У токсичных людей отсутствует хорошо функциони-
рующая система, устраняющая яд. Мы далеки от истин-
ного понимания связи - а возможно и идентичности -
между поведением организма и поведением личности.

<Я думаю, ты сделал несколько купюр и вставил свою
химию. Я еще не вижу связи химии с моралью>.

Мне нравится формулировка> что мораль изначально
является не этическим, а организменным суждением. Вер-
немся к моим <плохим> годам. Мое поведение заставило
моих родителей чувствовать себя плохо. Они ощущали
раздражение, гнев, отвращение. Они не говорили: <м н е
плох о>. Они говорили: <ты плохой> или в лучшем
случае <ты делаешь банально>.

Другими словами первичная реакция проецировалась
и становилась моральным суждением. Следующий шаг
таков - определенные формы поведения называются
обществом <плохими> и даже возводятся до статуса <пре-
ступления>.

То же самое применимо к обратному. Мальчик, ко-
торый не получает похвалы, делает так, что его окружение
чувствует себя хорошо. Теперь на него наклеен ярлык
<хороший мальчик>, и он имеет право на похвалу, конфеты
и медали.

Обучение, эго-границы, образование, правосудие, из-
менение, проекция и многие другие явления начинают
становиться на свои места.

Я, ты, родители, общество, супруги говорят: <Мне
хорошо в твоем присутствии, мне комфортно. Я называю
тебя <хорошим>. Я хочу, чтобы ты всегда был со мной.
Я хочу, чтобы ты всегда был таким, как сейчас>.

Я, ты, родители, общество, супруги говорят: <Мне
плохо с тобой. Мне некомфортно. Если мне всегда будет

плохо с тобой, я не хочу тебя. Я хочу устранить тебя.
Тебя не должно быть. Там, где ты, не должно быть
<ничего>.

Я, ты, родители, общество, супруги говорят: <Иногда
мне хорошо с тобой, иногда плохо. Когда ты хороший,
я истекаю доброжелательностью и люблю тебя, и по-
зволяю тебе разделить это. Когда ты плохой, я ядовит
и наказываю, истекаю местью и ненавистью, и позволяю
тебе разделить мой дискомфорт>.

И мы говорим: <Мы не выносим твое изменение от
хорошего к плохому и от плохого к хорошему, мы со-
бираемся изменить тебя, обучить тебя с помощью воз-
награждения и наказания. Мы обучим тебя - путем
повторения хорошего поведения, пока ты, дьявол, не
превратишься в ангела, или по крайней мере, в факсимиле
ангела\ пока ты не станешь таким, каким ыы. Мы, Мы
хотим, чтобы ты стал>. Мы переносим ответственность
на тебя. Мы снимаем свою ответственность, наше осоз-
нание нашего дискомфорта. Мы делаем вид, что твое
поведение ответственно, что т ы должен отвечать за
наши потребности. Мы обвиняем тебя, и мы реагируем
на тебя. Мы можем быть всеприемлющими святыми, как
Карл Роджерс, или гневно ощетинившимися, подагриче-
скими мизантропами, отвергающими любое вторжение в
нашу тайну. Мы могли бы убить тебя или заключить в
тюрьму, если ты плох, ты должен быть изолированным,
пока не раскаешься и не пообещаешь быть хорошим.
Тебя отошлют в твою комнату, если ты ребенок, поместят
за закрытые двери, если мы назовем тебя преступником
или сумасшедшим, в концентрационный лагерь, если ты
противостоишь диктатору. Если ты хороший, мы инден-
тифицируемся с тобой, потому что ты индентифициру-
ешься с нами. Если ты плохой, мы отчуждаем тебя. Ты
не принадлежишь нам, если ты хороший, мы слиты с то-
бой, если ты плохой, мы воздвигаем стену между нами. Ни
в коем случае мы не вступаем в контакт. Ибо контакт -
это понимание различий. Слияние - это понимание тож-
дества. Изоляция - это осуждение различий. Короче,
ощущение хорошего и плохого ре1улирует структуру эго.

Изален в\овь в кризисе. Финансовый тупик преодолен,
но на карту поставлено нечто более фундаментальное.

208

Изален стал символом, как в Штатах, так и за их пре-
делами, гуманистически экзистенциальной революции,
поиска и активизации новых путей к здоровью, росту и
развитию человеческих возможностей.

Майк Мэрфи, слишком обеспокоенный тем, чтобы каж-
дому предоставить возможность <делать свое дело> и
из-за необходимости оставаться с финансовой стороны
платежеспособным, не проявляет необходимой проница-
тельности, чтобы не допустить сорняков или, по крайней
мере, препятствовать им в душении цветов. Историческая
миссия Изалена поставлена на карту. Неподготовленные
юнцы ведут случайные группы: <Мы зависим от ЛСД.
К черту диагностирование и вмешательство в пограничные
случаи. К черту реакции разочарования, когда обещанная
"самоактуализация" не удается>.

Если бы американцы среднего класса усвоили тот
факт, что они могли бы стать поистине живыми, если
бы они подошли к возможности увидеть, что это более
важно для жизни, чем производство, забота о вещах,
штрафах.

Но они приходят неподготовленными. Они боятся вы-
сказываться откровенно, если с ними разговаривают об
этом или о том, что такая уловка или техника - это
правильный путь, и они становятся фальшивыми другим
способом.

Мы только что начинаем открывать эффективные
средства и пути роста, которые могут произвести изме-
нения. Будет ли это захлестнуто волной чудачества и
людьми, которые ничего не могут произвести, кроме
бума? Победят ли подделки или выживут настоящие
искренние люди?

Несмотря на этот рассадник, большая часть персонала
здесь - настоящие люди. Они зарабатывают мало денег,
но имеют привилегию быть самими собой. Многие из
них прекрасные и милые. Конечно, некоторые непутевые
и фальшивые люди проникают также, но обычно их
выставляют рано или поздно.

Без этого Изален не был бы таким уникальным местом,
каким он является. В жизни я никогда не любил и не
уважал так много людей, как здесь. Кроме Селига, мне
хотелось бы отметить Эда Тейлора и Тэдди, двух из

209

немногих людей в этом мире, которым я безгранично
доверяю.

Эд - барбароссец, рыжебородый пианист и пекарь.
Я уже писал, что он печет хлеб, который делает Изален
знаменитым. Я люблю играть с ним в шахматы. Боль-
шинство шахматистов стремятся к победе, это компуль-
сивные компьютеры, отнимающие много времени, стано-
вящиеся ненавистниками, когда проигрывают, забывая,
что мы играем в игру.

С Эдом не так. Мы - играем. Мы развлекаемся.
Сделать королю мат - для нас просто игра, одно из
правил игры. Ходы не являются безвозвратными обяза-
тельствами. Мы сохраняем это для реальной жизни.

Тэдди - прекрасная женщина. Это звучит как-то
старомодно. Давайте лучше скажем, она превратилась в
прекрасную женщину. Я знаю, люди легко пользуются
словом <прекрасный>. Я пользуюсь им редко. Утонченная,
нарядная, хорошо сложена. Ничего вульгарного. Такому
неистовому, каким я являюсь, нравится контраст ее скром-
ного образа жизни. Дружба с примесью любви. Восхи-
щение и некоторое молчаливое неодобрение. С Тэдди я
всегда знаю, где я.

Я не могу сказать того же о Лоре. Даже через столько
лет я по-прежнему смущаюсь. Мы познакомились около
сорока лет. назад с помощью Фреда, который также
работал в институте Гольдштейна.

Она была самой старшей из троих. Мне нравилась ее
сестра Лайзель. Когда мы снова встретились в 1936 году
в Голландии, у нас было несколько любовных встреч.
По сравнению с тяжеловесностью Лоры, се интеллекту-
альной и артистической увлеченностью, она была просто
восхитительной и кокетливой. Самым младшим был Ро-
берт, с кем Лора, по-видимому, обращалась с презрением,
как с ребенком. Роберт и я не любили друг друга, чего
мы никогда не преодолели. Когда я приехал впервые в
Штаты один, я жил короткое время с его семьей. Это
было, мягко выражаясь, очень неприятно, как те семнад-
цать лет в Германии, когда я считался отверженным,
который посмел Вторгнуться в зажиточную семью По-
знеров.

210

На самом деле все было наоборот. Я несколько раз
пытался удрать от Лоры, но она всегда ловила меня.

Я уже упоминал отца Лоры, который любил ее, баловал
и позволял всегда поступать по-своему. Ее мать была
очень чувствительной женщиной, любящей пианино, но
тугая на ухо, что являлось причиной ее замкнутости.
Лора испытывала к ней глубокую неприязнь. Мне она
скорее нравилась, и я нравился ей. Она посещала нас в
Южной Африке и настаивала на возвращении назад,
причем забрала с собой свои драгоценности, чтобы на-
цисты не сердились на нее.

Мне хорошо, когда я пишу о Лоре. Я всегда испытываю
смесь защиты и агрессивности. Когда родилась Рената,
наша первая дочь, я полюбил ее и даже начал примиряться
со статусом женатого человека. Но когда позднее меня
обвинили в чем-то, что было ошибочным, я начал все
больше и больше отдаляться от своей роли. Они обе
жили, может быть, по-прежнему живут в особенно тесном
симбиозе.

Огив, наш сын, родился в Южной Африке, и сестра
всегда относилась к нему, как к тупице. Он развивался
в противоположном направлении. В то время как Рената
была лживой, он был настоящим, медлительным, зави-
симым, скорее боязливым и упрямым, когда предлагали
принять какую-нибудь помощь. Я был тронут, когда по-
лучил в последнее Рождество первое персональное и
теплое письмо от него.
У нас четверо внуков, правнуков еще нет.
Возможно, когда-нибудь я почувствую себя, так ска-
зать, <разложенным по полкам>, и напишу о своем ком-
пульсивном любопытстве, направленном на созерцание
эротических сцен, сосредоточенном вокруг Лоры, о ее
иногда блестящей интуиции и о ее заботе обо мне, когда
я бывал болен.

Сейчас для меня становится очевидным, что мы, в
сущности, жили параллельно друг другу, с относительно
немногочисленными взлетами ощущений сильной вражды
и любви, проводя большую часть наших разговоров в
утомительных играх <можешь ли ты ударить это>.

Лора была, как многие наши друзья, против того,
чтобы назвать наш подход гештальттерапией. Я думал о

211

терапии-концентрации или о чем-то таком, и отверг это.
Это означало бы, что моя философия-терапия была бы
фактически категоризирована как одна из сотен других
терапий, которые на самом деле соответствуют этому.

Я стремился к позиции <все или ничего>. Никаких
компромиссов. Или американская психиатрия когда-ни-
будь воспримет гештальттерапию как единственную ре-
алистичную и эффективную форму понимания, или иначе
она погибнет в развалинах гражданской войны или атом-
ных бомб. Лора не называла меня всуе смесью бездельника
и пользы.

В 1950 году Арт Цеппос воспользовался возможностью
опубликовать книгу, которая вела, как и большая часть
его публикаций, по избитому пути. Он, безусловно, ри-
сковал, и рисковал здорово. Спрос на гештальттерапию,
популярность ее постоянно росла год от года. И теперь,
через восемнадцать лет, популярность се все еще растет.

Я предсказывал, что потребуется еще пять лет, чтобы
протащить заглавие, другие пять лет - заинтересовать
людей в содержании, еще пять лет для принятия, и
другие пять лет - для гештальт-взрыва. Это приблизи-
тельно то, что происходит. Моя философия останется
здесь. Сумасшедший Фритц Перлз становится одним из
героев в истории науки, как кто-то назвал меня на съезде,
и это происходит еще при моей жизни.

Два года назад нам едва удалось получить один список
делегатов съезда АРА (Ассоциация психиатров Америки).
В прошлом году я получил продолжительную овацию.
У нас было волнующее празднование 75-летия со дня
рождения с банкетом и собранием вкладов в гештальт-
терапию и фильм Дика Чейза.

Статья Джо Адамса была сюрпризом для меня. Он
живет в доме на побережье и является скорее застенчивым
и скромным малым. Я никогда нс думал, что он ценит
меня и мою работу. Он никогда не посещал мои семинары.
Там была крайне познавательная дискуссия <бессмерт-
ных>, и Перлз был среди них.

Другим сюрпризом была статья Арнольда Бейсера,
которая по стилю и содержанию может быть названа
классической.

212

" Я знаю Арни так много лет. Здравствуй, Арни. Хорошо

быть с тобой, только в воображении. Я знаю, мы любим
. друг друга, но, однако, мы всегда свободны от самосоз-
нания, когда встречаемся. Ты выглядишь таким хрупким
в своем кресле. Я никогда не спрашивал тебя, как это
" ощущается - невозможность вытянуть свободно свои
руки, когда хочешь обнять кого-нибудь. Какая храбрость -
прийти к соглашению с жизнью после того, как, сильно
увлекаясь спортом, заболеть детским параличом и суметь
едва выжить.

Как ты поживаешь в своем тренировочном центре?
Как Рита?

Я хочу сказать тебе, какую превосходную статью ты
написал.

Так мало людей понимают парадокс изменения.
Я часто думал, что не буду признан, потому, что я
на 20 лет опередил свое время, но вижу, что у тебя
перспектива лучше. Ведь мир так быстро меняется.

Когда Клара Томпсон предложила мне стать обуча-
ющим аналитиком в Вашингтонской школе, я отклонил
это. Я отказался от намерения регулировать общество,
которое недостойно быть регулируемым. Поскольку шко-
лы проповедуют регулирование истории до какой-то точ-
ки) а именно - прошлое, они создают только потерян-
ные души.

Я, мы создаем прочный центр в нас самих, мы ста-
новимся похожими на утесы, обтекаемые волнами.

Я знаю, что это слишком преувеличенная метафора.
Вы предложите свое сравнение из своего опыта, и не
будете пользоваться этим. Спасибо тебе, Арнольд Бейсер,
за твое понимание, доверие и храбрость.

В работе с больным или с кем-то другим, кого я
встречаю, я особенно насторожен к тому, хочет ли он
понравиться или не понравиться, хочет ли он играть
хорошего или плохого мальчика.

Если он хочет не понравиться мне, контролировать
меня, бороться со мной, забавляться мной, вызывать меня,
мне не интересно. На самом деле, я под контролем
потому, что я не пытаюсь контролировать его. Я моту
отказаться работать с ним. Часто после того, как я от-
пускаю его с горячего кресла или, в редких случаях,

213

выкидываю его из группы, если он слишком деструк-
тивен, - он, обычно, возвращается назад тут же с изум-
ляющей готовностью работать. В конце концов, в каждом
хулигане есть трус, так же, как в каждом хорошем маль-
чике есть злобный ребенок.

Хороший больной, как и хороший мальчик, хочет под-
купить своим поведением. Если терапевта интересуют
детские воспоминания, он в изобилии приносит воспо-
минания. Если терапевт ориентирован на проблемы, он
приносит проблемы, и если истощается запас проблем,
он создает новые.

Если требуются переживания, он мобилизует свою
историю и раздувает свою кротовину до состояний экс-
таза. Он будет предлагать головоломки интерпретатору,
падение в обморок - внушающему, сомнение - убеж-
дающему, и т. д. и т.п.- что угодно, чтобы сохранить
свой невроз.

Мы возвращаемся туда, откуда мы начали, к проблеме
идентификации. Идентифицируемся ли мы с настоящим
<я> или сливаемся с окружающей средой настолько, что
ставим себя в положение скорее реагирующих, чем дей-
ствующих, выражающих, опережающих. Теории регули-
рования отдают предпочтение социальным требованиям.
Многие философии и все религии осуждают потребности
организма как эгоистичные и животные. Наилучшие ре-
шения происходят, конечно, когда потребности <Я> и
общества совпадают. В <общество> я включаю родителей,
супругов, терапевтов, учителей и прихлебателей, как
внешнее, так и внутреннее общество интроектов. Нере-
шенность того, кому понравиться - себе или другим -
образует невротический конфликт.

Обе стороны полны опасности. Если мы на стороне
ангелов, нам придется жертвовать, отказываться, отчуж-
дать, подавлять, проектировать и т. д. большую часть
наших возможностей. Если мы идентифицируемся с на-
шими потребностями, нас могут наказать, выбросить, пре-
зирать и оставить без внешней поддержки. Терапевти-
ческое решение - это рациональность, осознание, что
многие из наших катастрофических ожиданий не оправ-
даны, что многие из интроектов устарели, это только
бремя. Соприкасаясь с окружающей средой и с собой,

214

больной учится различать свои фантазии и свою оценку
реальности.

Пока конфликт между индивидом и обществом оче-
виден и известен каждому, пока конфликт между тем,
продаться ли обществу или следовать своим путем, не
является чем-то новым, пока разделение между подчи-
няющимися и бунтовщиками остается неизменным в по-
колении, слишком мало известно об интернализации этих
конфликтов, и о том, как найти интегральное решение.

Такое решение требует понимания функции границы
<я> и границы эго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57