Ч Отстать боялся, Ч откровенно признается Карпович.
Ч Тогда почему же на малом вираже разворачивался? У нас был уже такой лет
чик, который не признавал глубоких виражей, Ч Овчинников. И он погиб в пе
рвом же воздушном бою. Ты тоже сегодня был на волосок от смерти. Есть пробо
ины?
Ч Есть.
Ч А мотор хорошо работал?
Ч Хорошо.
Ч Уходить домой тоже не следовало. Карпович молчит. Виктор Петрович смо
трит то на него, то на меня. Потом спрашивает у меня о Лукашевиче:
Ч Сбили?
Ч Не видел.
Ч Что же с ним случилось?
Командир полка глубоко вздыхает и медленно идет вдоль стоянки. Я шагаю с
ним рядом.
Ч Какое-то загадочное исчезновение, Ч говорю. Ч Получилось в точност
и, как с Соколовым и Овсянкиным. Опять полная неизвестность.
Ч О них-то уже все известно, Ч спокойно возражает Виктор Петрович.
Я невольно подаюсь вперед, чтобы взглянуть в лицо командира. Оно суровое,
непроницаемое.
Ч Что с ними, товарищ командир?
Ч Вечером расскажу всем…
Лукашевич появился на пороге столовой, когда мы все, кто там находился, с з
атаенным дыханием слушали рассказ Виктора Петровича о Соколове и Овсян
кине. Летчик сразу понял, о ком идет речь, и тоже замер у двери. Он видел, как
метнулись к нему короткие, полные радости взгляды, как на минуту умолк ко
мандир, посмотрев на него своими большими грустными глазами, будто сказа
л свое самое ласковое слово Ч «хорошо».
От радости у Лукашевича даже слезы навернулись на глаза. Это была счастл
ивая минута в его жизни. Он снова возвратился в свой родной полк, в дружную
крылатую семью.
Ч Летая на запад, мы все верили, очень верили Днестру, Ч говорил Виктор П
етрович. Ч Подбитые старались перетянуть через реку, оставшиеся без са
молета тоже спешили к ее берегам. И Днестр никого из нас не подвел. Помог б
ы он Соколову и Овсянкину, если бы они от Бельцев полетели прямо на восток
. Кто-то из них, видимо Соколов, был подбит. Овсянкин не оставил своего кома
ндира, и они вместе полетели на северо-восток, в направлении Ямполя. Если
посмотреть на карту, то сразу видишь, что Ямполь от Бельцев в два раза ближ
е, чем Григориополь. Поэтому они и избрали этот самый короткий маршрут.
Недалеко от Ямполя летчики сели, считая, что здесь еще находятся наши. А та
м уже были немцы. Они окружили Соколова и Овсянкина, хотели взять их живым
и. Наши товарищи отбивались до последнего патрона. Поняв, что вырваться н
е удастся, они решили, что лучше остаться мертвыми на родной земле, чем муч
иться в фашистском плену. Вы спросите, как мы узнали о мужестве наших боев
ых друзей? Об этом рассказал на допросе немецкий летчик, взятый недавно в
плен. «Я каюсь, Ч говорил он, Ч что не поступил так, как ваши летчики под Я
мполем. У нас тоже есть понятие воинского долга!» Он и сообщил подробност
и этого события на левом берегу Днестра. Дорогие друзья, Ч сказал в заклю
чение командир полка, Ч пусть навсегда сохранится в нашей памяти образ
бесстрашных летчиков нашего полка, славных сыновей советского народа А
натолия Соколова и Алексея Овсянкина!
Мы встали со своих мест и почтили память боевых друзей минутой молчания.
Были слышны лишь всхлипывания официантки да пронзительный свисток пар
овоза, долетевший со станции.
После ужина летчики окружили Лукашевича. Он рассказал, что при выполнени
и левого разворота самолет вошел в штопор; чтобы вывести его, не хватило в
ысоты, пришлось прыгать с парашютом. Приземлился Лукашевич почти рядом с
о сбитым мною немецким летчиком. Преследуя фашиста, наши пехотинцы стрел
яли и по нему до тех пор, пока не услышали русскую речь.
Ч Вот вам еще один печальный результат полета тройки! Ч не сдержал я св
оего возмущения. Ч Летишь, а по бокам два ведомых, словно телохранители.
Но ведь я не комдив, чтобы меня так охраняли. Дайте мне такую свободу в стр
ою, чтобы своими разворотами я не заставлял одного выбрасываться с параш
ютом, а другого уходить черт знает куда!
Ч Спокойно, Покрышкин! Ч остановил меня майор Иванов. Ч Расшумелся, ка
к самовар. Сегодня тройкой летали последний раз. Ч Эти слова он произнес
решительно, как приговор.
Вернувшись в общежитие, я увидел на своей подушке треугольное письмецо.
Первая за время войны весточка из Новосибирска.
«Во первых строках» сестра Мария писала, что домой пришло печальное изве
стие о младшем брате Петре Ч пропал без вести. Я знал, что этот сильный, во
левой крепыш никогда не сдастся в плен. Значит, погиб. Значит, война уже за
брала одного из нашей семьи. Теперь на фронте нас осталось двое. Третий по
драстает, идет по моим стопам. Дождется ли мать кого-нибудь из нас после в
ойны?.. Далее Мария сообщала, что ее муж Павел тоже ушел на фронт, перечисля
ла имена всех двоюродных братьев, надевших солдатскую форму. «Деньги от
тебя пришли, Ч говорилось в конце письма, Ч мама и я шлем тебе спасибо». «
Хорошо, Ч подумал я, Ч что они получили, наконец, от меня подмогу. Завтра
же, как приедем на аэродром, напишу им ответ».
На рассвете, под грохот артиллерии, долетавший со стороны Балты, наш полк
поднялся с аэродрома и спешно перебазировался на новое место.
Отступление продолжалось.

6. Море и девушки

Теперь мой дом Ч самолет. Под его крылом я обедаю, в перерывах между полет
ами читаю газеты, пишу письма, веду свою тетрадь.
Когда полк начал менять аэродромы, я решил было записывать названия насе
ленных пунктов, в которых мы останавливались. Но в конце июля и в первой по
ловине августа перелеты стали настолько частыми, что мне пришлось отказ
аться от своего намерения.
Немецкие войска стремительно продвигались в направлении Киева. Наш пол
к, как и другие авиачасти, вынужден был отходить на восток вдоль моря. Мы о
тступали, конечно, под прикрытием наземных войск, всеми силами помогая п
ехотинцам сдерживать гитлеровские полчища.
После Котовска полк всего на день задержался на аэродроме у Фрунзевки. О
тсюда мы сделали несколько вылетов на штурмовку и сразу же перебазирова
лись в Березовку. Здесь летное поле находилось у самой дороги.
Пока мы стояли вблизи наших границ, почти не видели беженцев, отступающи
х солдат рассеянных частей. А у этой дороги…
Медленно продвигаются повозки, запряженные лошадьми, волами. На них нава
лена домашняя утварь, сидят старики, женщины, дети, измученные, опаленные
солнцем, серые от пыли. Кто-то натянул над собой «цыганский» шатер, и из не
го выглядывают ребячьи лица. Стада коров, овец, лошадей, перемешиваясь, ра
збегаются по дороге. Пыль движется тучей, окутывает все. Тракторы тащат п
о три-четыре комбайна. Гудят, безнадежно требуют проезда автомашины.
Стоим, углубившись в лесополосу, чтобы не так обдавало пылью, и смотрим на
эту печальную реку. Да, мы, наша армия, не смогли сдержать натиск врага. И мы
, как и эти люди, отступаем в надежде на подкрепление, на свежие силы.
Идут бойцы, раненые и здоровые, в ботинках и обмотках, в потных гимнастерк
ах, некоторые с котелком на ремне и без винтовки. Скатки шинелей кажутся и
м грузом. За плечами тощий вещевой мешок, в кармане или за обмоткой ложка.

Мы подступили к ним ближе, заговорили:
Ч Почему без оружия?
Ч Нет оружия.
Ч Как так?
Ч Не выдали. Говорят, не хватает.
Горько слышать и видеть все это.
Вспоминаются страницы «Войны и мира», фильмы о гражданской войне. И прих
одят мысли о большом терпении народа, о могучей силе нашей страны, котора
я еще не всколыхнулась вся, не вздыбилась от ярости.

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
Священная война.

Напев этой песни словно слышится в гуле, который стоит над пыльной дорог
ой.
Ч Ракета!
От КП взлетела одна, другая ракета. Мы бежим сколько есть сил к машинам. За
деревьями дробится огненно-красный диск заходящего солнца. А может быть
, там что-то горит.
Несколько МИГов поднимаются в воздух и сразу же ввязываются в бой.
Вокруг «юнкерсов» вьется целая стая «мессершмиттов». К «юнкерсам» проб
иться трудно, но любой ценой надо.
Селиверстов полез напролом к ведущему группы «юнкерсов». На него навали
лись два «мессершмитта». Из наших никто не успел поддержать его: преслед
уем уходящую группу. Оглядываюсь и вижу: самолет Селиверстова уже тащит
за собой черный шлейф дыма. Вот выбросился летчик, и МИГ продолжает свой п
оследний полет без человека. Пламя его взрыва на земле сливается с крова
вым закатом.
Внимательно смотрим на спасенную дорогу. На ней как раз появилась больша
я колонна наших войск. Машины, разваливая копны хлеба, обгоняют орудия на
конной тяге. У бойцов за плечами винтовки, все в касках. Хочется смотреть н
а них, почувствовать их силу и уверенность. Это так необходимо душе.
Селиверстов возвратился в полк на колхозной автомашине. По его виду мы п
оняли, что если бы он задержался в самолете еще хотя бы на минуту, то, возмо
жно, и не остался бы в живых.
Друзья сразу же окружили Селиверстова и начали над ним подтрунивать. Оди
н из летчиков оттягивал покоробившуюся от огня полу реглана, второй пред
лагал поменяться сапогами.
Ч Теперь походишь за командиром БАО, Ч под общий смех заметил Фигичев.
Ч Прежде чем что-либо выдать или заменить, он тебе прочтет несколько лек
ций о сроках носки обмундирования.
На следующее утро, едва мы сели завтракать, послышался гул моторов.
Ч Наши! Пошли на бомбежку, Ч сказал Матвеев, указав на появившуюся в неб
е группу самолетов.
Я взглянул в ту сторону: с востока к аэродрому приближались «хейнкели».
Ч Это немцы! Ч крикнул я и кинулся к самолету. Моя машина стояла на самом
краю аэродрома. Пока добежал до нее, несколько раз упал, запутавшись нога
ми в густой гречихе.
Когда схватил лежавший под крылом парашют, услышал свист падающих бомб.
Инстинктивно прижался к фюзеляжу, словно он мог защитить меня от осколко
в.
Несколько взрывов качнули землю, и в воздухе снова повис гул «хейнкелей»
. Они делали второй заход.
Ч Чувашкин! Ч звал я техника. Ч Убирай маскировку!
Никого. Я успел отбросить несколько больших веток. А вот и бомбы…
Они легли около моего самолета. Я слышал, как самая близкая ко мне ударила
сь о землю.
И на этот раз мое счастье, моя судьба таились где-то в тех огромных железн
ых болванках, которые упали в землю и остались там.
Бомбы не взорвались. Они заставили меня поверить в то, что я сильнее самог
о страшного оружия, что я пройду все испытания. В те минуты тишины после на
лета я подумал об этом проще: никогда не буду прятаться от врага и останус
ь жив. С точки зрения военной такой вывод был безрассудством, но он пришел
ко мне.
Много бомб насыпали немцы на наш аэродром, но мы отделались, как говоритс
я, испугом. А после завтрака сразу же объявили приказ: готовиться к переле
ту. Наша новая точка Ч Тузлы.
У КП столпились летчики: Никандрыч выдает новые карты. На них один угол го
лубой.
Море!
На наших потертых картах его не было.
Море на карте напомнило мне об одном чудесном человеке Ч летчике, с кото
рым я встретился в доме отдыха, в Хосте. Я давно ничего не слышал о нем. Если
бы он сегодня узнал о том, что я стал истребителем, что я сражаюсь с врагам
и на фронте, он был бы рад. Встретимся ли мы с ним когда-нибудь?
Виктор Петрович рассказывает о Тузлах. Он летал туда. Его внимательно сл
ушают. С его слов можно понять, что там, под Николаевом, спокойно, как в глуб
оком тылу. После сегодняшнего налета Тузлы представляются нам сказочны
м приморским уголком, далекой обетованной землей. Может быть, там мы хотя
бы смоем с себя пот, отстираем морской водой пропитавшуюся пылью одежду.
А больше всего хочется вдохнуть прохладную свежесть моря.
Виктор Петрович продолжает говорить об обстановке на нашем участке фро
нта, дает последние наставления и поглядывает на меня. Я чувствую, что он ч
то-то, хочет мне поручить. Летчики расходятся по машинам. Виктор Петрович
подзывает меня и, чтобы не задерживать моего взлета, идет рядом со мной.
Мы с ним никогда не беседовали на отвлеченные, неслужебные темы, между на
ми, кажется, нет и не может быть дружбы в широком смысле этого слова. Но сто
ит нам остаться вдвоем, мы улыбнемся друг другу, и наши служебные, деловые
отношения на какое-то время отходят на второй план. Мы беседуем по-товари
щески. В эти минуты я замечаю, что Виктор Петрович стал немного сутуловат
ей. Мне хочется спросить его о здоровье, но я стесняюсь и только смотрю на
него, как на старшего, доброго человека и командира, всей душой преданног
о авиации. А он, вижу, готов положить мне на плечо руку и сказать что-то серд
ечное, такое, что придало бы мне бодрости, сил, уверенности. Он может спрос
ить, почему на мне такая старая, побелевшая на спине гимнастерка. Но он тол
ько пройдется со мной, выслушает мои предложения, скажет свое «хорошо, хо
рошо». Наверное, он со многими находит такой душевный контакт, словно стр
емится каждому из нас отдать частицу своей бодрости, убежденности, своей
уравновешенности.
Сегодня Виктор Петрович, очевидно, намерен сказать мне что-то важное. Он м
олчит, пока мы идем по гречихе. Потом неожиданно говорит:
Ч В Тузлах будут рядом море и девушки. О девушках на картах нет никаких п
ометок. Я несколько смущен таким дополнением командира.
Ч В полк прислали связисток. Они уже там. Ай, и девчата, Покрышкин! Какие де
вчата!..
Ч Похоже, вы уже к ним неравнодушны, Виктор Петрович.
Ч Я? Нет! Не обо мне речь. Вот прилетим туда Ч обязательно познакомлю теб
я. Когда я увидел их, сразу подумал о тебе. Тебе, железному холостяку, твоем
у характеру нежности не хватает.
Ч Уж не женить ли меня собираетесь?
Ч Такого, как ты, неплохо было бы женить, Ч рассмеялся он.
Ч Зачем нам вдов оставлять?
В это время я заметил в небе группу самолетов. Безошибочно определил: «ме
ссеры».
Ч Да, они, Ч подтвердил командир. Ч Теперь и взлететь не дадут. Надо сос
едям позвонить, чтобы выручили.
Виктор Петрович трусцой побежал на КП, а я повернул к своему МИГу.
«Мессершмитты», очевидно, ожидали подхода своих бомбардировщиков. Они к
ружили над аэродромом, изредка обстреливая кустарники, в которых были за
маскированы наши самолеты. К счастью, на взлетно-посадочной полосе не бы
ло ни одной машины.
Мы следили за вражескими истребителями и посылали им проклятия. Никто из
нас даже думать не мог о взлете. Я еще раз убедился, какая это препротивне
йшая вещь Ч блокировка аэродрома.
Но вот в небе появились МИГи соседнего полка. «Мессеры», набирая высоту, с
тали оттягиваться на запад. Теперь можно расшвыривать ветки и сесть в ка
бину самолета. Взлетаем, строимся и берем курс на юго-восток.
«Когда я увидел их, сразу подумал о тебе». Эти слова Виктора Петровича то и
дело приходят мне на память. Они зазвучали в ушах снова, когда на горизонт
е проступила серая ширь, сливающаяся с небом. Синь воды еще не прояснилас
ь сквозь дымку.
Море! Черное море…
Аэродром в Тузлах был хорошо подготовлен к размещению полка. Капониры дл
я самолетов, склады, почти незаметные снаружи землянки КП делали его осн
овательным, фронтовым. А главной прелестью было море.
Близился вечер. Летчики оставляли стоянки, собирались у штабной землянк
и. Поговаривали о поездке к морю Ч оно было в нескольких километрах, ожид
али, что скажет командир полка о завтрашней боевой работе.
«Покрышкин!» Ч вдруг услышал я. Кто-то звал меня вниз.
По крутым ступенькам спустился в землянку и в полутьме у телефонного апп
арата сразу увидел красивую девушку в военной форме. Следом за мной вбеж
ал Фигичев.
Ч Давай знакомиться, Ч кивнул он мне.
Ч Успеем, Ч ответил я. Ч Сперва узнаем, зачем нас вызвали.
Вошел командир полка. Увидев нас рядом с девушкой, улыбнулся и сказал:
Ч Все ясно. Теперь вы, орлы, все время будете торчать в штабной землянке. Н
у, знакомьтесь с нашей телефонисткой.
Фигичев первым протянул руку:
Ч Валентин.
Ч Валя, Ч ответила связистка.
Нас рассмешило такое совпадение имен. Вокруг девушки стояли уже человек
пять. Любезнее всех с ней был наш новый командир эскадрильи Фигичев. По ег
о виду мы поняли, что такую девушку он не уступит никому.
Песчаная отмель блестит при луне, как и сама вода. Тихая, ласковая волна, в
здыхая, стелется по песку и заглаживает следы идущего впереди. Накупавши
сь, все разбрелись по берегу. Заплывы, тишина, свежесть вечера отделили на
с от фронтовых невзгод, открыли какой-то почти неизвестный нам мир. Мы им
уже давно не жили. Он лишь в этот вечер предстал перед нами, овеял нас свои
м очарованием.
Море. Тишина. Луна в небе.
Хочется идти вдаль. Куда можно зайти по морскому берегу, если впереди пле
ск волн, сияние воды, голубая ночь, а за спиной у тебя война?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54