Это было замеча-
тельное чувство облегчения и, естественно, я почти сразу
же заснул. Только на следующее утро я задумался, каково
же значение боли, но к этому времени, как я понял, было
поздно пытаться сознать это>.
<Первое напряжение, которое я почувствовал, - напря-
жение диафрагмы и слабый приступ тошноты. Когда созна-
вание усилилось еще больше, я почувствовал несколько кон-
вульсивных рвотных движений в районе диафрагмы, но они
были не слишком сильными и скоро прекратились, так что
вся область казалась расслабленной. Во все время тошноты
(хотя это не было тошнотой в обычном смысле) я старался
дать проявиться своим чувствам, и почти спонтанно я вдруг
почувствовал, что мои руки сжаты. Так же легко пришли
сильные движения головы из стороны в сторону, как при
отрицании, и прежде чем я осознал это, я уже произносил
слово <нет> громко и эмоционально. Я проделывал этот экс-
перимент вплоть до душения подушки, и как раз когда я это
делал, я увидел несколько визуальных образов, которые бы-
ли очень интересны и многое мне открыли. Мне не кажется,
что их нужно здесь описывать, поскольку они имели весьма
личный, интимный характер. Напряжения диафрагмы я те-
перь не чувствую, и надеюсь, что они больше не вер-
нутся>.
<Однажды дома никого не \ыло и некоторое время не
должно было быть, так что я решил делать эксперимент в
большой комнате, где, отодвинув стол, я мог иметь доста-
точно места для движения. Сначала я растянулся на полу
одетым. Это мешало мне. Впервые я мог полностью отдаться
манипулятивному эксперимешу и знал, что мне никто не
помешает, так что я подстелил одеяло, задернул занавески
и разделся. Чувствование тела удавалось мне лучше, чем
когда бы то ни было. Я был возбужден, мое дыхание уча-
щалось. Я сосредоточился на нем, пока оно, оставаясь все
же довольно частым, замедлилось настолько, что могло быть
глубоким. Я пытался вербализовать различные чувства, -
трепет в груди, плечах, предплечьях; в то время как я работал
403
над этими ощущениями, я почувствовал, что у меня начина-
ется эрекция. Непроизвольно я постарался остановить ее, и
тут же почувствовал боль в спине. Это было очень интерес-
но, потому что эту боль я давно знал, и теперь я начал
понимать, в чем дело. (...) ...Мой позвоночник был очень
напряжен. Ни поясница, ни шея не касались пола. Подняв
ноги, я почувствовал себя как-то неудобно. Основание по-
звоночника давило на пол,- это было усилие к тому, чтобы
выпрямить и опустить ноги. Ноги чувствовали напряжение.
Когда я начал сравнивать стороны тела, я нашел, что правая
сторона более расслаблена, чем левая. Правое плечо было
несколько приподнято, и большая часть веса приходилась
на левое плечо и левую ягодицу. Я ясно чувствовал, что
тазовая дуга поднята. Пока я просматривал различные мы-
шечные группы, я вдруг почувствовал страшное желание
выпрямиться. Я поднял руки и расправил плечевые мускулы.
Затем я спонтанно встал на "мостик", как делают борцы,
подняв все тело и поддерживая себя только на ногах и шее.
Когда я снова лег, я почувствовал себя релаксированным и
странно освобожденным. Позвоночник не был так напряжен,
поясница была ближе к полу, хотя шея и спина все же под-
держивались высоко. (...) ".Хотя значение всего этого не
стало для меня ясным, я чувствую, что оно начинает выяв-
ляться, и в целом я чувствую себя не столь запутанным, как
раньше>.
<Когда я лежала на кровати и выполняла этот экспери-
мент, я стала сознавать, что стыжусь своих гениталий. Мне
захотелось встать и прикрыться, но я продолжала лежать и
ждать, что будет происходить. Желание прикрыться рукой
стало очень сильным, и я вспомнила, как мама говорила мне:
"Хорошие девочки никогда не показывают себя", Я выросла
всемье, гдеоченьбольтоезначениепридавалосьморальной
добродетели. Эмоции, в особенности связанные с сексуаль-
ностью, подавлялись строгими внушениями и предупрежде-
ниями. Выполняя этот эксперимент, я почувствовала свои
естественные желания, но в то же время и страхи и предуп-
реждения, внушенные мне в детстве. Я поняла, что мне пред-
стоит большая работа по переоценке ценностей, прежде чем
я приду в согласие с собой. В моей жизни много незакон-
ченных дел, но мне становится все яснее, как делать эту
работу, и мне кажется, что хорошее начало уже положено>.
<Когда я приступал к этому эксперименту, мне казалось,
что до некоторой степени я уже понимаю, в чем дело; но я
был изумлен, увидев, как противоположные силы действуют
на тело. До недавнего времени я был неспособен испытывать
гнев, независимо от обстоятельств. Вместо этого я чувство-
вал себя задетым, начинал нервничать, и позже у меня на-
чинала раскалываться от боли голова. Лежа на полу с под-
нятыми коленями, я начал сознавать, что моя правая рука
вяло лежит рядом с телом, а левая скрючилась в сторону
со стиснутым кулаком. Для меня правая сторона представ-
ляет мои кроткие, неагрессивные тенденции, а левая - аг-
рессивные. Меня удивило, но совсем не обрадовало, что как
бы ни отстранять агрессию, она все равно выходит на по-
верхность в другой форме. Я иногда бываю очень саркасти\
ческим, но часто лишаю себя даже этой более или менее
тонкой формы нападения. Мне кажется, что когда я отка-
зался и от этого, я стал неспособен сознавать гнев. Это
сознавание вернулось ко мне во время этих экспериментов,
но я еще почти ничего не моту с этим поделать открыто.
Мне кажется как-то жестоко и несправедливо нападать на
кого-либо, какова бы ни была причина. Я знаю, однако, что
в действительности я хочу это делать, и в определенных
ситуациях это не только оправданно, но и необходимо.
Я делаю некоторые успехи в этом отношении, но я вижу в
себе огромное количество ретрофлексии, которую надо об-
ратить, и я стараюсь примириться с тем, что это потребует
много времени и работы>.
<Я отправился в свой театр теней и дал различным людям
появляться в моей фантазии и из нее. В конце концов поя-
вился сэр X. В этот момент я перестал наносить удары ку-
лаком воображаемому противнику и дал волю правой ноге.
Тут же я почувствовал судорогу в голени. Это очень удивило
меня, - не столько судорога, сколько мысль о том, чтобы
ударить кого-то. Я всегда ненавидел подобные действия, и
считал невозможным для себя даже помыслить о таком. А
тут я пытался заехать м-ру Х в лицо! Поскольку эксперимент
на этом прекратился, прекратилась и судорога. Однако сей-
час, когда я печатаю это, я чувствую, как опять появляется
напряжение в ноге. Теперь я задаю себе вопрос, можно ли
это считать примером ретрофлектированного поведения.
Значит ли это, что я пинал все эти годы себя самого, хотя
котел пнуть кого-нибудь другого. Пока я не знаю, как отве-
тить на этот вопрос, но я собираюсь вернуться к этому
исследованию>.
Следующий отчет мы цитируем относительно полно, по-
скольку в нем уделяется много внимания тонким деталям:
<Со временем я почувствовал, что могу выполнять двига-
тельно-мышечные эксперименты в течение все более и более
длительного времени, а также что я обретаю все более бы-
строе и полное сознавание внутренних деятельностей и на-
пряжений с каждой попыткой. Когда я попробовал это в
первый раз, в течение некоторого времени я не имел никакого
результата. Затем я начал сознавать свое сердцебиение, за-
тем его результаты - циркуляцию в конечностях и пульса-
цию в кровяных сосудах. Наэтом я потерял гештальт и уснул.
Второй эксперимент я начал негативно. Внезапно я со-
знал, что занимаюсь интроспекцией-то есть "уставился"
внутрь себя в попытке добиться каких-то результатов. Как
только я прекратил это, результат появился мгновенно.
Я не делал заметок во время эксперимента, так что не могу
сообщить обо всех моих ощущениях. Могу только сказать,
вспоминая то, что удается вспомнить, что ощущений было
много, и они приходили так быстро, что я бы не мог расска-
зывать о них, не вмешиваясь в протекание сознавания. Сна-
чала я снова почувствовал ту же циркуляцию, что и в первый
раз. В этот раз, однако, мне удалось поддерживать гештальт,
и я скоро был вознагражден за это определенным двига-
тельно-мышечным сознаванием. Тут были разного рода по-
калывания, электрические течения, и особенно маленькие
внутренние скачки в конечностях. Кажется, тревожности
почти или даже совсем не было, разве что какое-то слишком
сильное стремление, которое я сознаю как часть навязчивой
жажды преждевременного успеха. В какой-то момент я чуть
было не заснул опять, но, восстановив фигуру/фон, я обрел
приятное чувство преодоления этого сопротивления созна-
ванию.
Затем я почувствовал сильную боль в мышцах живота,
как будто кто-то ударил меня в солнечное сплетение. Однако
когда я попытался сосредоточиться на ней, она исчезла, за-
тем я почувствовал сильную боль в верхней части руки. Эта
боль осталась, когда я на ней сосредоточился, и даже уси-
ливалась в течение пяти минут. Она немного сдвигалась и
406
то усиливалась, то ослаблялась. Я попробовал свободные
ассоциации с моей жизненной ситуацией, чтобы посмотреть,
связано ли что-нибудь с этой болью. Я, честно, не помню,
как двигалась моя мысль в ато время, но что-то вышло на
поверхность, что заставило боль взорваться маленьким внут-
ренним грибком-бомбой. Я моту описать это чувство как
что-то вроде оргазма в области руки. Это чувство вырастало
до почти невыносимого напряжения, затем ослабло без раз-
решения, оставив во мне такое чувство, как будто ожидаемый
оргазм не состоялся. Тем не менее, когда я прекратил экс-
перимент, я чувствовал себя хорошо, в отличие от типичного
последствия неполного оргазма. У меня, однако, было такое
чувство, будто что-то ужасное чуть было не случилось. Я
должен также сказать, что, пока я печатал этот отчет, спон-
танно вернулось воспоминание об эксперименте более под-
робное, чем я мог себе представить, и внезапно я почувст-
вовал ту же боль в том же месте руки. Она есть и сейчас.
Это интересует, но и тревожит меня.
В этом месте я прервал работу, чтобы сосредоточиться
на вернувшейся боли в руке. Внутреннее сознавание пришло
сразу, но боль осталась. Внезапно я вытянулся всем телом
и начал дрожать от страха (буквально), эта эмоция удивила
меня и вызвала отвращение. Вьггянувшись, я почувствовал,
что хочу протянуть к кому-то руки - к матери. Одновре-
менно мне вспомнился случай, когда я именно это и делал.
Мне было тогда четыре года. Я путешествовал с родителями,
и мне очень сильно не понравился распорядитель гостиницы.
Я сделал что-то, что мне было запрещено, и мама сказала,
что, если я не буду вести себя как следует, она уйдет и
оставит меня с распорядителем, который в этот момент был
здесь.
Я заплакал и побежал к матери, вытянув руки. Она уте-
шила меня, и стала уверять, что она шутит, а распорядитель
смеялся надо мной и называл меня <маменькиным сыноч-
ком>. Все это может быть выдумкой, и я не удивлюсь вашему
скепсису. Я сам отношусь к этому скептически. Однако на-
сколько я только моту вспомнить, я не думал об этом эпизоде
ни разу с тех пор, как он случился, а сейчас я вспомнил его
так ясно, как будто это было вчера. Боль в руке все еще
остается, но она стала менее острой и распространилась на
большую площадь.
407
В следующем эксперименте на мышечные напряжения
сознавание пришло несколько более медленно, чем в про-
шлый раз, возможно из-за тревожности, которая возникла в
результате предыдущего эксперимента. Потребовалось око-
ло 15 минут, чтобы сформировалось сильное сознавание, на
этот раз это было в районе лица. Сначала я заметил тенден-
цию мускулов в углу рта слегка подниматься вверх, что по-
казалось мне попыткой улыбки. Прошло около десяти минут,
пока я понял, что это подергивание вверх было не улыбкой,
а частью движения лица в приступе плача. Поняв это, я
начал плакать. Я не позволял себе этого с раннего детства.
Смущение собственным поведением помешало в этот момент
дальнейшему развитию. Я не мог связать мое действие с
чем-либо в моей жизненной ситуации, кроме, может быть,
смерти матери,- два года назад; тогда я не мог плакать,
хотя хотел. Я стал сознавать, однако, что давление моей
нижней тубы на верхнюю и напряжения на лбу, о которых
я говорил ранее, - осуществляли препятствование плачу.
После эксперимента я чувствовал себя хорошо и был очень
счастлив, что мне стало доступным это внешнее выражение плача>.
VI. ИНТРОЕКЦИЯ
Эксперимент 15: Интроецирование и еда
В работе с интроекцией мы будем использовоть ту же
технику сосредоточения и развития, которая применялась к
ретрофлексии, но есть одно существенное различие в про-
цедуре. В ретрофлексии как сам ретрофлектирующий акт,
так и поведение, которое держится под контролем, являются
составными частями личности, и прежде всего нужно при-
нять тождество с обеими частями, а, во-вторых, - найти но-
вую интеграцию, в которой обе части найдут внешнее выра-
жение. Интроекция же состоит из материала-способа по-
ведения, чувствования, оценки,-который вы приняли в
свою систему поведения, но не ассимилировали таким об-
разом, чтобы это стало действительной частью вашего ор-
ганизма. Вы приняли это в себя насильно, посредством на-
сильственной (а, следовательно,-ложной) идентифика-
ции, так что, хотя теперь вы будете сопротивляться изъятию
этого, как будто это нечто вам дорогое, - но в Действитель-
ности это чуждое тело.
Человек - и как организм, и как личность - растет, ас-
симилируя новый материал. Сравнение обретения привычек,
отношений, верований и идеалов с процессом принятия фи-
зической пищи в организм, - может показаться поначалу
просто грубой аналогией, но чем больше мы всматриваемся
в детали каждого из этих процессов, тем больше понимаем
их функциональное сходство.
Физическая пища, когда она соответствующим образом
переварена и ассимилирована, становится частью организма;
однако пища, которая <ложится камнем на желудок>, - это
интроект. Вы сознаете, чувствуете это, и хотите освободиться
от нее. Если вы это делаете, вы выбрасываете ее из <своей
системы>. Предположим, однако, что вы подавляете свой
дискомфорт, тошноту и желание изрыгнуть пищу. Тогда вы
<держите ее внутри>, и либо в конце концов вам удается,
хоть и не без боли, переварить ее, или она начинает вас
отравлять.
Если это не физическая пища, а понятия, <факты> или
стандарты поведения, - ситуация аналогична. Теория, ко-
торой вы овладели, <переварена> в деталях, так что вы сде-
лали ее своей, и вы можете пользоваться ею гибко и эф-
фективно, потому что она стала вашей <второй натурой>.
Но <урок>, который вы проглотили целиком, без понимания,
доверяя, скажем, <авторитетам>, и применяете теперь <как
будто> это ваше, - это интроект. Хотя вы подавили перво-
начальное замешательство, когда это насильно в вас впихи-
валось, вы не можете реально использовать это знание, по-
тому что оно не стало вашим; в той мере, в какой вы загрузили
свою личность проглоченными кусками того и сего, вы ос-
лабили способность думать и действовать <от себя>, по-своему.
В этом пункте мы расходимся с Фрейдом. Он считал, что
интроекты нормальны и здоровы, - например, модели и
подражания, с помощью которых формируется личность ре-
бенка, - в особенности интроекции любящих родителей. Но
при этом он, очевидно, не различал интроекцию и ассими-
ляцию. То, что ассимилируется, не берется как целое, а пол-
ностью разрушается (деструктурируется), трансформируют-
ся и принимается избирательно; в меру потребности
409
организма. То, <гго ребенок получает от любящих роди-
телей, он ассимилирует, потому что это ему подходит, это
соответствует его нуждам и потребностям его роста. Не-
навидимые родители должны интроецироваться, прини-
маться как данное, хотя это противоречит потребностям ор-
ганизма. Это сопровождается неудовлетворением действи-
тельных нужд ребенка и репрессированием бунта и отвра-
щения. <Я>, состоящее из интроектов, не функционирует
спонтанно, оно состоит из понятий о себе-обязанностей,
стандартов> представлений о <человеческой природе>, навя-
занных извне,
Если вы поняли необходимость агрессивного, деструк-
тивного и реконструктивного отношения к любому опыту с
тем, чтобы он действительно стал вашим опытом, - вы мо-
жете понять и ранее упоминавшуюся оценку агрессии, вы
перестанете бездумно отбрасывать ее как <антисоциаль-
ную>, - что само основывается на интроекции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
тельное чувство облегчения и, естественно, я почти сразу
же заснул. Только на следующее утро я задумался, каково
же значение боли, но к этому времени, как я понял, было
поздно пытаться сознать это>.
<Первое напряжение, которое я почувствовал, - напря-
жение диафрагмы и слабый приступ тошноты. Когда созна-
вание усилилось еще больше, я почувствовал несколько кон-
вульсивных рвотных движений в районе диафрагмы, но они
были не слишком сильными и скоро прекратились, так что
вся область казалась расслабленной. Во все время тошноты
(хотя это не было тошнотой в обычном смысле) я старался
дать проявиться своим чувствам, и почти спонтанно я вдруг
почувствовал, что мои руки сжаты. Так же легко пришли
сильные движения головы из стороны в сторону, как при
отрицании, и прежде чем я осознал это, я уже произносил
слово <нет> громко и эмоционально. Я проделывал этот экс-
перимент вплоть до душения подушки, и как раз когда я это
делал, я увидел несколько визуальных образов, которые бы-
ли очень интересны и многое мне открыли. Мне не кажется,
что их нужно здесь описывать, поскольку они имели весьма
личный, интимный характер. Напряжения диафрагмы я те-
перь не чувствую, и надеюсь, что они больше не вер-
нутся>.
<Однажды дома никого не \ыло и некоторое время не
должно было быть, так что я решил делать эксперимент в
большой комнате, где, отодвинув стол, я мог иметь доста-
точно места для движения. Сначала я растянулся на полу
одетым. Это мешало мне. Впервые я мог полностью отдаться
манипулятивному эксперимешу и знал, что мне никто не
помешает, так что я подстелил одеяло, задернул занавески
и разделся. Чувствование тела удавалось мне лучше, чем
когда бы то ни было. Я был возбужден, мое дыхание уча-
щалось. Я сосредоточился на нем, пока оно, оставаясь все
же довольно частым, замедлилось настолько, что могло быть
глубоким. Я пытался вербализовать различные чувства, -
трепет в груди, плечах, предплечьях; в то время как я работал
403
над этими ощущениями, я почувствовал, что у меня начина-
ется эрекция. Непроизвольно я постарался остановить ее, и
тут же почувствовал боль в спине. Это было очень интерес-
но, потому что эту боль я давно знал, и теперь я начал
понимать, в чем дело. (...) ...Мой позвоночник был очень
напряжен. Ни поясница, ни шея не касались пола. Подняв
ноги, я почувствовал себя как-то неудобно. Основание по-
звоночника давило на пол,- это было усилие к тому, чтобы
выпрямить и опустить ноги. Ноги чувствовали напряжение.
Когда я начал сравнивать стороны тела, я нашел, что правая
сторона более расслаблена, чем левая. Правое плечо было
несколько приподнято, и большая часть веса приходилась
на левое плечо и левую ягодицу. Я ясно чувствовал, что
тазовая дуга поднята. Пока я просматривал различные мы-
шечные группы, я вдруг почувствовал страшное желание
выпрямиться. Я поднял руки и расправил плечевые мускулы.
Затем я спонтанно встал на "мостик", как делают борцы,
подняв все тело и поддерживая себя только на ногах и шее.
Когда я снова лег, я почувствовал себя релаксированным и
странно освобожденным. Позвоночник не был так напряжен,
поясница была ближе к полу, хотя шея и спина все же под-
держивались высоко. (...) ".Хотя значение всего этого не
стало для меня ясным, я чувствую, что оно начинает выяв-
ляться, и в целом я чувствую себя не столь запутанным, как
раньше>.
<Когда я лежала на кровати и выполняла этот экспери-
мент, я стала сознавать, что стыжусь своих гениталий. Мне
захотелось встать и прикрыться, но я продолжала лежать и
ждать, что будет происходить. Желание прикрыться рукой
стало очень сильным, и я вспомнила, как мама говорила мне:
"Хорошие девочки никогда не показывают себя", Я выросла
всемье, гдеоченьбольтоезначениепридавалосьморальной
добродетели. Эмоции, в особенности связанные с сексуаль-
ностью, подавлялись строгими внушениями и предупрежде-
ниями. Выполняя этот эксперимент, я почувствовала свои
естественные желания, но в то же время и страхи и предуп-
реждения, внушенные мне в детстве. Я поняла, что мне пред-
стоит большая работа по переоценке ценностей, прежде чем
я приду в согласие с собой. В моей жизни много незакон-
ченных дел, но мне становится все яснее, как делать эту
работу, и мне кажется, что хорошее начало уже положено>.
<Когда я приступал к этому эксперименту, мне казалось,
что до некоторой степени я уже понимаю, в чем дело; но я
был изумлен, увидев, как противоположные силы действуют
на тело. До недавнего времени я был неспособен испытывать
гнев, независимо от обстоятельств. Вместо этого я чувство-
вал себя задетым, начинал нервничать, и позже у меня на-
чинала раскалываться от боли голова. Лежа на полу с под-
нятыми коленями, я начал сознавать, что моя правая рука
вяло лежит рядом с телом, а левая скрючилась в сторону
со стиснутым кулаком. Для меня правая сторона представ-
ляет мои кроткие, неагрессивные тенденции, а левая - аг-
рессивные. Меня удивило, но совсем не обрадовало, что как
бы ни отстранять агрессию, она все равно выходит на по-
верхность в другой форме. Я иногда бываю очень саркасти\
ческим, но часто лишаю себя даже этой более или менее
тонкой формы нападения. Мне кажется, что когда я отка-
зался и от этого, я стал неспособен сознавать гнев. Это
сознавание вернулось ко мне во время этих экспериментов,
но я еще почти ничего не моту с этим поделать открыто.
Мне кажется как-то жестоко и несправедливо нападать на
кого-либо, какова бы ни была причина. Я знаю, однако, что
в действительности я хочу это делать, и в определенных
ситуациях это не только оправданно, но и необходимо.
Я делаю некоторые успехи в этом отношении, но я вижу в
себе огромное количество ретрофлексии, которую надо об-
ратить, и я стараюсь примириться с тем, что это потребует
много времени и работы>.
<Я отправился в свой театр теней и дал различным людям
появляться в моей фантазии и из нее. В конце концов поя-
вился сэр X. В этот момент я перестал наносить удары ку-
лаком воображаемому противнику и дал волю правой ноге.
Тут же я почувствовал судорогу в голени. Это очень удивило
меня, - не столько судорога, сколько мысль о том, чтобы
ударить кого-то. Я всегда ненавидел подобные действия, и
считал невозможным для себя даже помыслить о таком. А
тут я пытался заехать м-ру Х в лицо! Поскольку эксперимент
на этом прекратился, прекратилась и судорога. Однако сей-
час, когда я печатаю это, я чувствую, как опять появляется
напряжение в ноге. Теперь я задаю себе вопрос, можно ли
это считать примером ретрофлектированного поведения.
Значит ли это, что я пинал все эти годы себя самого, хотя
котел пнуть кого-нибудь другого. Пока я не знаю, как отве-
тить на этот вопрос, но я собираюсь вернуться к этому
исследованию>.
Следующий отчет мы цитируем относительно полно, по-
скольку в нем уделяется много внимания тонким деталям:
<Со временем я почувствовал, что могу выполнять двига-
тельно-мышечные эксперименты в течение все более и более
длительного времени, а также что я обретаю все более бы-
строе и полное сознавание внутренних деятельностей и на-
пряжений с каждой попыткой. Когда я попробовал это в
первый раз, в течение некоторого времени я не имел никакого
результата. Затем я начал сознавать свое сердцебиение, за-
тем его результаты - циркуляцию в конечностях и пульса-
цию в кровяных сосудах. Наэтом я потерял гештальт и уснул.
Второй эксперимент я начал негативно. Внезапно я со-
знал, что занимаюсь интроспекцией-то есть "уставился"
внутрь себя в попытке добиться каких-то результатов. Как
только я прекратил это, результат появился мгновенно.
Я не делал заметок во время эксперимента, так что не могу
сообщить обо всех моих ощущениях. Могу только сказать,
вспоминая то, что удается вспомнить, что ощущений было
много, и они приходили так быстро, что я бы не мог расска-
зывать о них, не вмешиваясь в протекание сознавания. Сна-
чала я снова почувствовал ту же циркуляцию, что и в первый
раз. В этот раз, однако, мне удалось поддерживать гештальт,
и я скоро был вознагражден за это определенным двига-
тельно-мышечным сознаванием. Тут были разного рода по-
калывания, электрические течения, и особенно маленькие
внутренние скачки в конечностях. Кажется, тревожности
почти или даже совсем не было, разве что какое-то слишком
сильное стремление, которое я сознаю как часть навязчивой
жажды преждевременного успеха. В какой-то момент я чуть
было не заснул опять, но, восстановив фигуру/фон, я обрел
приятное чувство преодоления этого сопротивления созна-
ванию.
Затем я почувствовал сильную боль в мышцах живота,
как будто кто-то ударил меня в солнечное сплетение. Однако
когда я попытался сосредоточиться на ней, она исчезла, за-
тем я почувствовал сильную боль в верхней части руки. Эта
боль осталась, когда я на ней сосредоточился, и даже уси-
ливалась в течение пяти минут. Она немного сдвигалась и
406
то усиливалась, то ослаблялась. Я попробовал свободные
ассоциации с моей жизненной ситуацией, чтобы посмотреть,
связано ли что-нибудь с этой болью. Я, честно, не помню,
как двигалась моя мысль в ато время, но что-то вышло на
поверхность, что заставило боль взорваться маленьким внут-
ренним грибком-бомбой. Я моту описать это чувство как
что-то вроде оргазма в области руки. Это чувство вырастало
до почти невыносимого напряжения, затем ослабло без раз-
решения, оставив во мне такое чувство, как будто ожидаемый
оргазм не состоялся. Тем не менее, когда я прекратил экс-
перимент, я чувствовал себя хорошо, в отличие от типичного
последствия неполного оргазма. У меня, однако, было такое
чувство, будто что-то ужасное чуть было не случилось. Я
должен также сказать, что, пока я печатал этот отчет, спон-
танно вернулось воспоминание об эксперименте более под-
робное, чем я мог себе представить, и внезапно я почувст-
вовал ту же боль в том же месте руки. Она есть и сейчас.
Это интересует, но и тревожит меня.
В этом месте я прервал работу, чтобы сосредоточиться
на вернувшейся боли в руке. Внутреннее сознавание пришло
сразу, но боль осталась. Внезапно я вытянулся всем телом
и начал дрожать от страха (буквально), эта эмоция удивила
меня и вызвала отвращение. Вьггянувшись, я почувствовал,
что хочу протянуть к кому-то руки - к матери. Одновре-
менно мне вспомнился случай, когда я именно это и делал.
Мне было тогда четыре года. Я путешествовал с родителями,
и мне очень сильно не понравился распорядитель гостиницы.
Я сделал что-то, что мне было запрещено, и мама сказала,
что, если я не буду вести себя как следует, она уйдет и
оставит меня с распорядителем, который в этот момент был
здесь.
Я заплакал и побежал к матери, вытянув руки. Она уте-
шила меня, и стала уверять, что она шутит, а распорядитель
смеялся надо мной и называл меня <маменькиным сыноч-
ком>. Все это может быть выдумкой, и я не удивлюсь вашему
скепсису. Я сам отношусь к этому скептически. Однако на-
сколько я только моту вспомнить, я не думал об этом эпизоде
ни разу с тех пор, как он случился, а сейчас я вспомнил его
так ясно, как будто это было вчера. Боль в руке все еще
остается, но она стала менее острой и распространилась на
большую площадь.
407
В следующем эксперименте на мышечные напряжения
сознавание пришло несколько более медленно, чем в про-
шлый раз, возможно из-за тревожности, которая возникла в
результате предыдущего эксперимента. Потребовалось око-
ло 15 минут, чтобы сформировалось сильное сознавание, на
этот раз это было в районе лица. Сначала я заметил тенден-
цию мускулов в углу рта слегка подниматься вверх, что по-
казалось мне попыткой улыбки. Прошло около десяти минут,
пока я понял, что это подергивание вверх было не улыбкой,
а частью движения лица в приступе плача. Поняв это, я
начал плакать. Я не позволял себе этого с раннего детства.
Смущение собственным поведением помешало в этот момент
дальнейшему развитию. Я не мог связать мое действие с
чем-либо в моей жизненной ситуации, кроме, может быть,
смерти матери,- два года назад; тогда я не мог плакать,
хотя хотел. Я стал сознавать, однако, что давление моей
нижней тубы на верхнюю и напряжения на лбу, о которых
я говорил ранее, - осуществляли препятствование плачу.
После эксперимента я чувствовал себя хорошо и был очень
счастлив, что мне стало доступным это внешнее выражение плача>.
VI. ИНТРОЕКЦИЯ
Эксперимент 15: Интроецирование и еда
В работе с интроекцией мы будем использовоть ту же
технику сосредоточения и развития, которая применялась к
ретрофлексии, но есть одно существенное различие в про-
цедуре. В ретрофлексии как сам ретрофлектирующий акт,
так и поведение, которое держится под контролем, являются
составными частями личности, и прежде всего нужно при-
нять тождество с обеими частями, а, во-вторых, - найти но-
вую интеграцию, в которой обе части найдут внешнее выра-
жение. Интроекция же состоит из материала-способа по-
ведения, чувствования, оценки,-который вы приняли в
свою систему поведения, но не ассимилировали таким об-
разом, чтобы это стало действительной частью вашего ор-
ганизма. Вы приняли это в себя насильно, посредством на-
сильственной (а, следовательно,-ложной) идентифика-
ции, так что, хотя теперь вы будете сопротивляться изъятию
этого, как будто это нечто вам дорогое, - но в Действитель-
ности это чуждое тело.
Человек - и как организм, и как личность - растет, ас-
симилируя новый материал. Сравнение обретения привычек,
отношений, верований и идеалов с процессом принятия фи-
зической пищи в организм, - может показаться поначалу
просто грубой аналогией, но чем больше мы всматриваемся
в детали каждого из этих процессов, тем больше понимаем
их функциональное сходство.
Физическая пища, когда она соответствующим образом
переварена и ассимилирована, становится частью организма;
однако пища, которая <ложится камнем на желудок>, - это
интроект. Вы сознаете, чувствуете это, и хотите освободиться
от нее. Если вы это делаете, вы выбрасываете ее из <своей
системы>. Предположим, однако, что вы подавляете свой
дискомфорт, тошноту и желание изрыгнуть пищу. Тогда вы
<держите ее внутри>, и либо в конце концов вам удается,
хоть и не без боли, переварить ее, или она начинает вас
отравлять.
Если это не физическая пища, а понятия, <факты> или
стандарты поведения, - ситуация аналогична. Теория, ко-
торой вы овладели, <переварена> в деталях, так что вы сде-
лали ее своей, и вы можете пользоваться ею гибко и эф-
фективно, потому что она стала вашей <второй натурой>.
Но <урок>, который вы проглотили целиком, без понимания,
доверяя, скажем, <авторитетам>, и применяете теперь <как
будто> это ваше, - это интроект. Хотя вы подавили перво-
начальное замешательство, когда это насильно в вас впихи-
валось, вы не можете реально использовать это знание, по-
тому что оно не стало вашим; в той мере, в какой вы загрузили
свою личность проглоченными кусками того и сего, вы ос-
лабили способность думать и действовать <от себя>, по-своему.
В этом пункте мы расходимся с Фрейдом. Он считал, что
интроекты нормальны и здоровы, - например, модели и
подражания, с помощью которых формируется личность ре-
бенка, - в особенности интроекции любящих родителей. Но
при этом он, очевидно, не различал интроекцию и ассими-
ляцию. То, что ассимилируется, не берется как целое, а пол-
ностью разрушается (деструктурируется), трансформируют-
ся и принимается избирательно; в меру потребности
409
организма. То, <гго ребенок получает от любящих роди-
телей, он ассимилирует, потому что это ему подходит, это
соответствует его нуждам и потребностям его роста. Не-
навидимые родители должны интроецироваться, прини-
маться как данное, хотя это противоречит потребностям ор-
ганизма. Это сопровождается неудовлетворением действи-
тельных нужд ребенка и репрессированием бунта и отвра-
щения. <Я>, состоящее из интроектов, не функционирует
спонтанно, оно состоит из понятий о себе-обязанностей,
стандартов> представлений о <человеческой природе>, навя-
занных извне,
Если вы поняли необходимость агрессивного, деструк-
тивного и реконструктивного отношения к любому опыту с
тем, чтобы он действительно стал вашим опытом, - вы мо-
жете понять и ранее упоминавшуюся оценку агрессии, вы
перестанете бездумно отбрасывать ее как <антисоциаль-
ную>, - что само основывается на интроекции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57