть на новые машины собрались все летчики. И пошли разгов
оры:
Ч Да это же ИЛ-2!
Ч Конечно, он.
Ч Штурмовичок что надо!
Ч Летающий танк.
Ч Такому ничто не страшно. Броня снизу, броня с боков и фонарь из бронест
екла.
Ч На нем воевать Ч одно удовольствие.
Ч Сначала надо самому испытать машину, а потом уж расхваливать, Ч включ
ился в разговор Фигичев.
Ч Вот и попробуй, Ч предложил Виктор Петрович. Ч Для того и прислали.
Ч Хоть сейчас полечу.
Ч Готовься.
Командир полка и мне предложил перейти на штурмовик.
Ч Слетаю, тогда скажу, перейду или нет.
Ч Значит, не решаешься, пока не пощупаешь руками?
Ч И руками и ногами, товарищ командир.
Ч Конечно, в воздухе видней, Ч согласился Виктор Петрович.
Летчики, пригнавшие ИЛы, превратились в инструкторов. Я залез в штурмови
к и сразу почувствовал себя свободно, как на повозке. Вот это кабина! Ознак
омился с расположением приборов, с управлением и запустил мотор.
Я считал себя ревностным истребителем и ни за что не согласился бы летат
ь на других машинах. Но ИЛ-2 меня заинтересовал: хорошая скорость, сильный
мотор, пушки, пулеметы, реактивные снаряды. На такой машине драться можно.
Взлетел я наполовину штурмовиком, а возвратился на землю только истреби
телем.
Ч Ну, как машина? Ч спросил командир полка.
Ч Очень хорошая! Но лично я с истребителя на другой самолет не пересяду.
Ч А вот Фигичев согласился.
Ч Это дело его. На ИЛе, конечно, бронестекло, броня снизу…
Виктор Петрович пропустил мимо ушей мою шутку.
Ч Завтра полетишь на задание вместе с ИЛами. Увидишь, как они будут пахат
ь! Гроза, а не самолет.
Ч Конструкторы, наверно, и насчет истребителей что-то соображают. Будут
и у нас машины получше МИГов. Командир усмехнулся.
Ч Вижу, ты убежденный истребитель! Это хорошо. Прямой дорогой всегда дал
ьше уйдешь.
Я направился к стоянке и тут увидел, что к стоявшему на якоре плавучему до
ку со стороны моря летит группа «юнкерсов». Не ожидая приказа, вскочил в с
амолет и поднялся в воздух.
С берега по вражеским бомбардировщикам открыли огонь зенитки. Я тоже ата
ковал их. Трассы моих пулеметных очередей смешались с разрывами зенитны
х снарядов. Один «юнкерc» загорелся. Его экипаж выбросился с парашютами. О
стальные самолеты поспешно освободились от бомб и повернули обратно.
Они прижались к самой воде, и мне очень трудно было их атаковывать. Подско
чу, спикирую, стрельну, а ниже Ч вода. Замыкающий «юнкерc» отстал от групп
ы и задымил. Добить бы его, но у меня уже вышли все патроны.
Оглянулся Ч берега не видно. Пора возвращаться. Досадно, что не сбил втор
ого «юнкерса». И все-таки лечу домой довольный. Я рад, что не отказался от т
ебя, мой трудяга МИГ; я снова на машине, которая больше всего подходит мне
по характеру.
Возвратившись на аэродром, узнаю, что сегодня утром немцы захватили село
под Березовкой, откуда мы улетели вчера. Кто-то из шоферов еле ушел из-под
огня вражеских мотоциклистов-автоматчиков. Этот человек видел, как фаши
сты расстреляли девушек-официанток, выбежавших из столовой на звуки выс
трелов.
Селиверстов стоит рядом со мной и, опустив голову, задумчиво говорит:
Ч Жаль девчат, очень жаль. И вещевого склада жалко. Сверкать мне короткой
полой до самого конца войны.
Ч Если ты в этом поджаренном реглане доживешь до победного дня, его в муз
ей возьмут.
Ч И то неплохо, Ч соглашается Селиверстов. От Березовки до Тузлов не та
к уж далеко. Вскоре полк перебазировался за Буг, к Херсону.
Наш аэродром расположен восточнее Николаева. Летаем больше всего в напр
авлении Одессы. Поднимаясь в воздух, сразу бросаешь взгляд на город. Он пр
иковывает внимание не столько своими размерами, зелеными улицами, своим
и заводами, сколько спокойной, обычной жизнью. Дымят высокие трубы, у лима
на, на верфях, видны недостроенные суда, где вспыхивают молнии электросв
арки, улицы пестрят прохожими. Пролетая дальше, на запад, думаешь, что, мож
ет быть, Южный Буг со своим широким лиманом будет рубежом решительного к
онтрудара по врагу. Но уже первые пятнадцать-двадцать минут полета изме
няют твое настроение, ты чувствуешь, как на тебя что-то давит, словно нави
сает что-то тяжелое, незримое. Оно не такое уж и незримое. Пыль на дорогах и
столбы дыма над степью ощутимо напоминают о том, что вражеские войска на
двигаются с севера к морю, к приморским городам и селам. Узнаешь немецкие
широколобые машины, короткие, почти квадратные, танки. Мы знаем, что немцы
стремятся отрезать и окружить Одессу. Вылетая на разведку, каждый раз де
тально просматриваем дороги у моря: идет еще поток эвакуирующихся из Оде
ссы? Удерживают ли наши части коридоры для отхода на восток?
По нашим донесениям ставятся задачи на штурмовки, и истребители бьют по
скоплениям гитлеровских войск в этом районе.
«Мессершмитты» и «юнкерсы» уже, очевидно, базируются на бывших наших аэр
одромах. Редко в каком вылете не встретишься с ними. Они хотят наглухо зак
рыть для нас наше небо. В первые недели войны мы не позволяли им так разгул
ивать над нашей территорией, как они разгуливают теперь. Все наши истреб
ители брошены на штурмовку наземных войск Ч там главная опасность, а за
«мессерами» гоняться нет ни времени, ни самолетов.
У нас в полку действительно самолетов стало очень мало: в два раза меньше,
чем было к началу войны. Пополнения нет. Успокаиваешь себя мыслями о том, ч
то где-то готовятся линии непреодолимой обороны, возможно на Днепре, что
в тылу накапливаются резервы сформированных частей, боевая техника. Без
этой веры, без этих дымящихся труб Николаева просто не хотелось бы жить.
Вызывают на КП. Мне и Лукашевичу снова приказывают лететь на разведку. За
дача: уточнить направления, по которым немецкие войска движутся на Одесс
у.
От Николаева идем строго на север, с тем чтобы потом повернуть на запад и л
ететь над уже занятой немцами территорией. Навстречу попадается «хенше
ль». Он идет без прикрытия. Обнаглели фашисты, ведут себя как хозяева. Надо
напомнить им, что они даже не в гостях. Длинной очередью с малой дистанции
бью по «хеншелю». Он переворачивается и падает.
Не успели мы покончить с «хеншелем», как увидели вокруг огненные трассы
зенитных снарядов. В чем дело? Откуда здесь быть немецким частям? Ведь мы о
тошли от Николаева не более как на пятьдесят километров. Город еще жил об
ычной трудовой жизнью.
Присмотревшись, видим: вдоль Ингула на Николаев движется лавина вражеск
их танков. Надо немедленно доложить об этом.
В штабе удивились моему возвращению.
Ч Почему так быстро? Что случилось? Ч спросил заместитель начальника ш
таба, открывал журнал для записи донесения.
Ч Севернее Николаева немецкие танки.
Ч Не напутал?
Ч Своими глазами видел.
Он связывается со штабом дивизии, докладывает. Вижу, лицо его бледнеет. Он
кладет трубку и сердито спрашивает:
Ч Зачем сорвали разведку?
Ч Как сорвали? Я считал своим долгом…
Ч Штаб дивизии требует объяснения, почему вы не пошли на Одессу. Ваши дан
ные о немецких танках расценены как выдумка.
Ч Что мы, слепые, товарищ капитан?! Такое отношение к данным разведки Ч э
то просто…
Я хотел добавить слово «предательство», но сдержался.
Ч Не шумите? Ч оборвал меня замначштаба. Ч Вы свободны!
Да, я свободен, со злостью покидаю КП. Нам с Лукашевичем не верят. Нас ругаю
т за то, что мы обнаружили танковую группировку войск противника, о котор
ой, может быть, еще никто из наших не знает. Обидно за недоверие.
Мы с Лукашевичем возвращаемся к самолетам и продолжаем дежурить. На гори
зонте пока нет никаких признаков появления вражеских войск, но мы знаем,
что они уже недалеко отсюда. К вечеру за посадками я заметил клубы черног
о дыма. Оттуда стали доноситься взрывы.
Ч Покрышкин Ч к командиру полка!
Спешу на КП.
Навстречу выбегает Виктор Петрович.
Ч Летите м посмотрите, что там, Ч говорит он срывающимся голосом.
Едва мы с Лукашевичем поднялись в воздух, как ясно увидели немецкие танк
и. Они двигались по двум дорогам и у самого города сходились в одну колонн
у. Я невольно подумал о наших людях, которые, не подозревая о нависшей угро
зе, работают на верфях и в цехах заводов, о детях, играющих в городском скв
ере. Жутко стало при мысли, что на них вот-вот обрушатся вражеские снаряды
, а ты ничем не можешь помочь.
Чтобы окончательно убедиться в том, что внизу под нами враг, мы решили про
лететь над танковой колонной, фашисты открыли огонь из зенитных пулемет
ов и попали в самолет Лукашевича. Позади его машины появилась тонкая сер
ебристая ленточка. Все ясно: пробит бензобак, горючее упругой струёй выб
ивается наружу и распыляется.
«Только бы не загорелся, Ч подумал я, наблюдая за самолетом Лукашевича.
Ч Только бы дотянул до аэродрома».
К счастью, все обошлось благополучно. После посадки подруливаю машину пр
ямо к КП.
Там полно людей. Отзываю командира полка в сторону.
Ч Ну, что там? Ч спрашивает он.
Ч Километрах в пяти от нас немецкие танки. Виктор Петрович спешит к теле
фону и докладывает в штаб дивизии обо всем, что мы успели увидеть. Я слушаю
разговор и думаю: неужели там и теперь не поверят нам?
Ч Всем подготовиться к взлету! Ч приказывает Виктор Петрович.
Идем к самолетам. У машины Лукашевича Ч несколько техников. Они забиваю
т деревянной пробкой пробоину.
У меня не выходят из головы мысли о городе. Если бы в штабе дивизии поверил
и нашему первому докладу, возможно, мы на какое-то время задержали бы пере
д Николаевом внезапно появившиеся вражеские войска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
споминания. В самые дорогие, самые памятные.
Фигичев идет впереди, проделывая руками силовые упражнения. Мне кажется
, что ему хочется взлететь. Ему тесно и среди этого простора. Вот он запел:
Выходила, песню заводила
Про степного, сизого орла…
Его голос разливается по берегу, а мы с Лукашевичем смеемся, потому что по
нимаем Фигичева. Он уже увлекся черноглазой, смуглолицей, стройной Валей
.
Я смотрю на след Фигичева. Он исчезает, тает на морском песке. Думаю о след
е, который оставляет человек в жизни другого, такого же, как он. Чем? Своей у
стремленностью, захватывающей других. Своей преданностью делу, вдохнов
ляющей других. Чистотой своей души.
Этот след на песке, отмель, морская даль и глубина, начинающаяся у ног, нап
омнили мне о таких же следах на песке, о разговоре под шуршание волн.
…В 1935 году я приехал на Кубань, в авиационный полк. Меня, техника звена, опре
делили к самолетам, которые я должен был обслуживать. Три года назад я ост
авил свой Новосибирск, молодой завод Ч первенец пятилетки, чтобы стать
летчиком, а судьба моя сложилась по-иному. Я буду готовить машины, чтобы в
злетали другие, такие же, как и я, парни. Они, как и я, пошли из городов и сел на
встречу своей мечте и достигли ее, а я не достиг. В школе, куда меня приняли,
летное отделение перевели в другое место, а всех новых курсантов зачисли
ли на техническое. Подаваемые мной рапорты ничего изменить не смогли, ра
зве только прибавляли к обычным нарядам внеочередные.
Пришлось мне сложить свои крылья и браться за ключи. Так с этими ключами в
петлицах, а не с крылышками я и прибыл в часть. Работа, хлопоты возле самол
етов захватили меня. Что ж, так тому и быть: оставь меня, моя мечта, на время,
если ты вообще не изменила мне.
Целое лето наш полк стоял в лагерях, аэродром с утра до вечера не утихал Ч
летчики тренировались. Меня не раз одергивали друзья: засмотрюсь в небо,
забуду обо всем. Чтобы летать хотя бы пассажиром, упросился в кружок пара
шютистов. Поднимаюсь в воздух на самолете, прыгаю с высоты Ч все же как-т
о ближе к летной жизни.
Глубокой осенью, когда полк возвратился на зимние квартиры, я получил пе
рвую путевку в дом отдыха. Там, в Хосте, недалеко от Сочи, впервые увидел мо
ре. Оно было уже холодное, но я каждое утро делал зарядку на берегу и купал
ся. Часто брал лодку и уходил в море. Чем больше оно штормило, тем сильнее м
еня тянуло поплавать. Борьба с волнами увлекала меня, заменяла мне лыжны
е походы, которые я очень любил. Волны, ветер, соленые брызги, и ты один над т
емной глубиной с веслами, как с крыльями. Когда крепко держишь их в руках,
когда чувствуешь в себе силу и уверенность, ничто не страшно.
Однажды, когда я, причалив к берегу, выхватил лодку у огромной волны и пово
лок ее по камням, ко мне подошел высокий стройный летчик. Он с интересом см
отрел на меня, мокрого, исхлестанного солеными брызгами.
Ч Один ходил? Ч спросил он, помогая мне установить и закрепить лодку у п
ричала.
Ч Один.
Ч Поплывем вдвоем?
Я внимательно посмотрел ему в лицо и узнал его. Это был Степан Супрун. Его
имя было известно каждому авиатору почти так же, как имена В. П. Чкалова, М. М
. Громова, В. К. Коккинаки. Он испытывал новые самолеты, отличался храброст
ью и мастерством. Степан Супрун тоже отдыхал здесь, я встречал его в нашем
корпусе, в столовой с орденом на груди: такое отличие возвышало тогда вое
нного человека. Рассказывали, что Степан Супрун был награжден за испытат
ельные полеты и за победу на всеармейских соревнованиях по воздушной ст
рельбе. Поплыть с таким напарником в море Ч разве это не интересно!
Ч Вы имеете в виду не сейчас, а завтра? Ч спросил я его.
Ч Можно и сейчас. Но если ты устал…
Ч Да, в другой раз, пожалуйста.
На второй день мы вдвоем столкнули с берега лодку, и волна тотчас отнесла
нас в море на десяток метров. Супрун сел за весла. Греб он умело, сильно. На о
дной ноге у него был длинный глубокий шрам, и, когда нога напрягалась, мне
казалось, что он чувствует боль. Я предложил поменяться местами.
Ч Подожди! Дай поработать.
Мы уплыли далеко, берег скрылся за гребнями волн. Когда очень уставали, да
вали отдых рукам и беседовали о спорте, об авиации.
Ч На каком летаешь? Ч вдруг спросил он.
Ч Ни на каком, Ч ответил я.
Ч Брось шутить.
Ч Серьезно. Я авиатехник.
Ч Не верю. Ты характером похож на летчика. Прогуливаясь потом ежедневно
по берегу, мы с ним только раз возвратились к этой теме. Я рассказал ему, ка
к получилось, что я стал техником, признался, что действительно мечтаю ле
тать. Степан Супрун обрадовался:
Ч Ну вот, я же говорил, что ты летчик в душе и в мыслях. Так оно и есть. Мне то
же нелегко достались летные петлицы. Пиши мне в Москву, может быть, помогу
тебе переучиться. А главное Ч не потеряй свою мечту, тогда добьешься!
Я пообещал писать ему. После этого он всегда разговаривал со мной, как с бы
валым летчиком. Он уже считал меня летчиком, и это очень льстило мне.
Ч Нас будет в стране все больше и больше. И учти, летчик будущего Ч это не
только беззаветный храбрец. Он должен много знать. Твое звание техника т
ебе на этом пути никак не помешает. Уже сейчас существуют десятки видов а
виационных моторов и у нас и за границей. На войне летчику придется сража
ться на различных машинах. Тебе легче будет овладевать любым самолетом,
Его мысли, его отношение к авиации, его дружеские напутствия я не забыл. Мо
ре, берег, следы на песке, прогулка напомнили мне о Хосте, о Супруне.
Я рассказал о нем Лукашевичу. Он читал о Супруне и от кого-то слышал, кажет
ся от приехавших из Качинской школы, что он и П. М. Стефановский, возглавив
два полка, сформированные из летчиков-истребителей, воюют где-то под Мин
ском.
Ч Значит, он на фронте? Ч спросил я.
Ч Точно. Пошли обратно?
Ч Фигичев почему-то шлепает дальше.
Ч Замечтался. Любовь с первого взгляда.
Мы вернулись к автомашине. Небо над Николаевом обшаривали встревоженны
е лучи прожекторов, красными крупными искрами в нем вспыхивали и гасли р
азрывы зенитных снарядов. Зарницы выстрелов или взрывов бомб взметалис
ь над горизонтом. Мы остановились, прислушались. Звуков не было слышно.
Ч Хорошо работают зенитчики, Ч Фигичев незаметно остановился возле н
ас. Ч Если бы на границе их так встречали.
Ч Еще там, в Бельцах, Ч продолжил мысль Лукашевич.
Ч Да. Может, и не знали бы мы, что есть такие Тузлы на свете.
Ч Поехали поспим все-таки, Ч бодро произнес Фигичев.
На обратном пути наша машина почему-то притормозила у аэродромной штабн
ой землянки. Фигичев выпрыгнул из кабины почти на ходу. Летчики, стоявшие
в кузове, грохнули дружным смехом.
Ч Давай, Валька, не теряйся! Ч крикнул ему вслед командир второй эскадр
ильи.
Мне стало грустно. Не знаю отчего. Наверное, оттого, что на горизонте вспых
ивали такие же зарницы, какие мы видели и в Котовске. В один из напряженных
боевых дней на нашем аэродроме приземлились три самолета незнакомой ко
нструкции. По виду они напоминали истребителей, а по размерам бомбардиро
вщиков. Посмотреть на новые машины собрались все летчики. И пошли разгов
оры:
Ч Да это же ИЛ-2!
Ч Конечно, он.
Ч Штурмовичок что надо!
Ч Летающий танк.
Ч Такому ничто не страшно. Броня снизу, броня с боков и фонарь из бронест
екла.
Ч На нем воевать Ч одно удовольствие.
Ч Сначала надо самому испытать машину, а потом уж расхваливать, Ч включ
ился в разговор Фигичев.
Ч Вот и попробуй, Ч предложил Виктор Петрович. Ч Для того и прислали.
Ч Хоть сейчас полечу.
Ч Готовься.
Командир полка и мне предложил перейти на штурмовик.
Ч Слетаю, тогда скажу, перейду или нет.
Ч Значит, не решаешься, пока не пощупаешь руками?
Ч И руками и ногами, товарищ командир.
Ч Конечно, в воздухе видней, Ч согласился Виктор Петрович.
Летчики, пригнавшие ИЛы, превратились в инструкторов. Я залез в штурмови
к и сразу почувствовал себя свободно, как на повозке. Вот это кабина! Ознак
омился с расположением приборов, с управлением и запустил мотор.
Я считал себя ревностным истребителем и ни за что не согласился бы летат
ь на других машинах. Но ИЛ-2 меня заинтересовал: хорошая скорость, сильный
мотор, пушки, пулеметы, реактивные снаряды. На такой машине драться можно.
Взлетел я наполовину штурмовиком, а возвратился на землю только истреби
телем.
Ч Ну, как машина? Ч спросил командир полка.
Ч Очень хорошая! Но лично я с истребителя на другой самолет не пересяду.
Ч А вот Фигичев согласился.
Ч Это дело его. На ИЛе, конечно, бронестекло, броня снизу…
Виктор Петрович пропустил мимо ушей мою шутку.
Ч Завтра полетишь на задание вместе с ИЛами. Увидишь, как они будут пахат
ь! Гроза, а не самолет.
Ч Конструкторы, наверно, и насчет истребителей что-то соображают. Будут
и у нас машины получше МИГов. Командир усмехнулся.
Ч Вижу, ты убежденный истребитель! Это хорошо. Прямой дорогой всегда дал
ьше уйдешь.
Я направился к стоянке и тут увидел, что к стоявшему на якоре плавучему до
ку со стороны моря летит группа «юнкерсов». Не ожидая приказа, вскочил в с
амолет и поднялся в воздух.
С берега по вражеским бомбардировщикам открыли огонь зенитки. Я тоже ата
ковал их. Трассы моих пулеметных очередей смешались с разрывами зенитны
х снарядов. Один «юнкерc» загорелся. Его экипаж выбросился с парашютами. О
стальные самолеты поспешно освободились от бомб и повернули обратно.
Они прижались к самой воде, и мне очень трудно было их атаковывать. Подско
чу, спикирую, стрельну, а ниже Ч вода. Замыкающий «юнкерc» отстал от групп
ы и задымил. Добить бы его, но у меня уже вышли все патроны.
Оглянулся Ч берега не видно. Пора возвращаться. Досадно, что не сбил втор
ого «юнкерса». И все-таки лечу домой довольный. Я рад, что не отказался от т
ебя, мой трудяга МИГ; я снова на машине, которая больше всего подходит мне
по характеру.
Возвратившись на аэродром, узнаю, что сегодня утром немцы захватили село
под Березовкой, откуда мы улетели вчера. Кто-то из шоферов еле ушел из-под
огня вражеских мотоциклистов-автоматчиков. Этот человек видел, как фаши
сты расстреляли девушек-официанток, выбежавших из столовой на звуки выс
трелов.
Селиверстов стоит рядом со мной и, опустив голову, задумчиво говорит:
Ч Жаль девчат, очень жаль. И вещевого склада жалко. Сверкать мне короткой
полой до самого конца войны.
Ч Если ты в этом поджаренном реглане доживешь до победного дня, его в муз
ей возьмут.
Ч И то неплохо, Ч соглашается Селиверстов. От Березовки до Тузлов не та
к уж далеко. Вскоре полк перебазировался за Буг, к Херсону.
Наш аэродром расположен восточнее Николаева. Летаем больше всего в напр
авлении Одессы. Поднимаясь в воздух, сразу бросаешь взгляд на город. Он пр
иковывает внимание не столько своими размерами, зелеными улицами, своим
и заводами, сколько спокойной, обычной жизнью. Дымят высокие трубы, у лима
на, на верфях, видны недостроенные суда, где вспыхивают молнии электросв
арки, улицы пестрят прохожими. Пролетая дальше, на запад, думаешь, что, мож
ет быть, Южный Буг со своим широким лиманом будет рубежом решительного к
онтрудара по врагу. Но уже первые пятнадцать-двадцать минут полета изме
няют твое настроение, ты чувствуешь, как на тебя что-то давит, словно нави
сает что-то тяжелое, незримое. Оно не такое уж и незримое. Пыль на дорогах и
столбы дыма над степью ощутимо напоминают о том, что вражеские войска на
двигаются с севера к морю, к приморским городам и селам. Узнаешь немецкие
широколобые машины, короткие, почти квадратные, танки. Мы знаем, что немцы
стремятся отрезать и окружить Одессу. Вылетая на разведку, каждый раз де
тально просматриваем дороги у моря: идет еще поток эвакуирующихся из Оде
ссы? Удерживают ли наши части коридоры для отхода на восток?
По нашим донесениям ставятся задачи на штурмовки, и истребители бьют по
скоплениям гитлеровских войск в этом районе.
«Мессершмитты» и «юнкерсы» уже, очевидно, базируются на бывших наших аэр
одромах. Редко в каком вылете не встретишься с ними. Они хотят наглухо зак
рыть для нас наше небо. В первые недели войны мы не позволяли им так разгул
ивать над нашей территорией, как они разгуливают теперь. Все наши истреб
ители брошены на штурмовку наземных войск Ч там главная опасность, а за
«мессерами» гоняться нет ни времени, ни самолетов.
У нас в полку действительно самолетов стало очень мало: в два раза меньше,
чем было к началу войны. Пополнения нет. Успокаиваешь себя мыслями о том, ч
то где-то готовятся линии непреодолимой обороны, возможно на Днепре, что
в тылу накапливаются резервы сформированных частей, боевая техника. Без
этой веры, без этих дымящихся труб Николаева просто не хотелось бы жить.
Вызывают на КП. Мне и Лукашевичу снова приказывают лететь на разведку. За
дача: уточнить направления, по которым немецкие войска движутся на Одесс
у.
От Николаева идем строго на север, с тем чтобы потом повернуть на запад и л
ететь над уже занятой немцами территорией. Навстречу попадается «хенше
ль». Он идет без прикрытия. Обнаглели фашисты, ведут себя как хозяева. Надо
напомнить им, что они даже не в гостях. Длинной очередью с малой дистанции
бью по «хеншелю». Он переворачивается и падает.
Не успели мы покончить с «хеншелем», как увидели вокруг огненные трассы
зенитных снарядов. В чем дело? Откуда здесь быть немецким частям? Ведь мы о
тошли от Николаева не более как на пятьдесят километров. Город еще жил об
ычной трудовой жизнью.
Присмотревшись, видим: вдоль Ингула на Николаев движется лавина вражеск
их танков. Надо немедленно доложить об этом.
В штабе удивились моему возвращению.
Ч Почему так быстро? Что случилось? Ч спросил заместитель начальника ш
таба, открывал журнал для записи донесения.
Ч Севернее Николаева немецкие танки.
Ч Не напутал?
Ч Своими глазами видел.
Он связывается со штабом дивизии, докладывает. Вижу, лицо его бледнеет. Он
кладет трубку и сердито спрашивает:
Ч Зачем сорвали разведку?
Ч Как сорвали? Я считал своим долгом…
Ч Штаб дивизии требует объяснения, почему вы не пошли на Одессу. Ваши дан
ные о немецких танках расценены как выдумка.
Ч Что мы, слепые, товарищ капитан?! Такое отношение к данным разведки Ч э
то просто…
Я хотел добавить слово «предательство», но сдержался.
Ч Не шумите? Ч оборвал меня замначштаба. Ч Вы свободны!
Да, я свободен, со злостью покидаю КП. Нам с Лукашевичем не верят. Нас ругаю
т за то, что мы обнаружили танковую группировку войск противника, о котор
ой, может быть, еще никто из наших не знает. Обидно за недоверие.
Мы с Лукашевичем возвращаемся к самолетам и продолжаем дежурить. На гори
зонте пока нет никаких признаков появления вражеских войск, но мы знаем,
что они уже недалеко отсюда. К вечеру за посадками я заметил клубы черног
о дыма. Оттуда стали доноситься взрывы.
Ч Покрышкин Ч к командиру полка!
Спешу на КП.
Навстречу выбегает Виктор Петрович.
Ч Летите м посмотрите, что там, Ч говорит он срывающимся голосом.
Едва мы с Лукашевичем поднялись в воздух, как ясно увидели немецкие танк
и. Они двигались по двум дорогам и у самого города сходились в одну колонн
у. Я невольно подумал о наших людях, которые, не подозревая о нависшей угро
зе, работают на верфях и в цехах заводов, о детях, играющих в городском скв
ере. Жутко стало при мысли, что на них вот-вот обрушатся вражеские снаряды
, а ты ничем не можешь помочь.
Чтобы окончательно убедиться в том, что внизу под нами враг, мы решили про
лететь над танковой колонной, фашисты открыли огонь из зенитных пулемет
ов и попали в самолет Лукашевича. Позади его машины появилась тонкая сер
ебристая ленточка. Все ясно: пробит бензобак, горючее упругой струёй выб
ивается наружу и распыляется.
«Только бы не загорелся, Ч подумал я, наблюдая за самолетом Лукашевича.
Ч Только бы дотянул до аэродрома».
К счастью, все обошлось благополучно. После посадки подруливаю машину пр
ямо к КП.
Там полно людей. Отзываю командира полка в сторону.
Ч Ну, что там? Ч спрашивает он.
Ч Километрах в пяти от нас немецкие танки. Виктор Петрович спешит к теле
фону и докладывает в штаб дивизии обо всем, что мы успели увидеть. Я слушаю
разговор и думаю: неужели там и теперь не поверят нам?
Ч Всем подготовиться к взлету! Ч приказывает Виктор Петрович.
Идем к самолетам. У машины Лукашевича Ч несколько техников. Они забиваю
т деревянной пробкой пробоину.
У меня не выходят из головы мысли о городе. Если бы в штабе дивизии поверил
и нашему первому докладу, возможно, мы на какое-то время задержали бы пере
д Николаевом внезапно появившиеся вражеские войска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54