Мы сейчас молимся за нее, за ее силу. Ги
тлер здесь должен разбить себе лоб, иначе беда…
Я поспешил на аэродром. По дороге думал о старике, о его словах. Сколько пр
енебрежения к нам было в нем раньше! Потом оно сменилось безразличием, а т
еперь вот искренними симпатиями.
Уже возвратившись на аэродром, вспомнил, зачем ходил на квартиру: собира
лся взять отрезы и отправить их Марии. И опять забыл. «Ладно, Ч успокоил с
ебя, Ч в очередной прилет. Попрошу хозяев, чтобы обшили посылочку, и обяз
ательно отправлю».
Но мой прилет в Бельцы задержался надолго. В этот город я вернулся лишь че
рез три года, когда Советская Армия освободила Молдавию от немецко-румы
нских фашистов.
Наконец перегнали в Маяки последнюю тройку МИГов. Я радовался: задание в
ыполнено и мы снова приступаем к учебе. Летчикам нашего звена, так хорошо
отработавшим пилотаж, необходимо было пострелять по воздушным и наземн
ым целям, «подраться» в воздухе с такими опытными «противниками», как Ив
анов и Атрашкевич. Я понимал, что только в напряженном учебном поединке, а
не в свободном полете можно отшлифовать элементы воздушного боя, закреп
ить ранее приобретенные навыки.
Наша эскадрилья уже несла в Бельцах боевое дежурство. Миронов, Фигичев, в
се мои товарищи находились в постоянной боевой готовности, не вылезая из
кабин МИГов. Хотелось быть вместе с ними. Но все сложилось по-иному. Выслу
шав доклад об окончании перегона самолетов, Виктор Петрович, как всегда,
сказал «хорошо» и тут же добавил:
Ч Вот еще одно задание выполните и тогда займетесь собой. Нужно отогнат
ь тройку МИГов на курсы комэсков. Дело это не такое простое, как кажется. Н
адо сначала сесть в Григориополе, прихватить там еще два самолета и пяте
ркой лететь дальше. Вот так. Ну, а сегодня отдыхайте.
В Маяках мы узнали о важном событии, происшедшем в Пырлице. Звено Фигичев
а перехватило немецкий воздушный разведчик Ю-88, который шел над нашей тер
риторией. Взлетев со своей площадки у Прута, МИГи предупредительным огне
м потребовали, чтобы он следовал за ними. Но «юнкерc» нагло развернулся и д
ал полный газ. Истребители преследовали его до границы. Увлекшись, они на
несколько километров углубились в воздушное пространство Румынии. Не у
спели МИГи приземлиться на своей площадке, как вокруг этого факта поднял
ся дипломатический шум. О нарушении границы нашими самолетами сразу узн
али в Москве, позвонили оттуда в штаб дивизии, а затем в полк.
Летчики горячо обсуждали это событие:
Ч Пропустили бы «юнкерc» подальше, мы бы с ним не дипломатничали!
Ч Что ты! Фигичеву может влететь даже за то, что припугнул его.
Ч Это почему же «влететь»?
Ч А потому. Границу нарушил.
Ч Значит, «юнкерсу» можно, а мне, если он удирает, нельзя и на хвост ему нас
тупить? Рубанул бы, и все!
Ч Может, они только этого и ждут. Нападение Гитлера на Польшу тоже начало
сь с провокаций.
Было над чем задуматься: как много неясного в международной обстановке!
Но вскоре невеселые мысли вытеснились повседневными заботами. Нашему з
вену, например, надо было выполнять очередное задание.
Рано утром мы вылетели в Григориополь. Шли плотным строем с севера на юг, а
наперерез нам, с запада на восток, низко плыли тяжелые серые облака, прижи
мая нас к земле.
В нескольких километрах от Григориополя сидел истребительный полк, ост
авивший свой аэродром в Кишиневе по той же причине, что и мы: там тоже стро
илась бетонированная полоса. Летчики и техники жили в палатках. Штаб пол
ка размещался в таком же, как наш, фанерном ящике.
Пока мы, оставив свои самолеты на стоянках, дошли до штаба, на линейке пере
д палатками встретилось много знакомых. Некоторых летчиков этого полка
я и мои ведомые знали по Кишиневу, куда мы часто ездили на сборы, с некотор
ыми я учился на курсах командиров звеньев. Кишиневский полк участвовал в
боях на Карельском перешейке, и у многих летчиков на груди были боевые ор
дена. С ними всегда хотелось повидаться, побеседовать. Я завидовал тем, кт
о уже дрался с врагом. Эту зависть поддерживало во мне сожаление, что наша
эскадрилья зимой 1940 года так и не успела отправиться на финский фронт: сам
олеты уже стояли погруженными на железнодорожные платформы, а мы, летчик
и, в минуты раздумий не раз представляли себе, как проносимся над снегами,
окопами, дзотами.
В штабе сообщили, что два МИ Га уже готовы к перегону, но вылет не разрешил
и. Погода на маршруте испортилась окончательно. Выделив нам палатку для
отдыха, начальник пошутил:
Ч Пропишем вас в нашем поселке.
Ч И надолго? Ч забеспокоился Дьяченко.
Ч На неопределенное время.
Три дня, проведенные в этой палатке, и в самом деле показались нам вечност
ью. Мы не знали, чем заняться: читали, спали, рассказывали разные истории. И
всякий раз с тоской поглядывали на низкие рваные тучи, которые ползли на
д холмами бесконечной чередой. И откуда они брались? Сколько нагромоздил
ось их там, на западе? Отчего среди лета вдруг разладилась погода?
В душу заползали мрачные предчувствия. Тоска отступала только по вечера
м, когда в столовой собирались летчики. Мы долго засиживались там за беск
онечными разговорами о новых самолетах и необыкновенных случаях в авиа
ции.
Душой круга был самый старший из нас, крупный и красивый капитан, умевший
хорошо рассказывать. Я встретился с ним лишь однажды, в Кишиневе, но в бесе
дах с летчиками-истребителями довольно часто слышал его имя. Раньше Кар
манов служил испытателем в Москве. Там в чем-то провинился, и его прислали
в полк на исправление. Здесь он командовал эскадрильей. Все летчики отно
сились к нему с уважением. И было за что: летал он отлично, легко ладил с люд
ьми. На хороший рассказ Карманова надо было расшевелить. Он любил, когда е
го внимательно слушают и иногда поддакивают ему.
В первый вечер, когда я подсел к летчикам за стол, Карманов рассказывал ис
торию, дошедшую к нам из Испании. Я уже слышал о ней.
Ч Так что, Ч заключил он, Ч плечевые привязные ремни тоже могут подвес
ти летчика.
Ч Никогда не думал об этом, Ч усомнился молодой, но уже совсем седой лей
тенант. Ч Что-то не верится.
Ч «Не думал», Ч обиделся Карманов. Ч Это произошло с человеком, которо
го я лично знаю. Было такое, понимаешь, а он Ч «не верится». Девушка, чайку!
Ч бросил рассказчик официантке и продолжал: Ч Мне тот летчик, как вот я т
ебе за столом, рассказывал о своей беде. В Испании он воевал. Однажды его п
одбили, самолет загорелся. Когда пламя проникло в кабину, надо было прыга
ть, а тут как раз и зацепилась лямка парашюта за плечевой ремень. А эту про
клятую шнуровку, сам знаешь, не перервешь и не перекусишь зубами. Понял си
туацию?
Ч Понял. Но ведь это редкий случай.
Ч Такой случай в гроб может загнать. В машинах есть тоже свои аппендиксы
. Их нужно вырезать и выбрасывать.
Ч Это плечевые ремни-то? Ч удивился кто-то.
Ч Случай не может быть основанием для вывода, Ч настаивал на своем седо
й лейтенант.
Ч Нет, Ч возражал ему Карманов. Ч Если поучительный случай подробно о
писать, это принесет громадную пользу.
Ч Чего же вы чай не пьете? Ч спросила подошедшая официантка.
Ч Чай не вино, много не выпьешь, Ч ответил Карманов, вставая из-за стола.
Он был явно недоволен невниманием к нему некоторых летчиков.
За ним встали все. Я посмотрел на свой стол Ч Дьяченко и Довбни там уже не
было. Выйдя из палатки, Карманов повернул направо, а я пошел вместе с седым
лейтенантом. Оказалось, что нам по пути.
Шли молча. Ночь стояла темная, холодноватая, сырой, свежий ветер пронизыв
ал по-осеннему.
Ч Летчик чудесный, но любит поболтать, Ч тихо сказал лейтенант. Ч Ремн
и Ч аппендикс… Как это несерьезно! Наслушавшись такого, кто-нибудь возь
мет да и отрежет их.
Ч Этот разговор ходит по всем полкам, Ч заметил я. Ч В моем звене один т
ак и сказал: «Отрежу и выброшу этот аппендикс».
Ч Точно?
Ч Не выдумываю. «А тебе-то, Ч говорю, Ч зачем их отрезать? Ты же такой щуп
лый, что при надобности сам выскользнешь из ремней».
Ч Не разрешил?
Ч Нет, конечно.
Ч Правильно! Не всяким советам нужно следовать. Наслушаешься иных наст
авников и сам соображать перестанешь. А в трудную минуту надо прежде все
го к голосу собственного разума прислушиваться…
Шелестели листья деревьев. Где-то вдали, на том берегу
Днестра, на бессарабской стороне, мерцали огоньки. Я остановился, ожидая,
что седой лейтенант расскажет что-либо о себе. И не ошибся.
Ч Перед финской кампанией, Ч снова заговорил он, Ч я очень внимательн
о слушал лекции и беседы о войне, о поведении людей на фронте. А вскоре сам
оказался в боевой обстановке. Стал летать на задания Ч один раз, другой. В
ел воздушные бои, штурмовал укрепления белофиннов. Пока сопутствовал ус
пех, все мне казалось понятным и ясным.
Но вот однажды стряслась беда. Самолет подбили зенитчики, и я стал отстав
ать от строя. Теперь можно было советоваться только с самим собой. Я не зап
омнил ни одного ориентира на маршруте. Тяну домой и не знаю, где нахожусь:
над своей или чужой территорией. А самолет еле-еле тянет, вот-вот плюхнет
ся. Заметив ровное белое поле, повел машину на посадку. Приземлился удачн
о. Вылез на крыло и озираюсь вокруг.
Вскоре послышалась стрельба, а затем невдалеке показалась группа людей
в белых маскхалатах. Они бежали на лыжах ко мне. Я решил, что это финны. И сра
зу вспомнил, как нас учили поступать в таких случаях: в плен не сдаваться,
обязательно поджечь самолет.
Лыжники в белых халатах были уже рядом, и я успел только выхватить пистол
ет. Приложил его к виску и нажал на спусковой крючок, но выстрела не послед
овало. Правда, и щелчок мне показался взрывом. Перезарядив пистолет, я еще
раз поднес его к виску. Затвор снова щелкнул вхолостую. И так все патроны о
боймы оказались у меня под ногами, а я стоял живой. Потеряв власть над собо
й, убив себя морально, я упал лицом в снег и зарыдал.
Чьи-то руки меня подняли на ноги. Лыжники оказались нашими. Ведь я приземл
ился на своей земле. Чудовищная история, не правда ли? Из нее не один вывод
можно сделать…
В тот вечер я долго не мог уснуть, переворачивая отсыревшую от дождя поду
шку. Из головы не выходил рассказ седого лейтенанта.
…В субботу нам тоже летать не разрешили.
Ч В понедельник небо станет совсем ясным, тогда и выпустим вас, Ч сказа
л начальник штаба.
Ч Взвоем от безделья, товарищ майор, Ч взмолился Дьяченко. Ч Хотя бы в Г
ригориополь подбросили, чтоб отдохнуть от палатки.
Ч Ну, чтобы не взвыли, берите машину и катите. Через полчаса мы были в Григ
ориополе. В тесной, забитой людьми столовой нашлось местечко и для нас. Дь
яченко преобразился, повеселел. Высокий розовощекий блондин-степняк лю
бил дружеский стол с чаркой. Раздобыв вино и закуску, он выложил все на сто
л и, улыбнувшись, сказал:
Ч И в небе и в жизни просветы все-таки наступают. В городок мы возвратили
сь поздно, но долго еще переговаривались вполголоса. В небе над нами сиял
и звезды. Мы различали их даже сквозь полотно палатки. Вокруг стояла успо
каивающая тишина… Засыпая, мы не знали, что часы мира уже были кем-то сочт
ены до секунды.
Нас разбудили резкие удары в рельс. Первая мысль была об учебной тревоге.
Ни дома, ни в гостях поспать не дают. Рядом с палаткой послышались топот но
г и возбужденные голоса.
Дьяченко, жалуясь на неспокойную жизнь военного летчика, долго не мог ра
зыскать свои носки. Мы с Довбней подождали его, чтобы к штабу прийти вмест
е.
Аэродром ожил. Заревел один мотор, другой, перекрывая непрекращающийся з
вон рельса.
«Значит, серьезная тревога, Ч подумал я, Ч если они уже рассредоточиваю
т самолеты. Ну что ж, для тренировки это неплохо. А места у них хватит: аэрод
ром подходит вплотную к кукурузному полю».
У штабного «ящика» толпились летчики в полном боевом снаряжении. Лица у
всех были суровые, словно железные. Ну, конечно же, тревога испортила им вы
ходной день. И все-таки замечалось что-то необычное в жестких взглядах.
Протиснувшись к двери, я хотел доложить о прибытии звена и тут услышал не
довольный голос Дьяченко:
Ч Чего не даете спать командированным?
Ч Спать? Ч прозвучал резкий, как выстрел, вопрос на вопрос. Ч Война!
«Война?» Это уже мысленно спрашивал каждый самого себя. Один, не поверив т
ому, кто произнес это слово, другой Ч подумав, что ослышался, третий Ч ка
к-то машинально… Но правдивый смысл этого страшного слова теперь подтве
рждало все: и зарево пожара на горизонте в направлении Тирасполя и нервн
ое передвижение самолетов на аэродроме.
Война! Все обычные заботы и вчерашние мирные планы вдруг отодвинулись ку
да-то невероятно далеко. Перед нами встало что-то неясное и зловещее.
Как поступить теперь нам, троим командированным? Почему мы стоим здесь, к
огда позарез нужны там, в Бельцах, где наша эскадрилья уже сражается, защи
щая границу, аэродром, город?
Ч Разрешите нам отправиться в свой полк? Ч обратился я к начальнику шта
ба.
Ч Летите.
Ч Дайте техников подготовить машины.
Ч «Дайте»! Все заняты! Вы понимаете Ч война!
На северо-западе от аэродрома послышался нарастающий гул моторов, а вск
оре на светлом фоне неба обозначились силуэты самолетов. Бомбардировщи
ки шли в сопровождении истребителей. Чьи? Наши или нет?
Навстречу неизвестным вылетели несколько И-16. Бомбардировщики начали р
азворачиваться. Теперь уже отчетливо различались их ромбовидные крыль
я.
Враг. Да, это война…
Мы побежали к своим машинам, не спуская глаз с группы вражеских самолето
в. В воздухе слышалась пулеметная стрельба. Она воспринималась теперь со
всем иначе, чем раньше. Шел настоящий воздушный бой.
Если бы на наших МИГах было подготовлено вооружение, я немедленно бросил
ся бы на помощь друзьям, сразился бы с фашистами. Неужели опять, как в трид
цать девятом, меня не отправят на фронт? Другие летчики уже воюют, а я… Сно
ва пройдет все мимо…
Как бывший авиатехник, я сам занялся осмотром самолетов. Дьяченко и Довб
ня притащили для запуска моторов баллоны со сжатым воздухом.
Взлетели, и сразу стало как-то не по себе. Ведь на МИГах ни единого патрона.
Надо прижиматься к лесам и нивам, пока долетим до своей части.
Добрались до Маяков и удивились: на аэродроме тихо, спокойно. Все самолет
ы рассредоточены в кукурузе и замаскированы. Летное поле свободно. Совер
шив посадку, первым заруливаю машину в кукурузу. Дьяченко и Довбня ставя
т свои МИГи рядом с моим.
Ч Забыли, что война? Ч прикрикнул я на них. Ч Зачем выстраиваетесь, как
на параде!
Они снова запустили моторы и отрулили подальше. Оставив летчиков возле м
ашин, я побежал в штаб и, встретив там Матвеева, доложил:
Ч Выполнение задания прекратил и возвратился звеном в полк. Разрешите
отправиться в свою эскадрилью в Бельцы.
Ч Подожди! Ты мне нужен.
Смотрю, где же наш командир. Не видно. Жду. Расспрашиваю товарищей Ч обста
новка проясняется. Вчера командир дивизии приказал Иванову и комэску Ат
рашкевичу немедленно отправиться в Пырлицу и разобраться, почему Фигич
ев нарушил границу, преследуя немецкого разведчика. Иванов вылетел на УТ
И-4. Атрашкевич выехал на автомашине. Вечером от Иванова пришло сообщение
: сел где-то в поле на вынужденную Ч не хватило горючего. Атрашкевич пере
дал, что его машина застряла в какой-то балке. Командира звена Кузьму Сели
верстова штаб дивизии вызвал в Кишинев для проработки за какую-то прови
нность.
Вот так ситуация! Командиров на аэродроме нет, некоторых летчиков тоже…
Ч Бельцы? Бельцы? Ч слышится голос майора Матвеева. Он повторяет все, чт
о ему передают.
Я с группой летчиков стою у дверей и стараюсь не пропустить ни одного сло
ва. Из Бельцев сообщают, что рано утром немецкие бомбардировщики под при
крытием «мессершмиттов» налетели на аэродром и подожгли бензохранилищ
е. Наши истребители провели воздушный бой. Погиб Семен Овчинников.
Тем, кто стоит дальше, передаем: «Погиб Овчинников». Я бывал у него дома, в Б
ельцах, не раз видел его малышку, жену… К тревоге и злости к врагу, перепол
нившим душу, примешивается новое чувство Ч горечь утраты близкого чело
века, товарища. Сразу хочется узнать, как он погиб, при каких обстоятельст
вах. Кажется, вражеская пуля, оборвавшая одну жизнь, летит дальше Ч ищет д
ругого. Надо защищаться от нее, надо перехитрить врага и поразить его.
Ч Разрешите моему звену отправиться на помощь товарищам, Ч снова обра
щаюсь к Матвееву.
Ч Я сказал Ч подождите! Ч отвечает он недовольным тоном. Ч Туда тольк
о что улетела вторая эскадрилья. А что она там сделает без горючего?
Вид у начальника штаба явно растерянный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
тлер здесь должен разбить себе лоб, иначе беда…
Я поспешил на аэродром. По дороге думал о старике, о его словах. Сколько пр
енебрежения к нам было в нем раньше! Потом оно сменилось безразличием, а т
еперь вот искренними симпатиями.
Уже возвратившись на аэродром, вспомнил, зачем ходил на квартиру: собира
лся взять отрезы и отправить их Марии. И опять забыл. «Ладно, Ч успокоил с
ебя, Ч в очередной прилет. Попрошу хозяев, чтобы обшили посылочку, и обяз
ательно отправлю».
Но мой прилет в Бельцы задержался надолго. В этот город я вернулся лишь че
рез три года, когда Советская Армия освободила Молдавию от немецко-румы
нских фашистов.
Наконец перегнали в Маяки последнюю тройку МИГов. Я радовался: задание в
ыполнено и мы снова приступаем к учебе. Летчикам нашего звена, так хорошо
отработавшим пилотаж, необходимо было пострелять по воздушным и наземн
ым целям, «подраться» в воздухе с такими опытными «противниками», как Ив
анов и Атрашкевич. Я понимал, что только в напряженном учебном поединке, а
не в свободном полете можно отшлифовать элементы воздушного боя, закреп
ить ранее приобретенные навыки.
Наша эскадрилья уже несла в Бельцах боевое дежурство. Миронов, Фигичев, в
се мои товарищи находились в постоянной боевой готовности, не вылезая из
кабин МИГов. Хотелось быть вместе с ними. Но все сложилось по-иному. Выслу
шав доклад об окончании перегона самолетов, Виктор Петрович, как всегда,
сказал «хорошо» и тут же добавил:
Ч Вот еще одно задание выполните и тогда займетесь собой. Нужно отогнат
ь тройку МИГов на курсы комэсков. Дело это не такое простое, как кажется. Н
адо сначала сесть в Григориополе, прихватить там еще два самолета и пяте
ркой лететь дальше. Вот так. Ну, а сегодня отдыхайте.
В Маяках мы узнали о важном событии, происшедшем в Пырлице. Звено Фигичев
а перехватило немецкий воздушный разведчик Ю-88, который шел над нашей тер
риторией. Взлетев со своей площадки у Прута, МИГи предупредительным огне
м потребовали, чтобы он следовал за ними. Но «юнкерc» нагло развернулся и д
ал полный газ. Истребители преследовали его до границы. Увлекшись, они на
несколько километров углубились в воздушное пространство Румынии. Не у
спели МИГи приземлиться на своей площадке, как вокруг этого факта поднял
ся дипломатический шум. О нарушении границы нашими самолетами сразу узн
али в Москве, позвонили оттуда в штаб дивизии, а затем в полк.
Летчики горячо обсуждали это событие:
Ч Пропустили бы «юнкерc» подальше, мы бы с ним не дипломатничали!
Ч Что ты! Фигичеву может влететь даже за то, что припугнул его.
Ч Это почему же «влететь»?
Ч А потому. Границу нарушил.
Ч Значит, «юнкерсу» можно, а мне, если он удирает, нельзя и на хвост ему нас
тупить? Рубанул бы, и все!
Ч Может, они только этого и ждут. Нападение Гитлера на Польшу тоже начало
сь с провокаций.
Было над чем задуматься: как много неясного в международной обстановке!
Но вскоре невеселые мысли вытеснились повседневными заботами. Нашему з
вену, например, надо было выполнять очередное задание.
Рано утром мы вылетели в Григориополь. Шли плотным строем с севера на юг, а
наперерез нам, с запада на восток, низко плыли тяжелые серые облака, прижи
мая нас к земле.
В нескольких километрах от Григориополя сидел истребительный полк, ост
авивший свой аэродром в Кишиневе по той же причине, что и мы: там тоже стро
илась бетонированная полоса. Летчики и техники жили в палатках. Штаб пол
ка размещался в таком же, как наш, фанерном ящике.
Пока мы, оставив свои самолеты на стоянках, дошли до штаба, на линейке пере
д палатками встретилось много знакомых. Некоторых летчиков этого полка
я и мои ведомые знали по Кишиневу, куда мы часто ездили на сборы, с некотор
ыми я учился на курсах командиров звеньев. Кишиневский полк участвовал в
боях на Карельском перешейке, и у многих летчиков на груди были боевые ор
дена. С ними всегда хотелось повидаться, побеседовать. Я завидовал тем, кт
о уже дрался с врагом. Эту зависть поддерживало во мне сожаление, что наша
эскадрилья зимой 1940 года так и не успела отправиться на финский фронт: сам
олеты уже стояли погруженными на железнодорожные платформы, а мы, летчик
и, в минуты раздумий не раз представляли себе, как проносимся над снегами,
окопами, дзотами.
В штабе сообщили, что два МИ Га уже готовы к перегону, но вылет не разрешил
и. Погода на маршруте испортилась окончательно. Выделив нам палатку для
отдыха, начальник пошутил:
Ч Пропишем вас в нашем поселке.
Ч И надолго? Ч забеспокоился Дьяченко.
Ч На неопределенное время.
Три дня, проведенные в этой палатке, и в самом деле показались нам вечност
ью. Мы не знали, чем заняться: читали, спали, рассказывали разные истории. И
всякий раз с тоской поглядывали на низкие рваные тучи, которые ползли на
д холмами бесконечной чередой. И откуда они брались? Сколько нагромоздил
ось их там, на западе? Отчего среди лета вдруг разладилась погода?
В душу заползали мрачные предчувствия. Тоска отступала только по вечера
м, когда в столовой собирались летчики. Мы долго засиживались там за беск
онечными разговорами о новых самолетах и необыкновенных случаях в авиа
ции.
Душой круга был самый старший из нас, крупный и красивый капитан, умевший
хорошо рассказывать. Я встретился с ним лишь однажды, в Кишиневе, но в бесе
дах с летчиками-истребителями довольно часто слышал его имя. Раньше Кар
манов служил испытателем в Москве. Там в чем-то провинился, и его прислали
в полк на исправление. Здесь он командовал эскадрильей. Все летчики отно
сились к нему с уважением. И было за что: летал он отлично, легко ладил с люд
ьми. На хороший рассказ Карманова надо было расшевелить. Он любил, когда е
го внимательно слушают и иногда поддакивают ему.
В первый вечер, когда я подсел к летчикам за стол, Карманов рассказывал ис
торию, дошедшую к нам из Испании. Я уже слышал о ней.
Ч Так что, Ч заключил он, Ч плечевые привязные ремни тоже могут подвес
ти летчика.
Ч Никогда не думал об этом, Ч усомнился молодой, но уже совсем седой лей
тенант. Ч Что-то не верится.
Ч «Не думал», Ч обиделся Карманов. Ч Это произошло с человеком, которо
го я лично знаю. Было такое, понимаешь, а он Ч «не верится». Девушка, чайку!
Ч бросил рассказчик официантке и продолжал: Ч Мне тот летчик, как вот я т
ебе за столом, рассказывал о своей беде. В Испании он воевал. Однажды его п
одбили, самолет загорелся. Когда пламя проникло в кабину, надо было прыга
ть, а тут как раз и зацепилась лямка парашюта за плечевой ремень. А эту про
клятую шнуровку, сам знаешь, не перервешь и не перекусишь зубами. Понял си
туацию?
Ч Понял. Но ведь это редкий случай.
Ч Такой случай в гроб может загнать. В машинах есть тоже свои аппендиксы
. Их нужно вырезать и выбрасывать.
Ч Это плечевые ремни-то? Ч удивился кто-то.
Ч Случай не может быть основанием для вывода, Ч настаивал на своем седо
й лейтенант.
Ч Нет, Ч возражал ему Карманов. Ч Если поучительный случай подробно о
писать, это принесет громадную пользу.
Ч Чего же вы чай не пьете? Ч спросила подошедшая официантка.
Ч Чай не вино, много не выпьешь, Ч ответил Карманов, вставая из-за стола.
Он был явно недоволен невниманием к нему некоторых летчиков.
За ним встали все. Я посмотрел на свой стол Ч Дьяченко и Довбни там уже не
было. Выйдя из палатки, Карманов повернул направо, а я пошел вместе с седым
лейтенантом. Оказалось, что нам по пути.
Шли молча. Ночь стояла темная, холодноватая, сырой, свежий ветер пронизыв
ал по-осеннему.
Ч Летчик чудесный, но любит поболтать, Ч тихо сказал лейтенант. Ч Ремн
и Ч аппендикс… Как это несерьезно! Наслушавшись такого, кто-нибудь возь
мет да и отрежет их.
Ч Этот разговор ходит по всем полкам, Ч заметил я. Ч В моем звене один т
ак и сказал: «Отрежу и выброшу этот аппендикс».
Ч Точно?
Ч Не выдумываю. «А тебе-то, Ч говорю, Ч зачем их отрезать? Ты же такой щуп
лый, что при надобности сам выскользнешь из ремней».
Ч Не разрешил?
Ч Нет, конечно.
Ч Правильно! Не всяким советам нужно следовать. Наслушаешься иных наст
авников и сам соображать перестанешь. А в трудную минуту надо прежде все
го к голосу собственного разума прислушиваться…
Шелестели листья деревьев. Где-то вдали, на том берегу
Днестра, на бессарабской стороне, мерцали огоньки. Я остановился, ожидая,
что седой лейтенант расскажет что-либо о себе. И не ошибся.
Ч Перед финской кампанией, Ч снова заговорил он, Ч я очень внимательн
о слушал лекции и беседы о войне, о поведении людей на фронте. А вскоре сам
оказался в боевой обстановке. Стал летать на задания Ч один раз, другой. В
ел воздушные бои, штурмовал укрепления белофиннов. Пока сопутствовал ус
пех, все мне казалось понятным и ясным.
Но вот однажды стряслась беда. Самолет подбили зенитчики, и я стал отстав
ать от строя. Теперь можно было советоваться только с самим собой. Я не зап
омнил ни одного ориентира на маршруте. Тяну домой и не знаю, где нахожусь:
над своей или чужой территорией. А самолет еле-еле тянет, вот-вот плюхнет
ся. Заметив ровное белое поле, повел машину на посадку. Приземлился удачн
о. Вылез на крыло и озираюсь вокруг.
Вскоре послышалась стрельба, а затем невдалеке показалась группа людей
в белых маскхалатах. Они бежали на лыжах ко мне. Я решил, что это финны. И сра
зу вспомнил, как нас учили поступать в таких случаях: в плен не сдаваться,
обязательно поджечь самолет.
Лыжники в белых халатах были уже рядом, и я успел только выхватить пистол
ет. Приложил его к виску и нажал на спусковой крючок, но выстрела не послед
овало. Правда, и щелчок мне показался взрывом. Перезарядив пистолет, я еще
раз поднес его к виску. Затвор снова щелкнул вхолостую. И так все патроны о
боймы оказались у меня под ногами, а я стоял живой. Потеряв власть над собо
й, убив себя морально, я упал лицом в снег и зарыдал.
Чьи-то руки меня подняли на ноги. Лыжники оказались нашими. Ведь я приземл
ился на своей земле. Чудовищная история, не правда ли? Из нее не один вывод
можно сделать…
В тот вечер я долго не мог уснуть, переворачивая отсыревшую от дождя поду
шку. Из головы не выходил рассказ седого лейтенанта.
…В субботу нам тоже летать не разрешили.
Ч В понедельник небо станет совсем ясным, тогда и выпустим вас, Ч сказа
л начальник штаба.
Ч Взвоем от безделья, товарищ майор, Ч взмолился Дьяченко. Ч Хотя бы в Г
ригориополь подбросили, чтоб отдохнуть от палатки.
Ч Ну, чтобы не взвыли, берите машину и катите. Через полчаса мы были в Григ
ориополе. В тесной, забитой людьми столовой нашлось местечко и для нас. Дь
яченко преобразился, повеселел. Высокий розовощекий блондин-степняк лю
бил дружеский стол с чаркой. Раздобыв вино и закуску, он выложил все на сто
л и, улыбнувшись, сказал:
Ч И в небе и в жизни просветы все-таки наступают. В городок мы возвратили
сь поздно, но долго еще переговаривались вполголоса. В небе над нами сиял
и звезды. Мы различали их даже сквозь полотно палатки. Вокруг стояла успо
каивающая тишина… Засыпая, мы не знали, что часы мира уже были кем-то сочт
ены до секунды.
Нас разбудили резкие удары в рельс. Первая мысль была об учебной тревоге.
Ни дома, ни в гостях поспать не дают. Рядом с палаткой послышались топот но
г и возбужденные голоса.
Дьяченко, жалуясь на неспокойную жизнь военного летчика, долго не мог ра
зыскать свои носки. Мы с Довбней подождали его, чтобы к штабу прийти вмест
е.
Аэродром ожил. Заревел один мотор, другой, перекрывая непрекращающийся з
вон рельса.
«Значит, серьезная тревога, Ч подумал я, Ч если они уже рассредоточиваю
т самолеты. Ну что ж, для тренировки это неплохо. А места у них хватит: аэрод
ром подходит вплотную к кукурузному полю».
У штабного «ящика» толпились летчики в полном боевом снаряжении. Лица у
всех были суровые, словно железные. Ну, конечно же, тревога испортила им вы
ходной день. И все-таки замечалось что-то необычное в жестких взглядах.
Протиснувшись к двери, я хотел доложить о прибытии звена и тут услышал не
довольный голос Дьяченко:
Ч Чего не даете спать командированным?
Ч Спать? Ч прозвучал резкий, как выстрел, вопрос на вопрос. Ч Война!
«Война?» Это уже мысленно спрашивал каждый самого себя. Один, не поверив т
ому, кто произнес это слово, другой Ч подумав, что ослышался, третий Ч ка
к-то машинально… Но правдивый смысл этого страшного слова теперь подтве
рждало все: и зарево пожара на горизонте в направлении Тирасполя и нервн
ое передвижение самолетов на аэродроме.
Война! Все обычные заботы и вчерашние мирные планы вдруг отодвинулись ку
да-то невероятно далеко. Перед нами встало что-то неясное и зловещее.
Как поступить теперь нам, троим командированным? Почему мы стоим здесь, к
огда позарез нужны там, в Бельцах, где наша эскадрилья уже сражается, защи
щая границу, аэродром, город?
Ч Разрешите нам отправиться в свой полк? Ч обратился я к начальнику шта
ба.
Ч Летите.
Ч Дайте техников подготовить машины.
Ч «Дайте»! Все заняты! Вы понимаете Ч война!
На северо-западе от аэродрома послышался нарастающий гул моторов, а вск
оре на светлом фоне неба обозначились силуэты самолетов. Бомбардировщи
ки шли в сопровождении истребителей. Чьи? Наши или нет?
Навстречу неизвестным вылетели несколько И-16. Бомбардировщики начали р
азворачиваться. Теперь уже отчетливо различались их ромбовидные крыль
я.
Враг. Да, это война…
Мы побежали к своим машинам, не спуская глаз с группы вражеских самолето
в. В воздухе слышалась пулеметная стрельба. Она воспринималась теперь со
всем иначе, чем раньше. Шел настоящий воздушный бой.
Если бы на наших МИГах было подготовлено вооружение, я немедленно бросил
ся бы на помощь друзьям, сразился бы с фашистами. Неужели опять, как в трид
цать девятом, меня не отправят на фронт? Другие летчики уже воюют, а я… Сно
ва пройдет все мимо…
Как бывший авиатехник, я сам занялся осмотром самолетов. Дьяченко и Довб
ня притащили для запуска моторов баллоны со сжатым воздухом.
Взлетели, и сразу стало как-то не по себе. Ведь на МИГах ни единого патрона.
Надо прижиматься к лесам и нивам, пока долетим до своей части.
Добрались до Маяков и удивились: на аэродроме тихо, спокойно. Все самолет
ы рассредоточены в кукурузе и замаскированы. Летное поле свободно. Совер
шив посадку, первым заруливаю машину в кукурузу. Дьяченко и Довбня ставя
т свои МИГи рядом с моим.
Ч Забыли, что война? Ч прикрикнул я на них. Ч Зачем выстраиваетесь, как
на параде!
Они снова запустили моторы и отрулили подальше. Оставив летчиков возле м
ашин, я побежал в штаб и, встретив там Матвеева, доложил:
Ч Выполнение задания прекратил и возвратился звеном в полк. Разрешите
отправиться в свою эскадрилью в Бельцы.
Ч Подожди! Ты мне нужен.
Смотрю, где же наш командир. Не видно. Жду. Расспрашиваю товарищей Ч обста
новка проясняется. Вчера командир дивизии приказал Иванову и комэску Ат
рашкевичу немедленно отправиться в Пырлицу и разобраться, почему Фигич
ев нарушил границу, преследуя немецкого разведчика. Иванов вылетел на УТ
И-4. Атрашкевич выехал на автомашине. Вечером от Иванова пришло сообщение
: сел где-то в поле на вынужденную Ч не хватило горючего. Атрашкевич пере
дал, что его машина застряла в какой-то балке. Командира звена Кузьму Сели
верстова штаб дивизии вызвал в Кишинев для проработки за какую-то прови
нность.
Вот так ситуация! Командиров на аэродроме нет, некоторых летчиков тоже…
Ч Бельцы? Бельцы? Ч слышится голос майора Матвеева. Он повторяет все, чт
о ему передают.
Я с группой летчиков стою у дверей и стараюсь не пропустить ни одного сло
ва. Из Бельцев сообщают, что рано утром немецкие бомбардировщики под при
крытием «мессершмиттов» налетели на аэродром и подожгли бензохранилищ
е. Наши истребители провели воздушный бой. Погиб Семен Овчинников.
Тем, кто стоит дальше, передаем: «Погиб Овчинников». Я бывал у него дома, в Б
ельцах, не раз видел его малышку, жену… К тревоге и злости к врагу, перепол
нившим душу, примешивается новое чувство Ч горечь утраты близкого чело
века, товарища. Сразу хочется узнать, как он погиб, при каких обстоятельст
вах. Кажется, вражеская пуля, оборвавшая одну жизнь, летит дальше Ч ищет д
ругого. Надо защищаться от нее, надо перехитрить врага и поразить его.
Ч Разрешите моему звену отправиться на помощь товарищам, Ч снова обра
щаюсь к Матвееву.
Ч Я сказал Ч подождите! Ч отвечает он недовольным тоном. Ч Туда тольк
о что улетела вторая эскадрилья. А что она там сделает без горючего?
Вид у начальника штаба явно растерянный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54