Факты, предъявле
нные комиссией по расследованию злодеяний, потрясали своей неимоверно
й жестокостью. Приговор преступникам краснодарцы Ч те, кто был в зале и т
ам, за окнами, на улице, встретили бурными аплодисментами.
После суда нам, приглашенным на процесс, устроили здесь же, в этом здании,
обед. Когда все зашли в тесную комнатку, я снова обратил внимание на Алекс
ея Толстого. Он стоял мрачный, угнетенный. Усаживаясь, я взялся за спинку с
тула.
Ч Летчик, садись-ка тут, Ч услышал я. Толстой подзывал меня к себе.
Завязался разговор. Я задал ему несколько шаблонный, но законный вопрос:
почему литераторы так мало пишут об авиации? В то время действительно о л
етчиках-фронтовиках в литературе ничего серьезного, значительного ска
зано не было.
Ч Это верно, Ч согласился Толстой. Ч Но надо полагать, что это не потому
, что авиация не заслужила очерков, повестей, романов. Просто ее мало знают
наши писатели. Я считаю, что каждый воздушный бой истребителей Ч это неп
овторимое произведение военного искусства. Кто из нас, писателей, разбир
ается в нем? Никто. Ч Алексей Толстой все горячей увлекался темой нашей б
еседы. Ч Вот я читал в газете о том, что летчик во время боя неожиданно вып
олнил какой-то маневр, кажется, переворот, и это сразу изменило всю ситуац
ию. А что такое этот переворот? Каждый такой специфичный термин Ч это сли
ток опыта, мысли, энергии, заложенных в нем, а я не понимаю его. Мне нужно изу
чить ваше дело, прежде чем взяться писать о вас.
Он предложил выпить за летчиков, и все наполнили бокалы вином.
Возвращаясь домой, я думал над тем, что расскажу товарищам о процессе, всп
оминал все, что сказал Толстой. Да, если писатель не берется за тему, котор
ую он не знает, считая, что прежде ее нужно глубоко изучить, это говорит о е
го талантливости, о серьезном отношении к своему труду и к труду других.
Кубань... Ты будешь помниться мне всю жизнь и встречей с большим русским пи
сателем, посетившим тебя в трудное время.
До свидания, Кубань!
На горизонте уже показались знакомые приметы шахтерского края. Террико
ны, терриконы...
Приземлились в городе Н. Оставив самолет на стоянке, я направился к коман
дному пункту: по поручению Краева, который задерживался в Поповической,
мне надлежало присмотреть за полком на новом месте.
Дул горячий, порывистый ветер, было жарко. Кажется, точно такой день на это
м же аэродроме с чем-то связан в моей жизни... Да, это было год тому назад. Я пр
илетел сюда за «мессершмиттом», чтобы перегнать его в Славяносербск. Тог
да я услыхал у изрешеченного самолета рассказ о подвиге капитана Середы
. Точно так же дул обжигающий степной ветер, под которым никла молодая тра
ва.
Наши прибывали поэскадрильно, аккуратно заходили на посадку, отруливал
и к стоянкам. Кто-то промазал, протянул дальше, чем надо. Номер на самолете
не разобрать. Вот почему, подумалось, начальник штаба иногда выходил на з
емлянку с биноклем и обозревал аэродром, как поле боя.
У КП собирались летчики, готовые идти на задание. Но заданий нет. Наша диви
зия теперь на особом счету Ч резерв главного командования, и его не торо
пятся бросать в дело. Времена изменились.
Приземлился наш УТ-2, и почти все повалили к нему. В багажнике этого самоле
та находились наш Кобрик и с ним еще одно приобретение полка Ч такса Кит
тихаук. Повзрослевшие собачонки, ставшие общим развлечением, перевозил
ись впервые, и это событие вызвало интерес.
Гурьбой окружили самолет. Открыли багажник. Из него, сверкнув глазами, с л
ютым оскалом выпрыгнула овчарка Кобрик. Кто-то попытался приласкать его
, но он прошмыгнул между ног и помчался в поле. Его звали, кто-то пробовал пе
рехватить. Не тут-то было! Кобрик ошалело гнал дальше, пока не скрылся из в
иду.
Пока мы наблюдали за странным поведением овчарки, такса преспокойно усе
лась у самолета и, вывалив язык, ждала, что ей предложат дальше. Флегматик
Киттихаук оставался верным себе.
Так я лишился своего четвероногого друга. Видимо, не авиационная была у н
его «душа», если покинул нас, летунов.
Настоящей, большой боевой работы, о которой мы все мечтали, здесь пока что
нет. Прорыв немецкой обороны у Матвеева кургана заглох. Танки противника
и авиация оказали нашим войскам сильное сопротивление. Наступления не п
олучилось. На фронте до поры до времени все приутихло.
Наш полк перебазировался ближе к фронту. И это место было хорошо знакомы
м мне. Даже слишком хорошо! Год тому назад меня присылал сюда генерал Наум
енко, чтобы я предупредил зенитчиков о прилете наших «мессершмиттов». Я
разыскал штаб, изложил наше предупреждение. Командир, выслушав меня, под
озрительно осмотрел мои документы и позвал часового: «Мы задерживаем ва
с до выяснения». Под охраной я просидел здесь полдня, пока сюда не прилете
ли наши «мессершмитты» и не выручили меня. Но зенитчики все-таки не откры
ли по ним огонь.
На прикрытие переднего края теперь чаще всего водит эскадрилью Алексан
др Клубов. Ведомыми ходят Олефиренко и Березкин. Каждый раз, когда они воз
вращаются с задания, я спрашиваю Клубова о том, как вели себя молодые бойц
ы. «Отлично, Ч отвечает Клубов, Ч но мы не дрались. Противник избегает вс
треч».
Но вот грянула битва на курской земле. Мы услыхали о ней в тот же день, когд
а началось наше наступление. На картах обозначались стрелы, вклинившиес
я в оборону врага. Теперь все мысли, все чувства были там Ч под Курском. На
с звали тяжелые бои в районах Орла и Харькова. Газеты сообщали о больших в
оздушных сражениях. Вот бы где нам, гвардейцам, развернуться во всю силу! Н
о там летчики успешно делали свое дело и без нас. Наступление молниеносн
о развивалось. Посветлело небо, отлегло на душе, радость разлилась по все
й нашей земле. Теперь всем стало ясно, что это лето будет нашим, что враг на
всегда потерял свои преимущества, что наша победа близка.
Курская дуга разгибалась Ч Советская Армия освобождала город за город
ом. Противник начал перебрасывать свои части из Донбасса под Харьков. Мы
ждали, что скоро и Южный фронт, возглавляемый генерал-полковником Толбу
хиным, перейдет к активным боевым действиям.
Наша авиация осуществляла налеты на железнодорожные узлы Харцызск, Яси
новатая, Макеевка. Эшелоны, нагруженные танками и машинами, были прекрас
ными целями. Немецкие истребители оказывали нашим штурмовикам и бомбар
дировщикам упорное сопротивление. Надо было блокировать их аэродромы. М
ы с бомбардировщиками вместе уходили на задание, но они направлялись на
железнодорожные узлы, а мы Ч на аэродромы, где базировались истребители
. Группой, стреляя, проносились над стоянками. «Мессершмитты» сидели, пря
чась в капонирах. Мы кружились над замершим аэродромом, над спрятавшимис
я в укрытия «королями воздуха» и думали об «Ильюшиных» и «пешках», свобо
дно действовавших над целью.
Вскоре и наш фронт перешел в наступление. Прорвав оборону противника, на
земные войска двинулись вперед, в обход Таганрога. Застонала, задымила з
нойная украинская степь. Гитлеровцы упорно сопротивлялись, цеплялись з
а каждый выгодный рубеж. В воздухе все чаще вспыхивали ожесточенные схва
тки.
Полки шли вперед по знакомым, омытым слезами и кровью дорогам, вспоминая
имена тех, чьи могилы остались у Днестра, Днепра. Буга. Освобождая родную у
краинскую землю, плечом к плечу сражались воины всех национальностей на
шей страны.
Нашему полку была поставлена задача прикрыть боевые действия кавалери
йского корпуса генерала Кириченко, который вместе с приданными ему танк
ами и артиллерией вводился в прорыв.
...Мы вылетели на задание шестеркой. Было очень рано. Наша станция наведени
я еще молчала, но мы специально выбрали такое время, зная, что гитлеровцы т
еперь чаще всего бомбят передний край на рассвете.
Шли на высоте четыре тысячи метров. Несмотря на утреннюю дымку, я по отбле
скам света на крыльях все-таки заметил пролетающую внизу группу «юнкерс
ов». Где-то поблизости должны были появиться и «мессеры». Оставив пару Ан
дрея Труда для того, чтобы в нужный момент сковать их, я повел четверку в а
таку.
Но бомбардировщики, оказывается, тоже нас увидели и стали в оборонительн
ый круг.
Разогнав большую скорость, я не смог подвернуть машину для прицеливания
и проскочил мимо «юнкерса». Пришлось резко выходить из пике и гасить ско
рость на горке. Мой ведомый Голубев должен был следовать за мной. Увидев, ч
то он взмыл, повторяя мой маневр, я пошел в атаку. «Юнкере» был в прицеле. По
сле первой очереди он перевернулся, подставил мне брюхо. Я тут же дал втор
ой залп из пушки и пулеметов. Загоревшийся «юнкерc» вывалился из круга и п
ошел к земле.
Ч Сотка, бей «бомберов», идет подкрепление! Ч послышался голос нашей ст
анции наведения.
Выходя из атаки, я заметил выше себя какие-то самолеты. Сначала решил, что
это и есть подкрепление, но, когда они приблизились, понял: навстречу летя
т четыре «мессершмитта».
Лобовая атака успеха не принесла. Развернувшись, я стал заходить «мессер
ам» в хвост. Глянул вниз: «юнкерсы», беспорядочно сбросив бомбы, уходили н
а запад. Среди них мотались Сухов и Жердев.
В этот момент и пришло обещанное подкрепление. На помощь нам спешила вос
ьмерка ЯКов. Ей мы и передали эстафету боя. Пусть преследуют «юнкерсов».
Наша группа выполнила задачу. На земле горели уже четыре вражеских самол
ета.
Ч Иду на Куйбышево, иду на Куйбышево, Ч услышал я голос Жердева.
Мне тоже нужно было следовать к месту сбора.
Домой возвратились впятером, без моего ведомого. Я даже не заметил, когда
и как его подбили. Но Сухов все видел. Он рассказал, что Голубев выскочил в
ыше меня, когда я после безуспешной атаки пошел на горку. Заметив, что с вы
соты ко мне устремились два «мессера», мой ведомый пошел им наперерез, чт
обы сорвать их атаку. Голубев сознательно подставил свою машину под удар
вражеских истребителей. Он, можно сказать, грудью прикрыл своего команд
ира.
Так доложил Сухов. А о том, что произошло с Голубевым на самом деле, мог рас
сказать только он сам. Я надеялся, что он остался жив.
Вскоре вернулась группа Речкалова. Олефиренко вылез из самолета мрачны
й.
Ч Ну, как дела, кубанский казак? Ч спросил я его. Так мы окрестили его еще
на Кубани, и он гордился этим прозвищем.
Расстроенный Олефиренко только теперь заметил, что перед ним стоят все л
етчики группы и я, заместитель командира полка. Забыв доложить о вылете, о
н сорвал с головы шлемофон и швырнул его на землю.
Ч Плохо, товарищ гвардии майор! Никчемный из меня получился истребител
ь. Слабак, и больше ничего.
Ч В чем дело? Расскажи толком.
Ч В том-то и дело, что толку во мне никакого. Подкрался к «фоккеру», стреля
л, стрелял, а он хоть бы хны Ч летит дальше, и все.
Ч Даже спасибо не сказал! Ч добавил Речкалов. Ребята засмеялись.
Ч А ты понял, почему его не сбил?
Ч Потому что не попал.
Ч А почему не попал?
Олефиренко умолк, и все притихли. Летчики привыкли к таким разборам прям
о у неостывших самолетов. Они знают, что именно сразу после боя можно разо
брать его во всех деталях, увидеть даже незначительные ошибки, сделать п
равильные выводы. Теперь они ждали от меня объективной оценки своих дейс
твий.
Ч На каком расстоянии открыл огонь? Ч снова задал я вопрос Олефиренко.
Ч Метров с двухсот, как положено.
Я выбрал ровное место на земле, взял палочку и начал чертить схему. У меня
тоже когда-то были подобные ошибки: открывал огонь с дальности, определе
нной старыми наставлениями.
Ч Посмотри, Ч сказал я, указывая на схему, Ч как расходится пучок пуль,
выпущенных из пулемета. На расстоянии трехсот метров они так рассеивают
ся, что только некоторые из них попадают в цель. Да и эти уже теряют убойну
ю силу. А ты подойди к «мессеру» поближе, ударь по нему, скажем, метров со ст
а и тогда не будешь бросать шлемофон на землю. Правда, для того чтобы подой
ти к противнику на такое расстояние, истребителю необходимо иметь волю,
выдержку, непоколебимое стремление уничтожить врага. Понятно?
Ч Понятно, товарищ гвардии майор!
Ч Не горюй, Ч ободрил я его. Ч Впереди еще много боев. Еще не одного фаши
ста отправишь с небес на землю.
Мне нравилось стремление Олефиренко до тонкостей изучить законы возду
шного боя и стать настоящим асом. Ради этого он оставил свою тихую должно
сть командира эскадрильи У-2 и пошел на фронт рядовым летчиком. У него на К
убани семья, родители. Он хочет возвратиться домой с доброй боевой славо
й истребителя.
Среди дня вернулся из разведки командир звена лейтенант Цветков, один, б
ез ведомого Ч Славы Березкина. Их пара встретилась со злосчастным «фокк
е-вульфом-189», из-за которого когда-то погиб Даня Никитин. «Раму» прикрыва
ли четыре МЕ-109. Цветков связал боем истребителей, а Березкину приказал ун
ичтожить корректировщика. Молодой летчик атаковывал «раму» несколько
раз, но безуспешно. Круто разворачиваясь, она уходила из-под огня. Тогда Б
ерезкин пошел на таран. Он на скорости ударил «раму», и она развалилась в в
оздухе. Сам Слава успел выпрыгнуть с парашютом. Но это случилось над пере
дним краем. И Цветков, занятый боем, не успел заметить, в какую сторону отн
ес его ветер.
Весь полк тяжело переживал потерю молодого летчика. Всем было ясно, поче
му Березкин пошел на таран. Он не сбил ни одного самолета, и его, смелого и ч
естного парня, мучила совесть. Я решил, если он возвратится в полк, побесед
овать с ним об этом, поговорить о выдержке, предостеречь от неоправданно
рискованных поступков.
Перед вечером нам сообщили из штаба наземной части, что лейтенант Березк
ин жив. Его, раненного, подобрали пехотинцы на переднем крае и отправили в
свою санчасть. Значит, помог ему счастливый ветерок.
В этот день, полный тревог и волнений, мы немного утешились, узнав об успех
ах наших наземных войск. Кавалеристы генерала Кириченко уже вышли в тыл
врага и повернули своим левым крылом на Буденновку и Мариуполь. Штаб див
изии определил Буденновку как очередную базу нашего полка. Услышав об эт
ом, Леонтий Иванович Павленко сразу обвел ее на карте красным карандашом
. Когда спросили, зачем он это сделал, начстрой восторженно объяснил:
Ч Так це ж первое украинское село, в котором мы завтра или послезавтра бу
демо. Я на колена стану и поклонюся ридной земли. Оттуда ж будет уже Киев в
идно. Ей-богу ж, правда!
До наступления темноты мы еще несколько раз летали на прикрытие наземны
х войск. С высоты каждый наблюдал чудесную картину: наши танки и самоходн
ые установки, пехота и кавалерия лавиной катились по дорогам и полям При
азовья. Полоса наступления советских войск настолько расширилась, что г
итлеровцам стало невозможно заткнуть эту зияющую брешь. Наши войска вых
одили на оперативный простор.
Возвращаясь перед вечером с задания, я еще с высоты заметил у КП толпу люд
ей. Сердце екнуло: значит, явился кто-то из потерянных. Сам или привезли?
Сел, поставил на место самолет и пошел к землянке. Туда тянулись другие лю
ди. Словно поняв мое волнение, из толпы выбежал улыбающийся Голубев. Пото
м показался и перевязанный бинтами Березкин.
Нашлись, нашлись, дорогие мои соколята! Я крепко пожал руку Георгию Голуб
еву, обнял за плечи Славу Березкина: одна рука у него была забинтована и по
двязана, второй он опирался на костыль. Подошел Сухов и, сверкая черными г
лазами, горячо заговорил:
Ч Все было так, как я рассказывал, товарищ гвардии майор. Точно! Вы тогда, у
влекшись атакой на «юнкерса», не видели, что произошло.
Высокий горбоносый Голубев с улыбкой смотрел на Сухова. Ему не терпелось
самому рассказать обо всем, что тогда случилось, но он из-за присущей ему
скромности не решался. Да, он действительно подставил свою машину под ог
онь «мессершмитта», который атаковал меня.
Ч Это был единственный выход, Ч только и добавил Голубев к рассказу Сух
ова.
За такие героические поступки воинов награждали, о них писали в газетах.
Но теперь, в разгар бурного наступления, когда летчики нашего полка ежед
невно отличались мужеством, находчивостью и показывали образцы вернос
ти долгу, мы отмечали добрые дела чаще всего тостом во время ужина. Хотя Кр
аев и не собирал нас к столу, как это делал Иванов, мы сами сходились все вм
есте Ч по зову сердец, по закону боевого товарищества.
Вот и сегодня вся наша крылатая семья была в сборе: Речкалов, Клубов, Труд,
Табаченко, Сухов, Жердев, Олефиренко, Трофимов, Голубев, Березкин... Я сердц
ем прирос к каждому из них. Добрая половина их Ч мои воспитанники. Мы по-п
режнему не разлучались ни в воздухе, ни за столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
нные комиссией по расследованию злодеяний, потрясали своей неимоверно
й жестокостью. Приговор преступникам краснодарцы Ч те, кто был в зале и т
ам, за окнами, на улице, встретили бурными аплодисментами.
После суда нам, приглашенным на процесс, устроили здесь же, в этом здании,
обед. Когда все зашли в тесную комнатку, я снова обратил внимание на Алекс
ея Толстого. Он стоял мрачный, угнетенный. Усаживаясь, я взялся за спинку с
тула.
Ч Летчик, садись-ка тут, Ч услышал я. Толстой подзывал меня к себе.
Завязался разговор. Я задал ему несколько шаблонный, но законный вопрос:
почему литераторы так мало пишут об авиации? В то время действительно о л
етчиках-фронтовиках в литературе ничего серьезного, значительного ска
зано не было.
Ч Это верно, Ч согласился Толстой. Ч Но надо полагать, что это не потому
, что авиация не заслужила очерков, повестей, романов. Просто ее мало знают
наши писатели. Я считаю, что каждый воздушный бой истребителей Ч это неп
овторимое произведение военного искусства. Кто из нас, писателей, разбир
ается в нем? Никто. Ч Алексей Толстой все горячей увлекался темой нашей б
еседы. Ч Вот я читал в газете о том, что летчик во время боя неожиданно вып
олнил какой-то маневр, кажется, переворот, и это сразу изменило всю ситуац
ию. А что такое этот переворот? Каждый такой специфичный термин Ч это сли
ток опыта, мысли, энергии, заложенных в нем, а я не понимаю его. Мне нужно изу
чить ваше дело, прежде чем взяться писать о вас.
Он предложил выпить за летчиков, и все наполнили бокалы вином.
Возвращаясь домой, я думал над тем, что расскажу товарищам о процессе, всп
оминал все, что сказал Толстой. Да, если писатель не берется за тему, котор
ую он не знает, считая, что прежде ее нужно глубоко изучить, это говорит о е
го талантливости, о серьезном отношении к своему труду и к труду других.
Кубань... Ты будешь помниться мне всю жизнь и встречей с большим русским пи
сателем, посетившим тебя в трудное время.
До свидания, Кубань!
На горизонте уже показались знакомые приметы шахтерского края. Террико
ны, терриконы...
Приземлились в городе Н. Оставив самолет на стоянке, я направился к коман
дному пункту: по поручению Краева, который задерживался в Поповической,
мне надлежало присмотреть за полком на новом месте.
Дул горячий, порывистый ветер, было жарко. Кажется, точно такой день на это
м же аэродроме с чем-то связан в моей жизни... Да, это было год тому назад. Я пр
илетел сюда за «мессершмиттом», чтобы перегнать его в Славяносербск. Тог
да я услыхал у изрешеченного самолета рассказ о подвиге капитана Середы
. Точно так же дул обжигающий степной ветер, под которым никла молодая тра
ва.
Наши прибывали поэскадрильно, аккуратно заходили на посадку, отруливал
и к стоянкам. Кто-то промазал, протянул дальше, чем надо. Номер на самолете
не разобрать. Вот почему, подумалось, начальник штаба иногда выходил на з
емлянку с биноклем и обозревал аэродром, как поле боя.
У КП собирались летчики, готовые идти на задание. Но заданий нет. Наша диви
зия теперь на особом счету Ч резерв главного командования, и его не торо
пятся бросать в дело. Времена изменились.
Приземлился наш УТ-2, и почти все повалили к нему. В багажнике этого самоле
та находились наш Кобрик и с ним еще одно приобретение полка Ч такса Кит
тихаук. Повзрослевшие собачонки, ставшие общим развлечением, перевозил
ись впервые, и это событие вызвало интерес.
Гурьбой окружили самолет. Открыли багажник. Из него, сверкнув глазами, с л
ютым оскалом выпрыгнула овчарка Кобрик. Кто-то попытался приласкать его
, но он прошмыгнул между ног и помчался в поле. Его звали, кто-то пробовал пе
рехватить. Не тут-то было! Кобрик ошалело гнал дальше, пока не скрылся из в
иду.
Пока мы наблюдали за странным поведением овчарки, такса преспокойно усе
лась у самолета и, вывалив язык, ждала, что ей предложат дальше. Флегматик
Киттихаук оставался верным себе.
Так я лишился своего четвероногого друга. Видимо, не авиационная была у н
его «душа», если покинул нас, летунов.
Настоящей, большой боевой работы, о которой мы все мечтали, здесь пока что
нет. Прорыв немецкой обороны у Матвеева кургана заглох. Танки противника
и авиация оказали нашим войскам сильное сопротивление. Наступления не п
олучилось. На фронте до поры до времени все приутихло.
Наш полк перебазировался ближе к фронту. И это место было хорошо знакомы
м мне. Даже слишком хорошо! Год тому назад меня присылал сюда генерал Наум
енко, чтобы я предупредил зенитчиков о прилете наших «мессершмиттов». Я
разыскал штаб, изложил наше предупреждение. Командир, выслушав меня, под
озрительно осмотрел мои документы и позвал часового: «Мы задерживаем ва
с до выяснения». Под охраной я просидел здесь полдня, пока сюда не прилете
ли наши «мессершмитты» и не выручили меня. Но зенитчики все-таки не откры
ли по ним огонь.
На прикрытие переднего края теперь чаще всего водит эскадрилью Алексан
др Клубов. Ведомыми ходят Олефиренко и Березкин. Каждый раз, когда они воз
вращаются с задания, я спрашиваю Клубова о том, как вели себя молодые бойц
ы. «Отлично, Ч отвечает Клубов, Ч но мы не дрались. Противник избегает вс
треч».
Но вот грянула битва на курской земле. Мы услыхали о ней в тот же день, когд
а началось наше наступление. На картах обозначались стрелы, вклинившиес
я в оборону врага. Теперь все мысли, все чувства были там Ч под Курском. На
с звали тяжелые бои в районах Орла и Харькова. Газеты сообщали о больших в
оздушных сражениях. Вот бы где нам, гвардейцам, развернуться во всю силу! Н
о там летчики успешно делали свое дело и без нас. Наступление молниеносн
о развивалось. Посветлело небо, отлегло на душе, радость разлилась по все
й нашей земле. Теперь всем стало ясно, что это лето будет нашим, что враг на
всегда потерял свои преимущества, что наша победа близка.
Курская дуга разгибалась Ч Советская Армия освобождала город за город
ом. Противник начал перебрасывать свои части из Донбасса под Харьков. Мы
ждали, что скоро и Южный фронт, возглавляемый генерал-полковником Толбу
хиным, перейдет к активным боевым действиям.
Наша авиация осуществляла налеты на железнодорожные узлы Харцызск, Яси
новатая, Макеевка. Эшелоны, нагруженные танками и машинами, были прекрас
ными целями. Немецкие истребители оказывали нашим штурмовикам и бомбар
дировщикам упорное сопротивление. Надо было блокировать их аэродромы. М
ы с бомбардировщиками вместе уходили на задание, но они направлялись на
железнодорожные узлы, а мы Ч на аэродромы, где базировались истребители
. Группой, стреляя, проносились над стоянками. «Мессершмитты» сидели, пря
чась в капонирах. Мы кружились над замершим аэродромом, над спрятавшимис
я в укрытия «королями воздуха» и думали об «Ильюшиных» и «пешках», свобо
дно действовавших над целью.
Вскоре и наш фронт перешел в наступление. Прорвав оборону противника, на
земные войска двинулись вперед, в обход Таганрога. Застонала, задымила з
нойная украинская степь. Гитлеровцы упорно сопротивлялись, цеплялись з
а каждый выгодный рубеж. В воздухе все чаще вспыхивали ожесточенные схва
тки.
Полки шли вперед по знакомым, омытым слезами и кровью дорогам, вспоминая
имена тех, чьи могилы остались у Днестра, Днепра. Буга. Освобождая родную у
краинскую землю, плечом к плечу сражались воины всех национальностей на
шей страны.
Нашему полку была поставлена задача прикрыть боевые действия кавалери
йского корпуса генерала Кириченко, который вместе с приданными ему танк
ами и артиллерией вводился в прорыв.
...Мы вылетели на задание шестеркой. Было очень рано. Наша станция наведени
я еще молчала, но мы специально выбрали такое время, зная, что гитлеровцы т
еперь чаще всего бомбят передний край на рассвете.
Шли на высоте четыре тысячи метров. Несмотря на утреннюю дымку, я по отбле
скам света на крыльях все-таки заметил пролетающую внизу группу «юнкерс
ов». Где-то поблизости должны были появиться и «мессеры». Оставив пару Ан
дрея Труда для того, чтобы в нужный момент сковать их, я повел четверку в а
таку.
Но бомбардировщики, оказывается, тоже нас увидели и стали в оборонительн
ый круг.
Разогнав большую скорость, я не смог подвернуть машину для прицеливания
и проскочил мимо «юнкерса». Пришлось резко выходить из пике и гасить ско
рость на горке. Мой ведомый Голубев должен был следовать за мной. Увидев, ч
то он взмыл, повторяя мой маневр, я пошел в атаку. «Юнкере» был в прицеле. По
сле первой очереди он перевернулся, подставил мне брюхо. Я тут же дал втор
ой залп из пушки и пулеметов. Загоревшийся «юнкерc» вывалился из круга и п
ошел к земле.
Ч Сотка, бей «бомберов», идет подкрепление! Ч послышался голос нашей ст
анции наведения.
Выходя из атаки, я заметил выше себя какие-то самолеты. Сначала решил, что
это и есть подкрепление, но, когда они приблизились, понял: навстречу летя
т четыре «мессершмитта».
Лобовая атака успеха не принесла. Развернувшись, я стал заходить «мессер
ам» в хвост. Глянул вниз: «юнкерсы», беспорядочно сбросив бомбы, уходили н
а запад. Среди них мотались Сухов и Жердев.
В этот момент и пришло обещанное подкрепление. На помощь нам спешила вос
ьмерка ЯКов. Ей мы и передали эстафету боя. Пусть преследуют «юнкерсов».
Наша группа выполнила задачу. На земле горели уже четыре вражеских самол
ета.
Ч Иду на Куйбышево, иду на Куйбышево, Ч услышал я голос Жердева.
Мне тоже нужно было следовать к месту сбора.
Домой возвратились впятером, без моего ведомого. Я даже не заметил, когда
и как его подбили. Но Сухов все видел. Он рассказал, что Голубев выскочил в
ыше меня, когда я после безуспешной атаки пошел на горку. Заметив, что с вы
соты ко мне устремились два «мессера», мой ведомый пошел им наперерез, чт
обы сорвать их атаку. Голубев сознательно подставил свою машину под удар
вражеских истребителей. Он, можно сказать, грудью прикрыл своего команд
ира.
Так доложил Сухов. А о том, что произошло с Голубевым на самом деле, мог рас
сказать только он сам. Я надеялся, что он остался жив.
Вскоре вернулась группа Речкалова. Олефиренко вылез из самолета мрачны
й.
Ч Ну, как дела, кубанский казак? Ч спросил я его. Так мы окрестили его еще
на Кубани, и он гордился этим прозвищем.
Расстроенный Олефиренко только теперь заметил, что перед ним стоят все л
етчики группы и я, заместитель командира полка. Забыв доложить о вылете, о
н сорвал с головы шлемофон и швырнул его на землю.
Ч Плохо, товарищ гвардии майор! Никчемный из меня получился истребител
ь. Слабак, и больше ничего.
Ч В чем дело? Расскажи толком.
Ч В том-то и дело, что толку во мне никакого. Подкрался к «фоккеру», стреля
л, стрелял, а он хоть бы хны Ч летит дальше, и все.
Ч Даже спасибо не сказал! Ч добавил Речкалов. Ребята засмеялись.
Ч А ты понял, почему его не сбил?
Ч Потому что не попал.
Ч А почему не попал?
Олефиренко умолк, и все притихли. Летчики привыкли к таким разборам прям
о у неостывших самолетов. Они знают, что именно сразу после боя можно разо
брать его во всех деталях, увидеть даже незначительные ошибки, сделать п
равильные выводы. Теперь они ждали от меня объективной оценки своих дейс
твий.
Ч На каком расстоянии открыл огонь? Ч снова задал я вопрос Олефиренко.
Ч Метров с двухсот, как положено.
Я выбрал ровное место на земле, взял палочку и начал чертить схему. У меня
тоже когда-то были подобные ошибки: открывал огонь с дальности, определе
нной старыми наставлениями.
Ч Посмотри, Ч сказал я, указывая на схему, Ч как расходится пучок пуль,
выпущенных из пулемета. На расстоянии трехсот метров они так рассеивают
ся, что только некоторые из них попадают в цель. Да и эти уже теряют убойну
ю силу. А ты подойди к «мессеру» поближе, ударь по нему, скажем, метров со ст
а и тогда не будешь бросать шлемофон на землю. Правда, для того чтобы подой
ти к противнику на такое расстояние, истребителю необходимо иметь волю,
выдержку, непоколебимое стремление уничтожить врага. Понятно?
Ч Понятно, товарищ гвардии майор!
Ч Не горюй, Ч ободрил я его. Ч Впереди еще много боев. Еще не одного фаши
ста отправишь с небес на землю.
Мне нравилось стремление Олефиренко до тонкостей изучить законы возду
шного боя и стать настоящим асом. Ради этого он оставил свою тихую должно
сть командира эскадрильи У-2 и пошел на фронт рядовым летчиком. У него на К
убани семья, родители. Он хочет возвратиться домой с доброй боевой славо
й истребителя.
Среди дня вернулся из разведки командир звена лейтенант Цветков, один, б
ез ведомого Ч Славы Березкина. Их пара встретилась со злосчастным «фокк
е-вульфом-189», из-за которого когда-то погиб Даня Никитин. «Раму» прикрыва
ли четыре МЕ-109. Цветков связал боем истребителей, а Березкину приказал ун
ичтожить корректировщика. Молодой летчик атаковывал «раму» несколько
раз, но безуспешно. Круто разворачиваясь, она уходила из-под огня. Тогда Б
ерезкин пошел на таран. Он на скорости ударил «раму», и она развалилась в в
оздухе. Сам Слава успел выпрыгнуть с парашютом. Но это случилось над пере
дним краем. И Цветков, занятый боем, не успел заметить, в какую сторону отн
ес его ветер.
Весь полк тяжело переживал потерю молодого летчика. Всем было ясно, поче
му Березкин пошел на таран. Он не сбил ни одного самолета, и его, смелого и ч
естного парня, мучила совесть. Я решил, если он возвратится в полк, побесед
овать с ним об этом, поговорить о выдержке, предостеречь от неоправданно
рискованных поступков.
Перед вечером нам сообщили из штаба наземной части, что лейтенант Березк
ин жив. Его, раненного, подобрали пехотинцы на переднем крае и отправили в
свою санчасть. Значит, помог ему счастливый ветерок.
В этот день, полный тревог и волнений, мы немного утешились, узнав об успех
ах наших наземных войск. Кавалеристы генерала Кириченко уже вышли в тыл
врага и повернули своим левым крылом на Буденновку и Мариуполь. Штаб див
изии определил Буденновку как очередную базу нашего полка. Услышав об эт
ом, Леонтий Иванович Павленко сразу обвел ее на карте красным карандашом
. Когда спросили, зачем он это сделал, начстрой восторженно объяснил:
Ч Так це ж первое украинское село, в котором мы завтра или послезавтра бу
демо. Я на колена стану и поклонюся ридной земли. Оттуда ж будет уже Киев в
идно. Ей-богу ж, правда!
До наступления темноты мы еще несколько раз летали на прикрытие наземны
х войск. С высоты каждый наблюдал чудесную картину: наши танки и самоходн
ые установки, пехота и кавалерия лавиной катились по дорогам и полям При
азовья. Полоса наступления советских войск настолько расширилась, что г
итлеровцам стало невозможно заткнуть эту зияющую брешь. Наши войска вых
одили на оперативный простор.
Возвращаясь перед вечером с задания, я еще с высоты заметил у КП толпу люд
ей. Сердце екнуло: значит, явился кто-то из потерянных. Сам или привезли?
Сел, поставил на место самолет и пошел к землянке. Туда тянулись другие лю
ди. Словно поняв мое волнение, из толпы выбежал улыбающийся Голубев. Пото
м показался и перевязанный бинтами Березкин.
Нашлись, нашлись, дорогие мои соколята! Я крепко пожал руку Георгию Голуб
еву, обнял за плечи Славу Березкина: одна рука у него была забинтована и по
двязана, второй он опирался на костыль. Подошел Сухов и, сверкая черными г
лазами, горячо заговорил:
Ч Все было так, как я рассказывал, товарищ гвардии майор. Точно! Вы тогда, у
влекшись атакой на «юнкерса», не видели, что произошло.
Высокий горбоносый Голубев с улыбкой смотрел на Сухова. Ему не терпелось
самому рассказать обо всем, что тогда случилось, но он из-за присущей ему
скромности не решался. Да, он действительно подставил свою машину под ог
онь «мессершмитта», который атаковал меня.
Ч Это был единственный выход, Ч только и добавил Голубев к рассказу Сух
ова.
За такие героические поступки воинов награждали, о них писали в газетах.
Но теперь, в разгар бурного наступления, когда летчики нашего полка ежед
невно отличались мужеством, находчивостью и показывали образцы вернос
ти долгу, мы отмечали добрые дела чаще всего тостом во время ужина. Хотя Кр
аев и не собирал нас к столу, как это делал Иванов, мы сами сходились все вм
есте Ч по зову сердец, по закону боевого товарищества.
Вот и сегодня вся наша крылатая семья была в сборе: Речкалов, Клубов, Труд,
Табаченко, Сухов, Жердев, Олефиренко, Трофимов, Голубев, Березкин... Я сердц
ем прирос к каждому из них. Добрая половина их Ч мои воспитанники. Мы по-п
режнему не разлучались ни в воздухе, ни за столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54